— Замечательно. Теперь ты сможешь встречаться со своим Глебом без нервотрепки и ненужной суеты.
— Глеб приходил в мое отсутствие?
Каролина опустила глаза и заерзала на стуле.
Я почувствовала неладное.
— Глеб находился в баре, когда меня не было?
— Да. Всего один раз. — Каролина вновь наполнила рюмки и потянулась за новой сигаретой.
Я выпила и почувствовала, как учащенно забилось мое сердце.
— Ты что-то скрываешь. Говори. Ты же знаешь, что это для меня очень важно.
— Хорошо. Скажу. На хрена бы я этого придурка выгораживала! Лучше знать правду. Я всегда его рожу на дух не переносила. Он с тобой за столиком сидел, а меня глазами ел. Он всегда меня клеил, хорек раскормленный.
— Тебе это показалось. Так что случилось?
— Он приезжал с новой бабой. Я ее никогда раньше не видела.
— Ничего страшного. Может, это кто-то из знакомых. Ты же сама знаешь, что у него не только много денег, но и знакомых.
— Только он этой бабе коктейль за коктейлем заказывал. Стол накрыл по полной программе, за грудь ее лапал, коленки гладил. Короче, сама понимаешь. Когда они созрели для любовных утех — стали лизаться тут же, за столиком и уехали. Думаю, что они отправились на его хату.
Я побагровела и вытерла выступивший на лбу пот.
— Ладно, я с этим разберусь. А эта девица красивая?
— Нормальная. В дорогом прикиде.
— Мужика нельзя оставлять одного!
— Тогда купи ему поводок, если его нельзя оставлять без присмотра. Получается, что он и не мужик вовсе, а самый что ни на есть настоящий кобель.
Я постаралась отвлечься и перевела разговор на другую тему:
— Послушай, но ведь можно дать объявление в газету, открыть счет для Тамарки на лечение.
— Глупенькая, неужели ты веришь в такие счета?! Да кто ей вышлет? «Профессиональная стриптизерша получила производственную травму и нуждается в длительном лечении. Господа бизнесмены, помогите деньгами, ведь вы же любите проводить время в ночных клубах и любоваться красивыми женскими телами…» Хрен кто поможет! Общество нас презирает и приравнивает к проституткам. Мы девушки второго сорта. Даже моя собственная мать отказалась со мной поддерживать отношения, потому что я, по ее словам, покрыла нашу семью позором. Она считает, что у меня постыдная специальность. Мол, растила дочь, а вырастила проститутку! А я не хочу жить на тысячу рублей в месяц! Я не могу сидеть в какой-нибудь конторе и пить чай.
— Каролина, но ведь можно придумать другой текст. Не обязательно писать именно так, как ты сказала.
— Да какой, к черту, текст! Халявы нет и не будет. Никто ничего не вышлет.
— Ну а как же сострадание, помощь?
— Да кому мы нужны, чтобы нам сострадать и оказывать помощь?! Мы же не виноваты, что мы не москвички и у нас нет крутых родителей. Знаешь, как это здорово — иметь нормальных родителей, которые сумели устроиться в жизни. Их детям проще. Их дочерям не нужно завоевывать Москву, выступая в стриптиз-барах. Они в этой жизни не гости. Они хозяева, им все дозволено, а наше место на галерке, да и то в последних рядах.
— Ты как хочешь, а я дам объявление в газету. Может, повезет и кто-нибудь поможет.
— Делай что хочешь, — безразлично пожала плечами Каролина и снова выпила.
— Ты много пьешь. Скоро на работу.
— Я всегда столько пью. В нашей работе тяжело без алкоголя. Очень трудно танцевать на трезвую голову.
— Хозяину это может не понравиться.
— Я умею держаться так, что он даже не догадается, сколько рюмок я выпила. Ведь в перерывах между танцами нам разрешается пить. Я недавно в кабаре на Садовом ходила. Если там место освободится, то я туда перейду.
— Но ведь там меньше получают!
— Зато это престижнее, чем стриптиз. Правда, вряд ли у меня что получится. Это я так, просто болтаю. Ни одна дура не согласится оттуда уйти. Я ведь тоже свое место хрен кому отдам. Оно мне потом, кровью и постелью досталось. Этот жирный боров, который называется нашим хозяином, отымел меня пару раз, прежде чем взять на работу. Странно, но больше он никогда ко мне не приставал. У него бабья и так хватает. С подчиненными спать не положено. Да и было это три года назад. Я уже все забыла.
— Странно, а мне он ничего не предлагал. Я просто прошла конкурс, и все.
— Наверное, у него на тебя не встал, — засмеялась Каролина. — Пойду ванну приму, и будем собираться. Скорее бы ночь прошла и наступило утро. У меня есть одно-единственное желание — завалиться в постель и уснуть. Я сегодня еще не ложилась. В больнице сидела, пока Тамарку оперировали. Ее родителям на Украину сообщила. Мать разревелась. Хорошо, Тамарка ей деньги посылала, так она на днях прилетит. Капусты хватит, чтобы квартиру снять. Вещи Тамаркины мы ей отвезем. У нее заначка лежит. Там ровно три тысячи долларов. Нам чужого не надо. Все до копейки Тамаркиной матери отдадим. Как Тамарку выпишут, она ее на Украину в деревню обратно увезет. Может, скинемся по пятьсот баксов? Это все, что мы сможем дать ее матери… От нас на лечение. Я больше не могу. Мне самой как-то жить надо и из этого дерьма вылезать.
— Давай скинемся. Ничего страшного, ремешки затянем и немного потерпим. Правда, нам теперь за квартиру придется больше платить. Тамарка из игры выбывает.
— Что ж, разложим на двоих. — Каролина вздохнула и пошла в ванную. Приоткрыв дверь, она устало произнесла: — Я тебе сегодня утром звонила. Сказать, чтобы ты срочно все бросала и на работу возвращалась, но трубку никто не взял. Наверное, ты в это время как раз к Москве подъезжала. Я еще удивилась, что твоего лоха дома нет. Он же у тебя задницу от дивана никогда не отрывает, тем более в такое время. А вы, оказывается, поссорились…
Каролина ушла мыться, а я налила себе бренди и закурила очередную сигарету. В голове все перемешалось. Мысли путались. Я вообще никогда не хотела, чтобы Каролина и Тамарка знали про Макса, вернее, про то, что я замужем. Я хотела казаться свободной, но этот придурок потребовал, чтобы я дала ему свой московский телефон. Сначала я наврала ему, что телефона нет, а потом раскололась. Тогда Макс стал названивать почти каждый день, проверяя, во сколько я прихожу домой. Мне ничего не оставалось, как признаться девчонкам, что я замужем и ужасно несчастна в браке. Правда, я уговорила их не распространяться об этом. Поэтому про мое замужество никто не знал — ни Глеб, ни администрация бара. Подумав о Глебе, я почувствовала легкий укол ревности и постаралась прогнать дурацкие мысли. Сегодня позвоню ему с работы. Пока я еще не готова к разговору.
Перед глазами опять возник Макс, считающий мои деньги. Когда я приезжала из Москвы, он первым делом требовал денег, не уставая повторять при этом, что он-де сидит на воде и картошке. Мол, скоро вообще загнется с голоду. Он мучил меня вопросами, сколько я получаю, сколько трачу на себя, на шмотки, сколько плачу за квартиру. Требовал показать чеки из магазинов, бил за каждую новую вещь. Я старалась приезжать домой в старых вещах и выглядеть как можно хуже.
Неожиданно закололо в правой груди. Я приоткрыла полы халатика и осторожно погладила порез. Подумав о незнакомце, тяжело вздохнула — ведь он может прийти в наш бар и шлепнуть меня из автомата Калашникова. Правда, с оружием его не пропустит охрана, но где гарантия, что он не заколет меня пикой точно так же, как когда-то закололи моего отца? Нужно быть повнимательней. Когда танцуют девчонки, буду стоять за кулисами и разглядывать зал. Если замечу «боксера» — сразу забью тревогу.
Тамарка… Господи, как мне ее жаль! Живая, красивая и энергичная… Она покинула Украину сразу после распада СССР. Прочитав в газете объявление, что некая фирма проводит набор девушек-танцовщиц для работы в Греции, она не раздумывая и без особых осложнений прошла конкурс. Фирма гарантировала жилье, высокую зарплату, медицинское обслуживание и сулила хорошие перспективы…
Тамарка не стала танцовщицей, а попала в самый настоящий притон, где ее жестоко избивали и платили сущие гроши. Она осталась без документов и средств к существованию. Греки любят русских проституток потому, что они доступные и красивые. Это только в фильмах показывают гречанок с изящным профилем и точеными фигурками. На самом деле они похожи на толстозадых коров с грудями, отвисшими чуть ли не до самых колен.
Тамарка быстро поняла, что она попала в хитро расставленные сети. Ни о каких заработках тут не могло быть и речи. Через три месяца такой скотской жизни крутые ребята — «представители российской фирмы» — продали ее старому толстому греку, так сказать, для пожизненного пользования.
Тамаркина мать, почуяв неладное, приехала в Москву. Там она всех поставила на уши и добилась, чтобы ее дочку нашли. Это большая редкость. Один случай на тысячу. Тамарке необычайно повезло. Когда она прилетела в Шереметьево, мать упала в обморок. У нее были сломаны переносица и пара ребер, на теле — следы от розг и ножевые ранения. От венерических болезней Тамарка лечилась больше года, благо не было СПИДА. Мать увезла ее на Украину и долгое время возилась с ней, как с маленьким ребенком.
Тамарка не любит рассказывать о времени, проведенном в Греции. У нее сразу начинается истерика. Бо́льшую часть заработанных в нашем баре денег она тратила на походы к психоаналитику. Очень часто она бредила во сне. Все говорила про какую-то шестнадцатилетнюю девочку из России, которой пьяный клиент вырезал лобок, после чего она умерла у нее на руках. Если Тамарке на глаза попадалось объявление о перспективной работе за границей, она в клочья рвала газету, ругаясь при этом так, что впору было затыкать уши.
Тамарка не смогла жить на Украине и, немного оклемавшись, вернулась в Москву. Мы работали вместе три года. Хозяин млел от ее стройных ног и роскошных волос. Если бы он только знал, сколько пудры и тонального крема ей приходилось изводить, чтобы скрыть зарубцевавшиеся раны! У Тамарки была мечта: купить импортную машину. Она копила деньги на «форд». Она умела держаться в обществе и была прекрасной подругой. Она никогда не жаловалась на жизнь, так как знала, что бывает намного хуже. У нее есть две сестры-школьницы, которые нуждаются в ее поддержке, и она из кожи вон лезла, чтобы хоть как-то помочь им, а Каролина… Я не очень доверяю Каролине. Она не отличалась искренностью и запросто могла сделать какую-нибудь пакость исподтишка. Впрочем, я ее не осуждаю. Каролина осталась какой-то невостребованной. У нее никогда не было мужчины для души, который дарил бы цветы и говорил красивые слова. В Каролине словно уживались два человека. Один ужасно завистливый и злобный: «Нет в жизни счастья и справедливости. Уродины и гадины с толстыми задницами вышли замуж, а я, умная, красивая и стройная, страдаю в одиночестве. Каракатицам всегда везет на нормальных мужиков». Другой — добрый, сентиментальный: «Если бы я встретила достойного, богатого мужчину, я бы вдребезги разбилась для того, чтобы сделать его счастливым. Бросила бы стриптиз, родила ребенка и пекла бы ему вкусные пироги». На Каролину западали только всякие отбросы, да и то не любили, а просто пользовались ее деньгами и телом. Она не ждала от жизни ничего хорошего, а Тамарка совсем другая. У нее есть друг, который безумно ее любит и обещает жениться. Он не бизнесмен, не чиновник. Он представитель одной из московских криминальных группировок. Он приезжает за ней после работы и увозит к себе. Он знает о Тамарке все, но ему и в голову не приходит попрекать ее прошлым. Он как-то сказал, что они оба вылезли из дерьма, очистились и теперь имеют право на достойную жизнь. Просто у них не решен квартирный вопрос. Тамаркин жених живет с родителями и младшим братом, естественно, что для Тамарки там места нет. Скорее всего, они снимут жилье…
Господи! Как же они снимут жилье, если теперь Тамарка слепая и без лица?!
Я подошла к двери ванной комнаты и тихонько постучала:
— Каролина, я хочу тебя кое о чем спросить.
— Открывай. Стучишь, как девочка, ей-богу. Ты меня каждый день голяком видишь, а зайти боишься. Давай заходи, не стесняйся.
Я открыла дверь и увидела Каролину, лежащую в ванне, наполненной до самых краев водой с душистой пеной.
— Каролина, а ты Тамаркиному жениху о случившемся сказала?
— Сразу же, как только это произошло. Я ему на мобильный позвонила.
— Ну и как?
— Что — как?
— Как он на это отреагировал?
— А как может отреагировать мужчина, если узнает, что его женщина стала калекой? Саня, как и все особи мужского пола, оказался порядочным скотом.
— В смысле?
— В смысле, что сегодня утром он приехал в больницу, увидел слепую Тамарку с изуродованным лицом, поговорил с лечащим врачом, узнал, что ей ничего не светит, сунул мне тысячу баксов и сказал, что он умывает руки. Мол, его это не касается, Тамарку он не знал и знать не хочет, поэтому больше его беспокоить не стоит. Я эту тысячу Тамаркиной матери отдам. Теперь груз на нее ложится. Пусть распоряжается по собственному усмотрению.
— Надо было эти баксы в его наглую рожу кинуть! Зачем ты их взяла?
— Ты что, дура? Как я могу деньги не взять?!
— Но ведь это унижение!
— Деньги не пахнут. Они просто бумажки, и все. Если с твоей физиономией полный порядок, то ты можешь смело отказаться от денег. А у Тамарки лица нет — сплошное месиво, да и шеи тоже нет. Ей обезболивающие нужны, лекарства разные. Врачам на лапу тоже давать нужно, чтобы относились по-человечески. Сама знаешь, не подмажешь — не получишь. Для нее сейчас каждый рубль погоду делает. А Саня отскочил, и пошел он на хрен. Он не гордый, швырни ему деньги — обратно заберет, только Тамарке от этого легче не станет. Ему-то что! Он сегодня вечером новую бабу зацепит и в кабаке эти баксы прогудит, а так хоть от них польза какая-то будет.
— Тогда почему он больше не дал?
— Потому что жалко. Для калеки всегда денег жалко. Мол, ей уже все равно на мир не смотреть, а он молодой, ему еще жить да жить, себя радовать.
— Это же так чудовищно!
— По-другому просто не бывает. Твой Глеб при такой красотке, как ты, и то на чужих баб прыгает. А представь, что бы было, если бы такое с тобой случилось? Мужики не ценят женщин здоровых, полных сил, а больные тем более никому не нужны…
Я перевела дыхание и вышла из ванной. Взглянув на Тамаркины вещи, тяжело вздохнула и посмотрела на часы…
Глава 5
Через полчаса мы уже ехали в такси на работу. Каролина заметно нервничала и курила одну сигарету за другой, игнорируя замечания таксиста.
— В моей машине не курят, — в который раз сказал он.
— Давай крути баранку и считай километры. — Каролина пустила ему дым прямо в затылок.
— Ну и народ пошел! Сейчас высажу, и разговор на этом закончим.
— Да пошел ты! Замучаешься высаживать! — Каролина толкнула меня в бок и нервно вздохнула: — Скорее бы накопить деньги на собственное авто, чтобы на таких колымагах не ездить. Я мечтаю только об американской машине. Пусть она будет старенькая, изрядно подержанная, но главное, чтобы американская. Это стильная машина, созданная специально для стильных женщин. Только накопить не получается. Расходы превышают доходы. Теперь еще за квартиру придется больше выкладывать.
— Каролина, а может, возьмем в долю Тамаркину мать? Ей все равно придется квартиру в Москве подыскивать. И нам меньше платить, да и она не чужая, как-никак.
— Упаси, господи! Я люблю ходить голая, пить бренди и много курить. Я люблю болтать по телефону и спать до обеда. У нас другой образ жизни и разные взгляды на то, что хорошо, а что никуда не годится. Лучше уж в полтора раза больше платить, чем жить в одной квартире с чужой матерью! Я со своей-то больше двух дней не выдержу, а уж с чужой и подавно.
Мы подъехали к бару, прошли в гримерную и бросили сумочки на кожаный диван. Я с грустью посмотрела на трюмо, принадлежавшее Тамарке. Рядом с ним на небольшом кожаном пуфике лежал Тамаркин сценический костюм.
— Даже не верится, что сегодня вечером ее не будет с нами, — вздохнув, сказала я.
Дверь открылась, и в гримерку вошли двое парней. Это Пашка и Славик. Они тоже работают стриптизерами. У них прекрасные мускулистые тела. Но есть один недостаток… Они геи, или «голубые», как принято говорить. Каролина над ними смеется, а я отношусь с пониманием. В конце концов, они не виноваты, что природа задумала их такими. Кто-то любит женщин, а кто-то — мужчин.
— Как настроение? — спросил Пашка и плюхнулся на диван.
— Паршивое! Какого хрена приперлись? — не сдержалась Каролина.
— Да так, поболтать, — не обиделся Пашка. — Мы тут со Славкой сидим и думаем, а что будет, если и сегодня какой-нибудь маньяк припрется? Ведь такое может быть с каждым. Танцевать страшно! В зале темно, лиц не видно…
— Ничего, свои рожи не подставляйте, и все обойдется, впрочем, у вас, кажется, только задницы успехом пользуются. Вылить вам кислоту прямо на задницу, что вы тогда делать-то будете? — засмеялась Каролина.
Я не сдержалась и ударила кулаком по столу.
— Заткнись! Уже надоели твои гадкие шуточки! — Затем перевела взгляд на пацанов и сказала: — Не обращайте внимания. Она сегодня с утра такая. Вы к Тамарке когда пойдете?
— Завтра после работы. Поспим немного и часиков в десять утра поедем. Как она?
— Плохо. Ей деньги нужны на лечение. Мы с Каролиной по пятьсот баксов скидываемся. Завтра ее мать приезжает. Не хотите принять участие?
— Конечно, примем, — кивнул Пашка и полез в бумажник. То же самое проделал и Славик.
Я посмотрела на протянутые деньги со слезами и тихо сказала:
— Спасибо. Я даже не ожидала, честное слово.
— Тамарка нам не чужая. Все-таки столько времени в одном коллективе. Я еще сегодня с официантами, барменами, швейцарами поговорю. Думаю, что все скинутся. Все, кроме администрации.
— Это было бы здорово! Ребята, давайте выпьем. — Я достала из шкафчика бутылку текилы и разлила напиток по рюмкам.
— За жизнь, — сказал Пашка.
— Да уж, — вздохнула я.
Каролина переоделась в легкий халатик и села краситься к зеркалу. Мы никогда не стеснялись переодеваться при наших коллегах-мужчинах, потому что прекрасно понимали — как таковыми мужчинами их считать нельзя, да и вообще при нашей профессии некоторые чувства атрофируются — стыд, например. Поболтав минут двадцать, пацаны ушли готовиться к выступлению в свою гримерную.
Неожиданно дверь открылась, и на пороге появился ведущий. Рядом с ним стояла совсем молоденькая девушка и нахально смотрела на нас. Ведущий прошел в гримерную и сказал:
— Это ваша новая подруга Катя. Она будет работать вместо Тамары. Передайте ей Тамарины костюмы и вообще введите в курс дела.
— А администрация клуба не желает выплатить Тамаре компенсацию за причиненное увечье? — начала Каролина.
— Администрация клуба уволила вашу подругу за профессиональную непригодность.
— При чем тут профнепригодность? — опешила я.