Увы, рассудок покинул царя, и он предъявил шведам заведомо невыполнимые требования.
17 мая 1656 г. под звон московских колоколов царь Алексей Михайлович объявил войну шведскому королю Карлу X Густаву. Русский корпус под началом Петра Потемкина двинулся для занятия берегов Финского залива. На помощь Потемкину был направлен большой отряд донских казаков. При отправке казаков патриарха Никона занесло — он благословил казаков ни более, ни менее, как идти морем к Стокгольму и захватить его.
Мало того, Алексей и Никон, не дюже разбираясь в обстановке на Украине, начали с ходу закручивать гайки. Надо ли говорить, что малороссийские старшины, да и простые казаки не затем поднимали бунт против ляхов, чтобы становиться московскими холопами.
Разумеется, какая-то унификация системы управления на Украине по образцу Москвы должна была произойти. Но делать это следовало лишь после окончания войны и крайне медленными темпами.
В результате значительная часть украинской шляхты и казачества выступила против царских войск. Шведская армия еще в Тридцатилетней войне закрепила за собой звание лучшей в Европе. Шведы без труда поколотили воинство Тишайшего.
Любопытный факт: в 1656 г. шведский король Карл X Густав вступил в переписку с... Богданом Хмельницким. К этому времени король потерял надежду овладеть всей Польшей и теперь намеревался отхватить от нее небольшой кусок, а русских не пускать за Березину. За труды Хмельницкий должен был стать независимым правителем Украины. Богдан Хмельницкий с большой охотой вступил в переговоры со шведами, но не делал никаких враждебных движений по отношению к русским войскам. Одновременно в письмах к царю он называл себя «верным подданным». Неизвестно, чем мог закончиться флирт Богдана и Карла, но 27 июля 1657 г. знаменитого гетмана не стало. Итак, Богдан вовремя помер и обеспечил себе славу борца за единение русского и украинского народов, а о переписке с Карлом царские и советские историки забыли, разумеется по рассеянности.
Немедленно в казацкой верхушке началась борьба за гетманскую булаву, и им стало не до шведов.
Шведская авантюра Тишайшего провалилась, и 21 июня 1661 г. на мызе Кярун {в русских источниках — Кардис) был заключен Кардисский мирный договор, по которому Россия уступала Швеции все свои завоевания в Прибалтике.
Но война с поляками продолжалась. Малороссийские же гетманы, а их обычно было два, три, и даже четыре одновременно, принимали сторону то русских, то поляков. Эту страшную войну позже польские и украинские историки назовут «руиной». В конце концов, все стороны оказались на грани истощения и начали искать путь к миру.
20 апреля 1666 п в деревне Андрусово Мстиславского уезда, на границе между Россией и Польшей[16], начались съезды русских и польских уполномоченных.
28 мая (8 июня) 1666 г. в Андрусово было подписано перемирие. Что же касается мирного договора, то по этому поводу у сторон шли жаркие дебаты. Царь Алексей приказал своему главному уполномоченному Нащокину пообещать наиболее неуступчивым польским комиссарам по 20 тысяч рублей. Забавно, что взятка самому польскому королю была в два раза меньше — 10 тысяч рублей.
Далее я, дабы избежать обвинений в предвзятости, процитирую С.М. Соловьева. «Нащокин объявил комиссарам государево жалованье, по десяти тысяч золотых польских: референдарю Брестовскому объявлено, что сверх товарищей своих получит еще 10 000 золотых, а если приедет с подтверждением договора в Москву, то будет большая ему государская милость. "Королевскому величеству, — писал Нащокин комиссарам, — мы не может назначить, но когда будут у него царские послы с мирным подтверждением, то привезут достойные дары, также и канцлеру Пацу прислано будет необидно". 6 января приехал от комиссаров Иероним Комар и бил челом, чтоб сверх обещанных денег в тайную дачу пожаловал им государь явно соболями, чтобы им можно было хвалиться перед людьми; сам Комар бил челом, чтоб вместо обещанных ему ефимков дали золотыми червонными, потому что червонцы легче скрыть, так что и домашние не узнают; Комар объявил, что как скоро комиссары получат государево жалованье, сейчас же станут писать договорные статьи. Деньги были высланы из Москвы немедленно»{21}, и 20 (30) января 1667 г. было подписано перемирие сроком на 13 лет и 6 месяцев. В историю это перемирие вошло как Андрусовский мир.
Согласно условиям мира Польша получала Витебск и Полоцк с уездами, Динабург, Лютин, Резицы, Мариенбург и всю Ливонию, а также всю правобережную Украину. К России отходили воеводство Смоленское со всеми уездами и городами, повет Стародубский, воеводство Черниговское и вся Украина с путивльской стороны по Днепр. Причем остававшимся там католикам разрешалось беспрепятственно отправлять свое богослужение у себя в домах, а шляхта мещане, татары и жиды имели право продать свои имения и уйти на польскую сторону.
Киев с окрестностью в одну милю до 5 апреля 1669 г оставался у русских, а затем передавался полякам.
Южная граница России и Польши должна была идти полиции от Днепра (у Киева) на восток до южных границ Путивльского округа, то есть па линии Киев — Прилуки — Ромны — Недригайлов — Белополье и до стыка с нынешней границей России.
Левобережье к югу от этой линии и до современного Запорожья было объявлено территорией запорожских казаков. Сами же запорожские казаки должны был и находиться «под послушанием обоих государей» и быть готовыми служить против неприятелей и королевских, и польских. Но оба государя должны были запретить запорожцам, как и вообще всем черкесам, выходить в Черное море и нарушать мир с турками.
30 января 1676 г. умер Алексей Михайлович, и на престол вступил царь Федор Алексеевич. А у поляков на престол в 1674 г. вступил Ян III Собеский. Оба новых монарха подписали Андрусовский мир.
Несколько слов стоит сказать и об исполнении Андрусовского мира. На переговорах в Москве 30 марта (9 апреля) 1672 г. русские и польские уполномоченные согласились отложить вывод русских войск из Киева до 1674 г. Потом решение этого вопроса отложилось еще на десять лет. В ходе встречи в деревне Андрусово 3(13) марта 1684 г. поляки вновь подняли вопрос о Киеве, но, судя по всему, им опять «дали на лапу», и вопрос опять отложили.
Андрусовский мир был благоприятен для Московского государства, и официальные русские и советские историки давали восторженные его оценки. На самом же деле из-за грубой ошибки царя Алексея, ввязавшегося в войну со Швецией, был упущен шанс подлинного воссоединения с Украиной. Фактически царь Алексей вернул России то, что отдал его отец Михаил. Севернее Киева по Андрусовскому миру граница пролегла по старой русской границе, существовавшей еще со времен Ивана III и Василия III. Разница была максимум в 20 верст по ширине. Лишь на юге левобережной Украины были присоединены небольшие куски территории в районах Переяслава, Лубны и Полтавы. Замечу, что район Харькова никогда не был под владычеством Польши и никогда не считался ни Малороссией, ни Украиной. До 1922 г., разумеется, когда большевистское космополитическое правительство Троцкого, Каменева, Зиновьева и Грешило усилить пролетариат Украины рабочим классом Донбасса и Андрусовский мир вызвал недовольство Москвой у большинства населения Украины. Так, например, возмущенные запорожцы убили в Сечи царского посла стольника Ефима Лодыжевского и его свиту.
Но долго жить в мире украинцам не пришлось. В дело вмешался турецкий султан. Точнее даже не султан, а великий визирь. Дело в том, что Оттоманской империей с 1648 по 1687 г. правил султан Мехмед IV, но фактически ей управляли два великих визиря — Мехмед Кепрюлю, а затем его сын Ахмед. Мехмед Кепрюлю был этническим албанцем. В юности он служил посудомойкой на султанской кухне, а затем дослужился до повара. На кухне или в ином месте он вошел в доверие к старшей жене султана Ибрагима (1640—1648). После смерти мужа султанша добилась назначению Кепрюлю на пост великого везиря при своем шестилетнем сыне (Мехмеде IV). В 1661 г. Мехмед Капрюлю скончался, а его должность занял 26-летний сын Ахмед. Сам же султан Мехмед IV предпочитал занятию государственными делами охоту, за что и получил прозвище «Могучий Охотник».
К середине XVII в. Оттоманской империи принадлежала вся Северная Африка до Алжира включительно, Сирия, Ливан, Месопотамия, большая часть побережья Аравии, полуостров Малая Азия, весь Балканский полуостров, большая часть Венгрии, Молдавия и Валахия, а также земли между Южным Бугом и Днестром.
В 1672 г. Ахмед Кепрюлю решил завоевать Польшу, ну если не всю, то, по крайней мере, Подолию и Малороссию. Поводом для нападения стало обращение гетмана Дорошенко с просьбой принять украинцев в турецкое подданство. Сам Дорошенко в 1672 г. контролировал лишь небольшую часть правобережной Малороссии (то есть польскую часть).
В тот же 1672 г., в марте, турецкий султан прислал польскому королю Михаилу Вишневецкому грамоту с выговором, что поляки «беспокоят» владения гетмана Дорошенко, который вступил в число «невольников высокого порога нашего», то есть стал подданным Турецкой империи. Поляки ответили, что Украина «от веков была наследием наших предшественников, да и сам Дорошенко не кто иной, как наш подданный».
Весной 1672 г. турецкая армия перешла Дунай и вторглась в Подолию, на территорию Речи Посполитой. Армией формально командовал сам султан Мехмед IV. Вскоре к туркам присоединилась орда крымского хана Эльхадж-Селим Гирея и казаки Дорошенко. Современники оценивали численность турецкой армии в 300 тысяч человек.
Первым был взят город Каменец, «православные и католические церкви его были обращены в мечети, знатные женщины забраны в гаремы, многие христианские мальчики обрезаны и обращены в мусульманскую веру; один обрезан был даже в соборной церкви, в присутствии самого султана».{22}
28 сентября 1672 г турки взяли Львов и собирались идти на Киев. Ляхи срочно запросили мир. 5 октября в Бугаче (Восточная Галиция) был подписан мирный договор. Польша уступала Турции Каменец с прилегающими землями и признала Петра Дорошенко подданным турецкого султана. Само собой, что ляхи выплатили огромную контрибуцию.
Близилась зима, и туркам не было резона оставаться на разграбленной и выгоревшей Украине. В итоге турецкое войско ушло зимовать за Дунай, крымский хан — к себе в Бахчисарай, а гетман Дорошенко — в свою местечковую столицу город Чигирин.
Между прочим, пока султан с ханом гуляли по Украине, запорожцы по-прежнему занимались любимым промыслом. Летом 1672 г. 34 запорожские чайки гуляли по Черному морю, топили купцов и грабили побережье.
В Москве всерьез восприняли турецкую угрозу. В начале января 1673 г. большое войско под командованием воеводы боярина Юрия Петровича Трубецкого двинулось на Украину. 13 февраля Трубецкой был уже в Киеве.
В конце 1672 г. поляки прислали в Москву грамоту с предложением совместных действий против турок на Украине в следующем году. Наши бояре вежливо отказали.
Для начала московское правительство послало деньги и оружие к&закам в Запорожскую Сечь и на Дон. В крепость Кодак и в Сечь были направлены воевода князь Степан Степанович Волконский и полковник Иоганн Купер с тысячью солдат «нового строя».
В свою очередь запорожцы во главе с кошевым атаманом Иваном Сирко в начале июня 1673 г. разорили крымский город Аслам и много татар в полон забрали.
Затем Сирко двинулся к Очакову и разорил его окрестности. Потом он поднялся по Днепру и начал преследовать татар, действовавших на юге Украины. В сентябре 1673 г. Сирко со своим воинством благополучно вернулся в Сечь.
Однако наш кошевой атаман и его казаки заскучали, и уже 9 октября 1673 г. Сирко форсировал Буг и вторгся в турецкие пределы. Запорожцы взяли город Тягин и сожгли его, жителей частично перебили, а оставшихся в живых увели в полон.
А пока Сирко гулял по Черному морю, польские паны, ненавидевшие русских, решили устроить идеологическую диверсию — отправили в Запорожскую Сечь самозванца «царевича Симеона, сына царя Алексея Михайловича». Но времена Гришки Отрепьева давно прошли. Из Москвы прислали внятную грамоту, что «царевич Симеон Алексеевич родился в 1665 году, апреля 3 дня, а скончался в 1669 году, июня 18 дня и погребен в церкви архистратига Михаила».
Запорожцы без особых проблем отправили самозванца в Москву. Там на допросе самозванец признал себя Семеном, сыном варшавского мешанина Ивана Воробьева. 17 сентября 1674 г. Лжесимеон был публично четвертован в Москве.
В июне 1673 г. на Дон прибыли думный дворянин и воевода Иван Хитрово и стольник полковник Григорий Косагов. С ними находились два солдатских полка и восемь стрелецких «приказов», всего 6098 ратных людей. С обозами привезли шесть железных пушек, девять верховых пушек, четыре голландские пушки, да в Черкасском городе было 48 разных пушек.
В 1673 г. донские казаки из царского войска подступили к Азову и опустошили его окрестности.
Для начала Москва попыталась договориться с «турецкоподданным» гетманом Дорошенко, но хохол упрямился. И тогда в середине января 1674 г. русские полки и казаки гетмана Левобережной Украины Самойловича переправились через Днепр, сожгли Вороновку, Боровицу и Бужин, а 27 января взяли город Крылов. Путь к Чигирину, где засел Дорошенко, был свободен.
29 июля 1673 г. русско-казацкое войско под началом боярина Григория Ромодановского и гетмана Самойловича осадило Чигирин. Город имел две линии укреплений — верхний и нижний город. Гарнизон Чигирина составлял около 4 тысяч человек, имелось до ста орудий. Тем не менее московская осадная артиллерия действовала достаточно эффективно, и Дорошенко готовился было сдаться. Но в начале августа разведка донесла о том, что на выручку Чигирина идут большие силы турок и татар.
Боярин и гетман испугались и 10 августа отступили от Чигирина, а 12 августа уже вошли в Черкассы.
Крымский хан через день после отступления русского войска был встречен Дорошенко за 10 верст от Чигирина и для начала получил от гетмана в подарок до двухсот невольников из левобережных казаков, а для всех его татар — дозволение брать сколько угодно людей в неволю из окрестностей Чигирина за то, что жители с приходом русских войск отступились от Дорошенко.
В итоге Ромодановский и Самойлович приказали войску переходить на левую сторону Днепра, а Черкассы сжечь. Население города безропотно смотрело на пожар, а затем также отправилось на левый берег. Обыватели прекрасно понимали, что с ними сделают татары после захвата Черкасс.
Узнав об отходе Ромодановского и Самойловича, десятки тысяч жителей городов и сел Правобережья кинулись переправляться через Днепр. Как писал Н. И. Костомаров: «Паника овладела жителями Украины. Где только услышат, что близко появились бусурманы, тотчас обыватели поднимаются с семьями и с пожитками, какие успеют наскоро захватить. Часто они сами не знали, где им искать приюта, и шли, как выражались тогда, "на мандривку", или на волокиту. Большая часть их направлялась на левую сторону; на перевозах против Черкасс и Канева каждый день с утра до вечера толпилось множество возов с прочанами, ожидая очереди для переправы; едва успевали их перевозить; перешедши за Днепр, они тянулись на восток к слободским полкам, искать привольных мест для нового поселения. Но некоторые с западной части Украины бежали на Волынь и в Червоную Русь, в польские владения...
...Дорошенко мимо разоренной и залитой кровью Умани направился к султанскому стану, находившемуся где-то недалеко от Лодыжина. Когда гетман въезжал в турецкий обоз, ему загородила путь густая толпа украинских невольников, кланявшихся в землю и моливших о заступлении перед султаном. 5-го сентября гетман представился падишаху, получил бархатный колпак, отороченный собольим мехом, золотую булаву, коня с богатым убором и халат — обычный дар султанского благоволения подручникам».{23}
Мехмед IV приказал Дорошенко отправить в Турцию в его гарем 500 мальчиков и девочек в возрасте от 10 до 15 лет. Неплохо бы напомнить сей факт господам самостийникам, от чего их спасли в XVII в. «русские захватчики».
Осенью 1675 г. запорожский кошевой атаман Сирко вместе с донским атаманом Фролом Минаевым, приведшим 200 казаков, и царским окольничим Иваном Леонтьевым (2000 стрельцов) ходили на Крым. К ним присоединился и отряд калмыцкого мурзы Мазана.
У Перекопа Сирко разделил свое войско. Одна половина войска вторглась в Крым, а другая осталась у Перекопа. Казаки взяли Козлов (Евпаторию), Карасубазар (Белогорск) и Бахчисарай и, обремененные добычей, отправились назад. Хан Эльхадж-Селим Гирей решил напасть на возвращавшихся казаков у Перекопа, но был атакован с двух сторон обеими частями запорожского войска и наголову разбит.
Казаки скоро двинулись домой. Вместе с ними шли 6 тысяч пленных татар и 7 тысяч русских рабов, освобожденных в Крыму. Однако около 3 тысяч рабов решило остаться в Крыму, причем многие из них были «тумы», то есть дети русских пленников, родившиеся в Крыму. Сирко отпустил их, а затем велел молодым казакам догнать их и всех перебить. После Сирко сам подъехал к месту бойни и сказал: «Простите нас, братья, а сами спите тут до страшного суда господня, вместо того, чтобы размножаться вам в Крыму, между бусурманами на наши христианские молодецкие головы и на свою вечную без прошения погибель».
Поход русских и калмыков на Крым привел в бешенство султана Мехмеда IV. И вот по совету Ахмета Кепрюлю султан осенью 1675 г. послал в Крым из Константинополя на кораблях 15 тысяч отборных стамбульских янычар и велел крымскому хану Эльхадж-Селим Гирею со всей крымской ордой с наступлением зимы перебить всех запорожцев, а саму Сечь разорить до основания.
Крымский хан решил расправиться с запорожцами на святках Рождества Господня, когда все запорожское войско хорошо гуляло и крепко выпивало. Происшедшее далее весьма колоритно описано у Д.И. Яворницкого, который пользовался свидетельствами очевидцев: «...как скоро тогдашняя зима» через майстерство крепких морозов своих, замуровала днепровские глубины и речки полевые твердыми льдами и приодела достаточными снегами, тогда крымский хан тот же час приказал сорока тысячам крымской орды быть готовыми для военного похода, а пятнадцати тысячам янычар велел дать лошадей, не объявляя никому, куда именно он поведет их в поход. Когда кончился Филиппов пост, тогда сам хан, снявшись из Крыма со всем названным войском своим, пошел по направлению к запорожской Сичи, стараясь держаться в нескольких милях от берега Днепра, чтобы не быть замеченным запорожцами, зимовавшими по днепровским островам и веткам и чтобы все Войско Запорожское низовое каким-нибудь способом не узнало о том. На третью или четвертую ночь Рождества Христова, в самую полночь, хан, приблизившись к Сичи, захватил сичевую стражу, стоявшую в версте или в двух верстах от Сичи на известном месте, и от этой стражи узнал, что войско пьяное спит беспечно по куреням и что другой стражи нет ни около, ни в самой Сичи; хан очень обрадовался этому и сейчас же, выбравши самого лучшего из пойманных сторожевых и пообещав ему свободу и большую награду, приказал ему провести пехотных янычар во внутрь запорожской Сичи через ту форточку (калитку. — А.Ш.), которая, по показанию самих сторожевых, не была заперта на ту пору. Итак, отправивши всех янычар в Сичу с названным запорожским сторожевым, хан приказал им, вошедши в нее, ''учинить належитий военный над пьяноспящими запорожцами промысел". Сам же между тем, объехавши с ордой вокруг Сичь и густо обступивши ее, стоял неподалеку на поготове, чтобы не выпустить и "духа имеющих утекать" запорожцев. Но на этот раз над турками и татарами сбылась старая пословица: "Що чоловик coбi обiцуе, тое Бог ницуе": надежда хана выгубить все запорожское войско и разорить самый Кош не осуществилась. Хотя хан и знал, что войско запорожское привыкло в праздничные дни подливать и беспечно слать, но не припомнил того, что множество этого же самого войска имело обыкновение собираться в праздник Рождества Христова до Сичи со всех низовых днепровских лугов и что большинство из этого войска были трезвые, а не пьяные люди. Но вот настал "полуночный час". Все войско, не слыша ни о какой тревоге и не имея вести о намерении бусурман, "зашпунтовавшись" в куренях, беспечно опочивало; в это самое время янычары, тихо введенные через открытую фортку пойманным запорожским сторожевым, вошли в Сичу и наполнили собой все ее улицы и переулки и так стеснились, как то бывает в церкви. Однако, имея в руках готовое оружие, они помрачены были всевидящим Богом в их разуме: войдя в Сичу, они и не подумали о том, что дальше делать и каким способом разорить то рыцарское гнездо низово-днепровских казаков, наших мальтийских кавалеров, и как их всех выбить до конца; или, быть может, начальники янычар, за теснотой, не могли сойтись и посоветоваться между собой, как начать и кончить свой злодейский умысел. Так или иначе, но, наполнив собой всю Сичу, захватив все сичевые арматы (пушки. — A.Ш.), заступив все открытые места, янычары стояли несколько времени в недоумении и тихом молчании. Когда же повернуло с полночи и Бог Вседержитель благословил соблюсти в целости то православное и преславное низовое запорожское войско, тогда он отогнал сон некоему Шевчику, козаку одного курения; этот Шевчик, вставши для своего дела и отворивши кватерку (по-польски означает «четвертая часть» окна, т.е. «форточка» окна. — А.Ш.), начал в оконную щель присматриваться, рано ли еще или нет, и неожиданно увидел людей, неприятелей-турок, всю улицу заполнивших собой. Шевчик пришел в ужас; однако тот же час тихо засветил несколько свечей в своей курене, сообщил знаками пятерым или шестерым товарищам своим, еще не ложившимся спать, но сидевшим в углу куреня, закрывшимся там и игравшим в карты. Товарищи, услышав слова Шевчика и побросав карты, зараз бросились тихонько ко всем окнам куреня своего и, не отворяя их, стали присматриваться в оконные щели, чтобы убедиться, правда ли то, что сказал Шевчик. Когда же и сами увидели, что Сичь их наполнена неприятелями-турками, то немедленно и возможно тихо побудили всех товарищей своего куреня, которых было до полутораста человек, и сообщили им о грозившей беде. Товарищи быстро повставали, тихо поодевались, осторожно забрали в руки оружие и потом, после совета с куренным атаманом, решили устроить следующее: поставить к каждому окну по несколько человек лучших стрельцов, чтобы они беспрестанно стреляли, а другие, чтобы только заряжали ружья и первым подавали. Устроивши все это без великого шума и помолившись Богу, козаки сразу поотворяли все окна и оконницы и начали густо и беспрестанно стрелять в самое скопище янычар, сильно поражая их. Тогда другие курени, услышав выстрелы и увидевши неприятеля, тот же час открыли со всех сторон через окна густой и беспрестанный мушкетный огонь, и как бы молнией осветили темную ночь в Сичи, тяжко поражая турок, кои от одного выстрела падали подвое и по трое человек. Янычары же, не имея возможности, вследствие своей тесноты, направлять оружие прямо против куренных окон, стреляли в воздух и, "аки козлы между собою мятущися", падали на землю убитыми и утопали в собственной крови. Когда же толпы янычар стали редеть по улицам и переулкам, так что их едва третья часть осталась в живых, тогда запорожцы, видя, что стреляя из куреней на неприятеля, они стреляли друг против друга и наносили себе вред, крикнули единогласно до ручного бою; и так по той команде тотчас все разом, высыпавши из куреней, с мушкетами, луками, копьями, саблями и дрекольем, начали доканчивать ручным боем еще оставшихся в живых турок, нещадно поражая их. На самом рассвете дня они покончили с турками, и всю Сичь и все курени со всех сторон, и всю божественную церковь и все арматы окрасили и осквернили бусурманскою кровью, а все сичевые улицы и переулки неприятельскими трупами завалили. Трупы те лежали, облитые их же собственной кровью, склеенные и замороженные сильным морозом, бывшим в то время. Так велико было их число, видно из того, что из пятнадцати тысяч янычар едва полторы тысячи ушло из Сичи и спасено татарами на лошадях. А между тем хан, стоявший Около Сичи в ожидании конца задуманной облавы, увидя несчастный конец неудавшегося замысла, взвыл, как волк, подобно древнему Мамаю, побежденному русскими на Куликовом поле».{24}
Крымский хан Эльхадж-Селим Гирей бежал в Крым так быстро, что отряд запорожцев в 2 тысячи человек так и не смог догнать остатки татар и турок. В ходе этой «заварухи» было убито 50 и ранено около 80 казаков. Своих убитых запорожцы предали земле «честным и знаменитым погребением», а сотни турецких и татарских трупов спускали под лед. О количестве убитых басурман можно судить по тому, что, сделав шесть прорубей в Днепре, казаки занимались этим неприятным делом целых два дня.
Утром после боя казаки обнаружили 150 спрятавшихся татар, из которых было четыре аги[17]. За них крымский хан прислал «двенадцать тысяч киндяков[18] и шесть больших бут доброго крымского вина», а за каждого агу еще по две тысячи левов. Казаки не смогли устоять и уступили пленных с миром.
В 1675 г. султан Мехмед IV прислал в Сечь письмо, в котором предлагал запорожским казакам признать свою зависимость от Турции и покориться ему как «непобедимому лицарю». На что последовал знаменитый ответ запорожцев: «Ты — шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ и самого Люцифера секретарь! Какой ты с черту лицарь?» Заметим, что письмо, опубликованное в конце XIX в. русской прессой, было сильно искажено цензурой, поскольку казаки не стеснялись в выражениях. Кончалось подлинное письмо так: «Вот как тебе казаки ответили, плюгавче! Числа ж не знаем, ибо календаря не имеем, а день у нас який и у вас, так поцелуй же в сраку нас! Кошевой атаман Иван Сирко со всем кошем запорожским».
Ряд историков сомневаются в подлинности этого письма, но, в любом случае, оно соответствует духу Войска Запорожского.
Между тем гетман Дорошенко, от которого отвернулась большая часть сторонников, решил покаяться царю Алексею. Для начала он предложил «сдать гетманство и положить клейноты» перед запорожскими казаками. Запорожцы согласились.
Глава 2
ПЕРВАЯ ОСАДА ЧИГИРИНА
10 октября 1675 г. кошевой запорожский атаман Иван Сирко и донской атаман Фрол Минаев с отрядами запорожцев, донцов и калмыков прибыли к Чигирину. Дорошенко встретил их вместе с духовенством, неся хоругви и образа, а затем созвал на раду всех остававшихся в Чигирине казаков. Когда все собрались, Дорошенко положил свои войсковые клейноты — булаву; бунчук и знамя, и перед Евангелием произнес клятву на вечное подданство царю Алексею Михайловичу. А запорожцы присягнули в том, что «Дорошенко будет принят царским пресветлым величеством в отеческую милость и останется в целости при ненарушимом здоровье, чести и пожитках, со всем войском, при нем находящимся, сохранивши свои войсковые клейноты, не подвергаясь отмщению за свои прежние вины, и от всех неприятелей: татар, турок и ляхов —- будет царскими войсками защищаем н обороняем, а все запустелые места на правой стороне наполнятся снова людьми и будут вовеки тешиться вольностями и разживаться, как левая заднепровская сторона».
Сирко забрал войсковые клейноты Дорошенко и увез их в Сечь. 15 октября он известил Малороссийский приказ о происшедшем важном событии и от имени всего запорожского коша был челом принять Дорошенко милостиво, сообразно данной им присяге верно служить царскому пресветлому величеству.
В марте 1677 г. Дорошенко был доставлен в Москву. Алексей Михайлович скончался в 1676 г., и на престол вступил его сын Федор. Бывший гетман был удостоен царской аудиенции. Думиый дьяк перечислил все его вины, а затем объявил, что «великий государь все вины его и преступления прощает и никогда уже вины те ему воспомянуты не будут, а за учинение присяги царю и за отлучение от агарянского ига, великий государь указал ему быть на Москве при своей государской милости для способов воинских против неприятельского наступления турецкого султана и крымского хана на Украину».
В Москве Дорошенко «купил двор за 700 рублей» (видимо, речь идет об усадьбе) и построил новый дом «о семи покоях». А в апреле 1679 г. бояре предложили ему быть воеводой в Вятке с жалованьем 1000 рублей в год. Дорошенко понял, что его больше не выпустят на Украину, да и там у него было слишком много врагов во главе с гетманом Самойовичем[19], и согласился. На воеводстве в Вятке он пробыл до 1682 г., а затем вернулся в Москву. Царь Федор подарил ему из государственных волостей тысячу дворов в селе Ярополче под Волоколамском со всеми принадлежавшими к ним угодьями. Дальше Дорошенко жил то в Москве, то в Ярополче и тихо скончался в 1695 г. на 71-м году жизни.
Когда в Стамбуле узнали, что «негодный и неблагодарный» Дорошенко, забыв вес благодеяния падишаха, изменил ему и отдался московскому государю, то Мехмед IV приказал отправить большое войско на Украину. А для казаков, которые в Стамбуле по-прежнему считались «турецкоподданными», было решено назначить нового гетмана. За неимением лучшего вспомнили о Юрии Хмельницком, сидевшем в константинопольской тюрьме Еди Куллэ (Семибашенный замок).
Третий сын Богдана Хмельницкого осенью 1659 г. в 18 лет стал гетманом Украины, но у него не было ни ума, ни воли, ни таланта полководца. В 1660 г. он перешел на сторону поляков, а в январе 1663 г. отказался от гетманской булавы и ушел в монастырь, где дослужился до архимандрита. А затем он оказывается в турецкой тюрьме.
Теперь турки вывели Юрия из Еди Куллэ и доставили к великому визирю. Там возложили ему на голову бархатный колпак, а на плечи — соболью шубу и провозгласили гетманом и «князем малороссийской Украины». Турки выдумали этот новый титул, чтобы подействовать на украинское население. Тем самым сыну Богдана Хмельницкого как бы давалось наследственное право. Юрий пытался отказаться, мотивируя отказ тем, что он уже постригся в монахи, но великий визирь нашел выход: он приказал константинопольскому патриарху снять с Юрия монашеский обет. Патриарх, не мудрствуя лукаво, выполнил волю великого визиря.
Явление Юрия Хмельницкого в Константинополе, которого в Москве считали умершим, произвело эффект взорвавшейся бомбы. В Малороссийские полки и в Сечь были посланы царские грамоты о том, чтоб не слушать «прельстительных универсалов Юраски». В Чигирин были отправлены генерал-майор Афанасий Трауэрнихт, стрелецкие головы Титов и Мещеринов с их приказами и полковник инженер Фан-Фрастен. В посланных туда трех стрелецких приказах насчитывалось до 24 тысяч человек.
К весне 1677 г. русские и гетманские войска располагались следующим образом: в Батурине[20] на реке Сейм стоял гетман Самойлович с 20 тысячами казаков. Его главные силы во главе с боярином и воеводой Ромодановским (42 тысячи солдат, рейтаров и конных дворян) собрались в Курске. Резерв составили полки Голицына и Бутурлина в Путивле и Рыльске (15—20 тысяч человек).
И в Москве, и в Батурине понимали, что целью похода турок будет захват Чигирина. Во-первых, город имел важное стратегическое значение, а во-вторых, малороссы привыкли считать его гетманской столицей. Естественно, что турки будут стремиться захватить ее и сделать резиденцией Юрия Хмельницкого.
Прибыв в Чигирин в конце июня 1677 г., Трауэрнихт сразу же занялся приведением в порядок укреплений верхнего города, а нижний город вместе с посадом должны были защищать казаки. Царские ратные люди возводили дубовые стены, недавно сгоревшие от пожара. Казаки в нижнем городе рубили стены, тарасы, насыпали камнями, углубляли рвы.
Патрик Гордон, шотландец на русской службе, так описал укрепления Чигирина: «Замок был не особенно хорошо вооружен. В нем находилось 45 разнообразных пушек; 4 из них, очень длинные, были отлиты в Германии. Кроме них было еще 10 больших пушек; остальные были или короткие для стрельбы картечью, или легкие полевые; кроме того, в замке было еще 5 мортир, из которых 3 были железные. Бомб было очень мало, ручных гранат не более 800. После же осады осталось всего 28 бомб и 23 бочки пороха.
Длина замка достигает 88 сажен (188 м), ширина со стороны поля 65 саж. (139 м), со стороны города всего 17 саж. (36 м); окружность замка с бастионами, фланками и валом до самой реки равняется 375 саж. (800 м); окружность города с каменной стеной и палисадами 982 саж. (2096 м); от замка до старых укреплений 219 саж. (467 м)».
Прошел июль. 23 июля в Чигирин явился дезертир и объявил, что он был казак, но взят в плен турками и поступил к ним на службу, а потом убил своего товарища и бежал. Он сообщил, что турки уже недалеко, надеются взять Чигирин за 3—4 дня, а потом пойдут на Киев. Об это доложили гетману, в то время находившемуся с войском в Ромнах.
3 августа в виду Чигирина стали появляться турки, а утром 4 августа все огромное турецкое войско раскинулось на восточной и южной стороне от Чигирина.
Командовал турецкой армией Ибрагим-паша по прозвищу Шайтан. По данным того же Патрика Гордона, у Ибрагим-паши было 45 тысяч татар и валахов, из которых около 15 тысяч янычар при 28 пушках. У крымского хана же было до 20 тысяч сабель, а у Юрия Хмельницкого первоначально состояло не более сотни казаков.
Осадив Чигирин, турки сразу приступили к осадным работам и началу обстрел крепости. А Хмельницкий послал к сидевшим в Чигорине казакам универсал, убеждая признать себя князем, обещал от падишаха всякие милости и, сверх того, сулил каждому казаку жалованье за два года и по два новых жупана.
Несколько дней после этого турки не проявляли никакой активности против нижнего города, ожидая, какое действие возымеет универсал Хмельницкого. А в это время в верхнем городе стали подозревать, не сговариваются ли казаки с «Юраской» и не думают ли отступиться от царя. И когда турки подвели свои траншеи к стенам верхнего города на сто шагов, Трауэрнихт приказал казакам идти на вылазку, чтобы убедиться в их надежности. Казаки не перечили, и в ночь на 6 августа казачий отряд в тысячу человек пошел на вылазку. К ним присоединились 300 царских стрельцов. В ходе этой операции казаки и стрельцы потеряли убитыми 30 и ранеными 48 человек.
После этой вылазки турки стали осторожнее, усилили стражу и все ближе и ближе подвигались с апрошами к верхнему городу. Установив две батареи мортир, они стали стрелять по замку 36-фунтовыми и 80-фунтовыми бомбами. Самый сильный огонь стенобитных пушек был направлен на бастион, расположенный у Спасских ворот и сделанный из двойных сосновых бревен, и нате места вала, где турки замечали пушки. За два дня обстрела турецкие пушкари вывели из строя 17 русских пушек.
17 августа между 4 и 5 часами пополудни турки взорвали одну из мин под равелином и разрушили непрочный вал. Осажденные оставили позицию, и се заняли турки. Но вскоре осажденные организовались и скинули турок с помощью ручных гранат. При этом противник потерял около 100 человек убитыми, а у осажденных убито было 12 человек и ранено 18. Затем осажденные кое-как заделали пролом в равелине.
Между тем 10 августа у Артополота соединились войска Ромодановского и гетмана Самойловича и двинулись на выручку Чигири ну.
23 августа турки взорвали еще одну мину, но осажденные заранее узнали об этом взрыве от одного молдаванина, и казаки отбили турок, бросившихся в прорыв.
24 августа осажденные со стен заметили, что большая часть вражеского войска уходит. Это означало, что с левой стороны Днепра уже подходило русское войско. Воспрепятствовать переправе русских сначала отправился крымский хан со своей ордой, а вслед за ним и Ибрагим-паша с большей частью своих сил. А чтобы сбить с толку осажденных, турки усилили обстрел Чигирина и имитировали подготовку штурма.
Целый день 25 августа турки и татары, заняв правый берег Днепра, вели огонь из пушек и мушкетов, не давая русскому войску переправиться через реку. Но казаки по приказу гетмана на лодках спустились по Днепру, вышли на правом берегу и зашли в тыл противнику, так что туркам и татарам пришлось отстреливаться с двух противоположных сторон. С наступлением темноты русское войско благополучно переправилось на правый берег Днепра, и на рассвете 26 августа турки с изумлением увидели большие силы противника.
В 3 часа утра 29 августа турки зажгли свой лагерь. Увидев это, осажденные выслали на разведку отряд. Вернувшись, разведчики доложили, что все траншеи и апроши противника пусты. В одном закоулке они нашли только одного спящего турка, которого, видимо, товарищи забыли разбудить.
За время осады Чигирина было убито 800 казаков, 150 стрельцов и 48 других русских, и раненых было очень много. Турок же, по сведениям осажденных, убито 6 тысяч человек.
О причинах снятия осады с Чигирина турецкий историк Фундуклулу писал в «Хронике Силахдара»: «Силы Ибрагим-паши, командовавшего турецкими войсками, осаждавшими крепость, истощились в неудачной борьбе с русскими, которые блистательно отражали все приступы и, совершая вылазки, наносили туркам чувствительные удары. Тогда крымский хан Селим-Гирей со свойственной ему искренностью дал Ибрагим-паше совет вывести из окопов войска, собрать артиллерию и пойти прямо по спасительному пути отступления. На военном совете предложение паши было признано благоразумным. Кади-аскер (военный судья) составил протокол, осада была снята, и войска быстро двинулись в обратный путь...»{25}
Мехмед IV был страшно разгневан. По сведениям того же Фундуклулу, «Ибрагим-пашу, прибывшего из-под Чигирина с докладом, султан принял сурово и накричал на него: «Пошел, старый пес! Не мог ты взять такой ничтожной крепостенки, как Чигирин, возвратился прогнанным. Сколько истратил на ветер казны? Что у тебя войска, что ли, мало было? Или у тебя не было пушек и снарядов? Что же было тому причиной? " Ибрагим-паша ссылался на неприступность крепости и на то, что он прекратил осаду по совету крымского хана, с согласия всех военачальников. Султан пришел в ярость от такого заявления и закричал: "Возьмите прочь этого гяура! "
Ибрагим-пашу по приказу султана заключили в тюрьму Еди Куллэ. Султанский гнев не миновал и крымского хана Селим-Гирея: он был смешен с престола и сослан на остров Родос».{26}
Хотя при форсировании русскими и казаками Днепра генерального сражения не было, потери с обеих сторон были серьезными. Одни русские потеряли 2460 человек убитыми до 5 тысяч ранеными. Русско-казацкое войско не решилось преследовать турок и простояло некоторое время у Чигирина.
9 сентября 1677 г. Ромодановский и Самойлович приказали войску идти обратно к Днепру и переправляться на левый берег. Там они встретили другое войско, шедшее на подмогу. Командовал им боярин князь Василий Васильевич Голицын. Предводители отвели свои войска каждый к своим местам: Ромодановский — в Курск, гетман Самойлович — в Батурин, а Голицын — в Путивль.
Глава 3
ВТОРАЯ ОСАДА ЧИГИРИНА
В Москве и Батурине понимали, что турки не успокоятся и будущим летом следует ожидать нового нападения на Чигирин. Московские бояре послали к Самойловичу стольника Василия Тяпкина с предложением разрушить Чигирин до основания и тем предотвратить его захват неприятелем. Гетман на это ответил: «Если Чигирин будет содержаться крепко под царскою рукою, то и обе стороны Днепра будут пребывать в верности великому государю; если же Чигирин разорить, то уж лучше прежде сказать украинскому народу, что он царю не надобен, а потому-то Чигирин разоряется, либо неприятелю отдается! У нас в народе говорят: за кем Чигирин, затем и Киев, а затем и все мы в подданстве. Засядет в Чигирине Юраска — все те, что с правой стороны к нам сюда перешли, пойдут к нему опять на правую сторону, и нам трудно будет их удержать. Если же. Боже сохрани, овладеют Чигирином турки и посадят там своих людей, тогда царь турецкий велит брать запасы с сей стороны Днепра и все наши малороссийские города станут поневоле отдавать ему послушание. Тогда и в великороссийские города проста будет туркам дорога! Вот и теперь уже козаки только того и ждут, чья сторона верх возьмет в Чигирине».{27}
Гетман убедил московское правительство, и было решено защищать Чигирин до последнего. Новым воеводой назначили туда окольничего Ивана Ивановича Ржевского, а инженером при нем — шотландца Петра (Патрика) Гордона, а им под начало дали пять стрелецких приказов и севский драгунский полк.
Параллельно Москва попыталась уладить дела с османами дипломатическим путем. В декабре 1677 г. в Константинополь отправилось русское посольство: стольник Афанасий Поросуков, подьячий Федор Старков и толмач Григорий Волошанинов. Им поручалось вручить султану грамоту, извещавшую о вступлении на престол нового царя Федора Алексеевича. В грамоте была «укоризна» султану за посылку войска к Чигирину и напоминание царя «об исконной прежней дружбе». В ходе переговоров с визирем Поросуков доказывал, что Малороссия «исстари» принадлежит России, а потому для войны причин нет.
Поросуков имел встречу с русским резидентом, а по совместительству константинопольским патриархом. Тот заявил, что «желает всякого добра великому государю, как себе царства небесного, а о замыслах неприятеля креста Христова объявляет: султан Турецкий, имея чрево свое бусурманское ненасыщенное, устремляется этим летом с войсками своими по ганским и и желает из-под державы его царского величества владения Петра Дорошенка отобрать, а потом и всею Украиною овладеть».
Поросуков спросил и о Юраске Хмельницком, по его ли патриаршему благословению монашество с того снято. Патриарх ответил: «Хмельницкий снял с себя монашество своевольно, желая себе столько же освобождения из неволи, сколько княжения и гетманства. По его наущению визирь несколько раз присылал ко мне с просьбами и угрозами, чтоб я с Юраски монашество снял, на княжение Малороссийское и гетманство Запорожское его благословил; но я от этого принуждения освободился подарками и Юраску к себе не пустил».
Оценим дипломатию старого резидента.
В целом миссия Поросукова окончилась провалом, и в 1678 г. война возобновилась. Замечу, что начали ее обе стороны совершенно бездарно.
Окольничий Ржевский прибыл в Чигирин 17 марта 1678 г., но не нашел там ни хлеба, ни войск, а «разбитые стены и пустые житницы». В таком состоянии город могли взять и одни татары. Но у басурман был тот же бардак, как и у нас. В итоге турки явились под Чигирин лишь 9 июня, когда туда уже доставили и войска, и продовольствие.
В начале осады воевода Ржевский составил полный список полков, вошедших в гарнизон Чигирина: драгунский полк (776 человек) и пехотный полк Патрика Гордона (733 человека), три стрелецких полка (1695 человек), сумские казаки (300 человек), казаки Ахтырского полка (1200 человек), а также ряд малых команд. Таким образом, в верхнем городе оказалось 5550 русских ратных людей, а в нижнем городе дислоцировалось три казачьих полка: Гадячский (4850 человек), Чигиринский (340 человек) и Сердюцкий (867 человек); кроме того, рота польских драгун (96 человек) и рота Бориса Корсакова (896 человек) — всего 7049 человек, в основном казаков. Общая численность гарнизона Чигирина, таким образом, составила 12 599 человек.