Люди в сером 3: Головоломки

* * *

Знакомый уже склад, не прячущийся в темноте, а ярко освещенный всеми лампами, словно в праздничной иллюминации. В дальнем конце полукругом стояли сектанты. Теперь Серегин мог разглядеть их. Здесь были и мужчины и женщины. Худые и толстые, молодые и изрядно пожившие, хотя, как отметил Серегин, явных стариков не было, равно как и детей. В шикарных джинсах от Леви Страуса и мятых бесформенных штанах (брюками это чудо рукотворной природы называть язык не поворачивался) фабрики «Большевик». Загорелые до бронзового отлива и бледные, как вытащенные из темного подвала тараканы… Короче, все они были разные, но здесь и сейчас их объединяло одно — лихорадочное, нетерпеливое, хотя и смиренное ожидание.

Перед ними, в точке фокуса полукруга, стоял Векшин Аврелий Борисович, широкоплечий, коренастый, в свободном сером балахоне, скрывающим наметившееся брюшко. Но это был не школьный учитель, изо дня в день вдалбливающий в тупые головы тупых учеников скучные истины, и не и не жалкий, в два счета раздавленный Вольфрамом, думающий только о том, чтобы выжить, хотя и пытающийся временами хорохориться человечек. Нет, это был Вождь, Пророк, Святой, который был удостоен при жизни аудиенции у самого Господа и теперь несущий свет Вечной Истины страждущим. Он говорил, и голос, звучный, полный внутренней силы, наполнял, казалось весь склад, и даже в этом просторном помещении ему было тесно.

— Братья и сестры, — говорил Святой и Чудотворец Векшин, — все мы привыкли, что Господь где-то там, в недосягаемой неизвестности под названием Вечность. Светские власти отрицают его вообще. Священники и жрецы всех религий обещают с ним встречу лишь после кончины наших бренных тел. Но мы-то хотим встретиться с Ним здесь и сейчас. Хотим мы этого, братья и сестры? — возвысил он голос.

— Хотим! — выдохнули в едином порыве собравшиеся.

— Хотим мы увидеться с нашим Господом пока еще живы? — вопрошал Чудотворец.

— Хотим!

— Хотим побеседовать с ним, как со старым другом? Хотим мы спросить его, правильно ли мы живем?

— Хотим!

— Но каким мы хотели бы предстать перед Господом нашим? — еще сильнее возвысил голос Святой. — Жалкими попрошайками, молящими и милости, молящими даровать недостойным все блага, которых они не смогли добиться в жизни? НЕТ! НЕТ, НЕТ И ЕЩЕ РАЗ НЕТ!!! — голос Векшина стал оглушительным, и Серегин, впервые наблюдавший эту сцену, заподозрил, что у него где-то в балахоне скрытый микрофон, а кругом замаскированные мощные динамики.

— Мы не хотим быть перед Господом нашим нищими побирушками, — продолжал, немного понизив голос, Чудотворец Векшин. — Мы хотим встретиться с ним равными собеседниками, добрыми друзьями, коллегами, если угодно, единомышленниками и единоверцами. Мы хотим, чтобы Господь и Создатель мог гордиться нами. И это возможно, братья и сестры! На самом деле смысл жизни всех нас в целом и каждого в отдельности прост и понятен каждому. ЭТО Я ГОВОРЮ ВАМ: ПРОСТ И ПОНЯТЕН! — вновь громыхнул Пророк нечеловеческим голосом.

— Прост и понятен, — пророкотали в ответ собравшиеся.

— Мы хотим встретиться с Господом нашим и Творцом, как равные, как друзья. Но для этого каждому из нас надо стать таким же Господом и Творцом. И это возможно. Это достижимо. Это достижимо не в каком-то мифическом раю. Это достижимо не через бесконечную череду смертей и возрождений. Нет! Это достижимо прямо здесь, в нашей кажущейся такой короткой, но на самом деле бесконечно длинной жизни. Я собрал вас здесь, чтобы показать, как это сделать, как стать Творцами и Созидателями! Церковь и Библия нас учат, что в Начале нашей вселенной было Слово! Это не так, братья и сестры! Они ошибаются! Слово не может витать в совершенной пустоте. Слову, как всякому звуку, нужна опора, среда, нечто уже существующее. Нет, в Начале было не Слово! В Начале была Мысль, братья и сестры! Именно Мысль, потому что лишь Мысль — Всемогуща. И у всех у нас есть эта Мысль, братья и сестры!

Олег стукнул Серегина локтем, заставив с неудовольствием повернуться, и зашептал:

— А демагог-то он тот еще, наш чудотворец, — Ляшко усмехнулся. — Это ж только темнота деревенская не знает, что то «Слово» из Евангелия — это древнегреческий Логос, то есть слово, знание, разум, намерение, мысль — все вместе взятое.

Серегин некоторое время рассматривал Олега, на лице которого опять отразилось всезнайство, и зазнайство тоже. К стыду своему, Серегин про «Логос», и про то, какую связь он имеет с Евангелием, почти ничего не знал — не учили его этому на кратких курсах «Консультации», а уж в школе милиции, да и в обычной школе, и подавно не преподавали.

«Чудотворец» снова взревел, заставив Серегина вернуть взгляд.

— ИСТИННО Я ГОВОРЮ ВАМ: У ВСЕХ НАС ЕСТЬ МЫСЛЬ! — надрывался Векшин. — Вы станете Создателями, и я научу вас — как. Не скажу, что будет просто. Не скажу, что будет быстро. Много трудов потребуется от вас на этом Пути, тяжких трудов. Но верьте мне — оно того стоит! ИСТИННО ВАМ ГОВОРЮ: ПОТРУДИТЕСЬ СЕЙЧАС, ЧТОБЫ ПОТОМ ВЕЧНО ПОЖИНАТЬ ПЛОДЫ! Но все это только слова, скажете вы? Нет, братья и сестры! НЕТ, и я докажу вам это. Докажу прямо здесь и сейчас. Смотрите и внемлите.

Серегин невольно вздрогнул, увидев, что при последних словах Векшин стал плавно и медленно подниматься в воздух прямо на глазах зачарованно глядящих на него людей. В воздухе он держался прямо и уверенно, лишь немного раскинул руки и балансировал ими, как акробат на канате. Понявшись на высоту полутора метров, он остановился и с легкой улыбкой посмотрел на своих обомлевших — хотя они наверняка не раз присутствовали при этом чуде — прихожан. Серегин тоже оторопел. Он не мог понять, в чем тут подвох. С одной стороны, он твердо знал, что человек не может летать без всяких технических приспособлений. С другой стороны, яркий свет на складе и стоящие полукругом люди, буквально со всех сторон видевшие Чудотворца с расстояния в пару метров, не давали никакой возможности для какого-либо хитрого фокуса. Но Векшин уверенно парил в воздухе и падать не собирался.

Потом он вдруг раскинул руки в стороны, и Серегин вздрогнул, когда из растопыренных пальцев Чудотворца вылетели с громким треском голубоватые молнии и веером разлетелись прямо над головами прихожан. Но те и не думали разбегаться, видно, и это чудо было им знакомо, не впервой они наблюдали его.

— Ну, хватит, — сказал Вольфрам, сунул руку под столешницу, и большой экран на боковой стене «допросной» погас. Вспыхнул свет.

— Кино окончено, — с хищной усмешкой сказал сидящий напротив сникшего Векшина Вольфрам.

* * *

— Кино окончено, — повторил Вольфрам. — Finita la cinema (Кино окончено. Фр.). Поговорим теперь, как серьезные люди.

— Каким… — Векшин осекся и закашлялся. — Откуда эта запись?

— Это с вашего предпоследнего выступления, — снова усмехнулся Вольфрам, — если учесть, что последнее мы не дали вам завершить. Аврелий Борисович, давайте начнем говорить серьезно. Как вы поняли, просматривая запись, взяли вас не случайно. Это финал давней, тщательной разработки. Вот здесь, — Вольфрам постучал указательным пальцем по папке, — зафиксирована вся ваша жизнь, буквально с самого рождения. Так что в ваших интересах будет отвечать на мои вопросы правдиво и полно.

Серегин, глядя — или подсматривая? — на эту сцену из соседней комнаты через потайное окно, восхищенно помотал головой. «Тщательная разработка» заключалась в том, что они сунули в склад скрытую камеру и записали предыдущую сходку сектантов. Потом, правда, пришлось неделю следить за ним в ожидании следующего собрания — Вольфрам почему-то хотел взять Векшина именно во время собрания, а не дома на отдыхе. Может, рассчитывал, что искомый артефакт непременно должен присутствовать во время чудес? Но этот план провалился. Артефакта на складе не оказалось. Так что слова Вольфрама о тщательной разработке были чистейшим блефом.

— Давайте, — Чудотворец пригладил ладонью волосы. — Давайте говорить серьезно. Поверьте, я не знаю, правда, не знаю, чего вы от меня хотите.

— Чистосердечного признания, — жестко сказал Вольфрам.

— Но мне не в чем признаваться, — отчаянно закричал Святой. — Что бывает у нас на собраниях, вы не только видели, но и засняли на пленку. А больше ничего нет. Ничего!

— Как я уже сказал, меня интересуют ваши чудеса. При сеансе левитации, например, камера не зафиксировала никаких… гм… вспомогательных приспособлений. Вы что, действительно умеете летать?

— Ну-у… — развел руками Векшин, — видите ли…

— Никаких «видите ли», — отрезал Вольфрам. — Да или нет? И если да, то продемонстрируйте мне это. Прямо сейчас и здесь.

Векшин опустил голову и уставился на стол, будто надеялся там найти ответ. Потом тяжело вздохнул.

— Видите ли, товарищ…

— Гражданин следователь, — с нажимом исправил его Вольфрам.

— Да… гражданин следователь… Я… Я не умею летать…

— Значит, все же аппарат? — недоверчиво прищурился Вольфрам. — Механическое приспособление? Но какое? Невидимых веревок не бывает. — Векшин затряс головой. — Не хотите же вы сказать, будто раскрыли секрет антигравитации. — Несостоявшийся Чудотворец снова отрицательно замотал головой. — Тогда сдаюсь, — развел руками Вольфрам. — Раскройте же мне вашу тайну.

Векшин вторично вздохнул.

— На самом деле, все очень просто, — сказал он, поднимая голову, но тщательно пряча от Вольфрама глаза. — Господь может дать все тому, кому это действительно требуется и кто искренне верит.

— Надеюсь, вы мне не будете сейчас заливать в уши, что это Господь поднимает вас в воздух всякий раз, когда вам действительно требуется продемонстрировать своим прихожанам чудеса? — предостерегающе спросил Вольфрам.

— Да нет же, — отмахнулся Векшин. — Здесь все физика. Чистая физика. Некоторые интереснейшие свойства Вселенной, разрабатывать которые забросили еще в сороковые года.

— А конкретнее?

— Старый эффект Аркадьева, открытый еще в начале века. Парение магнита над сверхпроводником.

— Что-то не помню я такого из школы, — недоверчиво покрутил головой Вольфрам.

— А в школе это и не изучают, — сказал Векшин. — Видите ли, я с детства увлекался физикой…

— А стали учителем биологии, — вставил Вольфрам.

— Так уж вышло, — развел руками Векшин. — Превратности судьбы.

Он буквально на глазах преображался, становясь из раздавленного страхом таракана лектором, чуть свысока поучающим туповатую аудиторию.

— Все очень просто в исполнении, — продолжал Векшин. — Контейнер с жидким азотом, превращенный в аккумулятор, спрятан под досками пола. В ботинках пластинки электромагнита, в обшлагах рукавов балахона, — Векшин потряс руками, — дистанционный выключатель и реостат, с помощью которого, увеличивая и уменьшая силу тока, я регулирую высоту парения — могу чуть подниматься над полом, а могу взмывать к самому потолку. Все очень просто, хотя и не дешево обошлось, — он смущенно улыбнулся. — Правда, движение возможно только по вертикали, горизонтальное гораздо сложнее…

— Да-а, век живи, век учись, — протянул Вольфрам. — Правильно было сказано еще на заре века: религия — опиум для народа. Значит, все остальные ваши фокусы — метание молний, чтение мыслей, — тоже сплошная физика.

— Еще и немного психологии, — скромно потупился Векшин. — Но вы не подумайте, я все это не корысти ради. Просто все мы еще в начале Пути, многого пока не можем и лишь стремимся к Совершенству. А люди весьма недоверчивы. Они постоянно требуют подтверждения моих слов и теорий. Чудеса им подавай, да и только. А взносы все я трачу лишь на благое дело нашего Общества, — вдруг поздновато спохватился он.

— Ну, доходы и на что вы их тратите, меня интересуют меньше всего, — «успокоил» его Вольфрам. — Ими будут заниматься совсем другие люди, если сочтут это нужным. А давайте мы с вами поговорим сейчас о Леснике.

— О ком? — не понял, или сделал вид, что не понял Векшин.

— О Павлове Сергее Федоровиче, известном также под кличкой Лесник. Неужели не знаете? Вы же с ним были друзьями.

— А-а, вы о Сереге? — сказал Векшин. — Но что о нем говорить? Он же умер в прошлом году. Какой-то там пожар в лесу, что ли. Я, честно, не совсем в курсе. Да и насчет друзей — это слишком громко сказано. Ну, собирались раз в пару месяцев. Ну, выпивали там, беседовали…

— Вот об этом и поговорим, — кивнул Вольфрам. — Только погодите минуточку…

Он быстро вышел из «допросной», тщательно прикрыв за собой дверь, и сунул голову в соседнюю комнату.

— Так, мужики, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, — кто-нибудь, живенько ноги в руки, слетайте к медикам. У них должен быть протокол осмотра вещей и одежды объекта. Живенько притащите мне копию. — И вернулся в «допросную».

Серегин с Олегом переглянулись. Серегин знал, о чем идет речь. Пока Векшин проходил процедуры «приведения в чувства» после «усыплялки», медики специальными сканерами просветили его одежду, изъяли все вещи из карманов и составили по ним протокол. Вот его-то и велел принести Вольфрам.

— Кто пойдет? — задал риторический вопрос Серегин.

— А ты не догадываешься? — издевательски усмехнулся Олег. — Разумеется, самый молодой. У тебя ножки должны быть еще не уставшие.

— Ах, ты, «дедушка», — протянул Серегин, но ничего другого ему не оставалось, пошел, хотя очень хотелось услышать, что будет Векшин рассказывать про Лесника.

Разумеется, у медиков пришлось задержаться гораздо дольше требуемого. Вначале не было на месте того, кто конкретно изучал имущество Чудотворца (Векшин проходил по «Делу» в «Консультации» именно под такой кличкой). Потом он появился, но не мог вспомнить, куда именно сунул протокол. Наконец, протокол был откопирован, подшит, помечен штампом «копия» и торжественно вручен Серегину.

Серегин помчался обратно в Следственный Сектор, но, конечно же, многое пропустил. Разумеется, вся беседа-допрос записывалась на видео, но было проблематично, что Серегину дадут потом просмотреть эту запись. Он уже понял, что в «Консультации» не принято отягощать своих сотрудников излишней информацией. А кто решает, что лишнее, а что — нет? Разумеется, начальство. В данном конкретном случае это будет решать Вольфрам…

— Ну, как? — полушепотом спросил Серегин, почти вбежав в комнату, где в одиночестве сидел Олег.

Здесь не было ни диванчиков, ни прочей удобной мебели, а только жесткие стулья со спинками, заставляющими вспомнить инквизицию. Но Олег и на таком стуле умудрился развалиться в самой похабной позе.

— Нормалек, — лениво бросил тот взмыленному Серегину. — Не мешай, стажер. Скоро уже закончат.

— …есть детектор лжи. Хотите, чтобы вас допросили на нем? — устало говорил Вольфрам. Он явно выдохся и потерял интерес к беседе.

— Да правду я вам говорю, правду! — чуть ли не был себя в грудь измочаленный, со всклокоченными редкими волосами несостоявшийся Чудотворец. — Никогда не видал я у Серого никаких аппаратиков и прочих прибамбасов. Уж если бы видел, то запомнил бы. Сами должны бы уже понять.

— Не забывайтесь, Векшин! — рявкнул Вольфрам. — Ваше дело отвечать на вопросы.

— Так я же и отвечаю, — чуть не плакал Святой. — Не знаю, что у него там было или не было дома. Не бывал я у него в гостях, у меня всегда собирались или на природе, так что врать не буду. А при нем не бывало ничего такого. И сам он их мне не демонстрировал, и случайно я у него ничего не видел.

— На природе? — встрепенулся Вольфрам. — А где именно вы пили на природе? В определенном месте или где придется?

Векшин шумно выдохнул и провел дрожащими ладонями по покрасневшему от страха и усердия лицу.

— Ну-у… Когда как, — сказал он. — Раз на раз тут не приходилось. Собственно, действовали мы по погоде. Летом да при солнышке — почему бы и за город не вылезти. В скверике-то где мусора… прошу прощения, милиция не дала бы культурно посидеть. Особенно последнее время лютуют они насчет распития в общественных местах. Да и вообще, в кино уже стало не сходить днем или там в магазине в очереди постоять — тут же патруль. Предъявляй им документы и доказывай, что законно ты в кино пошел, а не с работы сбежал, как последний прогульщик. Впрочем, это вы и сами знаете…

— Знаю, — с полным знанием дела кивнул Вольфрам, словно сам ходил в таких патрулях. — Вы лучше ближе к делу, о пикничках ваших.

— Так я же и так к делу, — обиделся Векшин. — Самое милое дело — за город. Сел на трамвай, доехал до конечной, а там пара шагов — и в лесу. Дорога там есть малохоженная. Садоводств в том направлении никаких, а тянется эта дорога аж, говорят, от Вирска и до самого Байкала, и встретить на ней можно разве что грибников, если сезон. А лес — он лес и есть. И под каждый кустом готов стол и дом — как-то так. Ну, стол, разумеется, с собой брали, то есть пару беленькой, десяток пива, отлакировать чтобы, ну и закусона какого, колбаски там, кильку в томате…

Пользуясь полученными на курсах знаниями, Серегин понимал, что Векшин дошел до той стадии, до какой доходят все допрашиваемые, когда слова льются безудержной рекой, как из сорванного крана, и следователю остается лишь направлять этот словесный поток, указывая направление.

— Не, мы не упивались вусмерть, не ханыги же какие, — продолжал Идущий к Богу. — Так, принимали пару стаканчиков, чтобы расслабиться, закусывали, а потом потихоньку потягивали пивко и общались. А кругом птички поют, насекомые жужжат, лес шумит — хорошо…

— Ближе к теме, — оборвал его Вольфрам. — О чем конкретно беседовали?

— Не, о политике мы ни-ни, — испугался вдруг Векшин. — Серый всем этим не интересовался, да и я как-то тоже. Так что если вы к этому хотите подвести, так тут промашка у вас, гражданин следователь, — он уже вполне освоился с редко употребляемым в приличных кругах обращением.

— Вы рассказывайте, как было, — подтолкнул его Вольфрам. — Гадать после будете.

— Я и так, как было, — обиделся Векшин. — О звездах мы частенько говорили, например.

— О чем? — недоверчиво сощурился Вольфрам.

Серегин тоже чуть не поперхнулся слюной. Необычная получалась картинка. Собираются два мужика выпить, и достаточно регулярно, не раз и не два. И о чем они говорят? Не о бабах, не анекдоты травят, и даже жизнь свою не ругают, а беседуют о звездах, причем ни один из них ни астрономом, ни даже просто ученым не является. Прямо-таки скажем, довольно нетипичная картина.

— О звездах, — повторил Чудотворец. — Ну. Разумеется, не только о них, вообще о Вселенной, о существах, населяющих ее — а то, что в одной только нашей галактике должны быть миллионы разумных рас, Серый не сомневался, — о Создателе, и много о чем таком. С Серым интересно на эти темы было беседовать. У него всегда было свое мнение. Может, во время этих разговоров я и понял, где кроется Истина!

— Стоп! — тут же прервал его Вольфрам. — Вот об Истине не надо. Наговорились уже о ней, тут мне все ясно. Вы мне лучше скажите, а вот от города-то вы далеко отходили на пикнички эти ваши? По лесной-то дорожке да под теплым солнышком и два километра — не крюк.

Серегин сообразил, куда клонит Вольфрам, и выругал себя мысленно за недогадливость. Это ведь именно на той лесной, заброшенной, но все еще проходимой дороге, в трех километрах от города было зимовье, куда регулярно наведывался Лесник. То самое зимовье, которое два года назад пыталась взять штурмом рота «Каскада», по наводке капитана Дежнева из «Консультации» и его опергруппы. Пыталась, да вся там и полегла во время странного лесного пожара. Интересное совпаденьице. Да ладно, совпадение ли это? Не бывает таких совпадений. Были артефакты у Лесника, это факт. Другой вопрос, откуда они вообще взялись, и совершенно третий вопрос, зачем они взялись. Лесник несомненно имел контакты с кем-то таким интересным и хитрым. И эти контакты имели далеко идущие планы, причем не со стороны Лесника.

С самого первого дня обучения на курсах «Консультации» Серегину вдалбливали в голову, что люди лишь пешки для внеземных сил. Интересные пешки, нужные, порой даже необходимые, но всего лишь пешки. А ни одна пешка по определению не может иметь собственных целей. Такие цели имеют лишь Игроки, а пешки и прочие фигуры вольно или невольно должны исполнять их планы.

Серегин поначалу ужасался тому, как уничижительно звучит все это для Человечества, но очень быстро стал привыкать. Одновременно он привыкал к тому, что Человечество не должно выйти в Дальний Космос. Путь туда был закрыт. Собственно, для этого и существовала «Консультация», ведомая и направляемая некоей могущественной цивилизацией Смотрителей Галактики. Но «Консультация» выполняла двоякую роль. С одной стороны, не пущала Человечество туда, куда им было нельзя, а нельзя было всюду дальше земной орбиты. Дальше могли летать лишь беспилотные аппараты, и то Серегин заподозрил, что они находились целиком под контролем Смотрителей и сведения о Солнечной системе передавали искаженные, а то и заведомо ложные. С другой стороны, «Консультация» должна была не пущать и пинком выгонять с Земли многочисленные Звездные Расы, которые почему-то слетались сюда, как мухи на… Серегин предпочитал думать «на мед», но мухи охотно слетались кое на что еще. Из этого следовало, что в Галактике нет единства мнений и планов, как это пытались представить «Консультации» Смотрители. Впрочем, сведений они практически не давали, и информацию аналитики «Консультации» черпали, в основном, из умолчаний и недомолвок Кураторов — основного канала контактов со Смотрителями.

— Да не, какие там два километра, — продолжал тем временем разговорившийся Векшин. — Стали бы мы переться в такую даль. Зачем? Пара сотен метров по той дороге, и города уже не видно и не слышно — сплошная дикая природа. А на природе и пьется в охотку.

— Понятно, — протянул Вольфрам, и в голосе у него явно звучала скука. — Все с вами ясно, гражданин Векшин. Пора заканчивать.

— И что… что мне теперь будет?.. — голос у неудавшегося Чудотворца срывался и то и дело опускался до шепота. — Поверьте, я же ни сном, ни духом… и вообще…

— Как я уже сказал, ваше хождение к богу меня не интересует, — отрезал Вольфрам. — Может быть, вами займутся другие люди, это не мне решать. Прощайте, гражданин Векшин.

Он резко захлопнул папку, встал, подхватил ее под мышку и, не оборачиваясь больше к допрашиваемому, вышел из комнаты.

После этого Вольфрам первым делом заглянул в соседнее помещение. Забрал протокол осмотра у Серегина и быстро пробежал его глазами.

— Подошьешь к «Делу», — сказал он, возвращая бумаги Серегину. — А я пойду домой. Устал.

— А нам что делать? — растерянно спросил Серегин.

— Оформите дело Векшина, как закрытое, и — по домам. Отдыхать. Мы и так убили целую неделю на этого Чудотворца.

Олег упорно молчал, и это не нравилось Серегину, в молчании ведь легко заподозрить равнодушие.