Сильвия. Смеетесь вы… Стретчер. Смеяться я не прочь; но, Сильвия, смеяться я не смею перед святыней тихой чистоты… Сильвия. Мы с мая вас не видели… Стретчер. И ты скучала? Сильвия. Нет. Скучать я не умею: все божьи дни — души моей друзья, и нынешний — один из них… Стретчер. Мне мало… Ах, Сильвия, ты все ли понимала, когда вот здесь тебе молился я и вел с тобой глубокую беседу и объяснял, что на лето уеду, чтоб ты могла обдумать в тишине мои слова. Печально, при луне, уехал я. С тех пор тружусь, готовлю грядущее. В июне я торговлю открыл в недальнем Гровсей. Я теперь уж не бедняк… О, Сильвия, поверь, куплю тебе и кольца, и запястья, и гребешки… Уже в мешках моих немало тех яичек золотых, в которых спят — до срока — птицы счастья… Сильвия. Вы знаете, один мне человек На днях сказал: нет счастия на свете; им грезят только старики да дети; нет счастия, а есть безумный бег слепого, огневого исполина, и есть дешевый розовый покой{104} двух карликов из воска. Середина отсутствует… Стретчер. Да, сказано… Какой дурак изрек загадку эту? Сильвия. Вовсе он не дурак! Стретчер. А! Знаю я его! Не царствует ли это божество в глухих лесах от Глумиглэн до Гровсей и по дороге в Старфилд? Сильвия. Может быть… Стретчер. Так этот волк, так этот вор кровавый тебе, тебе приятен? Боже правый! Отец твой — трус: он должен был убить, убить его, ты слышишь? Что ж, прекрасно устроился молодчик: пьет и жрет да невзначай красотку подщипнет.. У, гадина!.. Сильвия. Он — человек несчастный… Незаметно возвращается Колвил.
Стретчер. Несчастного сегодня встретил я… Конь шагом шел, в седле дремал я сладко; вдруг из кустов он выполз, как змея; прищурился, прицелился украдкой; тогда, вздохнув, — мне было как-то лень, — я спешился и так его шарахнул, так кулаком его по брылам трахнул, что крикнул он и тихо сел на пень, кровавые выплевывая зубы… «Несчастный» — ты сказала? Да, ему бы давно пора украсить крепкий сук осиновый! «Несчастный» — скажет тоже! Он подошел, а я его по роже как звездану… Колвил. Э, полно, полно, друг! Хоть ты у нас боец не безызвестный, — но мнится мне, что воду правды пресной ты подцветил вином невинной лжи. Стретчер. Ничуть… Ничуть! Колвил. Твой подвиг беспримерен, и ты — герой; но, друг мой, расскажи, как это так, что в мыле смирный мерин, а сам герой без шапки прискакал? Сильвия. Оставь, отец: меня он развлекал лишь вымыслом приятным и искусным. Он говорил… Стретчер. Я говорил одно: я говорил, что Сильвии смешно умильничать с бродягой этим гнусным, я говорил, что кровью все леса измызгал он, что я его, как пса… Колвил. Довольно, друг! Задуй свой гнев трескучий, не прекословь девическим мечтам; ведь сто очей у юности, и там, где видим мы безобразные тучи, она увидит рыцарей, щиты, струящиеся перья и кресты лучистые на сумрачных кольчугах. Расслышит юность в бухающих вьюгах напевы дивья. Юность любит тьму лесную, тьму высоких волн, туманы, туманы и туманы, — потому, что там, за ними, радужные страны{105} угадывает юность… Подожди, о, подожди, — умолкнут птицы-грезы, о сказочном сверкающие слезы иссякнут, верь, как теплые дожди весенние, и выцветут виденья… Стретчер. Давно я жду, и в этом наслажденья Не чувствую; давно я, как медведь, вокруг дупла душистого шатаюсь, не смея тронуть мед… Я допытаюсь, я доберусь… Я требую ответ, насмешливая Сильвия: пойдешь ли ты за меня?.. Стук в наружную дверь.
Слыхали?.. Этот стук… Он, может быть… Колвил. О нет; наш вольный друг стучит совсем иначе. Стук повторный.
Голос за дверью. Отопрешь ли, телохранитель Вакха? Колвил. Это он, — хоть стук и необычен. Стречер, милый, куда же ты? Стретчер. Я очень утомлен, пойду я спать… Голос. Открой! Промокли силы… Ох, жизнь мою слезами гасит ночь. Стретчер. Я, право, утомлен… Колвил. Ступай же, дочь, впусти его; а нашему герою тем временем я норку покажу. Колвил и Стречер уходят. Голос. Да это гроб, а не кабак!.. Сильвия.(идет к двери)
Открою, открою… Входит Проезжий.
Ах!.. Проезжий. Однако, — не скажу, красавица, чтоб ты спешить любила, хоть ты любить, пожалуй, и спешишь… Да что с тобой? Ты на меня глядишь растерянно… Ведь я же не грабила… Сильвия. Простите, путник строгий… Проезжий. Позови хозяина. Прости и мне; брюзгливо я пошутил; усталость неучтива. Мне нравятся печальные твои ресницы. Сильвия. Плащ снимите да садитесь сюда, к огню. Сильвия выходит в боковую дверь. Меж тем кучер и трактирный слуга вносят вещи Проезжего и выходят опять. Он же располагается у камина.
Проезжий. Ладони, насладитесь живым теплом алеющих углей! Подошвы, задымитесь, пропуская блаженный жар! И ты будь веселей, моя душа! Смотрю в огонь: какая причудливая красочность! Смотрю — и город мне мерещится горящий, и вижу я сквозь траурные чащи пунцовую, прозрачную зарю, и голубые ангелы на глыбах оранжевых трепещут предо мной! А то в подвижных пламенных изгибах как будто лик мне чудится родной: улыбка мимолетная блистает, струятся пряди призрачных волос, — но паутина радужная слез перед глазами нежно расцветает и ширится, скрывая от меня волшебный лик — мой вымысел минутный, — и вновь сижу я в полумгле уютной, обрызганной рубинами огня… Входит Колвил.
Колвил.(про себя)
Дочь не шутила… Впрямь он незнаком мне… Но голос… Проезжий. Здравствуй, друг бездомных! Помни пословицу: кто всем приют дает, себе приют в любой звезде найдет… Колвил. Мне голос ваш напомнил, ваша милость, ночь в глушнике… Проезжий. …И, верно, вой зверей голодных. Да, — душа моя затмилась от голода… Но прежде — лошадей и моего возницу (мы изрядно сегодня потрепались) накорми. Колвил. Слуга мой Джим займется лошадьми и остальным… Но вам, о гость отрадный, чем услужу? Тут, в погребе сыром, есть пенистое пиво, рьяный ром, степенный порт, малага-чародейка… Проезжий. Я голоден! Колвил. Есть жирная индейка с каштанами, телятина, пирог, набитый сладкой дичью… Проезжий. Это вкусно. Тащи скорей. Хозяин и дочь его хлопочут у стола.
(Про себя.)
Узнать, спросить бы… да, спрошу… нет, страшно… Колвил.
