— Ты же сюда в командировку приехал…
— Это я соврал, Дашка, — занервничал Глеб. — Мне просто захотелось тебя увидеть. Я нашел следака, который вел твое дело, и у него получил информацию о том, в какой колонии ты сидишь. Все устроил и приехал. Думал, ты не захочешь меня видеть, но ты молодец, пришла. Почему ты не спрашиваешь, как моя жизнь?
— Не знаю. В последнее время я больше думаю о своей. Жаль, что она проходит мимо меня. Страшно подумать о том, что впереди ничего не будет.
— Ты злишься на меня за то, что я тебя сюда засадил?
— Нет. Тут все понятно. Я ведь хотела тебя убить. Я знала, что ты меня засадишь.
— Знала?
— Ну конечно! Ведь ты мне еще в машине грозился, когда я везла тебя, раненого, в больницу.
Я достала папиросу. Глеб посмотрел на меня округлившимися глазами.
— Даша, брось эту гадость! Разве девушки курят папиросы?
— Какая я девушка? Вот уже полгода, как я обыкновенная зэчка, баба третьего сорта, отброс общества!
— Даша, прошу тебя, возьми сигарету. Папиросы курят работяги, бомжи, нищие в переходах, но ты?!
Пожав плечами, я затушила папиросу, затем аккуратно завернула ее в клочок газеты и сунула в карман казенного халата.
— А это зачем?
— А это на следующий раз. Я выкурю эту папиросу там, где это никого не шокирует.
Взяв тоненькую сигарету, я глубоко затянулась.
— Это дамские, с ментолом. Ты их раньше очень любила.
— Я уже не помню, что было раньше. Теперь мне кажется, что сигаретами накуриться невозможно. Охранники всегда над нами издеваются. Когда посылки приходят, они вскрывают пачки и ломают сигареты.
— Зачем?
— Не знаю. Наверное, им просто хочется покуражиться. Девчонки мучаются, курят поломанные сигареты.
— Тебя хоть кто-нибудь навещает?
— Один раз приезжала сестра на короткое свидание. Мы разговаривали в кабинках, как на переговорном пункте. Они застекленные, и связь в них через телефон. Правда, аппараты там стоят такие, что в них практически ничего не слышно. Это сделали специально, чтобы заключенные почувствовали себя настоящими изгоями. Во многих кабинках кричат, стучат, многие плачут… Мы с сестрой давно уже в прохладных отношениях, поэтому свидание не принесло мне радости. Она не пришла даже на суд… Не понимаю, зачем она приехала в колонию? За полгода ни одной посылки, и вдруг заявилась… Посмотреть захотела, в какой обстановке я нахожусь. Тут есть только одно приятное место — лазарет, но туда еще нужно умудриться попасть. Некоторые расчесывают тело так сильно, что оно покрывается коростой и начинает гнить. Другие вводят в руку вазелин. Рука распухает, синеет и ужасно болит. Это тоже прямой путь в больницу.
— У тебя даже глаза другие стали, не такие, как раньше, — тяжело вздохнул Глеб.
— А какие были раньше?
— Раньше они у тебя были озорные, веселые, с огоньком, а теперь — тусклые, чужие. В них только тоска смертная, и все.
— А что ты хочешь? Ведь я и подумать не могла, что меня посадят. Сначала я была в шоке, потом привыкла. Человек ко всему привыкает, даже к таким мерзостям, после которых жить не хочется. Представляешь, когда сюда привозят, в первую очередь делают медицинский осмотр. Раздевают догола, просят раздвинуть ноги и грязным пальцем лезут во влагалище. Будто я скотина какая-то! И все это в присутствии охранника, который слюнями изошелся, глядя на мое унижение… Когда меня кинули в карантинную камеру, я увидела там пожилую женщину. Мне так захотелось упасть ей на грудь и выплакаться всласть, но она не обратила на меня никакого внимания. Понимаешь, никакого, даже не повернулась в мою сторону. Взяв себя в руки, я тихо спросила ее: «Вы тут давно сидите? Что вы натворили?» Она окинула меня безразличным взглядом: «Зачем тебе?» — «Просто так. Мы же с вами товарищи по несчастью, значит, должны поддерживать друг друга», — грустно сказала я. Женщина усмехнулась: «Вижу, милая, что ты тут новичок, поэтому дам тебе ценный совет. В том месте, где мы с тобой находимся, никогда не было и никогда не будет товарищей. Если не хочешь нажить себе неприятностей, забудь эти слова». Это был мой первый урок. А сколько последовало потом… Ты, конечно, видел фотографии преступников, ну, такие — в фас и в профиль. Так вот, когда меня фотографировали, я нечаянно моргнула. Мент дал мне дубинкой по голове, да так сильно, что у меня опухло правое ухо. Он сказал, что забьет насмерть, если я испорчу еще хоть один кадр… Здесь никто не смотрит на меня как на женщину. На меня смотрят как на кусок протухшего мяса…
Замолчав, я вновь накинулась на еду. Глеб не переставая курил, нервно постукивая пальцами по столу.
— Ничего страшного, что я так много ем? — спросила я.
— Да ешь на здоровье, — растерялся Глеб.
— Я сейчас ем, как крыса, — засмеялась я.
— Какая еще крыса? — не понял Глеб.
— Самая обыкновенная. Я ведь ем втихаря и ни с кем не делюсь. На зоне таких называют крысами и бьют по морде. Тебе не смешно. Извини. На зоне свои понятия и свой юмор. Просто я давно уже такой вкуснятины не ела. Курочка, рыбка, икра — это тебе не баланда из наших шлемок.
— А что такое шлемки?
— Шлемки — это миски. Здесь свой жаргон. Дальняк — туалет. Баландер — охранник, шлемки — миски.
Глеб встал, подошел ко мне, опустился на корточки и стал целовать колени. Я замолчала и оттолкнула его.
— Ты меня боишься? — шепотом спросил Глеб.
— Нет.
— А почему ты вся дрожишь?
— Сама не знаю.
— Даша, ты меня ни о чем не спрашиваешь. Спроси меня о чем-нибудь.
— О чем?
Глеб положил голову на мои колени и прошептал:
— Успокойся, я не причиню тебе зла. Ты мне веришь?
— Верю, — чуть слышно сказала я.
— Спроси меня о том, как я жил все это время.
— Глеб, как ты жил все это время?
— Обхвати мою голову, как раньше. Помнишь, я приходил уставший, садился на пол, ты обхватывала мою голову руками и целовала шею. Даша, ты помнишь это?
— Как-то смутно. Мне кажется, что все это было не со мной.
— Ты погладишь мне голову?
— Не знаю. Я забыла, как это делается. Мои руки уже тысячу лет не прикасались к мужчине. Они держат швабру, веник, ведра, опухают от проколов иголкой на фабрике… Ты не ответил, как ты жил все это время?
— Я женат…
У меня потемнело в глазах. Женат… Женат… Значит, он все-таки женился… Господи, как больно, я не смогу вынести эту боль… Нет, нельзя распускаться, надо быть сильной, иначе я не выдержу здесь, наложу на себя руки или, что еще хуже, стану такой же, как все.
— Я женат, — повторил Глеб. — Уже полгода.
— Твою жену зовут Вероника?
— Да. Через три месяца у нас родится ребенок. Я возил жену на УЗИ. Сказали, что будет девочка. Так что в скором времени у меня появится дочь. Все идет неплохо.
— Я очень рада за тебя, — выдавила я улыбку.
Глеб поднял голову и пристально посмотрел мне в глаза. Наши взгляды пересеклись, я не выдержала и заплакала, ругая себя за это.
— Даша, почему ты не спрашиваешь, зачем я приехал к тебе, если дома у меня все хорошо.
— Глеб, почему ты приехал ко мне, если дома у тебя все хорошо?
— Моя жена очень красивая, вкусно готовит, у нее прекрасные манеры и изысканный вкус. С ней не стыдно показаться в любом обществе. Ее отец вложил большие деньги в мой бизнес. Дела мои пошли в гору, я открыл дочерние фирмы, много работаю, иногда отдыхаю. Отец Вероники подарил нам уютный домик в Испании, мы летаем туда по выходным и купаемся в океане. Вероника прекрасно себя чувствует и должна родить здорового ребенка. Она всем хороша, но у нее есть один крупный недостаток: она не умеет танцевать…
— Что?
— Она не умеет танцевать так, как танцуешь ты.
— Для тебя это так важно?
— Да, Даша. Я и сам не думал, но это так. Иногда мне хочется сесть на диван, выпить коньяка и увидеть твой танец. Вероника пытается изобразить нечто подобное, но у нее ничего не получается. Для этого нужен талант. Если таланта нет, то и пробовать не стоит. Я объездил кучу баров и видел сотни стриптизерш, но такой, как ты, не нашел. Ты сможешь сегодня для меня станцевать? Понимаешь, Дашка, после свадьбы изо дня в день я думал об одном: вот обязательно разыщу тебя, приеду на зону и попрошу станцевать. Ты не сможешь отказать, ты станцуешь так, как танцевала для меня раньше. Чтобы у меня перехватило дыхание. Попробуй, Даша. Я очень тебя прошу.
Глеб опустился на колени и стал целовать мои ноги.
— Глеб, пожалуйста, не надо, — покраснела я. — У меня чесотка. Вдруг она передается…
Глеб еще крепче обнял меня.
— Станцуй. Умоляю тебя, станцуй, — шептал он.
— Я не смогу… Я уже забыла, как это делается… Я ничего не помню.
— Ты вспомнишь, вспомнишь… Я уверен, что у тебя получится…
— Здесь нет музыки.
— Я подумал об этом.
Глеб вскочил и достал из сумки маленький магнитофончик. Через минуту в комнате заиграла музыка, та самая, под которую я танцевала в баре. Глеб сел на стул, пожирая меня страстным взглядом.
— Подожди, милый, мне надо подготовиться, — нервно произнесла я и скинула телогрейку.
Вслед за телогрейкой полетели казенные войлочные ботинки. Глеб громко захлопал в ладоши и поудобней устроился на стуле. Я низко поклонилась и начала танцевать.
На минуту мне показалось, что я нахожусь в своем баре. Нет этой страшной тюремной гостиницы, нет никакой зоны, ничего нет! Есть зритель, пришедший сюда затем, чтобы получить райское, неземное наслаждение. Есть сцена, пропахшая потом и духами моей предшественницы, есть шест, с которым я могу проделывать такие штучки, что даже у импотента не будет никаких проблем…
Музыка играла все громче и громче, унося меня в заоблачные дали. Я представила себя птицей, парящей в небе над бескрайними просторами моря. Скинув халат, я не думала о том, что на мне позорное грязное белье, прикрывающее расчесанное, покрытое болячками тело, я знала, что Глеб не замечает изъянов, он видит…
Глеб громко закричал, и музыка остановилась. Я быстро натянула халат и испуганно посмотрела на Глеба. Он покраснел до кончиков ушей, кашлянув, произнес:
— Извини, Дашуля, я не выдержал и кончил. Это получилось круче, чем в баре. Впервые в жизни я кончил, не расстегивая ширинки, просто сидя на стуле и глядя на то, как танцует красивая девушка. Я ласкал тебя взглядом и получал от этого удовольствие. — Глеб посмотрел на проступившее пятно и вздохнул: — Вот черт, костюм купил за штуку баксов и так испортил! Говорят, сперма не отстирывается.
Неожиданно раздался стук в дверь, на пороге появился охранник.
— Банька готова, — улыбнулся он Глебу. — Идите, пока из начальства никого нет.
— Как раз самое время, — сказал Глеб и взял барсетку. — Это чтобы не сперли, — пояснил он. — Даша, пошли, ты же хотела помыться.
— Там простыни и полотенца есть, — буркнул охранник и повел нас по узкому коридору на цокольный этаж.
Глава 12
Мы зашли в тюремную сауну и огляделись. Охранник закрыл нас снаружи. Глеб пребывал в отличном настроении. Он быстро разделся и посмотрел на меня с удивлением. Я сидела на деревянной лавочке, поджав под себя ноги, и тупо разглядывала потолок.
— Даша, ты же хотела мыться? — не выдержал Глеб.
Вздрогнув, я принялась расстегивать халат.
— Пошли, я тебе по спинке веничком пройдусь. Дашка, ты меня стесняешься, что ли?! Странная ты все-таки. Только что голая танцевала, а теперь боишься расстегнуть пуговицы на халате.
— Ничего я не стесняюсь, — пробурчала я.
Глеб протянул мне простыню:
— Если хочешь, закутайся.
Я улыбнулась и с радостью обернула простыню вокруг себя.
В парилке Глеб принялся хлестать меня веником. Я не верила, что могу наконец вымыться горячей водой.
— Боже мой, какая же ты стала худая. Просто кожа да кости! — охнул Глеб. — Ты хоть в зеркало смотришься?
— Нет. У нас здесь нет зеркал. В последний раз я смотрелась в зеркало в гримерной бара. Тогда мне нравилось мое отражение, я даже считала себя хорошенькой.
Стоя под душем, я испытывала неземное блаженство. Глеб потрогал воду и испуганно отскочил:
— Дашка, с ума сошла! Как ты можешь мыться в такой горячей воде?!
— Разве она горячая?
— Конечно! Это же крутой кипяток. Как ты только не сварилась?!
Я повертела кран и сделала воду чуть попрохладней. Глеб встал под струю и погладил мою грудь. Соски моментально затвердели. Я робко провела кончиками пальцев по животу Глеба. Глеб покраснел и поцеловал меня в губы. Я ответила ему…
— Ты меня вспомнила? — прошептал Глеб несколько минут спустя.