Помоги проекту - поделись книгой:
– Давай поменьше у него спрашивай. Уже бы в аэропорту был, – разозлилась я. Взяв Тима за руку, я вывела его за дверь и посмотрела на скучающего Жорика. – Жорик, садись в машину и проконтролируй ситуацию. Скажи водителю, что этого молодого человека нужно довезти до Московского проспекта, а затем в аэропорт. Купишь билеты ему с подругой на рейс до… Куда там ему надо? До Урала. Как освободитесь – сразу ко мне.
– Чупа, я не могу оставить тебя одну. Может, лучше этого товарища посадить на такси? – Жорик недовольно посмотрел на Тима.
– Нет. Делай, что я тебе сказала, и не задавай лишних вопросов. Я буду тебя ждать здесь, в этой палате. Постарайся уложиться как можно быстрее.
Жорик кивнул и потащил за собой Тима. Я посмотрела на часы и вздохнула. Ровно четыре часа. Через час в зимнем саду меня будет ждать Димка. Хотя можно особо не переживать. Сегодня он весь вечер проторчит там и вряд ли наделает каких-нибудь глупостей. Сделав глубокий вдох, я вновь зашла в палату и села рядом с Бульдогом.
– Ну вот мы и одни, – сказала я, с трудом сдерживая слезы. – Если бы ты знал, как я ждала этой встречи… Сколько я о тебе думала и как сильно люблю…
Я наклонилась над Бульдогом, и слезинки предательски капнули на его лицо.
– Ты плачешь? – прошептал Макс.
– Да.
– Ты же сильная.
– Сейчас нет.
Бульдог улыбнулся:
– Знаешь, я опять уловил знакомый запах, твои волосы пахнут спелой пшеницей. Мне столько бессонных ночей мерещился этот запах, а теперь даже не верится, что я опять могу его вдыхать.
– Макс, что с тобой случилось? Что произошло той ночью?
– Я и сам не знаю. Я знаю только одно: ты в опасности. Кто-то охотится за тобой и следит за каждым твоим шагом. В ту ночь этот проклятый корейский джип несколько раз переехал меня. Затем эти скоты выкинули меня прямо на дороге, а больше ничего не помню. Я очнулся в больнице. Единственное, что я до сих пор не могу понять, почему меня тогда не убили. Зачем оставили жить калекой?!
– Ерунда, Макс. Главное, что ты жив и что я рядом. Я буду твоей женой, матерью, любовницей, сиделкой. Ты нужен мне любой – я не могу без тебя. Погладь мои волосы – я так соскучилась по твоим рукам…
Макс крепко сжал скулы, и из его груди раздался пронзительный стон.
– Что случилось? – испугалась я.
– Чупа, мои руки не работают и больше никогда не будут работать…
– Как?
– Я не могу взять в руки карандаш, а ты хочешь, чтобы я погладил тебя по волосам.
– Ерунда. Я видела кучу фильмов, читала массу литературы. Со временем все функции восстановятся. Просто нужно время и физические нагрузки. Вот увидишь – все будет хорошо. Ты не один, нас двое.
– Нет, Чупа, ничего не восстановится. Я безнадежен.
– Но так не бывает!
– Бывает.
– Нужно верить в собственные силы – тогда будет результат.
– Какая вера?! О чем ты говоришь?! Мне нужно умереть, вот и все.
Я сморщила лоб, взяла кисть Бульдога и приподняла. Рука безжизненно упала на кровать, не задержавшись в воздухе даже на пару секунд.
– Ну а поднять голову ты можешь? – спросила я, не скрывая слез.
– Нет, – прошептал Бульдог. – Я ничего не могу, Чупа. Я не могу поднять ногу, голову. Я совершенно не чувствую нижней части. Я больше никогда не смогу сделать тебе что-либо приятное. Все атрофировано.
– Так не бывает, – рыдала я, прижав руки к груди.
– Как видишь, бывает все.
– Но ведь ты был такой здоровый мужчина…
– Это меня не спасло.
Я вытерла платком слезы и вышла из палаты. Обнаружив дверь с табличкой «Главный врач», я постучалась и зашла в кабинет. Представившись, села в кресло и попыталась вникнуть в смысл произносимых врачом слов. Эти слова звучали как приговор, больно раня мои оголенные нервы.
– Он никогда не сможет ходить. Повреждены важнейшие нервы. Все функции опорно-двигательного аппарата атрофированы и восстановлению не подлежат.
– У меня есть деньги. Много денег. Я отдам последнее за то, чтобы этот человек двигался, – вырвалось у меня.
– Есть вещи, которые нельзя купить за деньги. Здоровье не купишь, – сухо сказал врач. – Используйте свои деньги для того, чтобы поместить этого человека в самый лучший дом инвалидов и обеспечить ему хороший уход.
Вернувшись в палату, я подошла к Бульдогу и зарыдала.
– Не надо, Чупа, не плачь, – прошептал он. – Послушай, что я тебе скажу. Я очень сильно тебя люблю. Настолько сильно, что ты даже не можешь себе представить. Мне больно оттого, что я больше никогда не смогу тебя защищать и быть рядом. Прости меня. Помнишь, ты когда-то меня подозревала…
– Я не хочу это вспоминать.
– Нет. Послушай. Я хочу, чтобы ты это знала. Ты подозревала меня напрасно. Я любил тебя с той самой минуты, когда впервые вошел в твой дом. Ночью я строил планы, мечтал о том, что когда-нибудь мы будем вместе. Я никому не говорил о том, что у меня есть брат-близнец, но Дашке я как-то рассказал о нем. Тот рюкзак она притащила, узнав, что Тим заядлый грибник и дачник. К выстрелам в Гатчинском дворце этот рюкзак не имеет никакого отношения.
– Я не хочу ничего слушать, – шептала я. – Все будет хорошо. Они хотят оформить тебя в дом инвалидов, но ты же знаешь, что я никогда этого не допущу. Ты будешь жить на даче вместе со мной. Я буду о тебе заботиться, а большего мне и не надо. Просто позволь мне быть рядом. Я так устала за эти дни, проведенные без тебя.
– Нет, Ланочка. Ты сама не ведаешь, что говоришь. Я калека. Я даже не могу самостоятельно сходить в туалет, пойми, я не могу воспользоваться твоей жалостью, твоим состраданием и самопожертвованием. Я не допущу, чтобы моя болезнь связала тебя по рукам и ногам.
– Макс, родной! Что ты такое говоришь! Главное, что мы вместе. Это не сострадание. Это любовь. Неужели ты до сих пор не понял? Я люблю тебя, черт побери. Я куплю тебе инвалидную коляску…
– Я не могу сидеть, – перебил меня Бульдог.
– Научишься.
– Да не научусь я, пойми! Я уже ничему не научусь!
– Ну не научишься, и не надо. Днем ты будешь лежать в беседке и смотреть на небо. Каждый день я буду приносить тебе кассеты и включать видик. Я скуплю все фильмы – лишь бы тебе не было скучно.
– Милая, посмотри мне в глаза.
Я вытерла слезы.
– Скажи правду: а ты бы смогла так жить, даже если я был бы рядом.
– Я бы постаралась, – прошептала я.
– Зачем ты врешь? Ты же мне никогда не врала раньше.
– Нет. Я бы обязательно постаралась. Мне кажется, что у меня бы обязательно получилось.
– Нет. Я слишком хорошо знаю тебя, а ты знаешь меня. Ни ты, ни я не сможем так жить. Нам придется расстаться, пока наши чувства сильны и чисты. Пока болезнь не изъела любовь.
– Господи, да что ты такое говоришь? Я с таким трудом тебя обрела. Что угодно, но расстаться я с тобой не смогу!
Глаза Бульдога стали влажными.
– Единственное, чему я еще не разучился, – это плакать…
– Мне кажется, что плакать ты не разучился, а научился. Я просто уверена, что раньше ты этого не умел.
– Лана, милая, послушай. У меня никого нет ближе и дороже тебя. Ты очень сильная женщина, настолько сильная, что я всегда поражался твоей выдержке, нервам, хватке. Ты должна мне помочь. Скажи, ты все для меня можешь сделать?
– Конечно. Какой разговор. Ты можешь не сомневаться. Проси меня о чем угодно. Ты же знаешь, что я никогда не смогу тебе отказать.
– Мне нужна твоя помощь.
– Макс, да не тяни. Говори. Ты же знаешь, что я сделаю все, что угодно.
– Я просил Тима съездить в одно место и привезти одно лекарство. Я хочу, чтобы ты мне его вколола.
– Что это за лекарство?
– Лекарство, которое избавит меня от мук. Лана, ты сможешь это сделать, только ты. Помоги мне уйти и не мучиться.
Я широко раскрыла глаза и на мгновение потеряла дар речи.
– Что за лекарство? – повторила я спустя несколько секунд.
– Смертельное, – постарался улыбнуться Бульдог. – Ты должна это сделать во имя нашей любви. За границей это обычная процедура, а у нас ее, к сожалению, не делают, заставляя мучиться таких, как я.
– Нет, Макс. Не я давала тебе эту жизнь, и не я буду ее забирать.
– Лана, ну пожалуйста, подумай обо мне.
– А ты обо мне подумал?! – зарыдала я. – Как я буду без тебя! Каково будет мне! Почему ты не хочешь подумать обо мне? Я не могу без тебя, пойми! Ты мне нужен любой.
– Лана, милая моя девочка. Я безумно тебя люблю и в первую очередь думаю о тебе. Тебе нужно продолжать жить. Ты обязательно кого-нибудь встретишь, родишь ребенка. Ты достойна лучшей жизни, чем жить с калекой…
– Да пошел ты к черту, – перебила его я. – Какая может быть достойная жизнь, если я хочу жить только с тобой. Я увезу тебя отсюда к себе на дачу, и не вздумай со мной спорить.
– Лана, мои руки не работают, ноги не двигаются, тело не может шевельнуться. Я вообще ничего не чувствую. Мое тело – словно не мое! Я даже не мужик, в конце концов, как ты не можешь этого понять!
– Главное, что твои мозги в порядке, а большего мне и не надо…
– Если ты не сделаешь то, о чем я тебя прошу, это сделает кто-нибудь другой. Мне будет очень жаль, что это будешь не ты. Я бы очень хотел принять смерть из твоих рук. Помоги мне, Лана. Ты должна меня понять. Если ты не сможешь, то кто?! Жизнь, какую ты мне предлагаешь, не для меня. Помоги мне уйти на тот свет. Я всегда буду рядом в твоих мыслях, поступках. Я всегда буду рядом!
Я взяла его за руку:
– Что я должна сделать?
– Встань и подойди к тумбочке.
Я встала и подошла к тумбочке.
– На верхней полке лежат шприц и ампула, достань их.
Я сделала все, как сказал Бульдог. Взяла ампулу и попыталась прочитать, что на ней написано.
– Не старайся, Лана. Ты ничего не узнаешь.
– Почему?
– Обычно на таких препаратах не пишут название.
– Что в ампуле?
– Я же тебе сказал. В ампуле – смерть.
– Может, это лекарство имеет какое-то название или оно так и называется – смерть?
– Лана, смерть всегда называется смертью. У нее нет синонимов. Ты умеешь колоть?
– Да.
– А в вену?
– Да. В школе на учебно-производственной практике я была неплохой медсестрой.
– А теперь скажи: ты сильно меня любишь?
– Как ты можешь такое спрашивать? Ты же прекрасно знаешь! Я не хочу жить без тебя.
– Тогда сделай то, о чем я тебя прошу. Ты сможешь. Ты должна это сделать, если по-настоящему любишь меня. Это произойдет быстро. В крови ничего не останется. Экспертиза и вскрытие покажут, что у меня случился инфаркт. Не мучай меня, родная. Я слишком тебя люблю. Пусть у нас останутся только хорошие воспоминания друг о друге и никаких глупых обязанностей.
– Я не знаю, я ничего не знаю… – шептала я, словно в бреду. – Как же так! Бульдог, как же так! Я только тебя обрела, а ты предлагаешь, чтобы я тебя убила. У меня даже ничего не останется о тебе на память.
– А что бы ты хотела?
– Подари мне что-нибудь.
– Возьми в кармане моего пиджака именной браслет. Я буду очень доволен, если ты будешь его носить.
Поделиться книгой: