О молитве. Сборник статей

Одно звуковое призывание Имени Божия недостаточно: Не всякий, говорящий Мне: «Господи, Господи!» войдет в Царство; но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: «Господи! не от Твоего ли Имени мы пророчествовали? Не Твоим ли Именем бесов изгоняли? и не Твоим ли Именем многие чудеса творили?» И тогда объявлю им: «Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Мф. 7:21–23). Нелегко нам слышать эти слова: страшен суд Божий:

«Господи, Иисусе, помилуй и спаси мя грешного».

Сознавая обетованное нам чрез Христа сыноположение (ср.: Гал. 4:5), прославим Создавшего нас. Призывая Имя Иисуса Христа, дадим ему звучать в нас со свойственными ему силою и величием; пусть оно сотворит нас причастниками славы Его: пусть чрез Имя сие вселится в нас Его мир, превосходящий всякий разум (ср.: Ин. 14:27; Флп. 4:7). После многих лет молитвы сим Именем да даст нам Бог познать полноту заключенного в нем откровения: Чудный Советник; Бог крепкий; Отец Вечности; Князь мира... Господь Саваоф (Ис. 9:6; 8:18; ср.: Деян. 4:12).

«Господи, Иисусе Христе, Сыне Бога Живого, помилуй нас и мир Твой».

В смирении должны мы призывать Имя Божие. Вот, Христос, Владыка мира, воплотившись, как человек смирял Себя даже до крестной смерти. И потому превознесено Имя Его превыше всякого имени, именуемого не только в сем веке, но и в будущем: Отец посадил Его одесную Себя на небесах… поставил Его… главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем (ср.: Еф. 1:20–23).

«Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас, и Церковь Твою, и мир Твой, молитвами Богородицы, святых апостолов и всех от века святых Твоих».

Путь наших отцов требует крепкой веры и долготерпения, тогда как наши современники пытаются схватить все духовные дары, включая даже непосредственное созерцание Абсолютного Бога, нажимом и в короткий срок. Нередко среди них встречается склонность провести параллель между молитвою Именем Иисуса и йогой, или «трансцендентальной медитацией» и подобное сему. Полагаю нужным указать на опасность такого заблуждения — опасность смотреть на молитву как на простейшее и легкое «техническое» средство, приводящее к непосредственному единению с Богом. Считаю необходимым категорически подчеркнуть радикальное различие между Иисусовой молитвой и всеми иными аскетическими теориями. Заблуждаются все те, что стремятся мысленно совлечься всего преходящего, относительного, чтобы таким образом перешагнуть некий невидимый порог, осознать свою безначальность, свое «тожество» с Истоком всего сущего; чтобы возвратиться к Нему, слиться с Ним, безымянным трансперсональным Абсолютом; чтобы растворить в океане сверхмысленного и свою персональность, смешивая сию последнюю с индивидуализированною формою природного существования. Аскетические усилия подобного рода дали некоторым возможность подняться до металогического созерцания бытия; испытать некий мистический трепет, познать состояние молчания ума, по выходе сего последнего за пределы временных и пространственных измерений. В подобных опытах человек может ощущать покой совлечения непрестанно меняющихся явлений видимого мира; раскрыть в себе свободу духа и созерцать умную красоту.

Конечное развитие такой имперсоналистической аскетики многих привело к усмотрению божественного начала в самой природе человека; к тенденции к самообожению, лежащей в основе великого Падения; прозреть в себе некую «абсолютность», которая по существу есть не что иное, как отражение Божией Абсолютности в созданном по образу; испытать влечение к возврату в то состояние покоя, в котором человек был, якобы, до явления своего в этот мир; во всяком случае, после опыта совлечения может родиться в уме этот род мысленной аберрации. Я не ставлю в данном случае пред собою цели перечислить все вариации умственных интуиций, но скажу из моего собственного опыта, что Бога Истинного, Живого, то есть Того, Который есть «Ο ΟΝΤΩΣ ΩΝ», — во всем этом НЕТ. Это есть естественный гений человеческого духа в его сублимированных движениях к Абсолюту. Все созерцания, достигаемые на этом пути, суть само-созерцания, а не Бого-созерцание. В этих положениях мы раскрываем для себя красоту еще тварную, а не Перво-Бытие. И во всем этом нет спасения человеку.

Начало подлинного избавления в несомненном, всецелом принятии Откровения: АЗ ЕСМЬ СЫЙ… (Исх. 3:14). Аз есмь Альфа и Омега, первый и последний (Откр. 1:10). Бог — Абсолют Личный, Троица единосущная и нераздельная: на сем Откровении строится вся наша христианская жизнь. Сей Бог вызвал нас из не-бытия в жизнь сию. Познание сего Живого Бога и проникновение в тайну путей творения Его освобождает нас от мрака наших собственных, снизу идущих идей об Абсолюте; спасает нас от влечения, не осознанного, но все же губительного, к уходу от всякого существования — бывания. Сотворены мы с тем, чтобы быть приобщенными Божественному Бытию подлинного Сущего. Христос указал нам сей длинный путь: Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь (Мф. 7:14). Постигая глубины мудрости Творца, мы принимаем страдания, в которых стяжевается вечность Божия. И когда осиявает нас Свет Его, тогда мы совмещаем в себе созерцание двух концов бездны: с одной стороны, мрак ада, с другой — торжество победы. Мы бытийно вводимся в область Божественной нетварной Жизни. И ад теряет власть над нами. Нам дается благодать: жить состояние Воплощенного Логоса — Христа, сходящего во ад как Победитель. Мы тогда, силою Его любви, объемлем всю тварь в молитве:

«Иисусе, Вседержитель Благий, помилуй нас и мир Твой».

Откровение Персонального Бога всему придает сей дивный характер. Бытие не есть некий детерминированный космический процесс, но Свет неописуемой любви Божественных и тварных персон. Свободное движение духов, исполненное разумного сознания всего сущего и самосознания. Вне сего — нет смысла ни в чем, но только смерть. Молитва же наша становится живой встречей нашей тварной персоны с Персоной Божественной, т. е. абсолютного порядка. И выражается она обращением к Слову Отца:

«Господи, Иисусе Христе, Собезначальный Слове Безначального Твоего Отца, помилуй нас, вселися в ны, спаси нас и мир Твой».

Начало постижения мудрого плана о нас Творца и Бога нашего стимулирует нашу любовь к Нему, и мы в молитве испытываем новое вдохновение. Созерцание божественной Премудрости в красоте мира влечет наш дух к новому восходу, который уже отрывает нас от всего тварного. Отрыв сей не есть некое философское витание в сфере чистых идей, как бы ни казались они нам привлекательными; ни художественно-поэтическое творчество; но захват всего существа нашего энергией неведомой дотоле жизни. К возвышению духа нашего превыше всего тварного приводит нас Евангелие, в котором мы начинаем усматривать Акт Божественного Самооткровения. Это есть вступление в благодать богословия, не как человеческой науки, но как состояния богообщения. Слово Господне мы не ставим на суд нашего низменного рассудка, но самих себя судим во свете данного познания. В нашем естественном после сего стремлении сделать евангельское слово содержанием всего нашего бытия мы освобождаемся от власти над нами страстей и силою Бога-Иисуса побеждаем космическое зло, гнездящееся внутри нас. Мы действенно познаем, что Он, Иисус, есть единственный в собственном смысле Спаситель-Бог, и молитва христианская совершается непрестанным призыванием Его Имени:

«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий и Боже, помилуй нас и мир Твой».

Великий вопрос, ставший трагической проблемой для всего человечества: где подлинное Бытие, и где мираж нашего падшего воображения? Где воистину живая вечность, и где обманчивые притяжения нашего духа к сознаваемым нашим же умом идеям? Является ли принцип персоны-ипостаси ограничительным сам по себе, и следовательно — недостойным и неприложимым к Богу, или воистину именно сей принцип есть образ Живого Абсолюта: АЗ ЕСМЬ СЫЙ? От того или иного решения нашего зависит все наше будущее. Если мы остановимся на мысли, что принцип персоны сам в себе есть лимитативный, то в аскетическом подвиге нашем мы будем делать все, чтобы превзойти в нас самих сие начало. И наоборот: если мы воспримем его как единственно возможный образ Бытия Абсолюта, то в восторге от вливающейся в нас силы мы будем молиться: «Отче наш, Иже еси на небесех…» или: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Отчий, помилуй нас, включи нас в Твою жизнь, исцелив нас от всякого следа убивающего нас греха». Если обетованное нам во Христе чрез воскресение бессмертие есть личное, то никак не захотим мы совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью. На сие самое и создал нас Бог и дал нам залог Духа (2 Кор. 5:4–5).

«Христе Иисусе, восставший из мертвых, помилуй нас».

Если не уверуете, что это Я (Который открылся Моисею на Синае), то умрете в грехах ваших (Ин. 8:24); Авраам… рад был увидеть день Мой; и увидел, и возрадовался (Ин. 8:56); Являлся я Аврааму, Исааку и Иакову (с именем) «Бог всемогущий»; а с именем (Моим) «Иехова» не открылся им (Исх. 6:3; ср.: Деян. 7:2). …Если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне: потому что он писал о Мне… (Ин. 5:46). И начав от Моисея, из всех пророков изъяснил им сказанное о Нем во всем Писании (Лк. 24:27). Так в нашей духовной смерти мы утеряли чувство греха, и ныне без Христа и благодати Святого Духа не можем видеть его в себе. Грех же, по существу своему, есть всегда преступление против любви Божией. Возможно такое преступление не иначе, как если «A3 ЕСМЬ», то есть Бог Абсолютный, персонален и наши с Ним отношения глубоко персональны. Нет иной веры, религии, где бы так раскрывалась тайна греха. Вот, святой Ефрем Сирин, исполненный Духа Святого, молился: «Даруй ми зрети моя прегрешения»; и все отцы говорили, что видеть свой грех есть нечто большее, чем иметь явления ангелов. Итак, мы, познавая сокровенное от века, в умилении сердца зовем:

«Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного, спаси мя, падшего».

Великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе (1 Тим. 3:16). Все мы наследники Адама, павшего люциферическим падением. Созданному по образу Божию — идея обожения свойственна, но вопрос стоит о средствах достижения сей цели, сего задания. Если мы тварь, а не Перво- и Само-Бытие, то безумно полагать, что мы сможем стать «равными Богу», обходя Его.

Базой нашей жизни — является «явление Бога во плоти». Если неотъемлемо от нас чаяние обожения, то путь к нему чрез усвоение жизни Бога, показавшего нам Себя в нашей форме существования; да, мы должны впитать в себя Его слово, Его Дух; уподобиться Ему во всех наших проявлениях. И чем полнее подобие наше Ему в этом мире, тем полнее и совершеннее наше обожение. Опять ап. Павел говорит: Соединяющийся (чрез молитву и причащение) с Господом есть един дух с Господом (1 Кор. 6:17); и так мы молимся:

«Господи Иисусе Христе, Единородный Сыне Отчий, Ты Един упование наше, с Тобою и чрез Тебя приведи нас ко Отцу... помилуй мя, грешного».

Вечная жизнь в недрах Святой Троицы — смысл евангельского зова. Но сие Царство силою берется, и употребляющие усилия восхищают его (Мф. 11:12). Необходимо самопринуждение, потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их (Мф. 7:14). И когда мы, христиане, не соглашаемся идти вместе с теми, что «не находят», потому что не хотят, тогда создаются конфликты; мы становимся неугодными сынами мира сего: такова доля возлюбивших Христа. Когда Господь с нами, тогда все страдания земли кажутся не страшными, потому что с Ним мы перешли от смерти в жизнь. Но неизбежны для нас часы и даже периоды богооставленности: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты оставил Меня? (Мф. 27:46). И если при этом мы терпим отвержение со стороны людей, то отчаяние может принять весьма глубокую форму, и мы призываем Его, Того, Кто Сам искушен был, и потому может и искушаемым помочь (Евр. 2:18).

«Господи Иисусе, спаси мене, утопающаго, яко спасл еси Петра» (Мф. 14:30).

В подвиге молитвы каждый идет до доступной ему меры. Нелегко найти самого себя: пределы своих сил. Водимые Духом Святым — никогда не перестают осуждать себя, как недостойных Бога. В минуты же тяжкого отчаяния они позволяют себе на время отойти от края бездны, где стоят духом, чтобы дать передышку психике и телу, и затем снова идут стоять над пропастью. Но и отдыхает ли он или в периоды покоя — в глубинах сердца всегда остается некая рана, которая не допускает подвижника предаться гордой о себе мысли. Аскетическое смирение становится все более укорененным в душе и как бы уже натурой его. Скорби и болезни — характерны нашему земному шествию. Без этого никто из сынов Адама не устоит в смирении. Претерпевшие же удостоятся дара «Христова смирения» (Мф. 11:29), о котором старец Силуан говорит, что «оно неописуемо», ибо подлежит иному, высшему плану бытия. Стяжание сего дара возможно чрез постоянную память Христа и молитву к Нему:

«Господи, Иисусе Христе, Великий и Святый Боже, Ты Сам научи мя смирению Твоему… молю Тя, помилуй мя грешного».

Итак, только огнем покаяния переплавится наша природа: слезной молитвой убиваются в нас корни страстей: призыванием Имени Иисуса очищается, возрождается и освящается наше естество: Вы уже очищены чрез слово, которое Я проповедал вам. Пребудьте во Мне… (Ин. 15:3; 17:17). И каким образом пребыть? Вам дано Мое Имя, и во Имя Мое Отец даст вам все, чего ни попросите: …чего ни попросите от Отца во Имя Мое, Он даст вам (Ин. 15:16):

«Господи Иисусе Христе, Единый, воистину безгрешный, помилуй мя, грешного».

Отцы наши наставляют нас молиться Именем Иисуса, не часто меняя формулу. Но, с другой стороны, время от времени это необходимо для обновления внимания, для усиления даже молитвы, когда ум переходит в богословские созерцания или расширяется сердце, чтобы обнять весь мир. Так Именем Христа Иисуса возможно покрывать всякое внутреннее и внешнее событие; таким образом сия дивная молитва становится всеобъемлющей, универсальной, космической.

ДОПОЛНЕНИЕ

ОБ УМНОМ ДЕЛАНИИ (из писем с Афона)

Переписка позволяет избежать поверхностного усвоения. Совет старца Силуана — лучше чисто молиться. Об умном делании. Совет старца Силуана о том, что говорить родителям. (Он же о музыке).

Афон, 23 октября (5 ноября) 1932 г. [9]

Христос посреде нас.

Глубокочтимый батюшка отец Давид, возлюбленный о Христе брат мой, Благословите!

Хотя мы в переписке своей друг друга иногда предупреждаем, иногда же говорим о чем-либо с опозданием — все же по благому о нас промыслу Божию получается известная последовательность, которую если и не совсем можно одобрить — однако можно считать допустимой. В нашем разделении пространственном есть и положительная сторона, а именно та, что мы поневоле, в силу создавшихся трудных условий переписки, — поступаем вперед с некоторою необходимою медлительностию. Если бы мы с Вами жили вместе, то не удержались бы от желания все до конца переговорить, по возможности не отрываясь друг от друга, доколе не выяснили бы все нам доступное. И это было бы неполезно, потому что в духовной жизни одно поверхностное умственное усвоение чего-либо не так ценно, как закрепление постепенным, параллельным опытом жизненным. Я учитываю возможность многих Ваших недоумений еще в связи с нашими (отца Силуана и моими) письмами, но мне рисуется в дальнейшем нетрудная возможность для Вас все объяснить и понять должным образом.

Ваше последнее письмо [10] меня глубоко порадовало очень и очень многим. Главное же тем, что Вы «намерены держаться Православной веры, с Божией помощью, невзирая на все испытания, до самой смерти». Это дает возможность нам спокойнее держаться необходимой постепенности продвижения вперед в страну, которая Вам еще неведома, как опять можно видеть и из последнего Вашего письма.

Вы повторяете, что для Вас все-таки все это неясно, и что Ваше духовное выздоровление (а я бы сказал, начало оздоровления) мало что показывает Вам пока... и что Вы верите, что Бог, наконец, ими-же весть судьбами, Вас просветит. И вот, дорогой отец Давид, и я снова повторяю с глубокою верою, что «это будет», но как — этого не могу сказать.

«То, что происходит со мною теперь, могло бы происходить также и на почве Католичества» (из Вашего письма). Этого отрицать я не хочу, но убежден в том, что в дальнейшем Вы увидите, что вступили на путь истинный и совершенный, а сколько Вам удастся пройти по нему — это в руках Божиих; это зависит также от веры нашей и меры смиренного подвига.

Вы очень любезно предлагаете мне в целях более глубокого понимания Вашей душевной борьбы поближе познакомиться с некоторыми житиями новоканонизированных святых Католической Церкви. Вообще я, быть может, не отказался бы от этого, но в настоящее время для меня это является неосуществимым, потому что я, крайне слабый здоровьем вообще, теперь еще более изнемог и уже не нахожу сил ни на что, кроме служения Литургии и исполнения моего послушания. Остальное время провожу в постели от изнеможения. Но я надеюсь на милость Божию, что снова оправлюсь.

Теперь перейдем к тому, что необходимо Вам. Ваше письмо старец отец Силуан прослушал с большой радостью и вниманием. Чтение (с объяснениями) заняло два часа времени. Он молился о Вас. Вечером с определенностью, не допускающею возражений, повелел мне написать Вам, что Вам в настоящее время совершенно неполезно занимать свой ум мыслями о разницах и сходствах между Церквами Православной и Католической, но, отложив об этом всякое помышление, — иметь ум свой чистым в Боге. Сам я еще не решился бы говорить Вам об этом, но раз повелел старец отец Силуан, то счел должным сделать.

Внимательно прочитав все написанное Вами о молитве, мы увидели, что Вы еще не имеете понятия об умной молитве. Меня это несколько удивило теперь потому, что из имеющихся у Вас книг («Лествицы», Исихия Иерусалимского, Нила и Филофея Синайских) Вы могли бы уже многое уразуметь; но Вы их или не прочитали внимательно, или не поняли (то и другое возможно).

Умное делание — есть центральное в действительной монашеской жизни. К великой скорби, оно находится сейчас в крайнем упадке. Нет более высокого и совершенного делания духовного, но зато нет и более трудного подвига. Это — крест, тяжелый даже для сильных (но и блаженный). Духовная молитва — по слову преподобного Нила Синайского (§50) — есть то, из-за чего ведется вся брань между нами и демонами; [11] он же (в §146) называет ее страшной и преестественной, молитвой в Духе и истине, — и говорит, что уму страстному и нечистому не принесет пользы напряжение или приноравливание себя к ней. [12] Однако, как я Вам писал раньше (в прошлом письме), особенность Вашего положения понуждает нас несколько к такому в обычном порядке недолжному забеганию вперед. По совету святого Григория Синаита, всего лучше держаться средины — то есть во всем меры, постепенности, своевременности. [13]

Я уже написал Вам несколько слов предварительных об умном делании. Это приникновение умом — вниманием к внутреннему человеку — в сердце, в глубину его. Теперь добавлю (дабы Вы яснее поняли слова старца отца Силуана о чистом уме), что это приникновение совершается с повторением постоянным одной и той же молитвы Иисусовой «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго» с низведением ума в глубину сердца, причем ум должен быть совершенно свободным (чистым) от всякого помысла — от всякого представления чего-либо вещественного (предмета, цвета, формы).

Писать в письме об умной молитве — конечно, невозможно. Во-первых, потому, что объем письма не позволяет подробно говорить о сем бесконечном делании. Во-вторых — нет ни времени, ни сил; но нет и нужды, потому что существуют книги, посвященные этому вопросу, написанные людьми, постигшими это делание, духоносными, достигавшими до последних вершин, возможных человеку в мире сем.

Вы лучше всего сделаете покамест, если будете следовать совету преподобного Иоанна Лествичника — держать, заключать ум в слова молитвы. [14]

Это уже Вы и понимаете, и делали, и продолжайте делать с Богом. Это испытанный несомненный путь для новоначальных. Старайтесь удерживать ум от рассеяния.

Дальнейшее — Богу благоволящу и содействующу — придет и к нам.

Чтобы облегчить во время молитвы уму труд — быть глухим и немым и бездейственным (как бы) — для этого требуется ограждать себя от всяких излишних впечатлений.

Думаю, что Вам необходимо приобрести некоторые книги вдобавок к уже имеющимся у Вас. К числу таких книг в первую очередь принадлежат сочинения епископа Игнатия Брянчанинова. (Необходимы Вам по той причине, что сей епископ-подвижник опытно проходил делание умной молитвы, — был для многих руководителем и в своих сочинениях на основе святых отцов с вполне удовлетворительной последовательностию и подробностию излагает учение о делании умной молитвы.)

2) Некоторые сочинения епископа Феофана. После уже возможно будет Вам перейти к чтению и самих творений святых отцов.

3) Преподобного Исаака Сирина.

4) Добротолюбие (5 томов в русском переводе епископа Феофана).

В них Вы найдете бесконечные и бесценные сокровища и будете удивляться — как же это весь мир погряз во тьме, когда существует возможность, дарованная нам Господом Иисусом Христом, столь удивительной, воистину небесной жизни.

5) Сочинения преподобного Симеона Нового Богослова (150 слов). Этот божественный отец стоял на преестественной высоте, так что даже и подвижники многие его не могут читать, — впадают в уныние от сознания своей крайней немощи и далекости до той высоты, на которой он стоял и о которой писал как о естественном для человека состоянии.

Вам будет полезно его читать потому, что он очень обстоятельно и подробно пишет о многих интересующих Вас вопросах как богословского характера, так и аскетического. [15]

6) Преподобного Петра Дамаскина.

7) Житие и писания Паисия (Величковского) — издание Оптиной Пустыни

и покамест довольно.

В этих книгах Вы найдете самое совершенное разрешение интересующих Вас вопросов о благодати, о молитве, о созерцании и прочее. Мне же писать по всем этим вопросам, при наличии таких книг является совершенно ненужным; особенно потому, что я совсем недостаточен — а вернее сказать, невежда во всем этом.

* * *

Так скоро писать Вам я вообще не намеревался, но пишу, чтобы выразить Вам, с одной стороны, благодарность за тот труд, который Вы понесли, чтобы мне доставить большую радость и утешение более подробным описанием своего состояния, и во-вторых — чтобы утешить и Вас словами старца отца Силуана, касающимися не только Вас непосредственно, но и Вашей мамы и сестры. Отчасти же и потому, чтобы хоть несколько сгладить то тягостное впечатление, которое должны были произвести на Вас мои последние письма своею придирчивостью (если Вы замечаете, что я и раньше судил Вас чрезмерно строго). Простите меня.

Большую заботу о Вашей маме и сестре причинило Ваше письмо старцу отцу Силуану. Он велел мне посоветовать Вам написать им в утешение (приблизительно по смыслу) следующее: «Вы беспокоитесь обо мне и скорбите, потому что считаете меня теперь отпавшим от Церкви и спасения. В этой скорби Вашей выражается Ваша любовь ко мне; но я Вам скажу с полным сознанием величия милости Божией ко мне, что не отпал я от Церкви, от Христа, но приблизился к Нему; не отпал я от пути спасения, но вступил на истинный и совершенный путь. Мне мое вечное спасение слишком дорого, чтобы я мог в данном случае поступить опрометчиво, необдуманно или по причинам неуважительного порядка. Однако убеждать Вас в этом я не считаю удобным в данный момент, да и не надеюсь на то, что Вы мне поверите; но вот Вам выход. Молитесь усердно Господу, и Он Вам откроет истину обо мне. Просите просветить Вас извещением о том, куда я ушел — в погибель или ко спасению. Я хочу мира Вашим душам, страдаю тем, что Вам причинил скорбь, молюсь о Вас». (Я своими словами изложил мысли отца Силуана, высказанные им мне в беседе с просьбой написать Вам.) Я тоже молюсь Богу за Ваших маму и сестру. Читая выдержку из письма Вашей мамы, я подумал, что ее желание смерти, если оно действительно есть, как она пишет, — недоброе и неспасительное. Ее скорби мне представляются не неизлечимыми. И благо для нее будет излечиться от них прежде смерти. [16]

Когда впервые я за нее молился, то заболело мое сердце, но молиться за нее несравненно легче, чем было за Вас в самом начале. Было бы очень хорошо, если бы умиротворилось ее сердце в отношении к Вам; но дело усложняется тем, что Вам самому покамест еще многое неясно и Вам самому нужно быть мирным душою и не иметь ни забот, ни помышлений.

Когда Вы пишете о том, что хотели бы жить вместе, то я прежде всего радуюсь тем, что Вы расположились ко мне Господа ради; когда Вы называете меня отцом и наставником, то я радуюсь видеть Ваше смирение. Говорил я о Вашем желании со старцем отцом Силуаном и отцом игуменом, чтобы узнать Божию волю о нас. Покидать Афон или монастырь мне нельзя. Если изгонят греки или другие какие-либо обстоятельства — тогда переменится многое; но я надеюсь, что Господь и Божия Матерь сохранят нас от сей беды. Если Вы приедете на Св. Гору? — Отец игумен и отец Силуан относятся к этому сочувственно вообще, но не знают, насколько это осуществимо.

Я спросил игумена — не согласится ли он отдать Вам и мне одну из келлий нашего монастыря (келлия, как Вы знаете, с церковию). Игумен говорит, что должен этот вопрос обсудить на Соборе. Конечно, жить по правилу святых отцов: «безмолвствовать вдвоем или втроем». Быть старцем я не могу совершенно.

Но так сожительствовать с Вами, как братья, я, вообще говоря, душою расположен.

Но будем искать волю Божию, — в ней наше спасение, а не в наших благих намерениях.

Отец Силуан сам принес свое письмо — Вашей маме и сестре, и я очень рад этому.

Если Господь соблаговолит дать мне скоро сил и возможность, то напишу скоро еще — отвечу на все указанные Вами в письме пункты.

* * *

Относительно музыки — старец отец Силуан не только не противится, а даже сказал, что это не плохо. Так что играйте, как и до сих пор.

* * *

Унылый и придавленный болезнью, — я в связи с Вашим письмом оживился. Хотел успокоить Ваш ум и душу, написав Вам о том, в чем разница между Церквами, но после решительного слова старца не буду писать, в надежде, что это само собою для Вас скоро станет ясным.

Простите.

Преданный Вам о Господе,

Ваш меньший брат

недостойный иеродиакон Софроний

О ДУХОВНОМ ПРЕУСПЕЯНИИ (из писем с Афона)

О молитве чистым умом; книги об умном делании. О порядке в духовном развитии человека. О наставниках. Надо низводить себя во ад. О сердце платяном и духовном и о пути к нему. О двоедушии. Нельзя стремиться к видениям.

Афон, 14 (27) декабря 1932 г. [17]

Глубокочтимый батюшка отец Давид, Благословите!

Возлюбленный о Христе брат, примите от меня поздравление и добрые пожелания в дни праздника Рождества Христова.

* * *

Вчера отправил Вам письмо и думал, что не буду Вам писать теперь долго. Но память, чтоб не сказать забота, о Вас не отходит ни днем, ни ночью, и вот сегодня, снова перечитав Ваши письма [18] из Ниццы, решил опять безотлагательно писать Вам, так как на многие вопросы, которые Вас в настоящее время особенно остро интересуют, а именно о молитве, не дал я еще почти никакого положительного ответа.