Разорённую могилу явно невозможно было восстановить за одно мгновение. Даже если сбросить крышку гроба обратно и засыпать это безобразие землёй, это не скроет следы преступления. Днём, при солнечном свете, и слепой заметит, что могила раскурочена. Мы с Жаком не могли сделать ничего лучшего, чем убраться восвояси.
Дома я наспех умылся, переоделся и без сил упал на кровать. Содеянное не доставляло мне радости. Я пытался утешить себя мыслями о том, что наконец хоть что-нибудь узнаю о своей родне, но совесть упорно твердила, что игра не стоила свеч. Но когда я смотрел на оставленный на столе ларец, совесть нехотя утихала.
«Немного отдохну и тогда открою его».
Однако это «немного» быстро превратилось в глубокий сон без сновидений.
Я проснулся от ноющей боли во всём теле. Всё ещё находясь на грани между сном и реальностью, я попытался перевернуться на спину. Моментально меня пронзили сотни невидимых игл, и я не удержался от стона. Долго гадать над таким бедственным положением не пришлось: это дала о себе знать ночь, проведённая с лопатой. Интересно, Жак тоже так мучается? Хотя ему, наверное, полегче, он же всё-таки привыкший к физическому труду.
Прошло немного времени. Болело почти всё, и мои мучения ни на секунду не прекращались. Из-за этого я даже никак не мог сосредоточиться на воспоминаниях о своём ужасном поступке. С одной стороны, это было не так уж и плохо, так как совесть наконец-то совсем замолкла. Мол, что взять с полуживого дурака? Я, нехотя, посмотрел на злополучный ларец. Он выглядел массивным коробом из тёмного дерева с тонко вырезанными узорами. Как же его содержимое могло напугать отца? Что в нём такого? Чтобы это узнать, мне пришлось отодраться от кровати и подойти к окну, благо комната у меня совсем маленькая. Испытывая зверскую боль в плечах, я раздвинул шторы. В следующих своих движениях я был более осторожен.
Ларец открылся легко. Дневник лежал на самом верху, и я немедленно взял его в руки. Эта книжица в потёртом чёрном переплёте должна была ответить на многие из моих вопросов, которые так давно терзали меня.
Когда я, затаив дыхание, открыл дневник, меня постигло страшное разочарование: все записи были на латыни. На языке, который мне в своё время покорить так и не удалось.
Глава 2 Странные вещи
Элен де Ришандруа относилась к ранним пташкам, поэтому я не удивился, когда встретил её на первом этаже особняка. Тётушка выглядела, как всегда, безупречно. Её белокурые волосы были аккуратно уложены в причёску, а лицо сияло свежестью, как у молоденькой девушки. Уверен, она почти не спит: с вечера и чуть ли не до полуночи она читает книги, а встаёт в самую рань, чтобы привести себя в порядок перед очередным насыщенным днём.
— Роберт, ты плохо выглядишь, — сказала Элен вместо приветствия.
Это прозвучало для меня как: «Я знаю, чем ты занимался этой ночью». Я крепче вцепился в ручку портфеля.
— Голова сильно болела.
На самом же деле голова была едва ли не единственной частью тела, которая меня не беспокоила после ночной вылазки.
В серых глазах Элен появилось сочувствие.
— Бедный мальчик. Опять мигрень?
Мигренью страдают гении, женщины и я.
Невнятно буркнув: «Да», я отвернулся, чтобы больше не встречаться с Элен взглядом. Мне было до противного стыдно за свою ложь.
Похоже, тётушка хотела что-то ещё спросить, но прежде чем она открыла рот, раздался звонкий крик:
— Госпожа, я сейчас вам такое расскажу! Такое!
Шарлотт самая несносная горничная, которую я когда-либо знал. Не имею ни малейшего понятия, как она справляется со своими прямыми обязанностями, только выдержать её присутствие способен не каждый. Шарлотт — отъявленная сплетница, может заболтать до полусмерти кого угодно. Если её пухлые губки сомкнуты, это ещё не значит, что она безобидна — она в это время смотрит, слушает и фантазирует. Девчонка сплетничает про всё и про всех, мне не раз самому «посчастливилось» стать героем её домыслов. Элен подобное не грозит, поэтому она любит слушать пустую болтовню служанки. Ей-богу, если бы Шарлотт умела грамотно писать, то наверняка смогла бы работать в какой-нибудь грязной газетёнке.
— Мсье Сандерс! — взвизгнула запыхавшаяся Шарлотт. Она хоть и смелая, но не называет меня по имени при своей госпоже. — Не уходите, тоже послушайте!
Если честно, в этот момент мне захотелось убежать и спрятаться. Я догадывался, о чём она может рассказать.
Элен доброжелательно улыбнулась девушке.
— Что ты принесла сегодня в клювике, моя маленькая сорока?
— Такая жуть приключилась! Такая жуть! — Шарлотт с трудом сдерживала рвущийся наружу детский восторг. — Ночью на кладбище могилу разорили! Родственника мсье Сандерса!
— Кристиана? — в ужасе прошептала Элен. До этого я никогда не видел её такой напуганной, и оттого почувствовал болезненный укол совести.
А негодница Шарлотт аж разрумянилась от удовольствия.
— Да его, наверное. Представляете, что нехристи делают? Как так вообще можно! Госпожа, можно я сбегаю хоть глазком гляну? Ну, пожалуйста!
Побледневшая Элен неопределенно махнула рукой.
Мне захотелось успокоить её, сказать, что осквернили не могилу моего отца, а другую, но я смог только тихо выговорить:
— Я пойду… В школу, а то мсье Марто убьёт меня за прогул.
— Да-да, идите, — Элен, похоже, нас обоих не слушала. Она резко развернулась и быстрыми шагами направилась, должно быть, к управляющему.
Шарлотт вдруг вцепилась мне в руку.
— Ты не пойдёшь на кладбище?
— Нет.
— Но почему?!
— Деньги нужны, — выкрутился я. — Мне прогулы вычитают из жалованья.
Шарлотт расширила и без того большие глаза.
— У тебя нет сердца! Кристиан же твой отец, да?
Я вырвался из её хватки и, не сказав больше ни слова, ушёл. Хотел вообще-то убежать, но ноги болели немилосердно.
Помимо бесполезного дневника, в ларце лежало что-то ещё, но прежде чем я успел вытащить нечто, укутанное в чёрную бархатную ткань, я внезапно вспомнил о суровой реальности и бросил взгляд на часы. Из-за своих ночных похождений я бесславно проспал! Так что пришлось закинуть ларец под кровать и в спешке собираться на работу.
Всю дорогу до школы я злился сам на себя. Я всё равно не успевал, и поэтому жалел о том, что воздержался даже от беглого просмотра вещей Родерика. И мало того, что моё любопытство не было удовлетворено, меня снова стала грызть совесть. Но в этот раз я больше думал об Элен, о том, как она переживает из-за моей эгоистичной выходки. Я должен был остаться с ней, а не пытаться где-то спрятаться как последний трус.
На первый урок я всё же опоздал. Дети так самозабвенно переговаривались между собой, что они не удостоили моё появление вниманием, даже когда я прошёл через всю классную комнату к учительскому столу. Слухи о разорении могилы на местном кладбище возбуждали их так, словно к нам приехал цирк-шапито, поэтому весёлый галдёж ни на секунду не прекращался. Честное слово, я не ожидал от них такого ажиотажа, ведь по дороге на работу я не заметил никаких изменений в деревне. И как только Шарлотт всё узнаёт? Хотя школа стоит на самом её краю, и если побродить по улочкам, то возможно всплывут какие-нибудь новости…
Когда мои шумные питомцы с явной неохотой сели за парты, я пересчитал их по головам. Так и знал, не хватает. Пригляделся. Ну точно: сорванцы Жак Пулен и Жак Лефюр, верно, решили, что ради исторического события можно пропустить урок истории. Я вдруг вспомнил своего Жака и, чтобы заткнуть рот совести, переключил внимание на детей.
— Где Пулен и Лефюр? — я три раза повторил вопрос, пока его всё же услышали.
— На кладбище! А можно и нам пойти? Когда ещё такое увидишь!
Следующие несколько минут я чувствовал себя охотником, еле сдерживающим собак, одуревших от запаха потенциальной дичи. Мне это быстро надоело, но дети всё равно упорно продолжали канючить. Успокоились они только тогда, когда я догадался напомнить им о мсье Марто, который мог вдруг явиться на шум.
— Мсье Сандерс, а можно задать вам вопрос? — спросил двенадцатилетний Пьер, когда в классной комнате стало более или менее тихо.
Пьер, сын местного мельника, всегда у меня был на хорошем счету, поэтому я благосклонно кивнул.
— Только по делу.
Окинув остальных самодовольным взглядом, мол, а вас, балбесов, учитель бы даже слушать не стал, мальчик поднялся с места. Он убрал с лица длинную чёлку, которая ему уже много дней мешала, и чётко произнёс:
— Того, кто надругался над могилой, повесят или ему отрубят голову?
Если бы я не сидел в тот момент за столом, я бы точно упал. И мало того, что меня словно обухом по голове огрели, так мне ещё не дали и рта раскрыть. Классная комната мгновенно наполнилась детскими голосами.
— Ты что, дурак?! Сейчас головы не рубят!
— Рубят! Ещё как рубят!
— А ты откуда знаешь? Самый умный?!
— Да его сначала мсье Сандерс убьет! Я бы так и сделал!
Все, даже девочки, одобрительно загудели. Вот не ожидал от них такой кровожадности!
— Стойте! Стойте! — закричал Пьер. — Так нельзя!
Я с облегчением вздохнул.
— Тогда же мсье Сандерса посадят в тюрьму за убийство! — закончил Пьер и снова убрал с лица чёлку.
Сначала все пристыжено притихли, потом разразились ещё более яростными криками. Я несколько одурел от царящего передо мной хаоса. С одной стороны, мне льстило то, что дети готовы безвозмездно покрыть убийство гробокопателя и помочь мне спрятать труп, с другой — мне было не по себе… Это я воспитал этих маленьких чудовищ? Я — никчёмный педагог! Немного придя в себя, я понял ещё одну вещь: по сути, мои ученики страстно желали расправиться со мной. Интересно, стали бы они меня оправдывать, если бы узнали правду?
Подрагивающими пальцами я взял со стола огрызок мела и поплёлся к доске. Всё тело по-прежнему болело, поэтому даже самые простые движения были для меня мукой. Наверное, со стороны я выглядел немного нелепо, но мне было всё равно.
Внезапно дверь в классную комнату с шумом распахнулась, и дети все как один замолчали. Так бесцеремонно врываться посреди урока может только мсье Марто, страх и ужас этой богадельни. Он преподаёт чтение и письмо, и на его уроках почти всегда идеальная дисциплина, потому что дети, мягко говоря, побаиваются его из-за тяжёлого характера. Чего уж греха таить, он и меня приводит в священный трепет. Его привычку отчитывать меня за любую ерунду в присутствии учеников я ненавижу до глубины души! Мне таких трудов стоит поддерживать свой хлипкий авторитет, а уже от одного взгляда мсье Марто я чувствую себя беспомощным ровесником своих питомцев. Однако в этот раз, к моему удивлению, на пороге стоял вовсе не он, а племянник Элен, сын маркиза де Левена.
Я выронил мел.
— Франсуа?!
Если моё появление в классе дети проигнорировали, то на высокого щеголеватого незнакомца они не смогли не обратить внимание. Мальчишки замолкли и заинтересованно уставились на гостя, а девочки с жаром зашептались.
— Роберт! — Франсуа в несколько широких шагов достиг меня и вцепился в мои несчастные плечи. — Роберт! — он с силой встряхнул меня. — Ты в порядке? Я приехал, Элен нет, мне про могилу рассказали… Это ужасно, это просто возмутительно! Бедный мой друг, тебе, наверное, сейчас очень больно!
Он даже представить себе не мог, насколько был близок к истине.
— У меня всё хорошо, — я попытался мягко отстранить Франсуа от себя.
Неожиданно он успокоился и медленно убрал руки.
— Ты ещё ничего не знаешь?
— Про могилу знаю. Извини, но у меня сейчас… — я хотел было продолжить: «…урок истории», но Франсуа не дал мне договорить.
— Я понимаю, тебе не хочется сейчас говорить на эту тему. Мне всегда нравился твой отец, он был достойным человеком. Представляю, как тебе больно и обидно.
Чувствуя себя потерянным, я стыдливо опустил голову. Теперь ещё один человек страдает из-за моей глупости. И если я скажу ему, что могила моего отца на самом деле в полном порядке, то навлеку на себя подозрения из-за излишней осведомлённости. Лучше б я жалел о том, что не смог вскрыть гроб Родерика, а не о том, что наделал бед. Временная страсть к тайнам моей семьи сыграла со мной поистине злую шутку.
— Это что ещё такое?!
Услышав въедливый, срывающийся на визг, голос, я вздрогнул, обернулся и встретился взглядом с мьсе Марто. Он стоял на пороге с перекошенным от внезапной вспышки гнева лицом. Его маленькие злобные глазки влажно поблёскивали из-под дряблых век, как слизняки в ракушках.
— Что за шум? Как прикажете понимать это праздное ничегонеделанье? И почему на уроке посторонний?!
— Простите, это…
Мсье Марто стремительно направился ко мне.
— Не смейте перебивать того, кто старше и мудрее вас! Что за молодёжь разнузданная пошла! Знайте, мсье, вы — хам! И я вам уже говорил, что с таким безалаберным отношением к работе вам делать здесь нечего! Уверен, на ваше место найдётся более надёжный человек. И не один! Сотни людей могли бы с радостью заменить вас! Да что ж вы смотрите на меня, как баран?!
Вот так всегда. Когда я молчу, я — баран, а когда пытаюсь хоть слово вставить — хам.
Я закусил губу и приготовился выслушивать очередную порцию оскорблений, как вдруг вмешался Франсуа.
— Вы правы, мсье, — с неправдоподобной покладистостью сказал он. — На место этого учителя придут другие, более порядочные. Такая толпа народа стремиться получить здесь работу, что мне пришлось потрудиться локтями, чтобы пройти сюда. У входа аншлаг.
Я на мгновение представил, будто это сказал я сам, и мне стало страшно. Вряд ли мсье Марто способен оценить чувство юмора Франсуа.
Несколько секунд мсье Марто растерянно молчал.
— Что? — наконец выдавил он из себя.
— Говорю, легко будет найти замену.
— Вы… издеваетесь?
— Да, — предельно честно ответил Франсуа. — Почему бы не поиздеваться над тем, кто издевается над другими? Или в этом мире люди делятся на тех, кто издевается, и на тех, над кем издеваются? По-моему, мсье, вы просто завидуете этому молодому человеку. Он начинает свою карьеру с деревенской школы, а вы, похоже, заканчиваете.
Я не заметил, как задержал дыхание от ужаса. Насколько мне известно, мсье Марто за профнепригодность с позором выгнали из одного парижского коллежа, а позже и из пары-тройки провинциальных. Ох, что сейчас будет…
Мсье Марто моментально стал похож на рассвирепевшего индюка.
— Вы меня за дурака, что ли, держите?! И с какой стати вы защищаете этого бездаря? От него школе один вред, он неоднократно нарушал учебный процесс! И именно из-за него у нас уже месяц некому преподавать Закон Божий! Знаете, что он сделал?
Дети несмело захихикали. Они, естественно, не забыли, о моём маленьком конфликте с кюре, который произошёл в прошлом месяце.
— Он заснул! — заверещал мсье Марто. — Он заснул, когда наш уважаемый отец Ив читал детям главу из Священного писания!
От стыда мне захотелось провалиться сквозь землю: мало того, что дети окончательно развеселились, так ещё и Франсуа не удержался от смеха. Да уж, похоже, тень оскорблённого старикашки будет меня преследовать вечно. После этого неприятного инцидента я пару раз подходил к отцу Иву, но, он вопреки своему статусу, ни в какую не желал меня прощать. С тех пор он не преступал порог школы.
Франсуа стоило больших усилий скрыть улыбку.