Застенчивый мотив крови

— И чем это закончилось?

— Они оба погибли, но не нарушили законов чести. Оба потеряли слишком много крови, но не позволили себе нанести удар сильнее соперника. И так они лежали на этой дороге, истекая кровью, пока оба не погибли.

— Господи! Я думала, что это бывает только в легендах и старых сказках, — призналась Майя, — хотя я тоже грузинка и должна была слышать такие ужасы. Но я их никогда не слышала. Я все-таки московская грузинка.

— Наверное, — согласился Максуд, — вот так все и происходило. Потом, в пятидесятые годы, все эти кровавые разборки постепенно начали уходить в прошлое. В шестидесятые-семидесятые на Кавказе почти не вспоминали подобных историй. Хотя случались иногда какие-то особенно трагические и невероятные истории. В Ленкорани, в одном из южных районов Азербайджана, сотрудник милиции застрелил одного из нарушителей. Причем пристрелил явно из личных мотивов, не вызванных необходимостью. Когда его судили, сын погибшего прямо в зале суда убил сотрудника милиции. И все это закончилось плохо. Нет, этого молодого человека не расстреляли, даже судьи понимали мотивы его поступка, хотя и в те времена советская власть не допускала, чтобы убивали представителей правопорядка. Этого молодого мстителя посадили в тюрьму на долгий срок… Но после девяносто первого года все изменилось. Всплыли старые обиды, человеческая жизнь обесценилась, появилась масса неучтенного оружия, а власть потеряла авторитет. Ну а потом начались все эти конфликты, войны, бесконечные террористические акты. И начались новые конфликты между семьями и родами, когда очередные убийства поражали новых кровников, и так без конца.

Максуд задумался. Замолчал.

— Что ты собираешься делать? — поинтересовалась Майя.

— Помочь своим родственникам, — мрачно пояснил Намазов, — сначала нужно найти подходящее жилье для моей двоюродной семьи и ее детей. У себя я их поселить не смогу. Во-первых, Лариса не разрешит, а во-вторых, — он вздохнул, — лучше не говорить.

— Что-то опять учудила твоя супруга? — поняла Майя.

— Еще как, — признался Максуд, — она хочет, чтобы я переехал к ее отцу, а нашу квартиру оставил дочери с зятем.

— Она сошла с ума? А где ты будешь жить? У своего тестя, вместе со своей женой?

— Временно. Пока отремонтируют новую квартиру Кирилла, — пояснил Намазов, — она хочет, чтобы я переехал к ее отцу, пока мы подготовим нашу квартиру для молодоженов. А в ноябре они смогут переехать в другую квартиру, которую уже купили для моего будущего зятя.

— Ничего не понимаю. Почему нельзя просто перенести свадьбу на ноябрь и не выселять тебя из своей квартиры?

— Нужно знать мою жену, — устало ответил Максуд, — у нее своеобразный комплекс неполноценности. Меня она считает нищим профессором на фоне богатого свояка. И таким своеобразным образом она подчеркивает нашу состоятельность. Отдает за дочку квартиру, которая стоит больших денег. В ноябре они переедут в свою новую квартиру, но наша квартира будет переписана на имя дочери. И тогда получится, что мы дали богатое приданное…

— Какая глупость, — поморщилась Майя, — неужели она не понимает, как это глупо и пошло?

— Похоже, не понимает. А тут еще мои проблемы с приехавшими родственниками.

— Что ты решил?

— Пока не знаю. Родным я, конечно, помогу, деньги у меня есть. А сам… сам никуда не поеду. Соберу свои вещи и перееду к тебе. Сдашь мне угол?

— Подумаю, — улыбнулась она, — нужно будет поторговаться. В конце концов, мы оба кавказцы, должны уметь не только мстить и убивать друг друга, но и торговаться.

— Смешно, — мрачно произнес Максуд.

— Ты сам прекрасно знаешь, что можешь остаться у меня в любой момент, — ответила Майя, — в любой день, когда ты сам захочешь. Но как быть с твоей дочерью? Ты говорил, что вам нужно соблюсти внешние приличия хотя бы до свадьбы.

— Тебе никто не говорил, что ты странный человек? — спросил Намазов. — У тебя есть возможность навсегда оставить у себя мужчину, который, я надеюсь, тебе нравится. И его подталкивают к этому все обстоятельства, его собственная жена и его большое личное желание. И в этот момент ты ломаешь всю эту схему, напоминая ему о его дочери. По-моему, это не совсем правильно.

— Зато честно, — возразила Майя, — если твой поступок скажется на судьбе твоей дочери, то это будет не совсем правильно.

— Я тоже об этом подумал, — признался Максуд, — но мне так не хочется переезжать к ее отцу. Хотя, ладно. Что-нибудь придумаю. Буду уезжать ночевать к Альтману, а оттуда приезжать к тебе. Теперь у меня есть служебная машина, пусть работает по вечерам. Как-нибудь приспособлюсь. А после свадьбы дочери навсегда перееду к тебе.

— Не переедешь, — неожиданно сказала Майя, — потом появятся другие обстоятельства. Потом твоя дочь, возможно, будет ждать ребенка, твоего внука, и ты тем более не захочешь ее беспокоить. Потом снова какие-то другие обстоятельства. Нет, я не обижаюсь. Просто думаю, что нужно либо рвать раз и навсегда, либо терпеть. Как твой дедушка. Который был секретарем райкома, но ушел, чтобы изменить свою жизнь.

— Ему ничего не удалось изменить, — прошептал Максуд, — даже когда он ушел на войну. Вернулся с войны, и его снова избрали секретарем райкома партии. Иногда трудно бывает изменить свою жизнь. Мы движемся по определенной колее и часто не можем выбраться на другую дорогу, словно наши судьбы раз и навсегда предопределены…

Она молчала. Смотрела на него и молчала.

— Думаешь, что я слишком слабый человек, чтобы решиться поменять что-то в своей жизни? Наверное, я не похож на своего деда…

— Не нужно об этом, — попросила она, — надеюсь, ты не считаешь, что тебе тоже нужно уезжать в Дагестан?

— Обязательно нужно, — вздохнул он, — хотя бы, когда исполнится сорок дней. А может, и раньше. На семь дней. У нас традиционно отмечают три, семь и сорок дней, хотя семь не так обязательны. Вместо них собираются по четвергам, ходят на кладбище, поминают покойного и собираются на плов, который подают в память об умершем. Пить, конечно, нельзя в отличие от вас, грузин. Но вы православные люди, у вас свои традиции.

— И ты собираешь поехать в Махачкалу? — нахмурилась Майя.

— Я собираюсь поехать в село, куда приедут все наши родственники, и побывать на могиле своего дяди, — пояснил Максуд, — думаю, что у нас есть еще день или два, чтобы найти подходящую квартиру для приехавшей семьи моей двоюродной сестры. А потом я уеду с Салимом. Это сын убитого дяди. У него две сестры, но есть два двоюродных брата, это я и мой брат Васиф. Остальные братья не являются гражданами России, и он не может их ни о чем попросить, чтобы не подставлять. Ведь достаточно им взять в руки оружие или даже начать нам помогать, как их могут либо убить, либо арестовать. Они не граждане России и не могут на законных основаниях иметь в нашей стране даже охотничьи ружья.

— И ты поедешь стрелять в своих кровников? — изумленно спросила Майя.

— Нет. Я слишком неприспособлен. Я даже в армии не служил. И никогда не стрелял в человека. Вообще стрелял только в тире. От меня не будет никакой пользы. Но поехать и просто поддержать моих родных, я просто обязан. Такое застенчивое свойство крови, которая дремлет, пока все хорошо. И в решающий момент неожиданно дает о себе знать.

— Я тебя не пущу, — не очень решительно произнесла Майя, — или поеду с тобой.

— Это невозможно, — улыбнулся Намазов, — я тем более не смогу появиться на поминках своего дяди с другой женщиной. Только со своей женой, которую не пустят ни в палатку с мужчинами, ни на кладбище. У нас традиционно женщины не ходят на могилы и не сидят рядом с мужчинами. И тем более нельзя привозить к своим родственникам другую женщину, которая не является ни твоей женой, ни твоей матерью, ни твоей сестрой, ни твоей дочерью. Таким образом, я только оскорблю своих родственников. Извини, но я говорю достаточно откровенно.

— Я понимаю, — кивнула Майя.

Она поднялась, подошла к нему, обняла и поцеловала его в щеку. Потом тихо прошептала.

— Хочу, чтобы ты знал. Что бы с тобой ни случилось, куда бы ты ни поехал или ни переехал, я всегда буду рядом с тобой. Всегда буду тебя ждать. Какой бы выбор ты ни сделал.

— Я знаю, — прошептал он в ответ, — я это прекрасно знаю.

Глава 7

Утром он поехал на работу. Нужно было просмотреть сразу несколько поступивших документов, которые требовали его срочной визы. Как обычно, выручил Альтман. Уже в десять утра Максуд пригласил его к себе и попросил просмотреть все документы.

— Тебя только назначили, а ты уже сачкуешь, — недовольно заметил Леонид. — Если так дальше пойдет, ты не сможешь долго сидеть в этом шикарном кабинете.

— Ты ведь знаешь, какие у меня проблемы, — пояснил Намазов, — никто не думал, что все свалится в один момент. Нужно срочно найти квартиру для моих родственников.

— Не беспокойся, — сказал Альтман, — я рекомендовал тебе очень знающего человека. Она найдет тебе подходящий вариант за неделю или за две.

— Мне нужно найти этот вариант за сегодняшний день, — сказал Максуд, — в крайнем случае, завтрашний. Но никак не позже.

— Это невозможно. Здесь Москва, а не ваше дагестанское село, где всего несколько десятков домов, — весело заметил Альтман. — И вообще так никто не ищет. Нужно успокоиться и постараться найти подходящий вариант…

— У нас мало времени, — перебил его Намазов, — и не забывай, что через двя дня, я должен быть в Дагестане. Уже в этот четверг. Там будут отмечать семь дней кончины моего дяди. Я не могу туда не поехать.

— Интересно, как ты объяснишь свой отъезд, — уже другим тоном спросил Леонид, — тебя только назначили. Может, поедешь в следующий раз, на сорок дней. Сложно будет объяснить руководству причину, дядя не является близким родственником.

— Он не умер. Его убили.

— Тем более не нужно об этом рассказывать. Тебя могут отстранить от работы, когда узнают, что в твоей семье есть такие проблемы. Помнишь, как меня хотели отстранить, когда узнали, что у меня жена в Израиле? Хорошо, что потом разобрались и выяснили, что мы разведены. Иначе сейчас я бы работал в каком-нибудь сельскохозяйственном институте.

— Если убивают моего дядю, то в этом тоже виноват я? — спросил Максуд.

— Значит, в вашей семье есть нерешенные проблемы, — притворно вздохнул Альтман. — Я бы не доверял такого человеку место заместителя директора по науке.

— Иди к черту.

— Очень конкретно и емко. Все понял. Сажусь на твое место.

Максуд усмехнулся и вышел. Салим и Талат уже ждали его. Они посмотрели три или четыре квартиры, пока наконец не нашли подходящую. Дело было даже не в цене. Эта квартира находилась во дворе соседнего дома, где располагалось управление полиции. Трехкомнатную квартиру предлагали за полторы тысячи долларов. Намазов внес плату сразу за три месяца и уплатил еще месячный депозит, после чего им выдали ключи и даже пообещали временно зарегистрировать семью Талата в этой квартире. Дав им еще пятьсот долларов на покупку различных мелочей, Намазов вернулся на работу к четырем часам дня, как раз в то время, когда в институте началось совещание, и он успел на него.

Совещание закончилось в половине седьмого. Его уже ждала служебная машина. Он попросил водителя отвезти его домой. В свою квартиру он поднимался с некоторой опаской, словно его уже должны были выселить. Открыл двери и услышал, как на кухне разговаривают Лариса и домработница, которая обычно приходила по пятницам. Максуд поморщился. Значит, процесс уже начался. Очевидно, Лариса вызвала домработницу, чтобы убрать квартиру. Но почему так спешно… До сентября еще несколько месяцев. И необязательно готовить квартиру за три месяца до того, как сюда переедут молодые.

Он прошел на кухню. Лариса взглянула на него, не скрывая своего пренебрежения, кивнула и продолжала разговаривать с домработницей, показывая ей места, которые нужно прибрать, перед тем как начнется ремонт. Максуд прошел в спальню, переоделся. Снова прошел на кухню, чтобы поставить себе чайник.

— Ты уже собрал свои вещи? — поинтересовалась Лариса.

— Это так срочно? — спросил он. — Неужели нельзя немного подождать. До свадьбы еще несколько месяцев. Мы успеем сделать здесь нормальный ремонт. По телевизору показывают, что можно сделать одну комнату за несколько дней.

— Там показывают глупости, — рассердилась Лариса, — неужели ты не понимаешь, что все это глупая реклама. Может, они ремонтируют неделю или месяц, а нам показывают, что все сделано за несколько часов. Это типичная телевизионная реклама. Нужно освобождать нашу квартиру прямо сейчас, чтобы начать основательный ремонт. И выбросить наше старье, которое никому не нужно. В некоторых шкафах полно разных книг, их тоже выбросить.

— И меня вместе с ними, — сказал Максуд.

— Я так не говорила, — супруга выразительно посмотрела на него и на домработницу. Он осмелился говорить подобные вещи в присутствии другого человека Он повернулся и вышел из кухни.

В этот момент раздался звонок его телефона. Он достал свой мобильный, увидел номер телефона. Это был Салим.

— Слушаю тебя, — сдержанно ответил Максуд.

— Спасибо тебе за квартиру, — услышал он слова Салима, — они в полном восторге. Мальчикам так понравилось их новое жилье.

— Ну и слава богу, — вздохнул Намазов, — хотя бы у них все в порядке.

— Завтра я буду еще в Москве. А послезавтра рано утром полечу в Махачкалу. На следующий день будем отмечать седьмой день. Ты сможешь полететь вместе со мной?

— Конечно. Обязательно полечу. Закажу нам два билета, — пообещал Максуд, — а почему тебе нужно завтра остаться в Москве? Я могу чем-то тебе помочь?

— Нет, спасибо. Постараюсь навестить кого-то из старых друзей. Может, у них есть какие-нибудь зацепки на этого Нугзара и его людей? Я специально подсчитал: на их счету только убитыми человек восемь или девять. А может, больше. Но моего отца они убили как своего кровника, в этом я не сомневаюсь. И поэтому у меня с ними особые счеты.

— Подожди, — вспомнил Намазов, — а если они сдадутся. Придут с повинной и сложат оружие. Что тогда ты будешь делать? Тогда любая месть с твоей стороны будет выглядеть незаконной. И тебя просто посадят.

— Они никогда не сдадутся, — уверенно произнес Салим, — это просто не те люди. Такие не выживают в колониях. На их счету слишком много убитых судей, прокуроров, сотрудников полиции. Если хочешь, это мой долг — найти и уничтожить бандитов.

— А если среди них будут не только бандиты. Что будешь делать тогда? Тебя просто не поймут. И потом вся эта затея с нашими родственниками выглядит просто несерьезно. Сотрудник исполкома, врач и егерь будут тебе помогать. Ты единственный воин в этой компании.

— Я думал, что ты тоже будешь нам помогать.

— Какая от меня польза? Я только буду вам мешать. Если бы я мог помочь, я бы не задумываясь взял оружие, чтобы быть рядом с тобой. Но я не представляю себе, как им пользоваться, — признался Намазов.

— Мы рассчитывали и на тебя, — повторил Салим, — но все равно тебе спасибо. Ты и так уже сделал достаточно. Завтра я тебе позвоню, — пообещал он, — к вечеру, когда освобожусь.

— Договорились, — Максуд убрал телефон и, обернувшись, увидел, что в комнате стоит Лариса. Очевидно, она давно слушала их разговор.

— Куда это ты собираешься лететь? — поинтересовалась она. — И про каких кровников вы говорите? Тебе осталось только опозорить нашу дочь. Твои родственники могут вообще не появляться на свадьбе нашей дочери, тебя одного вполне достаточно.

— Мы говорили не об этом.

— Меня не интересует, о чем вы говорили, — зло произнесла Лариса.

Максуд поднялся, посмотрел на нее. Покачал головой:

— Я же говорил тебе, что там погиб мой дядя. И мне нужно будет послезавтра утром полететь в Махачкалу.

— Ты только получил приличную должность и сразу хочешь все бросить ради своих вонючих родственников, — закричала Лариса. — Намазов, ты совсем сошел с ума.

— Меня зовут Максуд, — сказал он, с трудом сдерживаясь, — не смей называть меня по фамилии. И перестань оскорблять моих родственников, среди которых есть и недавно убитый. Заткнись! — крикнул он, выходя из гостиной.

Лариса испуганно охнула. Он никогда не позволял себе разговаривать с ней в таком тоне. Она даже опешила на одну минуту, но затем решила взять реванш…

— Ты как со мной разговариваешь?! — закричала она, даже не вспомнив, что в доме находится домработница. — Сделал нас нищими, тридцать лет сидишь в своем институте и еще смеешь со мной так разговаривать? Если бы не мой отец, ты бы вообще остался кандидатом наук и младшим научным сотрудником. Скажи спасибо, что тебе так повезло и за такое ничтожество, как ты, выдали меня — молодую, красивую, умную дочку члена-корреспондента, о которой ты даже не мог мечтать. Получил шикарную квартиру в центре города и теперь еще смеешь меня затыкать. Кто ты такой? Ничтожество и бездарь.

Уже не слушая ее оскорблений, он снова переоделся. Пошел к выходу.

— Не смей никуда уходить! — закричала она. Но он вышел из квартиры, сильно хлопнув дверью. Спустился вниз на улицу. И понял, что никуда не может и не хочет идти. Никуда, кроме Майи. Остановив такси, он попросил отвезти его к ней домой. И отключил свой мобильный, чтобы Лариса не могла его найти. Затем, подумав, он все-таки снова включил телефон и набрал номер Альтмана:

— Леня, у меня к тебе опять большая просьба. Я еду к Майе. Если будут тебя спрашивать, скажи, что звонил из лаборатории. Или скажи, что вообще не знаешь, где именно я нахожусь.

— Ты не считаешь, что в последнее время стал слишком часто «пропадать» в своей лаборатории?

— Ты не поверишь, но не слишком часто. Наоборот, слишком редко. Нужно вообще жить и работать в лаборатории, чтобы не могли достать.

— Только не говори этого Ларисе, — посоветовал Альтман, — иначе у тебя будут еще большие неприятности.

Максуд ничего не ответил. Он поймал такси и поехал к Майе. Поднялся к ней и позвонил. Прислушался. Ничего не было слышно. Он снова позвонил. Опять ничего. Достав свой мобильный, он набрал ее номер. Довольно долго ждал, пока она ответит, уже начиная волноваться, когда наконец услышал ее голос:

— Здравствуй, Максуд. Что случилось?

— Ничего. Приехал к тебе, как обычно, без предупреждения, — пояснил он, — а тебя нет дома.

— Я сейчас на встрече, — пояснила она. — Приехал гость из Польши, и у меня срочное задание взять у него интервью. Он рано утром улетает, и поэтому я жду его в отеле. Я думала, что сегодня ты будешь занят поисками квартиры.

— Уже нашел, — сообщил Намазов, — у нас было мало времени и поэтому пришлось действовать. И долго ты собираешься сидеть в этом отеле?

— Не знаю. Пока он не приедет. Говорила с его помощником, он пока задерживается. Ты извини, я действительно не думала, что ты сегодня можешь ко мне приехать.

— Не страшно. Подожду, пока ты вернешься, — сказал Максуд. — Только не очень задерживайся. Иначе я начну ревновать.

— Он маленький, толстый и лысый, — рассмеялась Майя, — и старше меня лет на тридцать.

— Я тоже старше тебя намного и уже начал лысеть, — заметил Намазов, — хорошо еще, что я не толстый и не маленький.