Помоги проекту - поделись книгой:
4
О ВОЙНАХ «МАРИАН» С ЛИТВОЙ
Войны, а по сути дела, — одна бесконечная война «мариан» с литовскими язычниками, как и все войны, имела свою специфику.
Прибалтийские языческие племена, постоянно враждовавшие между собой, никак не могли сплотиться против общего врага. Именно эта разобщенность стала основным фактором, который позволил Тевтонскому ордену, совместно с ополчениями европейских крестоносцев, покорять их одно за другим.
Но достаточно было нескольким литовским племенам объединиться — и «марианам» не помогали ни лучшая дисциплина, ни лучшее вооружение. Литовцы, подобно своим сородичам-пруссам, отличавшиеся наибольшей воинственностью среди всех прибалтийских племен, не только сумели отразить все вторжения крестоносцев, но и сами неоднократно совершали походы в орденские земли (по большей части победоносные). При этом они не ставили себе целью захват чужих земель, совершая набеги ради захвата пленных (обращавшихся ими в рабов) и грабежа. Так, уже в 1203 г. литовцы совершили набег на только что построенный город Ригу, а на русские земли в период с 1200 по 1285 г. было совершено 18 крупных и множество мелких набегов. О том, что основным противником Христова воинства в Прибалтике были именно литовцы, непреложно свидетельствует следующий факт: из семи ландмейстеров «тевтонов», павших в бою при христианизации Ливонии в период с 1238 по 1296 г., шесть были убиты литовцами — не говоря уже о последнем магистре ордена меченосцев Фольквине (Волквине, Вольковине или Фолькуине) фон Винтерштеттене, убитом теми же литовцами в битве при Сауле.
Литовцы не только постоянно нападали на своих соседей, но и постоянно от них оборонялись. С Запада на них наступали «тевтоны», с Востока — русские княжества. Особенно опустошительным был поход, совершенный русскими войсками в литовские земли в 1258 г. Тем не менее литовцы упорно отстаивали свои земли и свое языческое «родноверие» (приняв христианство только в 1386–1389 гг., последними в Европе), предпринимая ответные набеги и на католические земли «латинян», и на православные русские княжества.
На протяжении всего этого времени литовцы жили в условиях традиционных патриархальных отношений, хотя, начиная с XIII в., по мере возрастания своей «пассионарности» (выражаясь языком Льва Гумилева) начали усиленно вооружаться. Особенно возросло число литовских конных воинов, которые в мирное время жили земледелием и скотоводством, однако были достаточно состоятельными, чтобы иметь дорогое железное оружие. Нередко состоятельные литовцы обладали значительными земельными владениями, которые сдавали в аренду свободным крестьянам-общинникам, составлявшим в военную пору пехоту литовского войска.
В случае войны литовцы собирали племенное ополчение — «кариас» (karias), именовавшееся у их сородичей-пруссов «кариа» (karya). Согласно данным летописей, литовские конные воины использовали низкие седла, более удобные, чем громоздкие седла тяжелой кавалерии как Запада, так и Востока. Летом литовские военные формирования постоянно отправлялись в набеги за добычей, именовавшиеся, как у «тевтонов», «рейсами» (лит.: reyssa), захватывали скот, рабов и добывали себе воинскую славу.
Со своей стороны, «мариане» и их союзники-крестоносцы предпочитали для войны с литовцами зимнее время, когда замерзали болота и реки, а леса с опавшей листвой не давали укрытия для литовских «лесных братьев», постоянно ускользавших от воинов Христовых летом.
Однако литовцы (подобно пруссам, земгалам, эстам, карелам и финнам) совершали свои набеги (как на христианские земли, так и друг на друга) и зимой, на лыжах, пешими, что давало им немалые преимущества, особенно в том случае, если снег был глубоким. Во время таких набегов взрослых мужчин обычно убивали (было бы очень сложно гнать их, в качестве пленных, домой без лыж, а встав на лыжи, пленники легко могли убежать). Предпочитали угонять в полон женщин и детей, хотя из-за них приходилось идти домой медленно. Такая добыча очень ценилась. Тех, кто не мог пригодиться в хозяйстве, продавали на сторону, соседним племенам или торговцам невольниками.
Что же касается военных приемов и вооружения, то тактика литовцев, странным образом, во многом напоминала тактику монголо-татар. Хотя литовские всадники больше пользовались метательным оружием в виде дротиков-сулиц, тогда как монголо-татары применяли преимущественно лук и стрелы. Литовцы также имели лучников, но, согласно хроникам, обычно не конных, а пеших. Лучники литовцев были хорошо обучены, превосходя частотой и меткостью стрельбы лучников из Германии и Скандинавии. Подобно монголо-татарам, литовцы предпочитали заранее подготовленному сражению стремительный, ошеломляющий набег, и быстро исчезали, прежде чем их жертвы приходили в себя для оказания отпора. Битвы, происходившие постоянно между небольшими отрядами самих литовских племен, чаще всего носили характер группового поединка, в котором обе стороны сражались пешими, а проигравшие отступали к лошадям и искали спасения в бегстве.
Основным оружием литовского всадника (кстати, своих покойников литовцы хоронили с оружием, по языческому обычаю) являлся меч (чаще всего немецкого производства), с рукоятью, изготовленной на свой, местный вкус. Некоторые рукоятки литовских мечей были изготовлены из железа и бронзы, нередко с серебряными украшениями и инкрустацией.
Наконечники литовских копий и сулиц (нередко очень длинные) были частью привозные, скандинавские, частью — местного производства. Доспехи собственного изготовления у литовцев до XIV в. встречались достаточно редко. Тем не менее в многочисленных войнах XIII в. литовцы захватили множество доспехов самого различного типа в боях с «тевтонами», поляками и русскими и носили их в боевой обстановке. Господствующим типом защитного вооружения в описываемое время, как и повсюду, у литовцев была кольчуга. Литовцы носили ее как поверх одежды, так и под ней (например, в зимнее время). Шлемы литовцы использовали преимущественно сфероконические, восточноевропейского образца. Кстати, такие шлемы достаточно часто носили рыцари, сарианты и кнехты Тевтонского ордена (не следует представлять их себе поголовно в широкополых шапелях-«эйзенгутах» и горшковидных шлемах-«топ(ф)гельмах»). Заметим, что горшковидные (горшковые) шлемы называются так достаточно условно. В действительности эти шлемы могли иметь форму не только горшка, но также ведра, котла или бочонка. Щиты были также традиционной, общеевропейской формы. А вот знаменитый «литовский тарч» («литовская павеза») пришел в Литву лишь в XIV в., причем из северо-восточной Польши, где (судя по сохранившимся печатям) начал распространяться с середины XIII в.
5
О ХРИСТИАНСКИХ РАЗБОЙНИКАХ-«СТРУТЕРАХ»
В период бесконечных пограничных «малых войн» Тевтонского ордена с языческими племенами пруссов и литовцев обе противоборствующие стороны активно использовали в борьбе иррегулярные отряды так называемых «струтеров» (буквально: «прячущихся в кустах», от средневерхненемецкого слова «струт», Strut, т. е. «куст», «кустарник»). Летописец Тевтонского ордена брат Петр из Дусбурга в своей «Хронике земли Прусской» именовал «струтеров», выступавших на «тевтонской» стороне, по-латыни «христианскими латрункулами», latrunculos Christianos (буквально: «христианскими разбойниками»), что на русский язык традиционно переводится как «наемники» (хотя встречается и вариант «разведчики»), Начиная примерно с 1260 г., хроники постоянно сообщают о вооруженных отрядах «струтеров», состоящих на службе ордена Девы Марии. Согласно Петру Дусбургскому, в эти отряды входили «смелые люди, имевшие богатый опыт разбоя», называя среди них поименно, наряду с внушавшим страх и ужас язычникам предводителем «струтеров» Мартином из Голина, также Конрада по прозвищу Диавол (Дювель, нем.: Dywel), Стовмела, Кудара из Судовии и Накама из Помезании (Судовия и Помезания — области, находившиеся во владениях Тевтонского ордена. —
В 1278 г. отряд «струтеров» под предводительством Мартина из Голина с наступлением темноты совершил неожиданное нападение на деревню прусских язычников в еще не подчиненной власти ордена области Скаловии. Большинство захваченных в селении мужчин было убито, а женщины, дети и скот захвачены в качестве добычи. В 1224 г. отряд Мартина из Голина, по приказу комтура орденской области Кёнигсберг, совершил успешное и весьма эффектное нападение на имение литовского князя (племенного вождя-«кунингаса», именуемого в «Хронике» Петра из Дусбурга латинским словом «регулус», regulus, то есть буквально «царек», «королек»), где происходили свадебные торжества, на которые съехалось множество гостей, в том числе знатных язычников. В ходе нападения было убито 70 одних только знатных пруссов (именуемых Петром из Дусбурга на латинский манер «нобилями», то есть «благородными»). Было захвачено немало золота и серебра (привезенного ранее знатными пруссами и их дружинниками из набегов на своих менее воинственных соседей в качестве военной добычи) и угнано в полон множество женщин и детей.
Как «тевтоны», так и их противники использовали «струтеров» также для преследования вражеских отрядов, грабивших местных жителей или возвращавшихся к своим с награбленным добром и пленниками.
В период войн с литовцами Тевтонский орден, с целью своевременного предупреждения литовских набегов на орденское приграничье, организовал специальную разведывательную службу из представителей туземного населения.
Особые «сторожа» — «вартлейты» (нем.: Wartleute) из числа жителей подвластных Тевтонскому ордену прусских и литовских пограничных поселений, занятые сбором оперативной информации о противнике, за определенную плату сообщали орденским властям об угрозе нападения вражеских «струтеров» или о замеченных ими военных приготовлениях на неприятельской стороне. Эти известия стекались к орденским должностным лицам — «гебитигерам» (нем.: Gebietiger, буквально: «повелителям») пограничных областей, которые незамедлительно пересылали их дальше — в Кёнигсберг, маршалу Тевтонского ордена (являвшемуся одновременно комтуром, то есть правителем Кёнигсберга).
Такие послания именовались «путевыми отчетами» (по-немецки: «вегеберихтами», Wegeberichte).
Орден не только оказывал своим «струтерам» материальную поддержку (хотя данные о регулярной выплате им жалованья отсутствуют — ведь «христианские разбойники» получали захваченную в ходе своих «спецопераций» долю добычи), но и одаривал особо отличившихся земельными наделами. Со временем они вливались в ряды «витингов», а впоследствии могли стать даже прусскими «ландритгерами» — светскими вассалами Тевтонского ордена.
В 1387 г. Тевтонский орден заключил с Великим княжеством Литовским договор, согласно которому определенные приграничные территории должны были щадиться шайками «струтеров», состоявшими на службе высоких договаривающихся сторон.
Перед началом военных походов на язычников — «рейсов» (нем.: Reisen) — орденское командование, планировавшее эти регулярные предприятия, участникам которых предстояло прокладывать себе путь через труднопроходимые лесные дебри, поручало особым проводникам, или «лейтсманам» (от нем.: Leitsmann, т. е. «проводник») из числа туземного населения, хорошо знавших местность, разведать лесные дороги или тропы, пометив их особыми, заранее оговоренными с «тевтонами», знаками, заметными и понятными для следующих за ними крестоносцев и в то же время незаметными и непонятными для неприятеля.
Если «рейсы» происходили зимой (что случалось довольно часто, поскольку замерзавшие в зимнее время болота и водоемы становились более легко проходимыми для тяжеловооруженных рыцарей, воинов и «гостей» ордена Девы Марии), то в преддверии похода «лейтсманы» или «лейтслейты» (нем.: Leitsleute) были обязаны тщательно проверять прочность ледяного покрова на пути следования христианского войска.
Перед началом летних «рейсов» было не менее важно находить броды через реки и проходимые участки болот. Успех «рейса» зависел также от возможностей снабжения войска в походе и создания по пути следования складов провианта. В «Мариенбургской должностной книге» (Marienburger Aemterbuch) постоянно отмечались расходы на выплату вознаграждения прусским и литовским «проводникам» (вознаграждение выплачивалось им только за конкретный поход, регулярного же жалованья они, судя по всему, не получали).
В целях подготовки взятия вражеских замков и крепостей орденские соглядатаи разведывали прочность и толщину стен неприятельских укреплений, их высоту, строительные материалы, из которых они были возведены, а также другие подробности, важные для выделения штурмующим имеющихся в орденских арсеналах осадных машин или постройки новых на месте, и т. д. Нередко функции разведчиков выполняли не туземцы, а «братья» Тевтонского ордена. Полагаться во всем только на данные, полученные от местных «лейтсманов», было связано с определенным риском. Порой отряды крестоносцев сознательно заманивались «проводниками» (тайно перекупленными неприятелем или изменившими ордену Девы Марии в силу каких-либо иных причин), в непролазные дебри «по принципу Ивана Сусанина» или же под стрелы и дротики сидевших в засаде язычников. Однако бывали и случаи, когда «проводники» просто ошибались и сами сбивались с пути. Порой знаки, по которым ориентировалось выступившее в поход орденское войско, чтобы не заблудиться в девственных лесах Прибалтики, неожиданно «исчезали» — как водится, в самое неподходящее время и в самом неподходящем месте!
Огромное значение для ордена Девы Марии имела организованная им надежная и быстрая система почтовой связи. «Тевтонская» курьерская служба с полным основанием могла считаться образцовой (по тем временам). Актуальная информация обо всех передвижениях неприятеля и о вражеских намерениях должны были своевременно доставляться в центры военного планирования, расположенные в Кёнигсберге — резиденции маршала ордена — ив Мариенбурге — резиденции Верховного магистра. Столь же незамедлительно приказы, принятые на основании полученной оперативной информации, должны были доставляться из резиденций Верховного магистра и маршала обратно, в пограничные комтурии, откуда оперативная информация поступала в центры планирования.
Настоятели орденских домов (замков-монастырей) — комтуры — пользовались специально обученными гонцами для срочного обмена информацией в целях согласования своих действий по преследованию неприятельских банд, постоянно вторгавшихся на орденские земли. Послание ливонского ландмейстера доставлялась этой курьерской почтой в мариенбургскую резиденцию Верховного магистра, расположенную на расстоянии шестисот километров от резиденции ландмейстера, всего за 10 дней.
В каждом «конвентсбурге» — орденском замке, являвшемся местопребыванием комтура (комментура, командора, коммендатора) — и конвента орденских «братьев-рыцарей» (состоявшего как минимум из 12 человек, не считая самого комтура), расположенном по пути следования гонца, последний был обязан представлять комтуру письма, которые он вез с собой, а комтур — проверять, не следует ли избрать для них какой-либо особый путь дальнейшей доставки, и снабжать их пометками касательно времени прибытия и дальнейшего следования гонца. Любое послание в течение всего нескольких дней доставлялось от самой границы орденского государства в его столицу.
На почтовых станциях, имевшихся в каждом орденском замке, постоянно держались наготове курьерские лошади особой местной породы, известные под названием «брифшвейки» (нем.: Briefschweiken, Briffsweyken), т. е. буквально «швейки (лошади прусской породы) для доставки писем» или «почтовые лошади». В этих замковых конюшнях гонцы могли в любое время дня и ночи сменить лошадей, чтобы, не задерживаясь (и наскоро выпив прямо в седле кружку доброго пива, умением варить которое издавна славились орденские пивовары) следовать дальше по почтовому тракту. В конюшнях кёнигсбергского замка маршала ордена всегда стояли наготове 10–15, а в замках комтуров — по 5–7 почтовых лошадей. Конные гонцы, обязанные сесть в седло по приказу в любое время суток, вербовались среди представителей коренного населения — пруссов, литовцев или латышей (а если быть точнее, то ливов, леттов, латгалов, земгалов и куршей, слившихся позднее в единый народ латышей), известных своей надежностью и преданностью ордену Девы Марии. За верную службу эти «брифффюреры» (нем.: Brieffuehrer, т. е.: «письмоноши» или «письмоносцы») или «брифюнги» (нем.: Briefjungen, т. е. «почтовые парни») получали земельные наделы и освобождались от всех работ, оброков и прочих поборов.
За 31 год правления Верховного магистра Винриха фон Книпроде (1351–1382) Крестовые походы «мариан» и их союзников — крестоносцев-«интернационалистов» — на Литву достигли своего апогея. Для этих военных предприятий, требовавших от своих организаторов немалых усилий и жертв, были характерны не столько полевые сражения, сколько постоянная необходимость преодолевать дремучие леса, бездорожье, болота, проблемы снабжения и логистики, и быть постоянно начеку (язычники, умевшие искусно приспосабливаться к местности, постоянно устраивали засады). Решить свою основную, стратегическую задачу — добиться установления постоянного и надежного сухопутного сообщения между Пруссией и Ливонией — ордену «мариан» так и не удалось.
В 1386 г. было официально объявлено о крещении Литвы в римско-католическую веру. В 1389 г. папа римский официально признал Литву христианской страной. Крещение Литвы (пусть даже чисто формальное) лишило Тевтонский орден повода совершать против литовцев Крестовые походы с участием европейских «интернационалистов». А если быть еще точнее — крещение Литвы вообще поставило под вопрос смысл и целесообразность существования Тевтонского ордена, основывавшего всю свою деятельность на необходимости обращения язычников в Христову веру.
6
О ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ В ПРУССКОМ ГОСУДАРСТВЕ ОРДЕНА К 1400 г
И О ПРИЧИНАХ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ С ЛИТВОЙ И ПОЛЬШЕЙ
В конце XIV — начале XV в. Тевтонский орден, благодаря своей строгой организации, централизованному управлению и огромным доходам, находился в апогее своего могущества. За прошедшие 150 лет он создал на завоеванных и христианизированных, с огромными усилиями и жертвами, языческих землях орденское государство, которое, благодаря притоку колонистов, достигло завидного (для соседей) экономического процветания.
Немецкие колонисты, прибывавшие в орденские владения изо всех областей средневековой Германии — прежде всего, из Нижней Саксонии, Бранденбурга, Силезии и со средней Эльбы, постепенно слились с исконным населением — балтами-прус(с)ами — в один народ (впоследствии вошедший в историю Германии, Европы и мира под названием пруссаков). В то время, разумеется, еще рано было говорить о «национальном самосознании» в современном смысле этого слова (хотя в настоящее время мы, к сожалению, являемся свидетелями все большей эрозии этого чувства под влиянием идеологии «глобализма»), Однако всех этих людей объединяло чувство родства и своеобразного «государственного самосознания». Образ жизни «братьев-рыцарей» претерпел немалые изменения. Теперь их целью было уже не только обращение в истинную веру и покорение язычников.
Тевтонский орден превратился в организацию, обеспечивавшую достаточно безбедную жизнь в этом, посюстороннем, мире своим членам, становившимся все более властолюбивыми и высокомерными. Новые рыцари, принимавшиеся в орден, по-прежнему были родом из Германии. Местных рыцарей — светских вассалов ордена Девы Марии, получавших от него поместья на условиях военной службы — в число орденских «братьев-рыцарей» не принимали (вне зависимости от того, являлись ли они потомками обращенных в христианство прусских «кунингасов» или же крестоносцев-«интернационалистов», прибывших когда-то из Германии или других стран христианской Европы на подмогу «тевтонам» для покорения Пруссии).
Местное население орденской Пруссии рассматривало рыцарей-монахов Тевтонского ордена, не имевших в Пруссии корней и сородичей, как чужаков. По Уставу «орденским братьям», как монахам, запрещалось не только жениться (вообще, а на местных девушках и женщинах — в частности), но и водить дружбу с местными мирянами. Следует также заметить, что к описываемому времени в Тевтонский орден вступали уже не только «пламенные идеалисты». Теперь все большее число «братьев-рыцарей» ожидало от вступления в орден «мариан», прежде всего, жизни, обеспеченной в материальном отношении. Другим, преисполненным доброй воли, в связи с их происхождением и воспитанием, полученным в далекой Германии, требовалось немало времени для того, чтобы ознакомиться с условиями и особенностями жизни в орденской Пруссии. Все это постепенно привело к окостенению традиционной, заданной орденом системы.
Сложившуюся ситуацию не смогли преодолеть даже такие выдающиеся Верховные магистры, как Винрих фон Книпроде или Конрад фон Юнгинген (1394–1407). В лучшем случае им удавалось только отодвинуть во времени наступление неизбежной катастрофы. Тевтонский орден обосновывал легитимность (законность) своей власти тем несомненным фактом, что именно он заложил основы благосостояния и экономического процветания христианской Пруссии. Однако этот несомненный факт не мешал постепенному, но неуклонному упадку дисциплины и добродетелей Тевтонского ордена. Эти противоречия и рост напряженности постоянно нарастали по всей орденской Пруссии. Крупные и богатые прусские города выражали все большее недовольство налогами, пошлинами и сборами (постоянно возраставшими после крещения Литвы, в результате которого заметно уменьшилось число «крестоносцев-интернационалистов» — «военных гостей» ордена Девы Марии, — охотно поднимавших меч на литовцев-язычников, но не на литовцев-христиан). Из-за уменьшения притока «военных гостей» (нем.: Kriegsgaeste) ордену «мариан» пришлось прибегнуть к вербовке наемников, стоивших немалых денег, что, в свою очередь, потребовало повышения налогов и пошлин.
Кроме того, орден Девы Марии по-прежнему сохранял за собой монополию на особо прибыльный экспорт различных природных богатств Пруссии, но в первую очередь — хлеба и янтаря (через свои торговые фактории в Мариенбурге и Кёнигсберге). Крестьянам во многих случаях приходилось выходить на безвозмездную барщину. Епископы зависели от Тевтонского ордена в административном отношении и находились под его строгим контролем.
Упомянутые выше светские вассалы ордена Девы Марии — потомки переселившихся в Пруссию европейских рыцарей и прусской родоплеменной знати, — хотя и получали от ордена «мариан» поместья, находились в глухой оппозиции, поскольку «братья» не допускали их к участию в управлении Пруссией.
В Кульмской земле эти «земские рыцари» («ландритгеры, Landritter», или «ландесриттеры», Landesritter), мечтавшие получить такие же вольности, как польская шляхта, основали тайный «Союз (Общество) ящериц» (нем.: «Эйдексенбунд», Eidechsenbund), как орудие претворения в жизнь своих заговорщицких планов.
Именно в царившей в орденской Пруссии внутренней нестабильности следует искать ответ на вопрос, почему после разгрома армии Тевтонского ордена и его союзников при Танненберге польско-литовским войском вся Пруссия почти без сопротивления покорилась победителям.
Проживание иудеев в орденских владениях было запрещено. Вероятно, гохмейстеры руководствовались теми же соображениями, что и российская императрица Елизавета Петровна, не желавшая «иметь от врагов Христовых интересной прибыли». Возможно, Верховным магистрам «мариан» пришлось об этом горько пожалеть, когда в XV в. на вверенный их попечению орден обрушился комбинированный удар врагов внешних и внутренних, «тевтоны» оказались Ь ситуации острого финансового кризиса, а денег было взять неоткуда. Но не будем торопить ход нашего повествования…
Не лучшим образом складывалась для ордена «мариан» и внешнеполитическая обстановка. В 1386 г. Великий князь Литовский Ягайло (Ягайла, Йогайла, по-польски: Ягелло) женился на наследнице польского королевского престола Ядвиге (Гедвиге), «отбив» ее, при поддержке польских магнатов, у жениха — маркграфа Бранденбургского Сигизмунда фон Люксембурга, будущего короля Венгрии и римско-германского императора (затаившего с тех пор лютую злобу на Ягайло).
Брачный союз князя Литвы и польской королевны представлял собой смертельную угрозу для Тевтонского ордена. Благодаря браку Ягайло и Ядвиги фактически сложился военно-политический союз Польши и Литвы (окрещенной в одночасье по приказу Ягайло, как уже упоминалось выше). Формально факт крещения Литвы лишал легитимации существование Тевтонского ордена, учрежденного с целью борьбы за обращение язычников в веру Христову. Отказ ордена «мариан» признать Литву, еще вчера откровенно языческую, истинно христианским государством, поскольку подлинного обращения литовцев в христианство не произошло, хотя и был, вероятно, не вполне необоснованным, не нашел поддержки у папы римского (откровенно радовавшегося распространению зоны влияния Римско-католической церкви на огромную территорию Литвы) и не смог воспрепятствовать сокращению числа «военных гостей» — упоминавшихся выше «крестоносцев-интернационалистов», прибывавших в Пруссию (и — в меньшем числе — в орденскую Ливонию) для поддержки вооруженной борьбы «тевтонов» с литовцами.
Орден Девы Марии пытался играть на противоречиях между Ягайло, именовавшим себя после принятия крещения по римско-католическому обряду (хотя при рождении он был окрещен по православному обряду и наречен Яковом, а с течением времени впал в язычество) королем польским Владиславом II (1386–1434) Ягелло, и его двоюродным братом Витовтом, или, по-польски, Витольдом (1392–1430), принявшим после крещения (по римско-католическому обряду) имя Александр. Двуличный Витовт, предатель и перебежчик по натуре, неоднократно переходил с одной стороны на другую. В 1382–1384 гг. он сражался на стороне Тевтонского ордена против Ягайло, в 1384–1389 гг. — на стороне Ягайло против ордена, в 1389–1391 гг. — на стороне ордена против Ягайло, в 1392–1398 гг. — на стороне Ягайло против ордена, в 1398–1401 гг. — на стороне ордена против Ягайло, и лишь в 1401 г. окончательно перешел на сторону Ягайло.
Тевтонский орден (вопреки традиционно возводимой на него напраслине) всегда строго соблюдал условия договоров и соглашений. А вот король польский и Витовт (которому Ягайло уступил титул и власть Великого князя Литовского — правда, лишь пожизненно) действовали лицемерными и коварными методами, несовместимыми с рыцарственным поведением и рыцарским кодексом чести «братьев» Тевтонского ордена.
Согласно заключенному с «тевтонами» Салинскому (Саллинвердерскому) миру (1398) Великий князь Литовский Александр-Витовт навечно уступил Тевтонскому ордену языческую область Жемайте (Жемайтию, по-латыни: Самогитию или Самагиттию, по-польски: Жмудь) с целью ее христианизации (чему жмудины-жемайты, упрямо косневшие в язычестве, упорно сопротивлялись). В обмен на эту территориальную уступку Витовт получил от ордена военную помощь, необходимую ему для экспансии в восточном направлении и, в частности, борьбы с Золотой Ордой.
Уступка Жемайте, казалось, означала осуществление давней мечты «тевтонов» о получении «коридора», соединяющего орденские владения в Пруссии и Ливонии. Самогития была включена в состав орденских владений на правах фогтства под управлением фогта (наместника) Генриха фон Швель-борна. Однако, как уже упоминалось выше, в 1399 г. литовское войско Витовта (в составе которого сражался и воинский контингент Тевтонского ордена — 100 «орденских братьев», т. е. рыцарей и сариантов, со вспомогательными частями) было наголову разбито татарами хана Темир-Кутлуга (вассала Тамерлана) и его полководца Едигея на реке Ворскле. Путь Витовту на Восток оказался закрытым. И Великий князь Литовский вновь обратил свой взор на Запад, что привело его к очередному конфликту с Тевтонским орденом. В 1401 г. Витовт инспирировал восстание жемайтов против власти ордена Девы Марии, оказав повстанцам вооруженную помощь. Военные действия велись с переменным успехом. Наконец Витовт в 1401 г. заключил с Тевтонским орденом Ковенский договор, по которому подтвердил права «тевтонов» на Жемайте. Новым орденским фогтом Самогитии был назначен Генрих Кюхмейстер фон Штернберг.
Заручившись, в очередной раз, военной поддержкой Тевтонского ордена, Витовт снова обратил свои взоры на Восток, задумав нанести удар по собственному зятю, Великому князю Московскому Василию. Однако история повторилась. Военные походы Витовта в 1406 и 1408 гг. на Москву не увенчались успехом. Решающее значение для Великого князя Литовского приобрело восстановление его власти над Жемайте. Любопытным в данной связи представляется упоминавшийся выше факт многократной перемены веры Витовтом, то принимавшим крещение, то вновь впадавшим в язычество. Однако все это в конечном счете не имело значения в глазах папы римского, однозначно признавшего Литву обращенной в христианство и запретившего Тевтонскому ордену в 1404 г. организовывать дальнейшие Крестовые походы на литовцев.
К началу XV в. политическая конфронтация между Тевтонским орденом и польско-литовской коалицией стала неизбежной. Орден «мариан» оказался перед лицом врага, власть которого распространялась на собственно Литву, ряд присоединенных к Литве западнорусских княжеств и на Польшу. Эту коалицию, территория которой окружала орденские владения с трех сторон, возглавлял беззастенчивый, расчетливый и преисполненный ненависти к Тевтонскому ордену польский король. Ягайло получил от польских магнатов («можновладцев») мандат положить конец властным притязаниям Тевтонского ордена.
Постоянные трения возникали по вопросам прав владения Помереллией (именуемой в одних источниках Восточной Померанией, а в других — Западной Пруссией), приобретения орденом «мариан» в 1402 г. области Неймарк (Новая Марка), а также по поводу областей Дризен (Дрезденко) и Добрин (Добжинь). Упоминаемые обычно в данной связи «безудержные экспансионистские устремления» Тевтонского ордена, якобы являвшиеся причиной предстоявшей Великой войны польско-литовской коалиции с «тевтонами», при ближайшем рассмотрении оказываются очередным мифом, поскольку покупка орденом «мариан» Новой Марки была осуществлена лишь после заявления прежнего владельца этой области, немецкого маркграфа Бранденбургского, согласно которому маркграф, в случае отказа «тевтонов» купить у него Новую Марку, продаст ее Польше. А покупка Новой Марки Польшей означала бы, что кольцо окружения вокруг орденских земель замкнулось бы окончательно, отрезав владения «тевтонов» от Германии, являвшейся жизненно необходимой для ордена «мариан» базой снабжения. В Жемайте шла непрерывная «малая (или, выражаясь современным языком, партизанская) война». Орден Девы Марии нисколько не заблуждался насчет активной помощи, оказываемой жмудским повстанцам Великим князем Литовским, в свою очередь, поддерживаемым польским королем. Все попытки «тевтонов» вбить военно-политический клин между Литвой и Польшей (или натравить их друг на друга) оказались в конечном итоге безуспешными. Тем не менее государство Тевтонского ордена, территория которого (общей площадью более 170 000 кв. км) простиралась от реки Одера (Одры) на западе до Финского залива на востоке, с 59 замками и 48 городами, достигшее пика своего размера и могущества, оставалось «крепким орешком» для всех, желавших попробовать его «на зубок».
30 марта 1407 г. приложился к роду отцов своих Верховный магистр «тевтонов» Конрад фон Юнгинген. К числу его несомненных заслуг относилось не только повышение благосостояния вверенных ему Богом земель, но и осуществление искусной политики, в ходе которой он умело защищал интересы ордена (преимущественно дипломатическими средствами). Невзирая на требования многих «орденских братьев» начать превентивную войну против литовско-польской коалиции, не дожидаясь, пока она станет слишком сильной, мудрый гохмейстер предпочитал «худой мир доброй ссоре». В таких случаях старый магистр, поседелый под шлемом и израненный в бесчисленных боях, говаривал: «Войну легко начать, но трудно закончить» (нем.: «Krieg ist bald angefangen, aber schwer beendet»). Перед своей кончиной он призвал «братьев» ни в коем случае не избирать новым Верховным магистром своего родного брата Ульриха. Тем не менее 26 июля 1407 г. Генеральный капитул — в первый и единственный раз за всю историю ордена Девы Марии — единогласно избрал, после смерти прежнего Верховного магистра, его родного брата.
Новый гохмейстер «тевтонов» Ульрих фон Юнгинген, рожденный в 1360 г., подобно своему умершему брату и предшественнику, был отпрыском знатного швабского рода, владения которого располагались в районе Боденского озера. В 1387–1392 гг. Ульрих был «кумпаном» или, в другом написании, «компаном» («компаньоном», то есть, буквально, «оруженосцем», в действительности же — адъютантом или помощником) тогдашнего Верховного (Великого) маршала «тевтонов» Конрада фон Валленроде (Валленрода), неоднократно принимая в этом качестве участие в походах на Литву. Дальнейшая карьера Ульриха выглядела следующим образом. В 1393–1396 гг. он был фогтом Замланда (Самбии), в 1396–1404 гг. — комтуром Бальги, а в 1404 году был назначен Верховным маршалом, командующим всеми войсками Тевтонского ордена (подчиненным лишь Верховному магистру). В этой должности Ульрих в 1404 г. участвовал в военно-морской экспедиции «тевтонов» на остров Готланд, в ходе которой «тевтонским» десантом были разгромлены разбойничьи гнезда морских разбойников-«витальеров» и взят их главный оплот — город Висби.
Ульриху фон Юнгингену явно не хватало хладнокровия и выдержки, свойственных его покойному старшему брату. Явная склонность Ульриха решать спорные вопросы преимущественно военными средствами, судя по всему, отвечала настроениям, господствовавшим к описываемому времени среди «орденских братьев», и, вероятно, явилась главной причиной его единогласного избрания гохмейстером. Высшее руководство ордена Девы Марии не сомневалось в неизбежности вооруженного конфликта с польско-литовской коалицией, и потому ему представлялось в высшей степени логичным избрать Верховным магистром именно воинственного Ульриха. Отвага и деятельная натура нового гохмейстера заставляла Капитул надеяться на победу ордена, под его предводительством, в грядущем вооруженном конфликте. Сразу же после своего избрания Верховный магистр назначил комтура Меве (по-польски: Гнева) Фридриха фон Валленроде (Вальроде или Валленрода) новым Верховным маршалом. Вскоре произошли новые назначения и в других сферах орденского руководства. Несмотря на свою воинственность, Верховный магистр попытался избежать конфронтации с польско-литовской коалицией дипломатическими средствами. 6 января 1408 г. Ульрих фон Юнгинген лично встретился с польским королем Владиславом II Ягелло в тогдашней столице Польши — Кракове. Однако краковская «встреча на высшем уровне» оказалась безрезультатной. Ни по одному из спорных вопросов консенсуса достичь не удалось. Обе стороны начали активно вооружаться, стремясь как лучше подготовиться к теперь уже неизбежной войне.
С начала 1409 г. эскалация военных действий в Самогитии стала нарастать. Все больше литовских военных отрядов спешило на помощь повстанцам-жмудинам. Тевтонский орден направил ко двору Витовта посольство, потребовавшее от князя четкого заявления, как восстановить в Самогитии спокойствие и порядок. Витовт не удостоил «братьев» ордена ответа.
Тем не менее Ульрих фон Юнгинген решил предпринять последнюю попытку к примирению.
Накануне большого христианского праздника — дня святого Иоанна Крестителя (Иванова дня) — к королю Владиславу II Ягелло в великопольский город Оборники явились, в качестве послов Верховного магистра, комтуры Торна (по-польски: Торуня) и Старгарда (по-польски: Старограда). Послы пожаловались на то, что Витовт отнял у «тевтонов» Самогитию, хотя ранее открытой грамотой записал ее в вечный дар ордену Девы Марии и отказался от всякого рода прав и притязаний на нее, а орденских наместников перебил или пленил. Ввиду безуспешности неоднократных попыток путем переговоров побудить Витовта вернуть «тевтонам» захваченные у них земли и пленников, орден Девы Марии вознамерился добиться восстановления своих попранных прав силой оружия, о чем и известил короля Польши. Изложив все это, послы попросили польского короля объявить, намерен ли он помогать Витовту или же способствовать восстановлению попранной справедливости.
Владислав Ягелло дал уклончивый ответ, что соберет общий сейм (съезд) вельмож своего королевства и, посовещавшись с ним, даст магистру и ордену Девы Марии ответ через послов. Недовольные этим ответом, «тевтонские» послы заявили, что их Верховный магистр и орден готовы свято соблюдать договор о вечном мире с Польшей, заключенный между королем польским Казимиром и магистром Тевтонского ордена, но, поскольку король польский Владислав не желает покинуть Витовта и намерен помогать ему в несправедливом деле, «то пусть рыцари и вельможи королевства Польского не гневаются на магистра и орден, если, оскорбленный глубокой несправедливостью, он начнет войну против Польского королевства».
Информаторы при дворе Витовта сообщили Ульриху фон Юнгингену, что Великий князь Литовский похвалялся, «как только созреет хлеб на полях, пойти во главе жемайтов на Кёнигсберг», изгнать «проклятых крыжаков» (крестоносцев) «отовсюду огнем и мечом» и неустанно преследовать их, «пока они не добегут до моря и сами в нем не утопятся». Получив эту информацию, гохмейстер направил польскому королю послание с просьбой дать разъяснение сложившейся ситуации. По прошествии долгого времени польский архиепископ Гнезненский Миколай (Николай) Куровский привез магистру письменный ответ следующего содержания:
«Наш король и Великий князь Литовский — кровные родичи. Последний получил свою землю в дар от польской короны, поэтому наш король его не оставит, и окажет ему поддержку всеми своими силами, не только в этой войне, но и в любой другой беде».
Согласно польскому хронисту Яну Длугошу (1415–1480), автору латинской «Истории Польши» (Historia Polonica), послы короля Владислава Ягелло, явившись в Мариенбург к Верховному магистру, дали ему на словах более развернутый ответ:
«Король польский Владислав полагает, что тебе и ордену твоему небезызвестно, что Александр-Витовт, великий князь литовский, на которого ты принес жалобу по поводу отобрания Самагитской земли и прочих обид, хотя и знатнейший государь и связан с королем почти братскими кровными узами, однако является подданным Польского королевства и короля, и землю Литовскую и княжество получил только в силу королевского пожалования и лишь пожизненно. Поэтому не подобает королю и в настоящей войне, которую вы будете вести против князя Александра и земли литовской, и в любой другой беде покидать его, но, напротив, следует помогать ему всеми силами и средствами».
В ответ на угрозу Верховного магистра напасть на Литву архиепископ Гнезненский заявил, что в этом случае польский король нападет на Пруссию. Уяснив из ответа епископа, кто является главным врагом ордена Девы Марии, Ульрих фон Юнгинген в гневе пригрозил «пойти войной на христианскую страну»: «Лучше я нападу на голову, чем на члены, лучше на населенную землю, чем на покинутую, и лучше на города и села, чем на леса, обратив оружие, назначенное против Литвы, на Польское королевство. Ведь больше пользы мне и моему ордену поразить голову, чем ноги, больше пользы пойти на возделанные земли, а не на поля, леса и чащи… Теперь мы видим, что этот ущерб в Жемайтской земле мы терпим из-за короля Польши и его козней, и более не из-за кого».
6 августа 1409 г. Верховный магистр Тевтонского ордена Ульрих фон Юнгинген направил к польскому королю посланцев с формальным объявлением «фейды» (нем.: Fehde — феодальной войны), по-немецки: «Фейдебриф» (Fehdebrief), чтобы военными средствами предотвратить нависшую над вверенными ему Богом орденом и орденским государством смертельную угрозу.
Гохмейстер Ульрих фон Юнгинген незамедлительно приказал укрепить пограничные замки и объявил сбор всех вооруженных сил ордена Девы Марии. Для него не являлось секретом то обстоятельство, что собравшиеся в Литве под знамена Витовта многочисленные силы, в том числе литовские и золотоордынские татары, только и ждали приказа Витовта, чтобы начать вторжение в орденское государство. Поэтому ранней весной 1409 г. орденские курьеры, загоняя коней, разъезжали по владениям «тевтонов», спешно разнося по градам и весям следующую весть:
«Да будет ведомо всему честному люду, что, как нам стало известно, Витольд (Витовт. —
Или, на тогдашнем немецком языке, именуемом филологами «средневерхненемецким»:
(«Wissentlich sei alien ehrbaren Leuten, wie wir Kunde haben, dass Witold mit einem grossen Heere in das Land will sprengen heute oder morgen. Hierum bitten wir fleisslich, dass jeglicher sich halte zuzujagen, wo man ihn befiehlt, wenn die Nachricht erfolgt»).
Это был приказ о мобилизации, адресованный следующим категориям подданных Тевтонского ордена:
1) землевладельцам немецкого и прусского происхождения, обязанным ордену военной службой, в зависимости от размеров своего поместья, в качестве тяжелых или легких кавалеристов;
2) стрелкам-ополченцам (немецкого и прусского происхождения) городов, расположенных во владениях ордена;
3) поселянам немецкого и прусского происхождения, обязанным предоставлять для обоза орденского войска лошадей, телеги и возниц.
Какие же вооруженные силы Верховный магистр «мариан» Ульрих фон Юнгинген оказался в состоянии противопоставить армии польско-литовской коалиции?
7
ОБ АРМИИ ВЕРХОВНОГО МАГИСТРА «МАРИАН»
а) Боевое построение
В полевых сражениях армия Тевтонского ордена традиционно строилась в три линии, или эшелона (по-немецки: «треффен», Treffen). Третью линию составлял резерв. Лишь в битве при Танненберге этот традиционный порядок построения был нарушен, и мы далее увилим, почему. Каждый «треффен» состоял из нескольких боевых отрядов (по-немецки: «шлахтгау-фенов», Schlachthaufen), представлявших собой тактические подразделения. В свою очередь, каждый «шлахтгауфен» состоял из нескольких «знамен», или «хоругвей» (по-немецки: «баннеров», Banner), а каждое «знамя» — из нескольких отрядов (по-немецки: «труппов», Truppen — просьба не путать с трупами).
Острие передового «шлахтгауфена» тевтонского орденского войска составляли рыцари в тяжелых доспехах, построенные клином (по-старонемецки: «ди шпиц», die Spitz). В зависимости от количества тяжеловооруженных конников, составлявших острие («чело») клина, сам клин мог быть больше или меньше. Были возможны варианты, когда в первом ряду стояло 3 рыцаря, во втором — 5, в третьем — 7, в четвертом — 9 и т. д. Чаще всего «клин» состоял в общей сложности из 50–80 рыцарей, в то время как основную часть «шлахтгауфена» составляло двигавшееся вслед за тяжеловоруженными рыцарями, построенное вытянутым четырехугольником, формирование конных рыцарей в облегченном вооружении и «услужающих братьев» («слуг», «сариантов»), как правило, представлявших, по сравнению с рыцарями, меньшую боевую ценность и обладавших меньшим боевым опытом.
За отрядом этой средней и легкой кавалерии в некоторых случаях выстраивалась орденская пехота.
Рыцарский «клин» мог состоять либо из одного большого «баннера», либо из нескольких более мелких. Когда нам приходится читать о «клине», состоящем из нескольких «баннеров», то остается не вполне ясным, где в таком случае располагались знамена и предводители этих мелких «баннеров», поскольку знамя первого «баннера» клина считалось знаменем всех «баннеров», входивших в этот клин. Прикрытие знаменосца составляли самые сильные, искусные во владении оружием и опытные рыцари, вооруженные мечами, булавами и шестоперами («штрейткольбенами», Streitkolben). Иногда рыцари этой «знаменной группы» имели по два меча каждый. А вот копий им — повторим это еще раз! — не полагалось (чтобы они, захваченные общим наступательным порывом, не атаковали неприятеля «по-рыцарски», с копьем наперевес, забыв о порученной им охране знамени).
Тактическая цель атаки в клинообразном строю заключалась в прорыве неприятельского строя, чтобы потом повернуть и рассечь и без того распадающееся неприятельское формирование на несколько частей. Вероятно, за рыцарями следовали легковооруженные отряды, занимавшиеся уничтожением противника, утратившего боевой порядок. Клинообразное построение использовалось «тевтонами» задолго до битвы при Танненберге 15 июля 1410 г., в частности, в Прибалтике. В орденских хрониках (в частности, у Генриха Латвийского), упоминается боевой порядок под названием «шикунге» (Schikunge), хотя ныне точно не известно, как он выглядел.
б) Походное построение
На марше в голове орденского войска следовал конный авангард (нем.: «фортраб», Vortrab, или «реннфане», Rennfahne, что по-русски иногда переводится как «Скаковая хоругвь» или «Гончая хоругвь»), а замыкал колонну арьергард (нем.: «нахгут», Nachhut). Если войско передвигалось по неприятельской территории, оно шло в сомкнутом строю. При снятии с лагеря никто не должен был садиться на коня или надевать вооружение без приказа. Каждый должен был оставаться в своей группе или «ротте» (Rotte — не путать с «ротой»!), к которой он был приписан (Правила, 46). Без соответствующего приказа не разрешалось снимать доспехи, шлем, щит и оружие.
В пункте XXIII Законов Верховного магистра «тевтонов» брата Дитриха фон Альтенбурга (1335–1341) сказано, что все братья должны оставаться и передвигаться под знаменем (в составе «знамени». —
В опасных («внушающих страх») местах орденским «братьям» не дозволялось без приказа разнуздывать лошадей. Когда «братья» садились на боевых коней, им не дозволялось поворачивать их без приказа. В пору Средневековья среди рыцарей часто возникали споры и даже конфликты из-за права непременно первым атаковать неприятеля (первым войти в боевое соприкосновение с противником считалось делом чести, ради этого рыцари нередко ломали строй, приводя тем самым свое войско к поражению).
Поэтому Правила Тевтонского ордена строжайшим образом регламентировали все действия каждого члена ops' 67 дена на марше и в бою, с целью недопущения подобных конфликтов между «братьями-рыцарями» и самовольных действий. Если бы «братья» самовольно, «ища себе чести и славы» (как говорится о дружинниках-курянах в «Слове о полку Игореве»), вырывались вперед, это могло бы привести к катастрофическим последствиям для орденского войска. Поэтому за подобные проступки предусматривалась суровая кара. Никому из братьев не дозволялось атаковать без приказа или до того, как переходил в атаку предводитель «баннера» (нем.: «баннерфюрер», Bannerfuehrer). Братья, которым было поручено прикрывать знамя, обязаны были находиться в его непосредственной близости. Потеря знамени (или самовольная подача им каких-либо сигналов) каралась смертной казнью.
Перед отдачей маршалом или предводителем «баннера» приказа атаковать оруженосцы (нем.: «кнаппен», Кларреп) собирались с вьючными лошадьми под знаменем, которое держал один из «братьев-сариантов» (сержантов), и молились за своих ушедших в бой хозяев, не принимая сами участия в сражении. Сами оруженосцы (возившие за «братьями-рыцарями», которым они служили, их щиты и копья) имели на вооружение только кинжалы для самообороны и в бою обычно участия не принимали (за исключением критических ситуаций).
В сомкнутом строю орденские бойцы оставались только до момента вхождения в боевое соприкосновение с противником. С началом схватки строй распадался на множество отдельных поединков. Тяжеловооруженные рыцари не могли атаковать с копьями наперевес в сомкнутом строю без интервалов, не имея свободы маневра и свободного пространства для разгона, необходимого для нанесения таранного удара (поэтому представления о том, что «тевтонская» железная «свинья» сомкнутым клином, как раскаленный утюг в сугроб, входила в плотный неприятельский строй, пробивая его насквозь, несомненно, нуждаются в серьезной корректировке). «Божьи рыцари» шли в атаку коротким или медленным галопом, почти что рысью. Обычно бой начинали конные арбалетчики, стоявшие на флангах и перед готовым к бою конным формированием ордена. Отстрелявшись, арбалетчики отступали в тыл конному формированию.
Тактическое боевое построение в соответствии с Уставом ордена тамплиеров, применявшееся войском Тевтонского ордена Пресвятой Девы Марии в ранний период его существования, отличалось от описанного выше «классического». В Святой земле вооруженные «кнехты», державшие копья рыцарей, стояли перед группой рыцарей, каждый перед своим господином. Невооруженные оруженосцы («кнаппен») с походными лошадьми находились в последней линии. Как правило, тяжеловооруженные рыцари образовывали первую линию, а «братья-сарианты», имевшие среднее вооружение, — вторую. Легкая конница («туркопулы» или «туркополы», нем.: Turkopolier), набиравшиеся из палестинских, сирийских и армянских христиан (а впоследствии — из осевших в Святой земле потомков крестоносцев-«франков», пулланов и даже из местных мусульман), стояла на флангах.
В Пруссии и Ливонии ситуация изменилась. Разделение орденского войска на отдельные отряды (крестоносцев изо всех градов и весей Европы, ополчений орденских комтурий, ополчений подчиненных ордену епископств и городов), выступавших каждый под собственным «баннером», делало фронт орденского войска более широким, за счет меньшей глубины построения.
Тактическое построение (в частности, в битве при Таннен-берге 15 июля 1410 г.) орденского войска состояло из большого числа конных арбалетчиков (спешивавшихся в бою) и меньшего числа тяжеловооруженных рыцарей (строившихся «клином»).
Пешие воины использовались главным образом в орденском флоте «мариан», при обороне замков, крепостей и городов, сопровождении транспортных колонн и при охране обоза, оставленного конным войском, ушедшим жечь и грабить достояние прусских (или литовских) язычников.
в) «Копье», или «глефа»
Самое мелкое подразделение тяжелой орденской конницы именовалось «копьем» (по-немецки: «глеве», «глефе», «глефа», «ланце» или «шпис»). «Глефа» (само это слово означает копьевидное оружие с длинным древком и плоским, клинкообразным наконечником вроде русской «совни») была не тактическим, а чисто организационным подразделением. В отличие от «копий» обычных, «мирских» («светских») рыцарских войск Западной Европы (за исключением армий королевств Иберийского полуострова, кроме Наварры, в которых «копьем» именовался одиночный тяжело или легко вооруженный конный воин), насчитывавших порой до нескольких десятков человек (в зависимости от богатства возглавлявшего «копье» рыцаря-феодала), тевтонская «глефа» состояла не из четырех (как часто ошибочно пишут и думают), а из трех человек — тяжеловооруженного конника, его оруженосца («кнаппе») и конного арбалетчика. На этих трех воинов Приснодевы Марии приходилось в общей сложности четыре лошади. Каждый из трех конников «глефы» имел свою собственную походную лошадь, а тяжеловооруженный конник — еще и тяжелого боевого коня, которого в походе вел в поводу его оруженосец.
Тяжеловооруженный конный латник именовался «шпис-фюрером» (нем.: Spiessfiiehrer) или «глефнером» (нем.: Glefner, Glevner). На марше доспехи рыцаря были навьючены на его боевого коня, в то время как оруженосец вез щит и копье «глефнера». Лишь в непосредственной близости от неприятеля «глефнер» в подходящем месте облачался в доспехи. Всякий рыцарь, желавший иметь собственного оруженосца, должен был при вступлении в Тевтонский орден внести в качестве «вклада» не менее четырех лошадей (во всяком случае, в германских владениях Тевтонского ордена — «Дейчмейстертуме»). «Человеком чести» (нем.: «эрбар», Ehrbar) считался лишь тот, кто, кроме оруженосца (не имевшего собственного вооружения), выставлял хотя бы одного стрелка.
Контракты, заключавшиеся Тевтонским орденом с предводителями наемников (нем.: «зёльднеров» — от слова «зольд» = «жалованье», происходящего от названия средневековой итальянской монеты «сольдо», или от названия позднеримской золотой монеты «солидус», или «солид»), предусматривали, что каждый «шпис» в составе наемного отряда также должен был включать в свой состав трех человек и четыре лошади (например: «Сорок хорошо вооруженных рыцарей и оруженосцев и сорок стрелков» или: «Сто глеф добрых рыцарей и кнехтов в полном вооружении… и к ним сто стрелков. Эти сто глеф должны иметь четыреста лошадей»).
Во время похода орденского войска Тевтонского ордена на остров Готланд, с целью очистить его от шаек морских разбойников-«витальеров» (1404), каждый вооруженный арбалетом «брат-рыцарь» получал, в качестве конюха, собственного «кнехта», а все прочие арбалетчики — лишь одного «кнехта-конюха» на двоих.
г) Горны, трубы и герольды
Поделиться книгой: