На десятый день он перегнал товарищей. И все его хвалили.
— Ай да рязанский! — говорил дядька Беломор. И написал об этом чекисту-начальнику.
„Ну, теперь доказал, можно и бежать“, решил Алешка, но бежать почему-то расхотелось. Очень интересно было посмотреть, какая же выйдет плотина из его бревен.
А плотина быстро росла, и Алешке казалось, что он тоже растет вместе с ней. Работать было трудно. Тяжело было работать. Но ведь это было куда интереснее, чем кисельная плотина и молочная запруда.
5
Жил в лагере плохой человек, по прозванью гражданин Контрик. „Не желаю быть счастливым гражданином, а насильно вы меня им не сделаете“, так рассуждал Контрик и целые дни валялся на койке. Он пел скучную песню про старую жизнь и храпел на весь лагерь. Он грубил воспитателям и дрался с товарищами. Он отказывался от работы. Он был „отказчик“.
Его записали в кавалеры мокрой курицы.
Контрик хотел бежать из лагеря. Он стал подговаривать Алешу. Он звал его в теплые края. Но Алеша и слышать об этом не хотел. Тогда Контрик вот что сделал. У Алеши раз заболела голова. Контрик дал Алеше понюхать тайный сладкий пьяный порошок. Алеша не удержался, понюхал и сделался, как пьяный. У него закружилась голова и ослабли ноги. Алеша очень плохо работал в этот день. Он делал не то, что надо, он грубил дядьке Беломору, он испортил уголок плотины. Его просили уйти. Он не уходил. Бригада из-за него отстала от других. И Алеше навесили орден мокрой курицы.
Когда Алеша очнулся и увидел этот позорный орден, он заплакал от стыда и обиды.
— Вот видишь, — сказал тогда Контрик, — мы теперь с тобой товарищи. Нечего петушиться, кавалер мокрой курицы. Неужели же ты и после этого тут останешься?
И Алеша решил всем назло бежать. Они бежали ночью. А ночь была черная. Ночь была бурная. И ветер гнал волны к неоконченной плотине. Алеша и Контрик тихонько прокрались через лагерь. Алеше захотелось в последний раз взглянуть на свою плотину, такую широкую, такую высокую, такую красивую. И вдруг он заметил, что волны размыли, что буря расшатала часть насыпи. Вода подымалась. Вода лезла, рыла, точила, долбила. Вода грозила опрокинуть Алешкину плотину.
— Пропружает! Пропружает! — закричал Алеша. — Контрик, я не могу, я побегу нашим сказать. Уходи один, как хочешь!
Он полез в ледяную воду; он руками, синими руками, нащупал повреждение, вылез и побежал в лагерь, крича: „Пропружает! Пропружает!“
И парни дядьки Беломора вскочили все разом. И сам дядька Беломор, чихнув, проснулся. Он проснулся и сразу надел кепку. В лагере били барабаны. По лагерю гремела тревога. Развернулись знамена. Засияли прожекторы. И ударили оркестры.
Каналармейцы пошли на штурм. Они шли спасать плотину. Ветер шел навстречу. Дождь летел с ветром. Вода била в берега. Впереди всех шагал дядька Беломор и тридцать три его богатыря.
Всю ночь и весь день проработали ударники. Всю ночь и весь день не сходил с плотины Алеша. Он простудился в холодной воде и кашлял. Дядька Беломор велел ему итти домой. Алешка не хотел, и тогда его отправили спать насильно. Его уложили, а у дверей встал часовой с ружьем. Первый раз в лагере охранял Алешку часовой. Но Алешка сделал вид, что он спит, а когда часовой отвернулся, Алешка вылез в окно и опять прибежал на плотину.
Каналармейцы отогнали воду от плотины, они заделали дыры. И плотина была спасена.
6
И вот настал день, когда открылись тяжелые ворота. Вода хлынула с плотин, и озеро с горы потекло по громадной водяной лестнице. Моря соединились. Из Балтийского моря прошел по каналу первый пароход. Он поднялся по водяным ступенькам на гору и спустился потом к Белому морю. А навстречу ему в Балтийское море проплыла первая беломорская рыба.
Это был большой праздник для всей советской страны. И чекист пригласил художницу поехать от моря до моря на пароходе. Художница обещала срисовать канал.
Они ехали на пароходе и все спорили. Художнице нравилось ровное место, а чекисту — горы. Художница любила тихий ход, а чекист приказал итти полным ходом. Но вот пароход остановился посреди канала, около большой плотины. Пассажиры сошли на берег.
Вдруг к художнице подошел какой-то молодой аккуратный рабочий.
— Здравствуйте, — сказал он. — Это я. Вот, гора с горой не сходится, а море с морем соединяется. Не узнаете? Бывший Алешка-Рязань. Эту плотину я тоже делал… Извините меня, сколько я вам должен за те краски… которые я у вас тогда… это… нечаянно взял?
— Потом сочтешься, она нам больше проспорила, — засмеялся чекист-начальник. — Ну-ка, дядя Беломор, покажи, как твоя плотина работает.
— Есть, товарищ начальник, — отвечал дядька Беломор. — Ну-ка, Алеша, останови реку!
Алеша полез на плотину.
Алеша повернул колесо.
И река в тот же миг остановилась. Река прекратилась.
Стало видно каменное дно.
— А ну, Алеша, отпусти ее совсем.
И Алеша выпустил реку на свободу.
Река вырвалась и зарычала.
Рухнули громадные водопады, ударили фонтаны.
Струи, брызги, радуги били из-под щитов плотины.
Солнце расцвечивало водяную пыль в тысячу красок.
— Ах, и вы еще спрашиваете, сколько вы мне должны? — сказала художница. — Вы взяли у меня только две краски, а подарили тысячи новых. Нет, это я не плачу! Это брызги водопада осели на ресницах. Я хочу нарисовать ваш портрет, товарищ Алексей! И бурые леса, и фиолетовые скалы, и черные граниты, и серые воды, и ваш красный-красный орден!
Загудел пароход.
Пассажиры заторопились.
Алеша подошел к начальнику-чекисту.
— Товарищ начальник, — сказал Алеша. — Вот мы прошлый раз товарищу Сталину телеграмму давали, что канал кончен и его именем зовется. А кое-куда забыли телеграмму послать. Вот пошлите, пожалуйста, за границу.
— За границу? — удивился начальник. — Кому?
— Шведскому и норвежскому королю, — сказал Алеша и прочел свою телеграмму:
„Граждане короли и заведующие странами! — читал он. — Сообщаем вам, что вы теперь живете не на полуострове, а на полном острове.
От бригады Беломора бывший получеловек, а теперь полный человек, Алексей-Рязань, краснознаменец“.