В поисках Южной Земли

Тем не менее, когда наступила ночь, испанцы увидели, что на берегу горят огромные костры. Это означало войну. Было замечено, что каноэ быстро плыли вдоль побережья от одной деревни к другой, как бы о чем-то сообщая или предупреждая.

Утром с галиота была послана к берегу шлюпка с солдатами за водой. Когда она подошла к берегу, аборигены громко закричали и выстрелили из луков, ранив троих испанцев. Испанцы легли на дно шлюпки, спасаясь от стрел. Менданья тут же послал полковника Манрике с 30 солдатами на берег. Солдаты убили пятерых островитян, сожгли несколько домов и лодок, срубили пальмы и вернулись на корабль.

На следующий день, на рассвете, Менданья, все время думавший о судьбе пропавшего судна «Санта-Исабель», послал на его поиски фрегат с двадцатью матросами и солдатами под командой дона Лоренсо. Последнему поручалось обойти вокруг острова и наряду с поисками исчезнувшего корабля присмотреть другую удобную гавань. Одновременно Менданья приказал Манрике с 40 солдатами отправиться на берег и еще раз проучить жителей за нападение на испанских солдат. Солдаты незаметно подошли к деревне, блокировали все выходы из нее, окружили дома и начали их сжигать вместе с находившимися в них людьми. Несмотря на неожиданность нападения, островитяне не растерялись и оказали испанцам мужественное сопротивление. Шестеро аборигенов было убито, многие тяжело ранены. Подобрав раненых, аборигены скрылись в лесу. Манрике возвратился на корабль, имея семерых раненых.

Пополудни на берег пришел Малопе. Он звал Менданью и показывал знаками, что это не его люди стреляли в испанцев, а жители враждебных ему деревень, расположенных на другом берегу залива. Менданья пригласил его на корабль, но Малопе ушел и вернулся лишь на следующий день. Мир был восстановлен.

Еще через день вернулся дон Лоренсо. «Санта-Исабель» он не обнаружил, но зато нашел подходящую гавань и, кроме того, видел неподалеку еще несколько островов. Менданья приказал кораблям плыть к обнаруженной доном Лоренсо гавани.

На следующее утро после прибытия в новый залив испанцы увидели на берегу около 500 островитян, выказывавших явно враждебные намерения. Аборигены начали стрелять из луков и бросать в испанские суда камни, а видя, что те не достигают цели, вошли в воду и поплыли к кораблям. Испанцы открыли огонь, убив пятерых и многих ранив. Островитяне поспешили к берегу и скрылись в чаще леса.

Дон Лоренсо хоть и не получил приказа, с 15 солдатами последовал за островитянами на берег. Видя это, полковник Манрике вскипел от негодования, почувствовав себя ущемленным в правах на командование всеми солдатами экспедиции, и бросился вслед во главе 30 солдат. При этом он нещадно ругал дона Лоренсо и клялся ему отомстить. Донна Исабель, свидетельница этой сцены, заявила Манрике, что ее брат не нуждается ни в чьих указаниях и волен действовать самостоятельно. Манрике попытался что-то отвечать, но донна Исабель резко его оборвала. Разгневанный Манрике отправился с солдатами на остров и не вернулся к наступлению темноты, оставшись ночевать в деревне.

Ночь прошла спокойно. Утром Манрике приказал солдатам расчистить участок у ручья и разбить там лагерь. Группе солдат не понравилось выбранное Манрике место, и они послали своих представителей к Менданье с просьбой распорядиться использовать для размещения людей деревню, где уже есть дома и вообще место обжито. Другие солдаты, согласные с Манрике, тоже послали своего представителя к Менданье.

Менданья не согласился ни с одной из сторон и распорядился разбить лагерь у входа в залив. Место всем понравилось: оно напоминало Андалусию. Солдаты с большим воодушевлением принялись за работу, расчищая участок и сооружая жилища.

Менданья назвал открытый им остров Санта-Крус. Остров был невысок и покрыт лесом, земля плодородная, много птиц, рыбы, фруктов и съедобных кореньев, и совершенно без москитов, что приятно удивило испанцев. Местное население было многочисленно, жило в деревнях, в добротно построенных домах. Вокруг домов островитян росли красивые красные цветы.

Менданья оставался на корабле в ожидании окончания строительства дома для него. Делами на острове управлял Манрике. В поисках продовольствия солдаты группами по 12–15 человек заходили в деревни и возвращались нагруженные всем, что только можно было найти на острове. Островитяне и сами приносили в лагерь еду. И Малопе и его люди были весьма дружелюбно настроены. Казалось, что установился прочный мир. Островитяне даже, по просьбе дона Лоренсо, помогали строить дома в лагере. Менданья всячески старался поддерживать общий мир.

Но тем не менее опасность росла, надвигалась беда. Среди солдат распространилось недовольство, усиливавшееся с каждым днем. Они были раздражены решительно всем. То, что еще вчера им нравилось, сегодня возмущало. По их мнению, земля была бедна, место для поселения выбрано неудачно. В конце концов солдаты составили петицию к Менданье, в которой просили забрать их с острова и отправить в другое, лучшее место или поселить на тех островах, о которых он так много рассказывал (т. е. на Соломоновых).

Менданья был очень огорчен, прочитав послание. Он внимательно изучил подписи под ним. Понимая, что недовольство зашло слишком далеко, Менданья решил сойти на берег. Он обратился к одному из солдат, подписавших петицию: «Вы предводитель недовольных? Знаете ли вы, что подписать подобную бумагу — это почти мятеж?» Солдат на это ответил: «Там написана правда, и, если кто-нибудь скажет иное, это будет ложь». Тогда Менданья пообещал солдатам, что их заберут с острова и менее чем через тридцать дней доставят на лучший.

В поселении уже построили церковь. Каждый день викарий произносил душеспасительные проповеди, которые однако не действовали на солдат, все более и более озлоблявшихся. Ежедневно совершались убийства аборигенов. Солдаты явно провоцировали местных жителей на вооруженные выступления, чтобы заставить Менданью забрать их с острова. Опасные настроения среди испанцев росли, назревал мятеж, готовилась расправа над оставшимися верными Менданье людьми. Недовольные, а их становилось все больше и больше, жаждали вернуться в Перу. Когда Кирос вознамерился совершить плавание вокруг острова, он был предупрежден, что если сделает это, то не вернется.

Менданья с большой тревогой следил за настроением людей. Он приказал снять все паруса и строго их охранять. Здоровье его все более ухудшалось, дух слабел. Менданья медлил с принятием решительных мер, с наведением жесткой дисциплины, подавлением мятежных настроений.

Наконец Менданья решил поселиться на острове. Первое, что он увидел на берегу, была группа вооруженных солдат. Когда Менданья спросил, почему они вооружены, те ответили, что здесь идет война. В лагере Менданья долго говорил с Манрике, который уверял его в полной лояльности, глубокой преданности, но подтвердил, что большинство солдат жаждут покинуть остров. Манрике рассказал, что минувшей ночью мятежные солдаты пытались убить людей, верных Менданье, но ему удалось воспрепятствовать этому.

Менданья, однако, не верил Манрике. Он был убежден, что тот ведет двойную игру. На острове Менданья почувствовал себя плохо и был доставлен назад на корабль.

Солдаты между тем все более наглели. Стреляли в Кироса, но, к счастью промахнулись. Викарий, продолжавший ежедневно произносить проповеди, вернувшись как-то на флагманское судно, где жил, пока ему не построили дом, сказал Киросу, что солдаты собираются их убить.

Кирос, видя физическую и духовную слабость Менданьи, решил действовать сам. Получив разрешение Менданьи, он отправился на берег.

На берегу Кирос встретил двух солдат, хорошо к нему относившихся. Те предупредили Кироса об опасности, которая ему угрожает в лагере, ибо солдаты крайне возмущены. Пока Кирос шел к лагерю, все больше и больше солдат окружало его. Они выражали недовольство островом, его бедностью, говорили, что отправились в далекие заморские земли лишь ради золота, серебра и драгоценных камней, а здесь ничего нет. Они кричали, что хотят вернуться в Перу или добраться до другого, лучшего острова.

Кирос возразил, что остров хорошо приспособлен для жизни людей, ибо земли здесь плодородные, прекрасные леса и реки, достаточно пищи. Потрудившись, колонисты создадут себе прекрасные условия существования. Солдаты в ответ кричали, что на это у них уйдет двадцать лет жизни, они успеют состариться, пока достигнут благополучия. «Вы должны помнить, — говорил им Кирос, — что все на нашей земле имело начало: на месте Севильи, Рима, Венеции и других городов были когда-то леса и голая равнина, и первым жителям стоило большого труда возвести их, чтобы потомки могли наслаждаться плодами их труда... Я понял вас: вы считаете, что работать должны другие, вы же хотите лишь отдыхать, а между тем трудиться должны вре и кто-то должен быть первым».

Кирос прямо спросил солдат, собираются ли они восставать против Менданьи, выполнявшего волю короля. Те ответили, что не хотят, но просят снять их с острова и вернуть в Перу или поселить на другом, богатом острове.

Кирос терпеливо объяснил солдатам невозможность выполнения их просьбы. Прежде всего надо еще раз попытаться найти «Санта-Исабель». Без этого судна трудно продолжать экспедицию. Возвращаться сейчас в Перу нельзя из-за неблагоприятных ветров, да и корабли в плохом состоянии и требуют ремонта. Так что надо пока оставаться на острове. Возвращение в Перу привело бы к их общей гибели.

Некоторые солдаты согласились с доводами Кироса, но большинство продолжало требовать немедленного ухода с острова и, если невозможно вернуться в Перу, то плыть в Манилу, в «христианскую землю», как они выразились. Кирос возразил, заметив, что Манила отнюдь не христианская земля, а так же как и остров, на котором они находились, населена язычниками. Христиане там, как и здесь, лишь небольшая группа колонистов и охранявшие их солдаты. Но озлобившиеся солдаты уже не слушали Кироса и кричали, что кто хочет — пусть остается, а они намерены уйти с острова. Некоторые солдаты обнажили шпаги, угрожая Киросу. Но Кирос мужественно ответил, что все сказанное им есть воля короля, и он не изменит ей даже под страхом смерти. Манрике выступил в защиту Кироса и не допустил расправы над ним. Он решил сам отправиться на флагманский корабль и оправдаться перед Менданьей.

Манрике явился на борт «Сан-Хиронимо» один и без оружия. Видя это, донна Исабель подговаривала мужа убить его, пригрозив, что если он откажется, она сама сделает это. Но Менданья не допустил убийства Манрике на борту судна.

Манрике, возвратившись в лагерь, рассказал солдатам, что был хорошо принят Менданьей и тот обещал рассмотреть их просьбу об уходе с острова.

Кирос, вернувшись на корабль, сообщил о всем происшедшем Менданье и попросил разрешения отправиться на следующий день за провизией, ибо запасы ее сильно истощились.

Кирос в сопровождении 20 солдат отправился на шлюпке к одной из ближайших деревень, но в ней не оказалось ни жителей, ни еды. Вернувшись ни с чем на берег, Кирос встретил Малопе с его людьми на двух каноэ и попросил его помочь. Малопе весьма охотно принялся за дело. Они побывали в нескольких деревнях, и вскоре шлюпка была нагружена доверху. Однако сопровождавшим Кироса этого показалось мало. Они просили разрешить им силой взять у аборигенов побольше провизии, а заодно и поубивать «этих собак-язычников» и сжечь их жилища. Кирос убеждал их, что шлюпка забита едой, полученной бесплатно благодаря доброй воле их друга Малопе, но те твердили, что прибыли сюда из Перу не для того, чтобы ублажать туземцев. Однако, подчиняясь приказу Кироса, они направились к «Сан-Хиронимо».

Когда Кирос поднялся на борт корабля, донна Исабель сообщила ему, что Менданье стало известно о том, что из лагеря ушел отряд солдат с целью убить Малопе. Менданья немедленно приказал солдатам вернуться, не причиняя никакого ущерба Малопе. Сообщение донны Исабель очень встревожило Кироса.

Ночью Менданья призвал к себе Кироса.

С большой таинственностью Менданья сообщил ему о своем намерении утром сойти на берег в сопровождении верных ему матросов. Все они будут вооружены. Он захватит с собой королевский штандарт для суда над полковником Манрике за преступления, о которых он объявит в специальной прокламации.

Утром Менданья, сопровождаемый капитаном галиота Фелипе Корсо и Киросом, отправился на берег. Его встретили дон Лоренсо с братьями и несколько матросов. Все пошли в лагерь. Когда Менданья и его спутники подошли к дому Манрике, полковник завтракал. Он вышел навстречу Менданье, приветствуя его. Менданья обнажил шпагу и воскликнул: «Да здравствует король! Смерть предателям!» Один из матросов схватил Манрике за ворот и дважды сильно ударил его, а Корсо вонзил в него нож. Полковник упал замертво...

Братья Баррето с несколькими людьми бросились расправляться с мятежными солдатами. Произошло бы сильное кровопролитие, если б не мужество Кироса, вставшего со шпагой на их пути. Но все-таки еще один человек был убит. Головы убитых выставили на всеобщее обозрение.

Когда прибыл викарий, все отправились в церковь на мессу. Закончив мессу, викарий призвал всех успокоиться и подчиняться приказам Менданьи. Но на паству обращение викария впечатления не произвело. Вернувшись с мессы, солдаты бросились делить имущество убитых.

Менданья распорядился сжечь тела убитых. К вечеру постепенно в лагере воцарилась тишина. Но ненадолго. Вскоре лагерь опять забурлил. Вернулся один из солдат, ушедший с отрядом прошлой ночью из лагеря, о чем говорила донна Исабель Киросу. Он сообщил, что Малопе застрелен, причем без всякого повода: когда солдаты вошли в дом Малопе и потребовали еду, тот немедленно дал им все, что у него было, но один из испанцев поднял мушкет и выстрелил. Малопе упал замертво. К нему подошел другой солдат, говоря, что никогда еще они не делали «столь славной вещи». «Это не человеческое, а дьявольское дело, — писал впоследствии Кирос. — Малопе держал страну в мире и давал нам еду... его доброта была бесконечна».

Когда весь отряд вернулся в лагерь, убийцу Малопе отправили на борт флагманского судна, где он должен был ожидать приговора Менданьи. Офицер, командовавший отрядом, был убит по приказу дона Лоренсо, и его голова красовалась рядом с головой Манрике и солдата, убитого одновременно с ним. Остальных солдат отряда оставили в лагере закованными в кандалы. Кирос убеждал Менданью простить всех арестованных, включая и убийцу Малопе. По его мнению, следовало предотвратить дальнейшее кровопролитие, прекратить раздоры, столь опасные для экспедиции, находившейся в дальнем плавании. Аборигенам же, дабы удовлетворить их жажду мести, достаточно, считал он, показать три головы уже убитых испанцев.

Менданья внял совету Кироса, и больше никто из испанцев казнен не был. Но убийца Малопе, переживая позднее раскаяние, отказался от еды и питья и вскоре умер. «Этим закончилась трагедия на острове», — заключает Кирос соответствующий раздел в своих записках. Но из его же дальнейшего повествования следует, что окончилась лишь часть трагедии.

На следующий день испанцы услышали громкие горестные крики, раздававшиеся со стороны деревни, где находился дом Малопе. Менданья послал туда отряд солдат, захвативших с собой голову офицера, убитого доном Лоренсо. Они должны были показать аборигенам, что покарали одного из своих людей за смерть их вождя. Но, увидев приближавшихся солдат, жители деревни убежали в лес.

Дон Лоренсо, который фактически сосредоточил в своих руках власть и над матросами, и над солдатами, так как Менданья все время болел, послал офицера с 20 солдатами в деревню, приказав захватить нескольких подростков. Дон Лоренсо намеревался обучить их испанскому языку, с тем чтобы они служили переводчиками. Аборигены встретили испанцев градом стрел и камней. Офицер и семь солдат были ранены. Испанцы отступили, и аборигены преследовали их до самого лагеря, осыпая стрелами. Они обстреляли и лагерь, ранив еще семь человек, в том числе дона Лоренсо. В отместку последний послал солдат сжечь жилища и каноэ аборигенов. Но они не подпустили испанцев к своей деревне и ранили еще восьмерых солдат. Три победы в один день так воодушевили местных жителей, что ночью они еще раз напали на испанский лагерь, ранив при этом еще двух солдат, один из которых впоследствии умер.

Положение испанцев серьезно осложнилось тяжелой болезнью, распространившейся среди них. От одного до трех человек умирали ежедневно. Умер и капеллан Антонио де Серпа. Сам же Менданья слабел с каждым днем. В ночь на 18 октября было лунное затмение. Менданье стало так плохо, что он продиктовал свою последнюю волю. Менданья объявил донну Исабель губернатором вместо себя, ибо королевским указом ему было дано право избирать преемника. Он назначил Лоренсо капитан-генералом, то есть руководителем экспедиции. В час дня 18 октября 1595 г. Менданья скончался.

Нападения аборигенов участились. Прячась на деревьях, они стреляли в испанцев, целясь в голову или ноги, не прикрытые щитами, против которых стрелы, как убедились аборигены, были бесполезны.

Лоренсо в отместку послал отряд солдат сжечь деревню, где жил Малопе. Но в то же время, понимая, что положение все ухудшается, старался достичь мира с островитянами. Он убеждал аборигенов в своих дружеских намерениях, но те не понимали, почему же тогда был убит Малопе. Они говорили: «Малопе! Малопе! Почему друзья пу» (так аборигены имитировали выстрел из мушкета). Тем не менее, как отмечал в своих записках Кирос, аборигены совсем не были мстительны, они легко прощали обиды. По его мнению, испанцы сами своими жестокостями возбудили враждебность местных жителей.

Когда Лоренсо попросил снабдить его людей продовольствием, аборигены, забыв вражду, сразу же выполнили его просьбу. Без помощи аборигенов испанцы наверняка погибли бы. В лагере и так оставалось не более полутора десятков здоровых людей.

Лоренсо послал фрегат пол командой Диего де Вера на поиски «Санта-Исабель». Он все еще надеялся, что судно найдется и это укрепит положение экспедиции. Но Диего де Вера вернулся, не найдя исчезнувший корабль. Зато привез с собой жемчужные раковины и несколько взятых в плен аборигенов.

Очевидная безнадежность положения испанцев заставила викария написать петицию к Исабель и Лоренсо, в которой содержалась просьба покинуть остров как можно скорее. Петицию подписали все солдаты. Но решения принято не было: донна Исабель и ее брат все еще колебались.

Болезнь косила людей. Ежедневно кого-то хоронили. Заболел и викарий. Лоренсо, страдавший от раны в ноге, полученной во время стычек с аборигенами, происходивших ранее, совсем обессилел. 2 ноября он умер. Через несколько дней скончался и викарий Хуан Родригес де Эспиноса. «Наше положение, — писал впоследствии Кирос, — достигло такой точки, что и десять туземцев могли убить всех нас и уничтожить поселение».

Наконец донна Исабель сдалась. 7 ноября был спущен флаг и все с берега были переведены на суда. Два отряда солдат отправились за водой и продовольствием. Один из них возглавил Кирос. Когда необходимые запасы были сделаны, начались приготовления к отплытию. Исабель распорядилась вести флотилию к острову Сан-Кристобаль, открытому Менданьей во время первой экспедиции. Она полагала, что «Санта-Исабель» шла именно туда. Если же корабль не будет найден — идти в Манилу, набрать там людей и вернуться для продолжения экспедиции.

Кирос высказал мнение, что поскольку людей стало мало, а фрегат и галиот находятся в плачевном состоянии, целесообразно перевести их команды на «Сан-Хиронимо» и плыть на одном корабле, оставив два других. Капитан галиота Фелипе Корсо резко возразил, обвинив Кироса в том, что тот сделал такое предложение лишь потому, что не вложил деньги в эти суда. Кирос объяснил, что на Филиппинах они дешево купят новые и спокойно продолжат экспедицию. Идти же в Манилу на трех кораблях в их теперешнем состоянии значило бы подвергать себя большой опасности. Но с Киросом не согласились.

Вечером Кирос побывал на фрегате и галиоте. Осмотрел имевшиеся на борту запасы воды и продовольствия и проинструктировал относительно предстоявшего плавания. Шкиперу фрегата он дал карту, ибо у того не оказалось ни одной.

Ночью капитан фрегата втайне от донны Исабель сошел на берег с несколькими людьми, вырыл гроб с телом Менданьи и перенес его на корабль.

На следующий день, 18 ноября 1595 г., испанская флотилия покинула остров и отправилась на поиски Сан-Кристобаля. За месяц пребывания на Санта-Крус умерло 47 человек. Остальные почти все были больны, но тем не менее настроение на судах было бодрое. Все радовались, что покинули остров, «это преддверие ада», считая, что несчастья их кончились.

Но это было не так. Болезнь продолжала распространяться среди членов экипажа. Ежедневно в пучинах океана исчезали тела умерших. Опять поднялся ропот, люди требовали идти прямо к Маниле, прекратив поиски Сан-Кристобаля. Донна Исабель настаивала на своем, и флотилия продолжала идти на запад, не встречая никаких признаков суши. Наконец, Исабель согласилась на изменение курса, корабли повернули на северо-запад.

27 ноября с кораблей увидели землю. Кирос считал, что это была Новая Гвинея. Большие волны, шедшие с северо-запада, не позволили судну подойти к земле. Пришлось идти дальше намеченным курсом. А встреченная испанцами земля была не Новой Гвинеей, а Соломоновыми островами, куда они так долго и страстно стремились.

10 декабря, когда суда были уже на полградуса южнее экватора, исчез галиот. Его капитан Фелипе Корсо незаметно отделился от флотилии и повел корабль другим курсом. Озлобленный тем, что Кирос, а не он стал фактическим руководителем экспедиции, он решил поскорее достичь Филиппин и заявить о сделанных открытиях, приписав их только себе. Корсо был убежден, что остальные суда экспедиции погибнут на пути к Маниле.

Действительно, положение и на флагмане, и на фрегате было отчаянным. Воды и продовольствия не хватало, болезнь свирепствовала. Каждый день приносил смерть. Матросы, истощенные до предела, отказывались работать. «Они не хотели работать, — отмечал в своих записках Кирос, — говоря, что ни бог, ни корабль не заставят их делать невозможное... Один из матросов сказал, что устал быть постоянно усталым и предпочел бы умереть один раз, а не многократно, и вообще им всем лучше броситься с борта корабля в морскую пучину». Такое же настроение было и у солдат. Они тоже, по словам Кироса, «предпочли бы смертный приговор или ссылку на турецкие галеры», чем мучительное ожидание на корабле неминуемой смерти.

Экипаж возмущало то, что сама Исабель и ее приближенные не испытывали никаких трудностей и лишений. Исабель имела «свои» запасы продовольствия и воды и не желала ни с кем делиться. Обезумевшие от голода люди, среди них матери с грудными младенцами, видели, как Исабель со своей компанией пьет вино, ест мясо и фрукты. В то время как все молили о глотке воды, она приказывала стирать свои платья только в пресной воде.

Кирос много раз уговаривал Исабель поделиться припасами с экипажем, говорил, что если перемрут матросы, то она все равно не спасется. Исабель советовала Киросу повесить на реях двух-трех матросов, чтобы остальные прикусили язык. «Разве я не могу распоряжаться своей собственностью», — возмущалась она, на что Кирос ей отвечал: «Это принадлежит всем и перейдет всем... Вы слишком долго испытываете терпение тех, кто страдает, и они могут взять силой все на корабле. Голодные люди знают, как помочь себе».

Стоя на своем, Исабель распорядилась забрать ключи от склада у стюарта, человека честного и преданного Киросу, и передать одному из своих слуг. Так продолжалось до 17 декабря, когда с фрегата сообщили, что началась сильная течь и судно едва держится на поверхности. Кирос спросил разрешения Исабель послать на фрегат нескольких матросов, чтобы помочь откачивать воду. Но она отказала, оставляя терпящее бедствие судно на произвол судьбы. Ночью фрегат исчез. С утра до полудня Кирос искал его, но все было напрасно. Солдаты на борту «Сан-Хиронимо» подняли крик, требуя прекратить поиски и плыть своим курсом. Кирос убеждал их, что позорно бросать в беде корабль, где находятся их товарищи, но безуспешно, и «Сан-Хиронимо» продолжил свой путь на северо-запад.

23 декабря с «Сан-Хиронимо» увидели землю. Это оказался остров Понапе, крупнейший из Каролинских островов. По Кирос не решился подойти к берегу из-за многочисленных рифов, хотя остров выглядел весьма привлекательно: были видны обработанные поля, деревья и яркие цветы.

1 января 1596 г. «Сан-Хиронимо» подошел к Гуаму, но и здесь не остановился, не найдя удобной гавани. 12 января испанцы увидели землю, принятую ими за Филиппины. Корабль вошел в залив, где на его борт поднялись аборигены, говорящие по-испански. Одним из них оказался человек, служивший лоцманом Кавендишу, когда тот плавал в филиппинских водах. Как оказалось, «Сан-Хиронимо» подошел к мысу Эспириту-Санту. День угасал, и Кирос, не имевший карты залива и никогда здесь не бывавший, не решился зайти в него, опасаясь рифов. Несмотря на приказ донны Исабель вести судно к берегу, Кирос решительно отказался это сделать. На следующий день Кирос повел корабль в залив. Все на судне убедились, как был он прав, отказавшись накануне вечером войти в залив. Кругом были рифы. Аборигены на трех каноэ показывали безопасный путь. «Сан-Хиронимо» встал на якорь в середине залива.

Аборигены, сопровождавшие судно, поспешили в свою деревню, расположенную недалеко от берега. Вскоре ее жители появились с разнообразной снедью. «Они принесли, — писал Кирос, — кур и свиней, пальмовое вино, которое многим из нас развязало языки, кокосовые орехи, бананы и сахарный тростник, папайю, воду в стволах бамбука. В обмен они брали реалы, ножи и стеклярус, который ценили выше серебра». В течение трех дней горели костры, готовилась еда, пиршество продолжалось и днем и ночью. Истощенные, больные люди накинулись на еду, не соблюдая осторожности, и им стало еще хуже; трое или четверо умерли.

Аборигены продолжали приносить еду. Ее переносили на корабль, где делали запасы на весь дальнейший путь. Казалось, можно было возобновить плавание.

Однако состояние судна внушало Киросу большие опасения: оно требовало ремонта. Исабель торопила Кироса, настаивая на немедленном выходе в море. Но тут начал дуть северо-западный ветер, который не давал судну возможности выйти из залива. Более того, якорные канаты буквально каким-то чудом удерживали корабль, поскольку были очень ненадежны.

Два дня дул ветер, почти срывая судно с якоря и грозя разбить его о прибрежные скалы. Кирос, понимая всю серьезность положения, предложил Исабель перенести тушки и продукты на берег, а также высадить всех женщин и детей. Но та опять отказала, приказав, как только подует благоприятный ветер, выйти в открытое море. Кирос заявил, что не сделает этого и подал письменный протест. Тогда Исабель распорядилась созвать военный совет, где под ее давлением было принято решение идти в Манилу.

Подчиняясь приказу, Кирос вывел «Сан-Хиронимо» в открытое море, но, обнаружив недалеко от прежней стоянки очень удобный залив, приказал встать там на якорь и произвести все-таки хотя бы самый неотложный ремонт. Когда работы были закончены, 29 января 1596 г. «Сан-Хиронимо» вышел в море. Через два дня судно подошло к порту Нивалон на побережье острова Лусон. 1 февраля судно уже было совсем недалеко от Манилы, у Галвана. Там донна Исабель послала двух своих братьев с семью солдатами на берег под предлогом поисков продовольствия. На самом же деле она хотела, чтобы власти в Маниле получили информацию о плавании до прихода туда корабля и такую, какую она считала нужной.

«Сан-Хиронимо» продолжал плавание у острова Лусон, весьма опасное из-за многочисленных рифов. На корабле опять ощущался острый недостаток продовольствия. 2 февраля с «Сан-Хиронимо» увидели каноэ с большим числом аборигенов. Но, увидев корабль, те поспешили скрыться. Потом испанцы узнали, что аборигены испугались появления их судна, приняв его за британское (в их памяти еще жило посещение тех мест Томасом Кавендишем), ибо испанские суда в это время обычно здесь не появлялись. Опять испанцы упустили возможность пополнить запасы продовольствия. Экипаж голодал. Кирос попросил Исабель разрешить взять провизию из ее запасов, но та категорически отказала.

Показались две лодки с 40 аборигенами. На вопрос, откуда они, те отвечали на испанском языке, что из Манилы, находившейся неподалеку. Кирос попросил их прислать человека, который провел бы корабль в Манильскую гавань, подходы к которой были опасны для незнакомых с ними людей. Аборигены согласились, и один из них поднялся на борт «Сан-Хиронимо». Наконец корабль в бухте. Ему навстречу идет шлюпка с четырьмя испанцами и восемью аборигенами. Измученным, истощенным людям на корабле они показались «четырьмя тысячами ангелов», как писал впоследствии Кирос. Когда прибывшие на шлюпке поднялись на борт судна, глазам их предстало печальное зрелище. Больные, обессилевшие люди в лохмотьях, кричали: «Дайте нам еды, мы сходим с ума от голода и жажды». Вдруг прибывшие на корабль увидели двух откормленных свиней. «Почему их не убили?» — спросил Алонсо де Альбарран, один из прибывших. Ему объяснили, что свиньи принадлежат донне Исабель. «Что за дьявол! Почему в такое время им оказывают столько почтения?» — воскликнул де Альбарран.

Прибывшие были представителями губернатора Манилы, и Исабель не могла с этим не считаться. Она тут же приказала заколоть свиней.

Донна Исабель отправила одного из солдат к губернатору с ответом на переданное ей галантным де Альбарраном послание, в котором тот в весьма лестных выражениях отзывался о плавании, узнав о нем от ее братьев, и приглашал ее к себе.

Вскоре пополудни к «Сан-Хиронимо» подошла еще одна шлюпка, на которой находились братья Исабель с главой местного магистрата. Они привезли хлеб, вино и фрукты, посланные на корабль губернатором. Донна Исабель и ее приближенные начали пировать, а экипаж продолжал голодать. В ночь один из детей, находившихся на борту «Сан-Хиронимо», умер от истощения. Лишь на следующее утро на корабль были доставлены продукты для экипажа.

«Сан-Хиронимо» входил в порт. На берегу были выстроены солдаты, развевалось знамя, гремел артиллерийский салют. С корабля раздались ответные залпы. «Сан-Хиронимо» бросил один из оставшихся якорей на полусгнившем канате. Это было 11 февраля 1596 г. 50 человек экипажа умерло во время плавания из Санта-Крус.

Как только «Сан-Хиронимо» встал на якорь, на его борт поднялось много людей. Все были поражены бедственным состоянием экипажа и корабля и выражали искреннее удивление, как вообще удалось в таких условиях закончить плавание.

На следующий день, поздно вечером, донна Исабель покинула корабль. На берегу ее встретили с величайшими почестями, даже салют прогремел в ее честь.

Больных перенесли на берег и доставили в госпиталь. В течение нескольких дней умерло еще 10 человек.

Фрегат «Санта-Каталина», как потом сообщили, был найден у одного из Филиппинских островов. Вся команда была мертва. Галиот «Сан-Фелипе» достиг небольшого островка Каманигуин. Большинство членов экипажа умерло. Оставшиеся в живых были совершенно истощены и наверняка погибли бы, если б не местные жители, которые помогли им добраться до испанских католических священников, живших на острове. Те переправили их к губернатору острова Минданао, последний арестовал пятерых из них (Фелипе Корсо и четырех матросов) и отправил в Манилу. В сопроводительном письме манильским властям губернатор объяснял свои действия следующим: капитан галиота самовольно покинул флотилию Альваро де Менданьи, совершив тем самым тяжкое преступление. В Маниле арестованных заключили в тюрьму.

Вскоре по приходе в Манилу «Сан-Хиронимо» туда прибыл новый губернатор Франциско Телло, занимавший до этого пост казначея Торговой палаты Севильи. В его честь были устроены пышные празднества. После их окончания состоялась свадьба Исабель и юного Фернандо де Кастро, ее дальнего родственника, кузена губернатора Марианских островов. «Сан-Хиронимо» отремонтировали, туда доставили запасы продовольствия и воды. 10 августа 1596 г. Кирос повел корабль к берегам Новой Испании. Плавание началось слишком поздно для этих широт и потому проходило очень сложно. Наконец 11 декабря 1596 г. «Сан-Хиронимо» прибыл в Акапулько, где Кирос расстался с донной Исабель. Он перебрался на другой корабль и отправился в Перу.

Глава II

Новый Иерусалим

Педро де Кирос унаследовал от Менданьи его жгучее желание колонизовать Соломоновы острова. Но еще более страстно он мечтал найти таинственную Южную Землю, в существовании которой не сомневался.

Кирос был уверен, что все острова, открытые испанцами в 1568–1595 гг., в том числе Маркизские и Соломоновы, — отделившиеся части огромного материка, расположенного к югу от них. Ему представлялось, что Южная Земля протянулась от Новой Гвинеи до Магелланова пролива.

Плывя вдоль побережья Новой Испании, Кирос 3 мая 1597 г. прибыл в порт Пайта. Оттуда он написал письмо вице-королю Перу Луису де Веласко. Кирос просил разрешить ему немедленно отправиться в новое плавание на поиски Соломоновых островов и других еще не открытых земель, в существовании которых он был уверен, а также выделить для экспедиции судно водоизмещением 60 тонн и 40 матросов.

Отослав письмо, Кирос по берегу направился в Лиму, куда прибыл 5 июня. Вице-король принял его очень хорошо, долго расспрашивал об экспедиции и сделанных открытиях. Кирос, рассказав все, убеждал позволить ему как можно скорее уйти в новое плавание, ручаясь за его успех. Но Луис де Веласко сам разрешения не дал, а посоветовал Киросу отправиться в Испанию и добиться там соответствующего приказа короля. «Я думаю, что самый надежный путь, — говорил вице-король, — это явиться ко двору короля, раз дело так серьезно и важно, и никто другой, кроме вас, не сможет его лучше осуществить». Дон Луис обещал снабдить Кироса рекомендательными письмами к королю и его советникам.

17 апреля 1598 г. Кирос вышел в море из порта Кальяо на корабле «Капитан», которым командовал Белтрон де Кастро, и спустя 22 дня прибыл в Панаму. Оттуда сухопутным путем Кирос направился в Пуэрто-Белло, где сел на фрегат, идущий в Картахену. Через неделю он был в Картахене. Жители города находились в большой тревоге, ибо появился британский флот в составе 20 судов под командованием графа Камберленда, который до этого разгромил Пуэрто-Рико. Однако страхи скоро рассеялись: к Картахене подошла сильная испанская эскадра под командованием дона Луиса Фаярдо, сопровождавшая галиоты с драгоценными металлами, которые направлялись из Новой Испании в Севилью.

Из Картахены Кирос написал вице-королю Перу письмо со всеми подробностями планируемого путешествия к Южному материку. Если он погибнет на пути в Испанию, его сообщения можно будет использовать для проведения такой экспедиции без него.

Испанский флот под командованием Луиса Фаярдо возвращался из Пуэрто-Белло с грузом серебра. Киросу разрешили плыть на одном из галиотов. 1 ноября флот покинул Картахену и через 27 дней встал на якорь в Гаване.

Из Гаваны флот дона Луиса вышел лишь 16 января 1599 г. Вначале плавание шло благоприятно, но затем погода изменилась. Сильнейший шторм разбросал корабли эскадры: одни исчезли, другие, в том числе галиот, на котором находился Кирос, вернулись в Картахену. Это было 3 марта. Оттуда Кирос послал письма испанскому королю и вице-королю Перу.

Корабли простояли в Картахене до конца года, пока не пришли новые корабли с серебром. 4 января 1600 г. испанская эскадра вышла в море. 25 февраля она достигла берегов Испании у Санлукар-де-Баррамеды. Оттуда Кирос отправился в Севилью. В городе он узнал, что 1600 год объявлен католической церковью «священным годом», в течение которого в Риме будут проходить грандиозные празднества.

Кирос решил воспользоваться благоприятной обстановкой, отправиться в Рим и попробовать заинтересовать папу своим планом открытия Южного материка. Он продал свои немногочисленные пожитки и купил одежду пилигрима. Из Севильи Кирос пешком добрался до Картахены (испанской), а оттуда на корабле до Генуи. Смешавшись с толпой паломников, Кирос отправился в Рим. Там ему сопутствовал успех: он познакомился с испанским послом при папском дворе герцогом Сеса, которому изложил свой план. Он подробно обосновал предположение о существовании Южного континента, о его расположении и о том, как важны для Испании захват новых земель и их колонизация. При этом Кирос не забыл особо подчеркнуть «священность миссии обращения в христианство идолопоклонников».

Хотя Кирос и произвел на посла благоприятное впечатление, тот все-таки решил устроить ему экзамен по навигации и космографии, пригласив для этого виднейших римских специалистов. Те признали высокую компетентность Кироса. После чего герцог Сеса добился для Кироса аудиенции у папы Климента VIII.

Папа хорошо встретил Кироса и обещал дать ему рекомендательные письма к королю Филиппу III и представителям католической церкви в испанских владениях в Америке. Однако из-за бюрократизма, царившего в папской канцелярии, Кирос получил письма лишь весной 1602 г. Возвращаясь в Испанию, он вез с собой и письмо герцога Сеса (а поддержка герцога была не менее важной, чем папы). В своем письме к королю, датированном 3 февраля 1602 г., герцог писал, что гипотеза Кироса о существовании Южного континента, находящегося между Новой Гвинеей и Магеллановым проливом, разделяется ведущими римскими космографами и что следует без промедления захватить эту землю.

Весной 1602 г. Кирос из Генуи отплыл в Барселону, а оттуда направился в Мадрид. Узнав, что король находится в Эскуриале, он прибыл туда и 17 июня 1602 г. был принят королем.

Кирос изложил королю свой план экспедиции к Южному материку, передал ему памятную записку. Филипп III, внимательно выслушав Кироса, заявил, что его идеи будут подробно рассмотрены. Кирос встретился с ближайшими советниками короля, передал им письма от папы, вице-короля Перу и испанского посла в Риме, а также свои записки о предполагаемом плавании и карты.

Мнения советников разделились. Одни поддержали Кироса, другие отнеслись скептически, говоря, что он предлагает больше, чем сможет дать, третьи считали, что Испания и так владеет огромными заморскими территориями и уж лучше осваивать их, а не искать расположенные далеко новые, управлять которыми будет и трудно и дорого.

Кирос ежедневно передавал на имя короля новые записки, в которых опровергал аргументы, выдвигавшиеся против его проекта, и получал ответные письма от советников короля с противоречивыми мнениями: одни продолжали поддерживать его, другие — едко высмеивали. Наконец 5 апреля 1603 г. Киросу вручили приказ Филиппа III вице-королю Перу от 31 марта организовать экспедицию к Южному материку. Испанский монарх приказывал дону Луису де Веласко по прибытии Кироса в Перу немедленно предоставить в его распоряжение «два хороших корабля, которыми он будет доволен, а также команду и снабдить суда оружием и снаряжением, необходимым для продолжительного плавания. Кроме того, корабли следовало снабдить товаром для обмена с туземцами открываемых земель... Примите во внимание, что я желаю, чтобы означенный капитан Кирос предпринял это плавание без промедления... Первым же кораблем, возвращающимся в Испанию, вы должны сообщить мне о прибытии означенного капитана Кироса и о том, передали ли вы ему указанные выше два судна, снабдив их всем необходимым. Я буду с нетерпением ждать известий о выполнении моего приказа...»

В другом приказе от 9 мая 1603 г. Филипп III писал дону Луису, что если Кирос погибнет от болезни, ранения или по каким-либо другим причинам, то, «чтобы не утратить ожидаемого столь большого успеха от указанных открытий во имя господа бога и нашей святой церкви, я приказываю вам в этом случае назначить другое лицо, равных способностей и знаний... для совершения указанных открытий».

Взяв королевские приказы, Кирос отправился в Севилью, где флотилия из 30 кораблей готовилась к отплытию в Америку. Но, когда Кирос добрался до Севильи, флот уже вышел в море, и с ним отправился новый вице-король Новой Испании. Киросу посчастливилось сесть на фрегат, догонявший ушедшие корабли. 2 августа Кирос был уже у острова Гваделупа. Налетел страшный ураган. Несколько кораблей были выброшены на берег, другим, в том числе фрегату, на котором находился Кирос, удалось выйти в море. Но недалеко от острова Кюрасао фрегат разбился о скалы и его команде и пассажирам, в том числе Киросу, удалось на шлюпке достичь маленького островка Авес и высадиться на нем. На этой же шлюпке были перевезены на остров с тонущего судна продовольствие, снаряжение и инструменты, а также останки разбившегося фрегата. Капитан погибшего корабля приказал команде начать постройку нового фрегата. Он послал на шлюпке Кироса с несколькими людьми в Каракас с тем, чтобы те сообщили местным властям о случившемся и пополнили продовольствие. С величайшими трудностями Киросу удалось привести шлюпку в Каракас. Он сообщил губернатору о гибели фрегата и об оставшихся на острове людях. Губернатор распорядился о выдаче Киросу необходимых продуктов, и тот отправился в обратный путь.

Вернувшись, Кирос передал продовольствие капитану погибшего корабля. Он увидел, что команда почти закончила постройку нового фрегата, на котором ему предложили продолжить плавание. Но Кирос отказался, сославшись на необходимость вернуться в Каракас. С несколькими людьми он опять на шлюпке отправился в Каракас, где пробыл восемь месяцев в ожидании попутного корабля.

К своему великому удивлению, Кирос встретил в Каракасе трех детей своего брата, о котором много лет ничего не слышал. Оказалось, что тот здесь женился и умер, оставив вдову с двумя сыновьями и дочерью. Жена его тоже умерла, и дети воспитывались у бабушки. Кирос попросил ее отпустить с ним двух племянников, оставив девочку у себя. Получив согласие, Кирос с племянниками сел на пришедший в Каракас корабль и отправился в Картахену. Об одном из племянников Кироса, Лукасе де Киросе, сохранились сведения, что он впоследствии стал опытным картографом, составившим по распоряжению вице-короля Перу карту Южной Америки от Картахены до Магелланова пролива.

В Картахене Кирос показал губернатору приказы короля и просил его оказать помощь, но тот не проявил никакого интереса. Кирос отправился в Пуэрто-Белло. Туда он прибыл совершенно без денег. И опять местные власти не проявили никакого интереса к показанным Киросом приказам испанского монарха. И это неудивительно. Испанские гранды, добиваясь назначения на высшие посты в колониальной администрации, думали отнюдь не о служении государству, а прежде всего о скорейшем собственном обогащении. Вдали от Мадрида они чувствовали себя местными самодержцами и не спешили выполнять волю короля, тем более что приказ монарха не был адресован им непосредственно.

К довершению неприятностей с Киросом случилось большое несчастье. 30 августа в городе было религиозное празднество, и он пошел посмотреть его. Чтобы лучше видеть, Кирос взобрался на крышу местного госпиталя, где уже скопилось много народа. Прогнившие перекрытия не выдержали тяжести. Часть здания обрушилась, увлекая за собой не только стоявших на крыше, но и больных, находившихся на втором этаже. Были убитые и раненые. Кирос сломал руку и правую лодыжку, получил сильный удар в бок. Два с половиной месяца он пролежал в больнице, не имея ни гроша. «Это было чудо, — писал Кирос впоследствии, — что кто-то сжалился надо мной и помог».

Наконец Кирос смог продолжить свое путешествие. Он покинул Панаму, отправившись на корабле в Перу. Через 20 дней судно подошло к порту Пайта. Перейдя на другой корабль, Кирос через 18 дней, 6 марта 1605 г., достиг Кальяо.