Спасти будущее! «Попаданец» Вождя

Убрав назад в сейф бутылку с рюмками, Мартынов нажал кнопку на углу стола, и через мгновение в кабинет вошел лейтенант-секретарь.

– Вызовите ко мне майора Стасова, он в четвертой лаборатории должен быть, и сообразите нам чайку покрепче.

* * *

– Андрей! Ну, нельзя же таким тупым быть! – Максимов вскочил из-за стола, опрокинув стул. – Ну ладно здешние товарищи! Они только начали пользоваться компьютерной техникой и еще не осознали даже сотой части того, что с ее помощью можно делать. Но ты-то! Ты же человек совсем другого мира! Ты же сам работал на подобной технике! Фильмы смотрел, в конце концов! А такую ахинею несешь! Даже я, не великий специалист в программировании, – Максимов поперхнулся, подскочил к столу и прямо из графина сделал несколько глотков. Отдышавшись и немного успокоившись, он продолжил доказывать мне, какой я неумный человек. – Никакой я специалист, откровенно-то говоря. И то смог, пусть и с горем пополам, состряпать нечто, облегчившее работу шифровальщикам и дешифровальщикам. А после подключения «атомщиков», да когда они вытянули из меня С++, пусть я и хреновенько его знал, насколько облегчилась у них работа и ускорилась? А вы? Питекантропы вы, а не разведчики!

– Слушай! Ты чего так завелся-то? – честно говоря, не ожидал от «земляка» такой встречи. – Столько времени прошло, а ты только сейчас развыступался. Да и весь заказ мы выполнили! Ты же сам список составлял.

– А подумать, проявить инициативу не судьба?! – вроде успокоившийся, поднявший стул и усевшийся за стол тезка вновь вскочил. – Вот! – Он ткнул в листок, лежащий на столе. – Вот перечень того, что вы видели там. Выписано, между прочим, из протоколов ваших, Андрей, допросов с помощью медиков!

– Что же ты там такого увидел, что такую истерику закатил? – Взяв листок, я начал внимательно его изучать. – Не вижу ничего такого особенного.

– Нет, Андрей! Ты меня точно решил в могилу свести! Смотри сюда. – Максимов потянулся к листку, и тут зазвонил телефон. Зло глянув на меня и на некстати заработавший аппарат, он поднял трубку. – Максимов… Да… Да, у меня. Хорошо… Хорошо… – Максимов положил трубку и повернулся ко мне: – Счастлив твой Бог, товарищ майор! Твое осознание себя идиотом переносится на более поздний срок, а сейчас тебя Мартынов ждет. Причем срочно!

* * *

– Внимание… Внимание… Говорит Москва! Говорит Москва! Товарищи… Сейчас… По радио… Будет передано важное сообщение! – голос Левитана, прервавший какую-то веселую негромкую музыку, доносившуюся из радиорупора на площади перед штабом, заставил меня остановиться, как и добрый десяток военных и гражданских специалистов, направлявшихся по своим делам. – Слушайте наши радиопередачи… – Пока из рупора доносился мотив «Широка страна моя родная», я огляделся. Только что почти пустая площадь была заполнена до отказа, а на крыльце штаба я увидел все руководство, включая откуда-то появившегося Влодзимерского, которого чуть не сшибли с ног выбегающие девчата-телефонистки и машинистки. Было такое чувство, что все вокруг уже знают, что именно сейчас услышат, но боятся этому поверить! Такие одинаково-ждущие, с еле пробивающейся сквозь серьезность скрытой радостью лица были у всех окружающих. Не думаю, что и я чем-то отличался от всех остальных. Уже несколько лет страна ждала этого сообщения, а в последние дни ожидание стало просто невыносимым.

– Говорит Москва! Войска Первого Белорусского фронта под командованием маршала Советского Союза Рокоссовского, при содействии войск Первого Украинского фронта под командованием маршала Советского Союза Черняховского, после упорных… уличных боев… завершили разгром Берлинской группы немецких войск, и сегодня… десятого апреля…

Звенящий от гордости и торжества голос Левитана с каждым словом проникал все глубже в души и наполнял всех стоящих на площади горячей волной, грозящей вот-вот прорваться наружу, сорвав все наносное и оставив только Настоящие Чувства…

– Полностью овладели столицей Германии… городом… Берлином!!!

Следующие несколько минут просто выпали из моей жизни, смытые прорвавшейся наружу радостью! Какое-то счастливое безумие захватило всех нас в эти минуты. Крики, плач, слезы и смех. Кто-то стрелял в солнечное небо, кто-то пел, кто-то кричал. Некоторые просто молча стояли, не видя никого вокруг, и только слезы текли по лицам, освещенным сложной смесью из счастья и горя. Почему-то запомнился пожилой старшина в новенькой гимнастерке, щедро украшенной медалями и орденами, с тремя нашивками тяжелых ранений на груди. Вцепившись в свой подбородок левой рукой, похожей на клешню краба из-за варено-красного цвета обожженной плоти и отсутствующих трех пальцев, он невидящим взглядом залитых слезами глаз смотрел куда-то вдаль и что-то тихо, почти беззвучно шептал, словно пересказывая речь Левитана кому-то невидимому.

Я вместе со всеми что-то орал, с кем-то обнимался, а в голове крутилась одна мысль – не зря! Пусть всего на три недели раньше взяли Берлин, пусть! Но это целых три недели войны! Тысячи, может, миллионы не погибших солдат, которые вернутся домой, нарожают детей и будут жить, а не лежать в чужой земле. И вспомнилась песня одного из моих любимейших актеров, Михаила Ивановича Ножкина:

Еще немного, еще чуть-чутьПоследний бой, он трудный самый…

Как наяву перед глазами встали кадры из фильма «Освобождение», когда молодой офицер в исполнении Ножкина негромко, почти проговаривая, поет эту песню в немецкой вилле в последние часы войны. Интересная штука человеческая память. Да и восприятие тоже. В детстве, смотря фильмы о войне, интересовался только сценами боев и жутко раздражали моменты, когда показывали просто жизнь. А если уж сцены «про любовь»… А с возрастом стал совсем по-другому воспринимать такие моменты. Стала коробить фальшь, наигранность, которая встречалась нередко. Но момент с песней мне запомнился сразу и навсегда. Только одно я не мог понять раньше, да и сейчас не понимаю. Как? Как молодой тридцатилетний актер смог сыграть эту сцену так, что веришь – он действительно там, в почти побежденной Германии, офицер армии-победительницы. И как он сумел передать простыми словами так много чувств? И радость, что война вот-вот закончится, и решимость умереть, если понадобится, и тоску по Родине, дому. Как? Наверное, именно в таких, внешне простых деталях и осознается разница, отличающая по-настоящему талантливого человека от всех остальных.

Интерлюдия 11. США, Нью-Йорк, президентский номер, Mandarin Oriental New York, март 2013 г.

– Здравствуйте, господин Ларссон. – Улыбающийся Арчибальд Морган энергично пожал руку невысокому мужчине, меньше всего похожему на северянина. При взгляде на его коренастую фигуру, смуглое лицо и вьющиеся жесткие черные волосы перед глазами вставала не Швеция или другая северная страна, а выжженная солнцем Сицилия или Корсика.

– Выпьете с дороги? – Арчибальд повел рукой в сторону столика рядом с креслами, в которых они устроились, заставленного различными бутылками с недешевым содержимым.

– Не откажусь, сэр. – Явно польщенный радушием хозяина гость благодарно улыбнулся. – Если можно, коньяка, пожалуйста. Только не армянского.

– Билл мне рассказывал о вашей, гм, причуде. Хотя и считаю, что вы поступаете глупо в отношении ко всему армянскому, по меньшей мере это создает помеху бизнесу, но оскорблять ваши чувства не хочу.

– Спасибо за понимание, сэр. Для меня это не столько национальный вопрос, сколько личное. Но бизнес – это одно, а личные принципы – совсем другое. Для дела я назову какого-нибудь Арарата другом и братом, но только ради дела. Слишком свежи душевные раны. Но ведь вы ждали меня не только для того, чтобы угостить этим прекрасным напитком? – Азербайджанец со шведской фамилией и паспортом широко улыбнулся, отсалютовав хозяину бокалом. – Я вам очень благодарен за вашу тактичность, но…

– Честно говоря, Эмин, вы меня удивили, – Морган поставил свой бокал на стол и чему-то усмехнулся. – Восточный человек, пусть и с европейской фамилией и паспортом, а сразу к делам переходите…

– Восточный-то восточный, сэр. Но… Восток, он тоже разный. Вам ли, как представителю такой уважаемой семьи, этого не знать? Я ведь вырос в СССР, в семье, как у нас говорили, технической интеллигенции. И отец, и мама были инженерами-буровиками. Будь я «урюком» из Средней Азии, возможно, я и вел бы себя «как восточный человек». А так… – Ларссон развел руками, сделав виноватое лицо. – Что выросло, то выросло.

– Ну хорошо. К делу так к делу. – Арчибальд, согнав улыбку с лица, слегка хлопнул ладонями по своим коленям. – По вашему звонку я понял, что у вас есть результат. И?

– Вот, сэр. – Эмин, став очень серьезным, достал из внутреннего кармана пиджака небольшую флэшку в чехольчике и протянул собеседнику. – Здесь вся информация. Кое-какие фотографии, записи разговоров и видеоматериалы.

Задумчиво покрутив в пальцах накопитель, Морган отложил его на столик и взял свой бокал.

– Расскажите мне о своей поездке. В общих чертах.

– Добрался до места назначения без каких-либо недоразумений, используя свой азербайджанский паспорт. Прибыв в Красноярск, обратился за помощью к известному вам человеку. Не поверите, сэр, но я сразу попал к человеку, максимально владеющему информацией!

– Так сразу? То есть… ваш этот… м-м-м… Азамат Шибаев, который то ли бандит, то ли бизнесмен, оказался как-то связан с этим делом? Вы уверены, что он вам не был подведен спецслужбами? – Взгляд Моргана стал напоминать кинжал, готовый вот-вот проткнуть подобравшегося Ларссона.

– Нет, сэр! То есть да… то есть… Я уверен, что он не работает на спецслужбы!

– Даже головой ответите? – Взгляд сэра Арчибальда немного смягчился, но голос оставался холодным.

– Да! – ни на секунду не задумываясь, выпалил слегка побледневший Эмин. – Ручаюсь!

– Позвольте полюбопытствовать… С чем связана такая уверенность? Я знаю, что вы знакомы много лет и даже считаетесь если не друзьями, то добрыми приятелями точно. Но этого мало, чтобы так убежденно ставить на кон свою жизнь. Так почему вы так уверены?

– Не знаю, поймете ли вы меня. – Эмин передернул плечами, словно попав под холодный поток воздуха. – Однажды он спас мне жизнь. Не просто уберег от неприятностей, которые могли закончиться моей смертью, а именно спас. Пять километров тащил меня по горам, истекающего кровью, а потом под дулом пистолета заставил врача провести операцию, когда тот заявил, что я практически труп и он не будет зря тратить время и медикаменты. Вы, наверное, слышали, что у некоторых народов человек, спасший другому жизнь, становится ответственным за его дальнейшую судьбу? Азамат считает именно так. Я для него скорее близкий родственник, чем просто друг или приятель. Что-то вроде сына или младшего брат, несмотря на небольшую разницу в возрасте. Шибаев никогда меня не предаст и не подставит. Если он посчитает, что я опозорил его или недостойно использую второй шанс на жизнь, он меня просто убьет. Но никогда не подставит. Что же касается гипотетической возможности его работы на спецслужбы России или любого другого государства… Он был военным, как и множество его предков. Несмотря на то что он стал бандитом, он остается патриотом и… имперцем, сэр. Нынешние властные структуры России, за исключением некоторых людей, для него предатели, паразитирующие на теле поверженной империи.

– А вашу работу, м-м-м, на, прямо скажем, врагов его страны он не считает недостойной? – Морган подался к собеседнику всем телом. Было ясно, что рассказ Эмина его всерьез заинтересовал.

– Он не знает. Иначе мы с вами бы не разговаривали, сэр. Я ведь искал следы людей, которые убили моего компаньона и вроде как засветились в Сибири.

– Хорошо. Вы меня убедили. – Арчибальд откинулся на спинку кресла. – Итак…

– Обратившись к Шибаеву со своей «проблемой», я сразу получил результат, даже превышающий мои ожидания. Как оказалось, в декабре прошлого года к Шибаеву обратились с просьбой обеспечить безопасное проживание на небольшой срок одного человека. Им был некий Кароян. По мнению Шибаева, он был кем-то вроде финансиста в одной, гм, организации. Как я понял, хотя Азамат не очень распространялся на эту тему, организация эта что-то вроде наднациональной корпорации. Только преступной. Помимо входящих в нее некоторых преступных сообществ на территории бывшего СССР, она объединяет некоторые из азиатских, европейских и южноамериканских преступных сообществ. К Шибаеву обратились представители китайской части этой «корпорации». Буквально за день до планируемого отлета Карояна в Москву, а потом в Европу на его квартиру был произведен налет. Предположительно в нем участвовали восемь или десять человек, включая нескольких женщин. Результатом налета стала гибель Карояна, восьми человек Шибаева и около семи человек, работавших на «корпорацию» напрямую. Предположительно, потому что точных данных у Шибаева не было, – не дожидаясь вопроса Моргана, добавил Эмин. – Это было бы ерундой, не заслуживающей вашего внимания, если бы не способ, вернее, оружие, с помощью которого были убиты все эти люди. Подавляющее большинство было поражено из оружия, использующего патроны 7,65×17HR Browning, давно снятые с производства. При этом они были изготовлены по технологии, использовавшейся в сороковые годы прошлого века. Материалы, состав металла также полностью соответствуют тому же периоду, сэр. Как выяснил Шибаев, дело взято под прямой контроль Москвы, но и это не самое главное! Как оказалось, незадолго до этого во все отделения ФСБ России, региональные управления МВД России был спущен приказ о немедленной передаче в Москву информации по делам, связанным с использованием вооружения, предметов и ценностей периода Второй мировой войны. Но и это не все, сэр. Шибаев узнал, что ФСБ опознала некоторых из налетчиков по отпечаткам пальцев, но данные засекречены, и получить точные сведения не удалось. Уже собираясь улетать из Красноярска, я совершенно случайно обратил внимание на рекламные плакаты. Сэр, чтобы вы поняли, о чем я говорю, подключите флэшку. Да. Фотография под номером семнадцать.

Морган недоуменно пожал плечами, глядя на экран ноутбука.

– Ну и что? Очередная русская рекламная кампания по повышению патриотизма. К чему вы это мне показываете? Хотя… Судя по вашей довольной улыбке… Это имеет прямое отношение к данному делу?

– Именно, сэр! – Ларссон широко улыбнулся. – Первоначально я подумал так же, как вы, но потом меня как молнией ударило! Дело в том, что точно такие же плакаты появились во всех крупных городах России! Один текст, один телефон, одно и то же лицо! А с учетом того, КТО именно присутствует на плакате, можно уверенно говорить о том, что именно этот человек «засветился» в Красноярске и русские пытаются установить контакт с «гостями из далека».

– Хм. На чем основано ваше, скажу прямо, неоднозначное утверждение? Если по фактам бойни в Сибири я с вами согласен, то тут… – Морган отвернулся от ноутбука и вопросительно вскинул бровь.

– Сейчас вам все станет понятно, сэр. Дело в том, КТО именно изображен на плакате. Это Николай Иванович Кузнецов. Советский разведчик, получивший звание Героя Советского Союза посмертно. По сути – он настоящая легенда! В СССР не было ни одного человека, который хоть раз бы не слышал этого имени. А то, что он делал в немецком тылу… Знаете, сэр, если внести в сценарий голливудского боевика то, что делал этот человек в реальности, любой специалист скажет, что приключения Джеймса Бонда и Супермена более реальны и достоверны! А время, когда появились плакаты, никоим образом не связано ни с датой рождения Кузнецова, ни с датой его смерти, ни с какими-либо его операциями, сэр. А учитывая его операции против немцев и все остальные факты, я утверждаю, что именно Кузнецов мог возглавлять группу в Красноярске.

– Интересно… Очень интересно… – Морган в задумчивости внимательно всмотрелся в лицо на экране ноутбука. – Легенда, говорите? Вот что, Эмин. Сегодня найдите мне всю доступную информацию об этом человеке. – Арчибальд ткнул пальцем в экран. – А завтра готовьтесь снова лететь в Россию. И проверьте состояние своего счета, он вас приятно удивит.

Если бы Эмин знал, что его ожидает в Красноярске, он бы не улыбался от слов нанимателя, а просто застрелился.

Интерлюдия 12. Красноярск, элитный коттеджный поселок «Сосны», март 2013 г.

– Ну, здравствуй, Азамат. – Высокий, сухощавый мужчина с ярко выраженной военной выправкой стоял посреди кабинета и, едва заметно улыбаясь, смотрел на хозяина, явно растерянно глядевшего на него. – Вижу, не ожидал меня увидеть. Не ожидал…

– Не ожидал… командир. – Азамат, справившись с эмоциями, вышел из-за стола и встал перед гостем. – Ну здравствуй… «Ноль три».

Разжав объятия, от которых хрустнули кости у обоих не слабых, несмотря на возраст, мужчин, они сели в кресла у камина. Дождавшись, пока бесстрастный Равиль расставит на столе тарелочки с нарезанным лимоном, тонко распластанной подкопченной семгой и осетриной и выйдет из кабинета, Азамат налил в рюмки коньяк и поднялся из кресла. Посмотрев в глаза вставшему напротив «ноль третьему», он одними губами прошептал – «пацанам», наклонил рюмку, уронив несколько капель коньяка на стол, и одним глотком, как водку, влил напиток в себя. Гость, зеркально повторив все действия Шибаева, вслед за хозяином уселся на место. Задумчиво глядя, как Азамат вновь наполняет рюмки, тихо спросил:

– Сколько не виделись? Лет двадцать? Больше?

– Двадцать один год и восемь месяцев, командир. – Шибаев хмуро взглянул на гостя. – Извини, командир, но не верю, что ты приехал просто повидаться…

– Ты прав, Азамат… Не просто. – Звякнув рюмкой о рюмку Шибаева, гость выпил коньяк и серебряной вилочкой подцепил кусочек семги. Промокнув губы салфеткой, он грустно усмехнулся. – Жаль, что наши дороги разошлись тогда. И зачем тебе только понадобился этот перевод в Москву!

– Ты же знаешь… Любил… – Азамат грустно улыбнулся, вспоминая красавицу-москвичку Алису, которая ушла от него сразу после увольнения из армии. – Да и ты не против был. Сам же представление писал. А теперь вот…

– М-да. Теперь… – Гость неожиданно поднялся из кресла и прошелся по кабинету. Резко остановившись, он вернулся назад, молча налил себе еще порцию коньяка, выпил, закурил и, не глядя на озадаченного хозяина, грубо выругался. Сделав несколько глубоких затяжек, он уже спокойно поднял взгляд на Шибаева.

– Азамат. Я готовился к нашей встрече. Продумывал предстоящий разговор, но… решил говорить прямо. То, что ты стал бандитом, – Бог тебе судья. Не знаю, кем бы я стал в твоей ситуации. Но Родину-то на хрена продавать?! Что угодно мог от тебя ожидать, но это!..

– Что-о-о?! – от шипящего рыка вскочившего Шибаева гость аж откинулся на спинку кресла, а дверь кабинета распахнулась, и в него буквально влетел Равиль с каким-то ПП в руках. Правда, и вылетел он так же быстро, наткнувшись на разъяренный взгляд босса.

– Это ты МНЕ говоришь?! Это Я Родину продаю?! – Резко успокоившись, он буквально упал назад в кресло. – Это твои московские начальники Родиной торгуют. Оптом и в розницу. Детишки их, на теплые кресла пристроенные. Генералы многозвездные да чинуши всех мастей с поддержкой коммерсантов. Вот кто Родину уже почти продал! А Шибаевы никогда Родиной не торговали!

– Предки твои – да! А ты продал, Азамат! – Гость твердо встретил бешеный взгляд хозяина. – И с тобой я сейчас разговариваю только по одной причине… Понять хочу… Почему? Почему, капитан?

К своему удивлению, «Ноль третий» увидел, как из глаз Шибаева уходит ярость, сменяясь удивлением, недоумением и самой настоящей обидой.

– Ты… Командир… Ты что сейчас мне говоришь? – голос Азамата стал какой-то надтреснутый, а сам он словно сдулся в своем кресле. – Кто-кто, а ты… Как ТЫ мог подумать, что Азамат Шибаев способен предателем стать?! КАК?!!

– Как? Смотри. – Гость достал из внутреннего кармана и бросил на стол перед Азаматом небольшой пакет. – Смотри сам.

Через несколько минут Шибаев поднял растерянный взгляд на своего бывшего командира.

– Это точно? – тихо, в глубине души надеясь на ошибку, но разумом понимая, что ошибки нет, спросил он.

– Точно, капитан. Точнее не бывает. Вот тот, здоровый, это Вильям Морган. Полковник армии США. Спецвойска. Специалист по разным грязным делам. Засветился в куче стран, в том числе и у нас, в Чечне. «Паршивая овца» клана Морганов. Но это официально, а неофициально… мало данных. Вот этот, солидный, Арчибальд Морган. Один из самых хитрозадых представителей Морганов. Вхож в любой кабинет в США, включая Овальный кабинет Белого дома. Да и в Европе, пожалуй, нет таких чиновных кабинетов, которые бы он не мог открыть ногой. Имеет глубокие связи с кланом Рокфеллеров, но и с Ротшильдами поддерживает отношения. Богат, умен, опасен. Традиционно враждебен России. С ними обоими встречался твой «крестник», который теперь Ларссон, перед недавней поездкой в Россию. И именно к нему он ломанулся прямо из аэропорта, прилетев в Нью-Йорк. Ну, капитан? Что он узнал у тебя такого, что полетел к хозяину, не чуя ног? Или ты считаешь, что Морган просто его приятель? Так что, Азамат?

Глава 7

– Канаем мы с корешем к фарцовке Манечке, дыбаем – на заборе петух, с понтом фраер, на куконе пятаки развесил…

– Ты сам-то понял, что сейчас сказал? – неожиданно раздавшийся сзади голос Мартынова чуть не заставил меня упасть со стула. М-да. Увлекся бумагами. Ни черта не замечаю вокруг.

– Неа. Подозреваю, но очень смутно. В детстве когда-то услышал, сейчас и не вспомню, при каких обстоятельствах, иногда бормочу себе под нос, когда чем-то занимаюсь. А что?

Пока командир проходил в кабинет и усаживался за соседний стол, я достал из шкафчика банку с американским печеньем из пайка, поставил ее на стол и включил плитку со стоящим на ней небольшим чайником.

– Да ничего, в общем-то. Кроме того, что офицеру, тем более государственной безопасности, «ботать по фене» не к лицу. Тем более что при этом ты закон нарушаешь. – Александр Николаевич ехидно усмехнулся, положив фуражку на стол. – Так что, товарищ майор, замечание вам на первый раз. И я серьезно!

– Есть замечание, товарищ генерал-полковник, – выдернув вилку плиты из розетки, я разлил чай в жестяные кружки. – Только не верится, что от указа толк особый будет.

– Будет, Андрей. Обязательно будет! – Мартынов хрустнул печенюшкой и запил чаем. – Было бы желание у государства, а оно есть.

Указ Верховного Совета СССР от 14 апреля 1945 года объявлял войну проявлениям так называемой «блатной романтики». Теперь за употребление словечек, песен на уголовную тематику и тому подобных вещей можно было нехило схлопотать. Членам партии и комсомольцам – вплоть до исключения, с соответствующими последствиями в работе и учебе. Остальным – нехилые штрафы, вплоть до «поражения в правах». Особенно взялись за школы и детские дома. Честно говоря, я как-то упустил из вида этот момент и очень удивился вчера, когда командир объявил о предстоящей поездке в детский дом. Посмотрев на мою озадаченную физиономию, Мартынов меня морально размазал по полу кабинета под ехидные усмешки всей группы. Особенно сильно улыбался Кузнецов, правда, зря. Закончив со мной, генерал переключился на него, и уже Николаю пришлось краснеть и бледнеть, получая разнос и время от времени бросая на меня многообещающие взгляды. Конечно, Мартынов прав, и я просто обязан быть в курсе принимаемых решений, в том числе и напрямую относящихся к «конторе». Но со всеми последними событиями мне было как-то не до этого. Вот и получил по полной. А Николай за меня и за то, что, как непосредственный руководитель, не проконтролировал подчиненного. Теперь сижу, изучаю и опять офигеваю от логики и решений, принимаемых Сталиным. Судя по всему, Иосиф Виссарионович сильно впечатлился реалиями «новой России», в том числе и «блатной романтикой», льющейся с экранов и радиоприемников. Что интересно, сам Сталин очень любил песню «С Одесского кичмана…», которую пел Утесов. Так вот на эту песню тоже распространилось действие указа, про всякие «Мурки» я вообще молчу! А с детскими домами, в которых из-за войны было просто море ребятни, он решил поступить проверенным способом, только немного дополнив его. После Гражданской войны в Союзе существовало огромное количество беспризорников, и правительство поручило решение этого вопроса Дзержинскому и возглавляемому им ОГПУ (ВЧК). И сделали же из юных бандитов нормальных людей! Справились чекисты! А самый известный из чекистов, занимавшихся этой работой, стал примером для многих поколений педагогов Советского Союза, да и не только его. И даже нарицательным персонажем. Это был Антон Семенович Макаренко. Вот товарищ Сталин и решил не изобретать велосипед, а загрузил Лаврентия Павловича еще и этим делом. Правда, помимо нашей организации, по полной подключили и военных, у которых уже были Суворовские и Нахимовские училища. Судя по внутренним распоряжениям, которые я сейчас и изучал, проблем с этим делом было не много, а просто завались! Помимо воровства, которым грешили многие руководители детских домов, существовала более важная проблема – сами воспитанники. Несмотря на то что на детские дома было обращено внимание еще в самом начале войны, по итогам допросов меня, любимого, чем дальше от Москвы они располагались, тем больше было проблем с ними. Не во всех, конечно, но в подавляющем большинстве. Человеческий фактор, мать его! Так и получилось, что где руководителям было наплевать на происходящее, там жулики вовсю развернулись. Чуть ли не курсы по обучению воровским специальностям организовали! А многие девочки стали банальными проститутками. Только вот осуждать их… Кушать ребята хотели, просто голодали часто, вот и все.

– Александр Николаевич, – оторвавшись от размышлений по прочитанным бумагам, я решил уточнить наши дальнейшие планы. – К детишкам мы съездим. Дело действительно важное и нужное. А с основным-то что? Насколько я знаю, на заказчика моего захвата так и не вышли, нашли какую-то мелюзгу, и все. В город меня не пускаете, на ту сторону тоже не идем. Когда нормальным делом займемся? Я уже с ума сходить начинаю…

– Не рано ли сходить собрался? Да и с чего? – Мартынов коротко хохотнул. – Судя по твоим действиям, с умом у тебя напряженка, Андрей. А если серьезно… Выход вашей группы ориентировочно послезавтра. А пока самое главное дело – это поездка в детдом. Кстати, иди переоденься. Все должны быть при полном параде, со всеми значками и наградами. Чтобы дети видели, что к ним не крысы тыловые приехали, а боевые офицеры. Так что давай, майор. Беги до дому!

Первое впечатление от детского дома было… странным. Довольно большой П-образный трехэтажный дом, когда-то окрашенный в красно-коричневый цвет. Но со временем ставший каким-то серо-бурым из-за местами облезшей краски и частично осыпавшейся штукатурки, обнажившей серую кирпичную кладку. Вокруг дома, окруженного высокой оградой из проржавевших железных прутьев, сваренных в какое-то подобие фигурной решетки, располагался старый сад. По виду довольно ухоженный. Как рассказал потом исполняющий обязанности директора детдома однорукий бывший капитан-осназовец Середько, за основным корпусом они разбили грядки и сделали теплицы. Теперь не только себя обеспечивают овощами и зеленью, но и госпиталю помогают. А с особой гордостью он начал рассказывать о четырех козах, которые обеспечивают молоком самых маленьких воспитанников и тех, кто заболел, но дорассказать всего не успел. Через какое-то мгновение нас буквально захлестнула волна вопящих детей, потащившая в актовый зал, который был так же и столовой. Мне сразу вспомнились школьные годы, визг и писк на большой перемене, но то было слабым подобием того, что происходило вокруг нас в эти минуты. И вся программа нашего визита, про которую всю дорогу нам растолковывал Мартынов, пошла прахом. Нас всех буквально растащили в разные стороны, окружив маленькими стайками галдящих, тянущих за руки малышей, а ребята постарше составляли внешний круг, что-то друг другу объясняя и рассматривая награды и нашивки за ранения. Самая большая группа была около Кузнецова – Герой Союза все-таки. Но и остальным хватило внимания. Честно говоря, я растерялся. К такой встрече я банально не был готов, но в то же время мне было просто здорово! Тараторящая малышня, одновременно спрашивающая и что-то рассказывающая. Это нечто! А когда уселся на скамейку, стало совсем здорово. Через мгновение на моих коленях уже пристроилась парочка самых шустрых девчушек, которых мальчишки великодушно пропустили вперед, и началось… А сколько вы фашистов убили? А вы осназ? А больно было, когда вас ранило? А какой у вас пистолет? А за что этот орден? А… а… а… Всю дорогу назад с моего лица не сходила улыбка. Такое чувство, что эти мальчишки и девчонки, словно ручеек живой воды, смыли с души всю накопившуюся гадость. До того светлыми, чистыми они были. Во время концерта, который устроили воспитанники, Середько шепотом рассказал, что больше половины этой ребятни до его назначения на должность были готовыми клиентами милиции. Тащили все, до чего могли только дотянуться. Старшие даже грабежом занимались, но за какие-то полгода все изменилось. Нет, еще случались эксцессы, но это были именно отдельные случаи, за которые сами ребята устраивали провинившимся неслабые неприятности. А ведь сделали сущую малость – поменяли персонал. Несколько фронтовиков, списанных из органов и армии по состоянию здоровья, отобранные специальной комиссией, включающей в себя психиатра, несколько новых женщин-педагогов, и все! Обстановка изменилась кардинально! Ведь работать стали люди, которым дети не безразличны. А ребятня чувствует такое сразу. Правда, как, улыбаясь, добавил Середько, первую пару месяцев дети проверяли «на вшивость» новое руководство, но потом, видимо, в чем-то убедились и поверили, и все стало налаживаться. А сейчас нравы, царившие раньше в детском доме, вспоминаются как страшилка, которую рассказывают старожилы новичкам.

– Николай! Толкни этого задумчивого. Да посильнее! А то взял моду начальство не слушать! – голос повернувшегося с переднего сиденья Мартынова вырвал меня из размышлений на мгновение раньше, чем Кузнецов ощутимо ткнул меня по ребрам, а Мень, вертящий баранку, ехидно хихикнул.

– О! Вернулся в бренный мир, философ! – несмотря на шутливый голос, Мартынов был серьезен. – Вижу, что вам понравилась сегодняшняя поездка, товарищи офицеры. И это очень хорошо! А съездили вы к детишкам для того, чтобы не только душами отдохнули и детей обогрели, но еще раз увидели, ради кого жизнью рискуете! И работу свою лучше делали! Так вот, товарищи. Выход у вас послезавтра, и задача не совсем обычная. В основной группе пойдете вы трое, остальные будут вас прикрывать со стороны, а в случае эксцессов… ну, не маленькие, сами все понимаете. Задача же у вас такая…

Интерлюдия 13. Москва, Кремль, рабочий кабинет президента РФ, март 2013 г.

– …приятно, что вы помните, но плохо, что забыли еще больше. Ну да ладно. Это тема отдельного разговора и людей другого уровня. В случае согласия на контакт предлагаем обновить плакаты с указанием логина в «скайпе»…

Владимир Владимирович в очередной раз остановил воспроизведение записи и задумчиво побарабанил пальцами по столу. Сидящий напротив офицер спокойно встретил взгляд президента.

– Ты понимаешь, Николай Петрович, что означает этот звонок?

– Понимаю, Владимир Владимирович. Они могут…

– Ни хрена ты не понял! То, что они имеют доступ к нам, было давно понятно! А вот то, что их специалисты спокойно могут пользоваться нашей связью, в том числе посредством Интернета, мы узнали только сейчас. А что они еще могут, если спокойно засвечивают специалистов уровня Кузнецова? И случайно ли засветили, учитывая его специализацию? А твои «гении» так на месте и топчутся! На сколько максимально открывается окно? Полторы минуты? Ах, три! Ну это же полностью меняет дело! – Путин всплеснул руками, нарочито изображая радость. – А открыть в заданной точке сколько раз получилось? Ни разу? Ну и толку с твоих балбесов?

– Но Владимир Владимирович! Времени открытия портала и его локализации вполне достаточно для проведения силовых мероприя…

– Ты идиот, Николай? – Президент, слегка наклонив голову, стал внимательно разглядывать вздрогнувшего офицера, словно увидел перед собой не давно знакомого человека, а неведомую зверушку. – Ты против кого силовую акцию проводить решил? Против предков наших. Пусть из другого мира, но НАШИХ, Коля? Против деда моего? Своего? Против тех, благодаря кому мы вообще живем? Может, нам еще и «ядрен-батон» в них захерачить? А? Что молчишь-то, Коля? Что глазки-то отвел? Скажи-ка мне, воинственный ты мой. Сколько времени мы все проживем, если страна узнает о таком нашем деянии? А в том, что узнает, даже не сомневайся! Уже слухи пошли. Очень близкие к правде слухи! И не только у нас! То-то американцы сначала наезжали, а теперь притихли, как мышь под веником, только Морганы шевелятся. Так что, Коля? Сколько проживем-то? Не знаешь? Так я тебе отвечу – пока не поймают нас! Армия и полиция против них не пойдут. А люди, которые нас за подобное деяние не просто порвут, а уничтожат, найдутся в избытке! Как и среди простых граждан. Не забыл еще, КТО реально победил на конкурсе «Имя России»? И не забывай. Чревато. Особенно теперь чревато…

…Спаса со стены под рубаху снял.Хату подпалил да обрез достал.При Советах жить – торговать свой крест!Сколько нас таких уходило в лес!..

Вот что меня поражает в Кузнецове, так это его реакция на окружающее его! Вернее, отсутствие всякой реакции. Если меня слова этой песни «Чижа» заставили раздраженно поморщиться, то Николай только прислушался, едва заметно усмехнулся и преспокойненько продолжил пить кофе. Хотя нет. Эта коричневая, густая жидкость, налитая в белые фарфоровые чашки, к кофе имела очень отдаленное отношение. Только запах и цена роднили его с некогда моим любимым напитком. Но и кофейный напиток «Ячменный колос» из моего детства тоже пах вкусно, но кофе от этого он не становился. Но это кофейный напиток! А тут… сидим, типа, в кофейне торгового комплекса, пьем якобы «эспрессо», а на деле… Может, кафетерии из детства были не такими, гм, красиво оформленными и отмытыми до блеска, в них не было мягких стульев и столиков с салфетками, а на стенах не висели шикарные фотографии и колонки, из которых звучала музыка. Были круглые столики, с крючками для сумок и сеток-авосек под крышкой, хамоватые тетки за прилавками и небогатый выбор бутербродов и плюшек за стеклом. Но было то, чего нет и никогда не будет в этих стандартных, похожих друг на друга, как братья-близнецы, современных кофейнях. Атмосферы не праздника, нет. Чего-то такого неуловимого, трудно формулируемого разумом, что почти невозможно выразить словами, а только ощутить, окунувшись в атмосферу места. Так же трудно описать детское впечатление от первого похода в цирк, любовь к которому, увы, с возрастом у многих проходит. И то, что приводило в детстве в восторг, начинает раздражать и вызывать отторжение. Но ощущение чего-то родного, близкого и знакомого остается.

– О чем задумался? – Николай отставив в сторону чашку с «кофем», улыбнулся. – Сидишь с отсутствующим взглядом, бурду эту прихлебываешь и даже не морщишься.

Выслушав мой сумбурный рассказ, Кузнецов неожиданно грустно усмехнулся.

– Это бывает, Андрей. У всех бывает. Особенно на задании. – Секунду помолчав, он продолжил: – Но мне удивительно то, что ты-то сейчас на Родине. В своем мире, где родился, рос… любил, в конце концов! Даже наши «психи» не говорили о вероятности такого настроения у тебя, а тут…

– Может, потому, что Родина для меня именно там, за проходом? – Я мотнул головой, словно показывая на портал, располагающийся за спиной. – Понимаешь, Коля… Для меня здесь все чужое… Не мое. Эти лица, дурацкая музыка, несущаяся со всех сторон. Шикарные и не очень тачки. Рожи зажравшихся политиков на экране телевизора и не менее упитанные и наглые лица полицаев. Похоже, что я только теперь окончательно осознал, во что выродились некогда великая страна и народ. Те же политики и чиновники не с луны берутся. Добрая половина тех, кто материт чиновничий беспредел и коррупцию, окажись на месте этих людей, повели бы себя точно так же.