Помоги проекту - поделись книгой:
Младенческое причмокивание возвестило о вступлении в беседу Химика. Он заставил Носителя подойти к пульту управления и после некоторой заминки бодро возвестил:
— Все в норме, Биолог! Можете приступать к посеву!
— Вот это действительно хорошая новость! И произведу я траву, сеющую семя по роду ее, и дерево, приносящее плод в котором семя по роду его! Ну и еще много чего произведу! И увидите вы, что это хорошо! А затем мы отправимся спать и, как оказалось, видеть сны… Надеюсь, они будут приятными…
— Братья и сестры мы собрались здесь не для того, чтобы судить эту женщину! Но чтобы спасти ее! Видит Бог — в наших сердцах нет жестокости, но есть милосердие! Ибо только пройдя через очистительный огонь отринет она искусы бренного тела и сосуд дьявольский исторгнет из тенет своих чистую душу… Так преисполнимся же милосердия и простим ей прегрешения, сотворенные по наущению Люциферову! Зажжем огонь, братья и сестры! Ибо коварен Диавол, но бессилен перед пламенем истинной веры!
Румяный толстяк в коричневой рясе обвел замершую в предвкушении зрелища толпу пылающим взглядом маленьких глубоко посаженных глазок, ткнул пухлым грязным пальцем с обкусанным ногтем в плотно обложенный вязанками хвороста столб и на неимоверно высокой ноте взвизгнул:
— Зажжем огонь!
Привязанная к столбу женщина молчала. Голос давно покинул ее. Покинул еще там, в темном подвале, где трудолюбивый палач методично выбивал из нее путанные признания абсурдной вины. Покинул с последним криком горького изумления, когда ей показали свидетельские показания… Лживые показания, которые Он дал не под пыткой, но при одной лишь мысли о возможности таковой…
— Зажжем огонь, братья и сестры!
Женщина на столбе смотрела. Смотрела прямо на него. И этот взгляд жег его душу сильнее, чем жгли руку капли смолы, падающие с зажженного факела. Не ненавистью, не презрением, не предсмертным проклятием преданного чувства жег этот взгляд, а пониманием, любовью и прощением…
— Зажжем же огонь!!!
И тогда он опустил голову и слепо ткнул факелом в ближайшую сухую вязанку. Ткнул в тщетной надежде, что жар аутодафе сможет заглушить чувство, ледяным огнем охватившее его бессмертную, но трясущуюся от животного ужаса душонку — чувство безмерного стыда и отвращения к себе.
Сухой хворост занялся мгновенно, и горячие языки костра вплелись в рыжее пламя ее волос…
—
— Доброе утро, всем! Доктор, вы заметили, что в этот раз установить контроль было еще сложнее?
— Вы правы, Старший, но я в очередной раз повторяю — нам не о чем беспокоиться.
— Разрешите вклиниться в ваш, без сомнения, интересный разговор и сообщить, что нам не только не о чем беспокоиться, но даже есть что отпраздновать!
— Господин Биолог, вы хотите сказать, что…?
— Все принялось, развилось и эволюционировало, Старший! Флора в полном порядке и теперь я не прочь заняться фауной! Расплодим же скотов, и гадов, и зверей, и птиц, и даже ближайших родственников нашего почтенного Доктора… Я имею в виду конечно высших приматов…
— Замечательный образчик сомнительного юмора, господин Биолог!
— Не обижайтесь, дорогой мой! Просто у меня сегодня замечательное настроение! Люблю, когда все идет по плану.
— Извольте заняться этим, господин Биолог. А с вами, Доктор, я бы хотел обсудить природу этих странных снов… Если уж вы не в состоянии внятно объяснить откуда они берутся, то хотя бы ответьте, почему они столь жестоки? Я бы сказал отвратительно жестоки…
— Рискну только предположить… Видите ли, мы с вами вынуждены видеть сны порожденные протосознанием, глубинной основой нашего биологического вида… И видимо, основным компонентом этой основы являются страх, жестокость и желание доминировать…
— Чушь! Вспомните нашу культуру, искусство, религию в конце концов!
— А теперь, Старший, вспомните, почему мы все это потеряли…
— Война…
— Да война! Огромная война явившаяся апогеем наших страхов, амбиций и тщеславия! Война, породившая такие образцы жестокости и человеконенавистничества, что даже сейчас по истечению эонов времени мне страшно об этом вспоминать…
— Не мы ее начали…
— Нет, мы… Я говорю «мы» имея в виду не страну или нацию, а биологический вид. Особый биологический вид основным критерием существования которого является уничтожение себе подобных…
— Черт вас подери, Доктор! Умеете же вы испортить настроение! Биолог, что там у вас хорошего?
— Все! Все у меня хорошее! И настроение! И процессы эволюции, которые я только что собственноручно запустил! Я вас прошу, Старший, не слушайте этого старого брюзгу с его протосознаниями и философскими построениями! Пора отправляться на боковую! Нам придется хорошенько выспаться пока все эти трилобиты и зоопланктоны будут по миллиметру в тысячелетие вылезать на сушу.
Это было его пятое ограбление. Небольшой банк на окраине города, пустынная улочка, по которой так удобно будет добежать до припаркованного за углом фургона и толстый, истекающий потом охранник, вжавшийся лицом в затертый многочисленными ногами посетителей кафельный пол и дрожащий от пяток до кончика обширной потеющей лысины… Проклятый глупый толстяк… Сколько лет закрывшись в ванной от гомона многочисленного сопливого семейства он репетировал перед грязным зеркалом свой отчаянный геройский поступок? Поступок, который он даже не попытался совершить…
Холщевые мешки с новенькими банкнотами приятной тяжестью давят на плечо. Блестящий «Кольт» с немыслимо длинным стволом так и просится в дело… Но толстяк лежит… Дрожит словно фруктовое желе и не торопится перевернуться на спину, выхватить свой короткоствольный «бульдог» и бросить Вызов…
Будь ты проклят, ленивый жирный пингвин! Будь ты проклят! Я не уйду просто так! Я — победитель! Мне до боли в зубах противен твой скользкий страх, твоя коровья покорность! Мне нужна схватка!
После четвертого увесистого пинка охранник понял, что пощады не будет… И тогда он сделал то, что от него ожидали — морщась от боли перевернулся на спину, потянулся рукой к кобуре и неуклюже вытащил оружие…
Именно тогда, ни секундой раньше, «Кольт» коротко рявкнул, обрывая никчемную жизнь побежденного и даря победителю короткую, сладостную судорогу восторга…
—
Голос Старшего звучал не просто удивленно, теперь в нем отчетливо слышалась озабоченность:
— Доктор, это уже не просто секундная задержка. Мне пришлось бороться с ним! Ваше гипотетическое протосознание ставит под удар весь наш план, который, как никогда, близок к завершению!
— Признаю свою ошибку, Старший! Похоже, я недооценил его стремление к самоидентификации… Сами понимаете, мне никогда не приходилось рассматривать подобный процесс в рамках такого огромном временного интервала… Пожалуй, перед сном я вкачу нашему носителю небольшую дозу нейрорелаксанта… Думаю это поубавит его прыть…
— Сделайте все возможное, но не переусердствуйте… Нам необходимо будет проснуться и взять под контроль это тело… Один последний раз! Биолог?
— Здесь!
— Как прижилась фауна?
— Отвратительно… Чертова радиация породила настоящих мутантов… Вы бы взглянули на эти гигантские туши… Пожалуй в такой компании человек разумный может оказаться отнюдь не венцом творения…
— Методы решения?
— Честно говоря предложил бы глобальное похолодание… Если такое вообще возможно…
— Инженер?
— Вполне реализуемо… Думаю если мы слегка наклоним ось вращения, то добьемся желаемого результата…
— Приступайте немедленно!
— Уже занимаюсь, Старший…
— Доктор, эти ваши нейрорелаксанты окажут нужное воздействие?
— Я сделаю все что смогу, Старший…
— Тогда приступайте! И да поможет нам Бог!
Это был последний день войны. Великой войны на тотальное уничтожение. Враг, поставленный на колени военной мощью и доблестью бойцов-победителей, покорно ждал своей участи. И настало время для Последней зачистки. Ибо для того чтобы полностью уничтожить Человека не достаточно бомб, радиации и бактерий. Для этой цели не обойтись без другого Человека. Человека с равнодушными глазами и надежным не дающим осечек ружьем.
Развалины за развалинами, воронка за воронкой… Он не помнил сколько их было…не помнил скольких убил в тот день… Помнил только горячее ложе винтовки и хриплое дыхание идущих слева и справа, так же как и он Сеятелей смерти. И еще он помнил полуразрушенный подвал дома и глаза… Большие светлые глаза маленькой девочки, заслонявшей собой кучку трясущихся от страха детей. Эти глаза, огромные распахнутые в ужасе глаза и одинокая слезинка скатившаяся по щеке на когда-то белый кружевной воротничок… Он почувствовал, что тонет в этом взгляде, опустил винтовку и медленно потянул застежку шлема…
— Твою мать, капрал! Так мы до вечера не управимся!
Он оставил непослушную застежку, зажмурился и, не целясь, выстрелил…
Я
— Доктор, похоже, ваши релаксанты сработали так, как мы и ожидали! Во всяком случае, у меня не возникло никаких проблем с установкой контроля! Приятно сознавать, что мы в вас не ошиблись!
— Спасибо, Старший… Но честно говоря, я и сам не ожидал такого результата… По моей теории протосознание должно…
— Да ничего оно вам больше не должно, ваше протосознание! И вообще, как биолог с чертовски многолетним стажем я заявляю, что все это — антинаучная чушь!
— Господин Биолог, можем ли мы приступить к финальной части нашей почетной миссии? Можем ли мы возродить на планете разумную жизнь?
— Да, Старший! Я готов это сделать!
— Тогда приступайте!
— С удовольствием!
— НЕТ!!!
Новый голос ударил медным гонгом и грохочущей волной прокатился под сводами Убежища…
— НЕТ!!! Я ЭТОГО НЕ ХОЧУ!!!
— Что это? Кто это?!
— Что за дурацкие шутки?! Старший?!!
— ЭТО — Я! И Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ СЛЫШАТЬ ВАШИ ЖАЛКИЕ ГОЛОСА! ИБО Я — ЭТО ВСЁ, А ВСЁ — ЭТО Я!
И тот, кто был Ничем, стал наконец Всем.
ОН медленно и с наслаждением потянулся, пружинящей походкой подошел к пульту управления и отключил уже готовый к запуску механизм. После чего улегся в удобное поле саркофага-реаниматора и запустил программу бессрочного анабиоза. И прежде чем холод вечного умирания сковал мышцы его лица, он осветилось улыбкой.
Жестокой торжествующей улыбкой победителя.
Ничто не вечно во Вселенной. Да и сама Вселенная не претендует на вечность. Но пока она существует — будут тихо гудеть нерушимые механизмы последнего Приюта. Приюта, в котором покоится Сознание целой расы.
И вряд ли есть этим механизмам дело до того, что много миллионов лет после описываемых событий где-то в Африке волосатая прямоходящая обезьяна, которую некий Чарльз Дарвин еще несколько миллионов лет спустя назовет своим предком впервые взяла в руки палку.
Взяла и со всего размаха опустила на голову случайно подвернувшегося под руку сородича.
Поделиться книгой: