По ее мнению, настал момент познакомиться. Мужчина хмыкнул, но назвался:
— Мартьен.
Его карие глаза смотрели спокойно и прямо, — и в этот момент молодая женщина почему-то пришла к выводу, что счастливо встреченному проводнику можно доверять. Тем более, что другого выбора у неё всё равно не было.
Мартьен, неся свечу, вышел в коридор первым. За ним из комнаты выскользнула Лэйса, тихо притворив за собою дверь.
Спускаться по лестнице в общий зал проводнику не хотелось, да и на кухне было слишком много глаз и ущей, поэтому Мартьен сделал знак своей спутнице идти за ним к окошку в торце коридора — оттуда можно было легко вылезти на крышу конюшни и тихо, не мозоля никому глаза, спрыгнуть вниз.
Однако, уже через пару шагов он, тихо выругавшись, остановился — навстречу им, также стараясь не шуметь, вышли несколько человек с потайным фонарем.
Легким движением руки остановив свою спутницу, молодой человек сделал шаг вперед, загораживая девушку собой. Приподняв свечу повыше, он разглядел лицо Альти Кривоноса — разбойника, который пару часов назад махал ему из-за стола в общем зале, — и двух его друзей.
Встреча с этими людьми не сулила ничего хорошего, но когда Мартьен заговорил, его голос звучал легко и непринужденно, как обычно:
— Зря подорвались, ребята! Девушка бедна, как нищенка у ворот храма…
Альти, невысокий плечистый малый, получивший свое прозвище за сломанный некогда в драке нос, возмущенно фыркнул:
— Не мели языком, я сам видел у нее в кошеле серебро!
— Теперь оно уже ей не принадлежит, — широко улыбнулся Мартьен. — Извини, дружище, но ты немного опоздал…
— Да ты не оборзел ли, Март? Там на всех хватит! — Кривонос сделал шаг вперед, но Мартьен предупреждающе поднял руку.
— Альти, не горячись. Не будем ссориться из-за пары монет. Лучше послушай моего совета, и завтра в твоем кармане зазвенит золото…
На лице у разбойника появилась заинтересованность.
— Что хочешь предложить, братец?
Мартьен приятельски положил руку Кривоносу на плечо, подталкивая его в сторону двух других разбойников, и понизил голос:
— Видели сейницев в зале? Они привозили на продажу зерно — значит, поедут обратно с деньгами. Выезжают завтра утром, конюх говорил мне, что ему велено подготовить их лошадей до рассвета. По дороге к форту есть одно хорошее место для засады — там, где ущелье, ты должен помнить его, Альти! Если одна из лошадей захромает, и их кавалькада растянется…
— Но нас всего трое, а у змеичей шестеро слуг… — с сомнением протянул Альти. Видимо, мысль проверить содержимое купеческих кошельков уже приходила ему в голову, но численный перевес сейницев внушал опасения.
— Все их слуги — трусы, — презрительно отмахнулся Мартьен. — Стоит показать нож, и они разбегутся по кустам. Не дрейфь, Альти, делай, как я говорю — и завтра вечером будешь сорить деньгами в городе, а не зевать в этой сонной дыре!
Ватажники одобрительно загудели, поддерживая предложение о засаде в ущелье. Кривонос хлопнул приятеля по плечу:
— Ты с нами, Март?
Но наводчик лишь развел руками:
— Не в этот раз, Альти, — дела…
— Ладно. Справимся сами. Если дело выгорит — при встрече с меня пиво! — Разбойник дружески потряс руку Мартьена.
Тот ухмыльнулся:
— Еще кое-что, Альти…
— Да?
— Береги нос!
Разбойник шутливо ткнул приятеля кулаком, Мартьен увернулся, и, расхохотавшись, мужчины разошлись.
Мартьен обернулся туда, где оставил Лэйсу. К его удивлению, девушка не сбежала, хотя и имела такую возможность. У молодого человека вдруг промелькнула уколовшая его мысль, что его спутница все слышала, и теперь будет бояться и презирать его — но в слабой улыбке, ожившей бледное лицо Лэйсы, он прочел только благодарность.
Мартьен молча протянул руку и кивнул в сторону слабо светлевшего окна в конце коридора.
Глава 3. Старый рудник
Почти сутки спустя, в быстро наступивших сумерках следующего дня, они стояли на размокшем от нескончаемых дождей берегу тихой мутной речки, малого притока сбегавшей с гор Сэлии — могучей реки, шумевшей вдалеке. Её грозный рокот в тишине позднего вечера был хорошо слышен даже с того места, где стояли усталые и продрогшие путники. За день пути они успели пройти по раскисшим дорогам относительно мало, зато насквозь промокли и измазались в грязи с головы до пят. Остаток пути прошел вообще по бездорожью — тропа, ведущая к горам, превратилась в настоящее болото, и стоило большого труда не увязнуть в нём. Но Мартьен, похоже, твёрдо знал дорогу — и уверенно вёл по ней свою спутницу. Последняя уже валилась с ног от усталости, но мужественно держалась — ночевать под открытым небом, в грязи, ей совершенно не хотелось.
К вечеру дождь, моросивший с полудня, наконец, затих. Было тихо и прохладно. В воздухе пахло сыростью и мокрой травой — и этот запах почему-то заставлял Лэйсу мечтать о теплом очаге, уютном кресле возле огня и бокале подогретого вина… Но, увы, такие мечты могли пока оставаться только лишь мечтами… Пока. Молодая женщина попыталась сообразить, через сколько дней она сможет оказаться там, куда ей сейчас так хотелось попасть — в уютном старом особняке в Аль-Шапоре — столице Сейнэ. Дома… Дома!!!
От этих мыслей её отвлек голос Мартьена, неподвижно стоявшего рядом и глядевшего на унылую панораму реки с редкими огоньками на противоположном берегу, где находилось какое-то селение.
— Пойдём? — молодой человек вопросительно взглянул на свою спутницу, отметив между делом, что её чуть ли не шатает от усталости. Светлые волосы Лэйсы, ранее заплетенные в аккуратную, хотя и короткую, косу, теперь загрязнились и выбились из прически. Лицо и руки тоже были вымазаны грязью, об одежде и говорить не приходилось. Впрочем, сам он выглядел ничуть не лучше и уже давно привык не обращать на подобные вещи внимания. О своей внешности Мартьен, казалось, вообще не задумывался и с собственным отражением в зеркале был едва знаком. А зря — если бы не несколько неправильные черты лица и чрезмерная худоба, его вполне можно было бы назвать симпатичным. На открытом лице выделялись внимательные карие глаза, опушенные длинными темными ресницами, — резко контрастирующими со светлыми, почти льняными волосами, стянутыми сейчас на затылке в небрежный хвостик…
Лэйса отвлеклась от своих мыслей:
— Пойдем.
К счастью, идти пришлось недолго. Отойдя на пару сотен шагов от берега, они, оскальзываясь на мокрых камнях, пробрались в узкую расщелину между скалами. В глубине её, под козырьком из опасно нависших массивных валунов, чернелось небольшое отверстие — едва достаточное, чтобы пролезть одному человеку. Глаза молодой женщины расширились — конечно, она была готова к тому, что вход в подземелья будет неширок, но чтоб так…
Однако Мартьен выглядел уверенно, как человек, который пришел туда, куда и стремился. С облегченным вздохом скинув с плеча котомку, он принялся что-то в ней искать. Однако поиски не увенчались успехом. Несколько раз перетряхнув содержимое заплечного мешка, проводник был вынужден констатировать неудачу:
— Все Дети Зла! — тихо ругнулся он. — Забыл…
Досада на выразительном лице Мартьена выглядела так комично, что, несмотря на всю свою усталость и страх перед будущим, Лэйса с трудом подавила смех.
Бросив на нее подозрительный взгляд, молодой человек наконец оставил свою торбу в покое и, внимательно глядя под ноги, отправился к черневшейся среди камней дыре, где принялся настойчиво шарить — видимо, в поисках чего-то важного. Впрочем, Лэйса уже, кажется, догадывалась, чего именно — собираясь в многочасовое подземное путешествие, растяпа умудрился забыть светильник.
Наконец её проводник возвратился, неся в руках несколько свечных огарков. Зажгя два из них, он молча вручил один своей спутнице, второй оставил себе и, тщательно спрятав за пазухой оставшиеся, возвестил:
— Пойдём пока на этих… А там, внизу, должны быть тайники.
Лэйса решила не подавать виду, что заметила его оплошность и потому лишь тихо вздохнула, глядя на маленький дрожащий огонек у себя на ладони.
Легко, чуть ли не одним движением, Мартьен соскользнул в темную дыру. Размышляя, как бы половчее последовать за ним, Лэйса вначале присела на корточки и просунула внутрь голову. Это ничего ей не дало — в подземелье было непроглядно темно, и лишь где-то внизу чуть-чуть светился огонек свечи Мартьена. Тогда молодая женщина поменяла позу, спустила вниз ноги, обмотав вокруг них подол юбки, и, извиваясь по змеиному, медленно сползла по наклонному лазу в тесный низкий грот, из которого очередной узкий ход вел в еще более непроглядную темноту…
— Молодец. Можешь себя поздравить — первый шаг в подземелья сделан. Кстати, спуск сюда — это самое простое, дальше будет веселее, — прокомментировал её появление внизу проводник. Поднявшись с того места, где он сидел в ожидании, пока его подопечная спустится, Мартьен уверенно сделал шаг в темноту. Лэйса поняла, что таким образом он попытался её подбодрить, но молодой женщине всё равно было не по себе: угнетал непроглядный мрак вокруг и полнейшая тишина, в которой голос звучал так громко, что инстинктивно хотелось говорить шепотом. Толща камня, находившаяся над головой, почти ощутимо давила своим непомерным весом…
Они пошли вперед. Преодолев несколько завалов, через которые пришлось переползать на карачках, и несколько участков, где вновь пришлось шлёпать по воде и грязи, путники очутились в относительно просторном коридоре. Стены подземелья, дышащие холодом и сыростью, слева и справа подступали по-прежнему близко, зато свод стал настолько высоким, что можно было идти, не сгибаясь. Огарок в руке у Мартьена, догорев, погас, и он зажег новый. Теперь глаза Лэйсы привыкли к полумраку, и слабого света свечи ей было достаточно, чтобы видеть стены и пол старой выработки.
Проводник шел, казалось бы, не очень быстро, но Лэйса едва поспевала за ним. Стараясь не отстать, она вовсю вертела головой, — озираясь, свыкаясь потихоньку с непривычной обстановкой и пытаясь на всякий случай хоть как-то запомнить дорогу… Первый испуг прошел, осталось лишь некоторое преклонение и трепет перед сокрытым под поверхностью земли пространством. Вид штреков был очень однообразен: везде один и тот же камень, все казалось одинаково серым — и стены, и пол, и тонущий в темноте потолок… Никаких примет и ориентиров она пока не замечала, и оставалось только удивляться, как Мартьен в этом лабиринте уверенно находит нужный ход.
Но вот он неожиданно остановился, и только тут Лэйса заметила выцарапанный на стене непонятный знак. А её спутник уже, привстав на одно колено, осторожно вытягивал из стены куски грубой кладки, из которой и состояла в этом месте стена. Тут явно потрудились человеческие руки.
Мартьен с удовлетворенным возгласом извлек из тайника нечто, оказавшееся горняцкой масляной лампой. Поковырявшись немного в ней, молодой человек вскоре заставил светильник вспыхнуть ярким и ровным пламенем, затем засунул куски кладки обратно и, довольный, поднялся с колен.
— Ну вот, теперь света нам хватит надолго. Лампу, правда, придется беречь, как зеницу ока, — если я ее покоцаю, старик Гьеф меня съест… — Он повернулся к молодой женщине и добавил, — Ты, я знаю, устала, но нам стоит пройти еще немного — и там уже можно будет спокойно и безопасно заночевать. Лэйса, которая едва не падала от усталости, тем не менее покорно кивнула:
— Хорошо. Я согласна…
Стойкость и спокойствие девушки приятно удивляли Мартьена. Ему уже доводилось переправлять через границу семьи с женщинами, и обычно благородные дамы вели себя совсем по-другому — жаловались на судьбу, визжали при виде любой, даже малой, опасности и категорически отказывались ползти по грязи или лезть в узкие ходы, что усложняло и без того непростое мероприятие. А эта, похоже, ничего не боится, даже несмотря на то, что осталась совсем одна. Или, что вероятнее, всё-таки боится, но очень хорошо умеет держать себя в руках.
Они то шли прямо, то куда-то сворачивали, то пролезали в какие-то узкие щели, то выходили в обширные залы, которые слабый свет огарков даже не мог полностью вырвать из вековечного мрака, — но молодой человек шел по этому хитросплетению ходов с такой уверенностью, как будто бы это была тропинка, ведшая к его родному дому.
По пути Мартьен счел нужным объяснить Лэйсе основные опасности.
— Смотри, — он показал на щель между вертикально стоявшей плитой, подпиравшей кровлю, и остальным массивом. — Эта трехсотпудовая дура незаметно опускается. Не сегодня-завтра она упадет, вслед за ней рухнет кровля… и весь штрек будет завален. Будь внимательна — в таких местах надо стараться проходить быстро и осторожно — и, самое главное, помни, что никаких драгоценных камушков ни в кровле, ни в стене нет… И тех, кто думал иначе, тоже уже нет… — Молодой человек говорил как будто бы шутливо, но в голосе его звучала печаль. Когда он был еще четырнадцатилетним мальчишкой, его друг, весёлый паренёк одного с ним возраста, польстился на блестевший в такой же опасной стене камушек… Умирал он, придавленный завалом, долго и мучительно, а помочь ему было невозможно. Этот случай навсегда научил Мартьена осторожности.
Миновав опасное место, и пройдя еще с полчаса по старым выработкам, молодые люди вышли в обжитую часть подземелья. Впрочем, не зная этого, Лэйса ни за что бы не назвала её таковой: здесь было так же темно и тихо, как и раньше, так же изредка встречались брошенные кем-то старая тряпка или прохудившийся башмак, так же попадались на пути следы старых обвалов… вот только натоптанная многими десятками ног "дорожка" с изредка встречающимися потёками воска вдоль нее здесь шла поверху оставшихся от обвалов груд камней — а не скрывалась под ними — и была более заметна. Но разница эта была очевидна лишь для намётанного глаза.
Чтобы не идти в молчании, молодой человек начал рассказывать своей спутнице историю подземелий, по которым они шли.
— Когда-то давно, много столетий назад, еще во времена мэллинов — древнего народа, загадочно исчезнувшего многие сотни лет назад — здесь был рудник, на котором добывали золото, — начал он. — Потом жила как будто бы истощилась, и его забросили. Нам мало что известно об этом. Покидая рудник, мэллины уничтожили все входы в штольни вместе с планами выработок — если эти планы вообще существовали. С тех пор прошло много веков, но скальная порода, в которой пройдены выработки, настолько крепка, что они сохранились и поныне, — хотя многие, конечно, завалило, а некоторые частично разрушились и стали чересчур опасными…
Лэйса была поражена. Мысль о том, что все эти огромные по своей протяженности коридоры выдолблены людьми, с трудом укладывалась у неё в голове.
— Ты хочешь сказать, что все ходы, по которым мы сегодня шли, — рукотворные? — в ее голосе звучало недоверие.
— Почти все, — с уверенностью отозвался Мартьен. — Хотя горы Снежного Барса скрывают и множество природных пещер. Вполне вероятно, что первые люди попадали сюда по естественным ходам, проточенным водой и временем… из которых потом уже пробивали искусственные боковые ответвления. Во всяком случае, две сотни лет назад прапрадеды нынешних рудокопов обнаружили эти старые подземелья именно так. Они поселились прямо здесь, внизу, — и проводили в рудничных выработках гораздо больше времени, чем на поверхности (наверху тогда тоже было неспокойно — как и сейчас, шла война). В отличие от древних рудокопов, эти были непритязательны. Им была дорога каждая горсть золотого песка — и они принялись вновь разрабатывать заброшенную жилу. Выяснилось, что золота в ней осталось еще довольно много, его и по сей день можно найти, поработав в старых забоях, — хотя сейчас оно все больше испорчено примесями… А потомки этих рудокопов и сегодня трудятся и даже живут здесь. Хотя, — задумчиво добавил он, — люди приходят в рудники по разным причинам. И далеко не все, кого можно сегодня встретить в этих местах, являются потомственными горняками.
За разговором они незаметно достигли того места, куда вёл свою спутницу Мартьен и остановились перед грубо сложенной из кусков пустой породы стеной. Поначалу молодая женщина недоуменно уставилась на эту преграду, но, увидев, как ловко Мартьен начал вынимать камни, освобождая проход, догадалась, что за кладкой находится убежище. Через несколько минут её проводник расчистил отверстие, достаточное, чтобы пробраться в него. Перешагнув через оставшиеся камни, путники вошли в грот.
Глазам Лэйсы предстала неровная кладка стен и разбросанные повсюду куски камня, о которые можно было легко споткнуться. Однако место казалось обжитым: в одном из углов валялись два лома и кирка, в другом были устроены каменные полки, на которых стояла какая-то утварь. В одной из стен находилась грубо обтесанная ниша-альков с лежащим в ней заплесневелым одеялом; рядом на камне стояла миска с окаменевшими остатками еды… Все вместе неопровержимо свидетельствовало о том, что здесь находится жилище одинокого мужчины — который не слишком-то часто ночует дома — и вызывало непреодолимое желание немного прибраться…
Словно извиняясь за вид своего обиталища, Мартьен чуть развёл руками:
— Все никак не соберусь достроить этот грот, привести тут все в порядок… В общем, тут я обычно живу, когда бываю под землёй. Здесь мы можем спокойно переночевать, не опасаясь незваных гостей, — с этими словами Мартьен быстро уложил вынутые камни обратно, опустился на камень и принялся развязывать свою котомку. Чуть помедлив, Лэйса присела рядом с ним. Её мучили некоторые опасения, связанные с тем, что она оказалась в подозрительном месте наедине с малознакомым мужчиной… И если он захочет предъявить на неё какие-то права, то она даже не сможет убежать — ведь здесь, в этом затерянном под землей пространстве, она полностью зависела от него, и сопротивляться было бы бессмысленно…
Но ее тревоги оказались напрасными — после окончания ужина, состоявшего из вяленого мяса и сухарей, которые были запиты глотком обжигающей жидкости из старой фляжки, Мартьен показал Лэйсе, где находится отхожее место, а затем забрался в нишу и завернулся в свой еще сырой после дождя плащ. Подложив под голову котомку, он пожелал своей спутнице спокойной ночи и, погасив лампу, почти мгновенно заснул.
Убедившись, что приставать к ней не будут, Лэйса испытала огромное облегчение — в котором утонула невесть откуда взявшаяся капелька разочарования. Расстелив свой толстый плащ, она уже безо всяких опасений устроилась рядом с молодым человеком.
…Но сон не шел. Глядя в непроглядную темноту и слушая ровное дыхание своего спутника, Лэйса неподвижно лежала на жесткой каменной постели, перебирая в памяти события своего недавнего прошлого.
Глава 4. Во власти воспоминаний
…Её полное имя было — Регина Лаиса Лайвэн-Гриэльд, а родилась она девятнадцать лет назад в Аль-Шапоре, столице королевства Сейнэ, в семье эмигрантов из Альдийской Империи. Отец Регины Лаисы (или, как все её звали в семье, Лэйсы), Эльвед Лайвэн, преподавал точные науки в знаменитом Аль-Шапорском университете и считался среди сейнийцев весьма уважаемым и почтенным человеком — хотя и со странностями. Будучи завидным, по сейнийским меркам, женихом, некогда он взял в жены бедную девушку Мелиссу Гриэльд, — в чьих жилах, однако, текла священная кровь короля Ульды, ибо ее род восходил к дочери Альвиана II, одного из последних альдийских королей. Таким образом, Лэйса, рожденная и выросшая в Сейнэ, по своему происхождению являлась едва ли не единственной из потомков короля Ульды, чья родословная не вызывала сомнений. И это сослужило ей плохую службу — по крайней мере, сейчас, лежа на холодных камнях подземелья, она думала именно так.
За два века, прошедшие с падения королевства Альдэ под натиском тэрских полчищ, многие из эмигрантов смешались с сейницами, потеряли былое величие, знания и способности, издавна отличавшие альдийцев, и прочно забыли о своих древних корнях — но только не семья Регины Лаисы. Здесь чтили память предков, изучали историю потерянной Родины, говорили на альдийском языке. Лэйса была единственным ребенком Мелиссы и Эльведа. Хрупкая здоровьем Мелисса рано умерла, и Лэйса росла в окружении родственников со стороны отца. Она с детства знала о том, что в её жилах течет кровь северных королей.
"Ты принцесса, — часто говорили ей родные. — А если бы два века назад тэры не победили, сегодня ты была бы королевой…"
Порою, слушая с опозданием доходившие из-за границы тревожные вести о беспорядках в Империи и многочисленных заговорах против власти Корсида II, родные Лэйсы мечтали о том счастливом времени, когда народ свергнет узурпаторов рэ-Коров.
"И тогда они призовут править законную наследницу! — улыбалась внучке Элина, мать Эльведа. — Рано или поздно справедливость восторжествует, и ты, моя дорогая, станешь королевой…"
"Принцесса! Королева! А в итоге — пешка в чужой игре…" — Лэйса повернулась на другой бок, устраиваясь поудобнее на своей жесткой постели и бессильно злясь на свою наивность и тщеславие родных.
Вот её тётка Гэлль, сестра матери, в свое время проявила характер и, пойдя наперекор воле деда, вышла замуж за сейнийца. Ну и что, что часть родни от нее отвернулась? И даже тот факт, что у дяди Сейсса уже была дочь, рожденная неизвестной матерью, не помешал тёткиному счастью. В результате этого брака на свет появился двоюродный брат Лэйсы Дирем — которого она шутя называла единственным здравомыслящим родственником. Гэлль и Сейсс живут счастливо — наверное, от того, что они не думают ни о каких титулах и не строят планов по захвату тронов….
…Год назад, когда Лэйсе исполнилось восемнадцать, мечты Лайвэнов начали сбываться. В Тэрской империи случилась очередная попытка переворота. Подобные попытки в последнее время были там делом обычным, поэтому никто из соседей и не обратил на нее особого внимания, а зря — она увенчалась успехом. Император был убит, и началась борьба за власть между сильнейшими дворянскими кланами страны, вылившаяся в затяжную гражданскую войну. Никто из претендентов не имел достаточных прав на престол, — ни по тэрским, ни по альдийским законам, — но каждый желал эти права каким-то образом приобрести. И вот, наиболее сообразительный из охотников за троном решил, что великолепной поддержкой для его притязаний станет альдийская принцесса. Этим человеком был Корилад рэ-Крин — сильный, жёсткий и решительный политик, герой недавней войны.
Отец Лаисы, окрылённый открывшимися перед его единственной дочерью перспективами, с легкостью благословил Регину на брак с тэром. Бабушка смеялась и плакала, и от гордости даже перестала здороваться с соседями-сейницами. И только Шэра, старая каррийка, вырастившая ещё Мелиссу, в своей обычной прямолинейной манере заявила отцу Лэйсы: "Честолюбец! Ради своего тщеславия ты отправляешь дочь на испытания и скорбь. Путь к престолу Альдэ лежит через море из крови и слёз, по мосту из боли и зла". Но никто не придал её пророческим словам должного значения…
Сама Лэйса тогда тоже плохо представляла, что её ждет, и с радостью принялась собирать вещи в дальнюю дорогу, — между делом перечитывая предания о великих правительницах древности — Мальве, Алиене, Аджантии…
Сопровождать Лэйсу в Тэру, кроме данных ей в сопровождение отцом двоих слуг, вызвались её кузен Дирем, а также его сестра по отцу, Юнис — та самая незаконнорожденная дочь Сейсса, само существование которой альдийская родня Лэйсы считала позором. Но Юнис была для Лэйсы, как родная сестра — близкой подругой и наперсницей. Принцесса должна была путешествовать инкогнито, поэтому она не могла взять с собою больше четверых человек… и в течение следующих месяцев они стали для неё единственными, на кого она могла положиться. Её жизнь в качестве наследной принцессы Империи и жены Корилада превратилась в сплошной кошмар.
…Когда Лэйса впервые увидела Корилада Рэ-Крина, он показался ей несколько суровым и грубоватым, но она списала его поведение на усталость и тяжелую обстановку в стране. Кориладу, предводителю заговора против предыдущего императора, теперь приходилось бороться за власть с несколькими претендентами, не имевшими, по его словам, ни малейшего права на престол, но при этом чудовищно наглыми и коварными. Впрочем, Корилад пообещал своей невесте, что его победа — лишь вопрос времени.
Граф рэ-Крин был высокого роста и атлетического сложения. В свои тридцать девять лет он отлично скакал верхом, фехтовал и любил игру в мяч, благодаря чему сохранил прекрасную физическую форму. Его черные как вороново крыло кудрявые волосы, в которых блестело лишь несколько серебряных нитей, и короткая борода всегда были аккуратно подстрижены и причесаны. В глубоко посаженных карих глазах светился ум — и что-то еще, чему Лэйса лишь потом смогла подобрать название, — фанатичная убежденность в собственной правоте. Голос у Корилада был сильным, глубоким, завораживающим. Он хорошо умел убеждать и вести за собой людей.
А когда это было ему надо, граф умел быть обаятельным и галантным не хуже любого из придворных хлыщей (которых он в остальное время яро презирал). Во всяком случае, его обаяния, вкупе с несомненным актерским мастерством, хватило, чтобы наследница альдийских королей согласилась выйти за него замуж. Она даже поверила в то, что он искренне любит и уважает её. Честолюбивый граф показался неопытной принцессе единственным человеком, искренне пекущимся о благе ее новообретенной Родины…
Бракосочетание, проходившее в старинном столичном храме Единого Бога, было немноголюдным. Огромный зал, золотое убранство которого сверкало в свете тысячи свечей, казался полупустым, а немногие присутствовавшие гости выглядели скорее испуганными, чем радостными. Даже совершавший обряд жрец как будто чего-то побаивался. Но Лэйса была полна счастья и надежд. Рэ-Крин тоже выглядел довольным.
На банкете, последовавшем за церемонией, Корилад объявил себя принцем и единственным законным правителем государства. Любые враждебные действия против него теперь расценивались, как государственная измена. Граф рэ-Крин остался в прошлом — теперь граждане Империи должны были говорить "наш государь принц Корилад".