Дефицит белка

— Да лан те, че ты ругаешься? — примирительно сказал я, все еще потирая отбитую ладонь.

— Нефиг про меня гадости говорить.

— Извини пожалуйста, — пробурчал Фокус.

— Сцуки. Товарищи боевые. — Берта отвернулась. Впрочем, без особой ненависти. — Два года каждый день вместе воевали, друг другу спины прикрывали. Жизнями делились, аптечки дарили.

— Прости пожалуйста, — пробубнил я. — Мы ж не со зла.

— Ладно, забыли. — Берта глотнула из своей жестянки и протянула мне. — Угощайтесь. Ты Терминатор2000?

— Я. А это — Фокус.

— Догадалась. А где Бригадир?

— Сами ждем.

Словно в ответ за спиной призывно загудела машина. Мы резко обернулись и увидели черную «Волгу» с синим стаканом мигалки на крыше. Распахнулась передняя дверца, оттуда выглянул мужик лет двадцати трех и кратко махнул рукой, приглашая нас внутрь.

Я залез на переднее сидение, Фокус и Берта назад.

— Дверь плотнее! — сказал Тимур. — Поехали…

Мы долго тащились по центральным улицам. Тимур сосредоточенно крутил баранку, изредка бросая косые взгляды в зеркала. Двигались только глаза — голову он держал прямо, не поворачивая ни на миллиметр. Глаза у него были серые и пронзительные. Красивое волевое лицо слегка портил давний шрам — словно со щеки содрали широкий лоскут кожи, а затем положили обратно, но чуть криво, внатяжку, отчего правый глаз казался слегка прищуренным.

— Бригадир, как ты узнал мой номер? — спросил я чтобы нарушить затянувшуюся паузу.

— Подумай, Петька.

— А как узнал мое имя?

— Еще подумай. Мне в бригаде не нужны идиоты. Как я мог узнать твой номер?

Я задумался, глядя, как за окошком проплывают кварталы Старого города.

— Ты мог узнать мой емейл — он на сайте «Fire Mission» открыт в инфе игрока. Но моего имени-то там нет.

Тимур усмехнулся.

— А ты не продавал видеокарту несколько лет назад?

— Но при чем тут… опс. — Я поставил локоть на окошко и подпер щеку кулаком. Окошко тряслось на булыжной мостовой, кулак подпрыгивал и тыкал в щеку. — Ну да, когда-то я бросал объявление на форуме барахолки, там указал имя, емейл и, кажется, телефон… неужели оно до сих пор в интернете висит? Ты на него случайно наткнулся? Или специально искал меня в поисковиках?

— Ты хороший боец, но плохой разведчик. — Тимур прищурился.

— Да у меня и нет секретов… — обиделся я. — Подумаешь тайна, телефон домашний…

Некоторое время мы ехали молча, затем Тимур заговорил. Говорил он, обращаясь ко всем, и ни к кому отдельно. И хоть говорил он вещи пафосные, но голос его звучал вполне по-домашнему.

— Братья! — говорил Тимур. — Каждый вечер мы брали в руки оружие и выходили на битву с врагом. Мы в совершенстве овладели приемами боя и тактикой. Наша бригада по праву считается сильнейшей в русском секторе. Нашу бригаду уважают даже в Европе и Америке. Так?

— Так, — ответил Фокус за моим ухом.

— За два года я научил вас всему, что знал и умел сам. Так?

— Спасибо, — ответил я.

— Настало время познакомиться. Мое имя — Тимур Тяжевский. Я внук генерала Тяжевского, того самого, что брал когда-то Берлин, хотя его имени вы не найдете в справочниках. Теперь я познакомлю вас друг с другом, если вы не успели. Рядом со мной Петька Русаков под ником Терминатор2000. Учится на втором курсе физмата. Окончил немецкую спецшколу. В армии не служил.

— Откуда ты знаешь? Тоже в интернете нашел? — удивился я, но Тимур продолжал.

— За моей спиной Пашка Микуленко под ником Фокус. В этом году заканчивает полиграфический техникум, работает мастером фотостудии, дома играет на бас-гитаре. В армии не служил.

— Сильная разведка… — хмыкнул Фокус.

— И, наконец, Анка Каплан под ником Берта. Учится на первом курсе исторического, но собирается его бросить и поступать в художественный. Хорошо рисует, любит мультики «Аниме».

— В армии не служила, — язвительно произнесла Анка. — Это все?

— Для начала хватит, — сказал Тимур, — Приехали.

Он плавно затормозил перед глухими воротами с облупившимися красными звездами на створках. Я не помню, бывал ли раньше на этой улице с разбитым асфальтом, высокими заборами, обмотанными колючей проволокой, и облупленными учреждениями непонятной принадлежности. Кажется, это была Хлебозаводская. Или Силикатная. Короче, Промзона у черты города. Из-под ворот выскочила, захлебываясь в лае, рослая дворняга — такая же вылинявшая и потертая, как строения этой улицы. Зажжужжал сервомотор, и створки ворот со скрипом разъехались.

— Здравь желаю, Тимур Иваныч! — махнул из будки вахтер в солдатской куртке.

Тимур кивнул, не поворачивая головы, проехал вглубь, немного попетлял вокруг плоских ангаров и мусорных баков, доверху набитых сизыми пружинами металлической стружки, и выехал к развалинам фундамента. Здесь явно начали строить здание, но, похоже, давно прекратили — торчала лишь бетонная площадка в клочьях истлевшей опалубки и ржавые прутья арматуры, устремленные в небо нескладными пучками.

Тимур деловито распахнул дверцу. Мы тоже вышли. Хлопнув дверцей, Тимур направился к фундаменту и начал спускаться в проем, явно ведущий в подвал. Мы переглянулись с Анкой и Пашкой. Военная зона на задворках города, заброшенная стройплощадка, безжизненные ангары… Но Анка упрямо мотнула головой и пошла за Тимуром. Мы спустились по бетонной лестнице и оказались под землей.

Больше всего это место напоминало штабной бункер времен второй мировой. Сумрачный вход с трубами по стенам, непонятные подсобные дверцы, обитые жестью и вход в небольшую комнату, отделанную вагонкой — казалось, будто мы попали внутрь гигантского ящика для снарядов. Низкий потолок, под его центральной рельсой — яркая лампа в железном наморднике. Старый диван. А у стены на широком столе — компьютер с громадным монитором, рядом — военный электропульт с тумблерами, рядом — высокий черный цилиндр, и все это опутано проводами. Интересно, какой в этом компьютере процессор?

— Рассаживайтесь, — кивнул Тимур в сторону дивана.

Мы сели на диван, а Тимур напротив — на стул у монитора, положив ногу на ногу и сцепив пальцы на колене. Еще в машине я заметил, что на правой руке двух пальцев не хватает, но сейчас казалось, что так и должно быть у человека, сидящего в этом бункере. Тимур щелкнул по клавиатуре, и на мониторе расцвела картинка.

Портрет этот трудно было не узнать: самоуверенный подбородок, одутловатые щечки, высокий лоб, жидкие волосы, зачесанные назад, узко посаженные глазки, маленькие и злые, и конечно же печально знаменитые «баварские» усы чистой расы, висящие буквой «п» вокруг тонко сжатых губ.

Тимур глядел на портрет долгим взглядом, словно и не он его вызвал только что из компьютерного небытия. Мы молчали. Наконец он повернулся и посмотрел глаза в Фокусу, затем Анке, а затем мне.

— Мы знаем этого человека, — произнес Тимур.

— Мы знаем имена всех крупных фашистских палачей. — Я пожал плечами.

— Это не человек, — зло поправила Анка.

— Что мы про него знаем? — продолжал Тимур.

Я пожал плечами:

— Про Отто? Смеешься что ли?

— И все-таки? — перебил Тимур. — Произнеси, кто это.

— Анфюрер НСДАП Отто Карл Зольдер. Фашистский преступник. Один из разжигателей Второй Мировой. Садист и палач.

— Садист и палач, — Тимур щелкнул по клавише.

Картинка на экране сменилась. В бункере вдруг стало очень холодно, я глубже запахнул кожанку. Тимур долго смотрел на меня, ожидая, что я продолжу. Но я смотрел в пол. И Тимур продолжил сам:

— Карл Отто Зольдер родился и вырос в баварском городке Кройцнах. Окончил колледж в Нюренберге и получил диплом хирурга. Вступил в нацистскую партию и ушел в политику. Он не только подписывал бумаги об уничтожении миллионов, но и сам любил работу палача. Говорил, что ставит научные эксперименты, на самом деле ему доставляли удовольствие пытки. В подвалах гестапо у него был личный кабинет, где он приводил в исполнение собственные приговоры. Он вырезал глаза осужденным, отрывал пальцы, выламывал ребра и лил кислоту на открытое сердце, наблюдая как жертва корчится в судорогах… Людей он делил на две категории: годный человеческий материал и материал, подлежащий уничтожению. С теми, кого он не считал людьми, он мог делать все. На этом снимке анфюрер самолично выдирает кишки у двенадцатилетней девочки — дочери лидера сопротивления, взятой в заложники. Это вы и так знаете. Но ты, Петька, подними пожалуйста взгляд и посмотри на этот кадр. Ты никогда и нигде не увидишь снимков такого качества — в то время еще не было такой техники.

— Не хочу смотреть, — сказал я сквозь стиснутые зубы. — Он давно сдох.

— Дожил до восьмидесяти трех, — возразил Тимур, повернув запястье и глянув на свои большие командирские часы. — Жил на собственной вилле в Латинской Америке. Ел папайю и устриц, запивал чилийским вином, читал журналы, смотрел телевизор. И умер своей смертью от инсульта — в собственной постели, в окружении семьи и охраны. С улыбкой на губах умер, как рассказывали.

— Хорошо, братцы, а к чему все это? — спросил я. — Фашистских подонков мы в «Fire Mission» мочим. Сегодня ж мы собрались познакомиться? На крайняк, обсудить тактику? А такая мразь недостойна, чтоб мы ее обсуждали, правильно?

Тимур задумчиво молчал и смотрел теперь только на меня.

— Скажи, Петька, ты бы смог его убить? — Он сменил кадр, и на экране снова появился молодой Карл Отто, митингующий с трибуны.

— Нет, — ответил я.

— Нет… — Тимур задумчиво цыкнул зубом. — А почему?

— Потому что когда он умер, я еще не родился.

— А если тебе дадут возможность попасть в ту эпоху и убить его?

— Кого? Анфюрера? Карла Отто Зольдера? Фашиста-садиста? Убийцу миллионов? С удовольствием. И кто же мне даст сделать такой подарок человечеству?

Тимур перевел вопросительный взгляд на Анку.

— Маразматический вопрос, — сообщила Анка. — Разорву как щенок прокладку.

Тимур перевел взгляд на Пашку.

— Бригадир, — сказал Пашка, — ты уж объясни непонятливым, к чему все это? Новая версия «Fire Mission» вышла?

— Я спрашиваю: ты бы убил его, если тебе дадут в руки такую возможность?

— Странный вопрос.

— Да или нет?

— Да. Кого тогда убивать, если не таких анфюреров? Несмываемый позор рода человеческого.

— Спасибо, друзья. — Тимур встал, положил трехпалую ладонь на макушку черного цилиндра и снова искоса глянул на часы. — Я рад сообщить, что такая возможность у нас есть. Она появится примерно через полчаса. В следующий раз — примерно через полтора года, точная дата будет известна лишь за сутки. Вы меня простите, что я не смогу объяснить подробностей — мне пришлось бы рассказать много такого, чего вам не надо знать для вашей же безопасности.

Тимур снова обвел нас взглядом. Мы молчали — «Fire Mission» приучает к военной дисциплине, когда Бригадир объясняет задачу. Тимур продолжил:

— Через полчаса прямо из бункера мы попадем в точку бывшей реальности — Германию начала тридцатых годов. Наша цель — Карл Отто. Миссия точно рассчитана и спланирована — я потратил на это два года. Сколько бы не длились все части миссии — час, два, сутки — когда мы ее выполним, вернемся в бункер в тот же миг, когда ушли.

Мы переглянулись с Пашкой. Тимур продолжал:

— Я не предлагаю поверить мне на слово и не предлагаю задавать вопросы — у нас слишком мало времени даже на инструктаж и снаряжение. — Тимур указал трехпалой рукой на Пашкин пуховик. — Кстати, оставишь пуховик, там будет жарко. Главное: я не обещаю, что наша миссия что-то изменит в реальном мире потому что не знаю, насколько реальны миры, куда мы отправимся. Но подчеркиваю: эта миссия — не игровая. Я спланировал и продумал ее во всех подробностях, но если вы сломаете ногу — вы ее сломаете на самом деле. Ясно? Я собрал бригаду лучших бойцов русского сектора, но эта миссия добровольная. Мы не получим за это ничего. Даже благодарности человечества — об этом никто никогда не узнает. Понятно? Нам представилась такая возможность, и мы это делаем потому, что наше дело правое. Кто не готов идти — тот останется здесь. Сейчас я принесу снаряжение, а вы подумайте над моими словами.

— Лично я ни разу не держал в руках настоящего оружия, — пробормотал Пашка.

Я тоже хотел это сказать, но стеснялся.

— Брось, — Тимур поморщился и взмахнул трехпалой рукой. — Я покажу, как им пользоваться, там нет ничего сложного. Я знал людей, которые годами держали в руках автомат, а в реальном бою он у них падал из рук. И знал людей, которые брали ствол впервые в жизни и били точно в цель. Я полтора года наблюдал, как кто из вас проходит «Fire Mission». У нас были разные ситуации. Вы трое — умелые бойцы, не трусы, и никогда не предадите. А вместе мы — слаженная бригада.

Пашка польщенно шевельнул мохнатыми бровями.

— А вот фотоаппарат придется оставить здесь, — вдруг сказал Тимур.

— Это еще почему? — вскинулся Пашка. — Я без фотика никуда!

— Нет, — жестко сказал Тимур. — Извини, брат. Нет. Потом поймешь.

Он вышел и тихо прикрыл дверь.

Я посмотрел на Анку. Она глядела в пространство, поджав губы, и по лицу было неясно, о чем она думает. Тогда я уставился на пульт. Железо как железо — старый военный прибор серийного выпуска, пульт кондовых ручек и тумблеров, круглый экран с насечкой, напоминающей прицел винтовки. А вот громоздкий цилиндр — штука странная.

Пашка тем временем проворно встал и присел у компа на корточки, словно боясь трогать стул Бригадира. Нажал кнопку, и на экране снова появился тот самый отвратительный снимок.

— Кончай смаковать, — сказала Анка. — Убери.

— Действительно, убери, — поддержал я, — чего ты, в самом деле?

Но Пашка еще несколько секунд смотрел в экран, и только потом сбросил кадр и тихо вернулся на диван.

— Видишь ли, какая штука… — задумчиво сказал он, обращаясь не то ко мне, не то к Анке. — И даже не в том дело, что снимок цветной, были во времена Второй мировой цветные камеры… И даже не в том дело, что качество у снимка цифровое — это видно. И даже не в том дело, что снимали дешевой цифровой мыльницей с жестким объективом и встроенной вспышкой.

— С чего ты взял? — на всякий случай поинтересовался я.

— Да уж поверь мне… — усмехнулся Пашка. — Но дело-то не в этом. Все это можно подделать и нарисовать если надо. Вот только зачем? Вся беда в том, что кадр неудачный…

Это было правдой. Хоть я и видел снимок всего секунду, но забыть такое нельзя. Не позировал Карл Отто, когда выдирал кишки девочке. Оборачивался от своего хирургического стола — удивленно и испуганно, и глаз у него был красный от вспышки, и рука подонка, сжимавшая окровавленный скальпель, размазалась и вышла из фокуса. А на дальнем плане по ту сторону стола белобрысый помощник анфюрера в окровавленном фартуке — он тоже не позировал. Отшатывался назад с выпученными глазами и прижимал ладонь к фартуку, словно пытался нащупать на поясе кортик или пистолет.

— Ну и чего ты хочешь сказать-то? — я посмотрел на Пашку.

Он почесал переносицу:

— Я бы смог нарисовать такую вещь. Но мне бы в голову не пришло тратить время и силы, чтобы делать подделку так неудачно и в таком ракурсе. Таких подделок не бывает.

— Ну и? — сказал я.