Одна минута и вся жизнь

Танкер пошел своей дорогой, а Крат влез в беседку и задумался. Вроде прав Танкер, дурака он свалял. Но теперь уже ничего не исправишь.

– Да не убьют они ее, кишка тонка. – Крат чувствует людей чутьем крысы. – Может, отлупят, но не убьют. Ладно, Кошка, живи пока. Я подожду.

В груди Крата поднимается что-то горячее и колючее. Ему хочется кого-то ударить, сделать больно. Когда он в таком состоянии, даже его дружки стараются держаться от него подальше.

Крат выскакивает на площадку перед домом. Двое мальчишек играют в мяч. Он уже видел их здесь, они живут рядом. Он подходит поближе и бьет одного из них ногой в живот. Мальчик заходится криком, а Крат летит в пыль, сбитый с ног.

– Ах ты, падаль! Ты зачем ребенка ударил?!

Крат поднимается с земли. Он не понимает, как мог не заметить здорового дядьку, похоже, отца одного из мальчишек. Подумать об этом Крат не успевает, удары сыплются на него один за другим, мужик со знанием дела и видимым наслаждением охаживает его.

– Тварь слюнявая, только покажись мне на глаза, убью!

Крат кое-как поднимается и уходит. Он понимает, что сегодня ему просто не везет. Поэтому он решает пойти в «бункер» и там отсидеться, а приятели принесут слухи и новости. Тогда и решит, что делать.

«А все Кошка, тварь поганая! С нее все началось».

Крат спускается в «бункер» – подвал заброшенного магазина. В старом поселке этот магазин был единственным. Но когда настроили пятиэтажек, то открыли несколько новых магазинов, а старый закрыли, да так и оставили. Мальчишки сделали лаз в подвал, где оборудовали себе удобные сиденья из старой мебели и матрацев.

«Бункер» пока пуст, Крат знает, что народ начнет собираться ближе к вечеру. Он укладывается на старый продавленный диван и смотрит в потолок. Со стороны может показаться, что он думает, но Крат ни о чем не думает. Он просто лежит, уставившись в потолок, и злость закипает в нем.

Дана вернулась домой в обычное время. Родители что-то горячо обсуждали, но, когда вошла дочь, мгновенно прекратили разговор. Дану всегда раздражала эта их манера втихаря обсуждать свои дела, как будто она слабоумная или вражеский шпион.

– Даночка, ужин на плите.

– Спасибо, ма. А вы?

– А мы уже поужинали. Тут такое дело, милая… Нам надо сейчас уехать в Белгород…

– На ночь глядя?

– Даночка, так получилось. Скажи Тане, пусть переночует у нас. Утром разогреешь еду, а в школу на автобусе поедешь.

– Я лучше Витальку позову. А то с Танькой я просплю.

– Я не… ладно, зови Виталика. Помни, мы очень доверяем тебе. Ты умница и глупостей не наделаешь.

Дане хочется крикнуть, что эти «глупости» ее не интересуют, Виталька ей как брат, а ее сегодня хотели убить, и ей больно и неуютно, но она молчит, потому что не хочет, чтобы мама расстроилась. Она слишком бурно реагирует на все ее неприятности, и Дана боится что-либо рассказывать, чтоб потом не чувствовать себя виноватой из-за того, что маме плохо.

– Я привела в порядок твое платье. Ты что, в пыли валялась?

– Я упала.

– Боже мой, откуда?! Славик, ты слышишь?! – Мать уже «завелась», в голосе звучит паника. – Где болит, Дана? Только правду мне говори!

– Я споткнулась, вот, коленку сбила и локоть. Не болит совсем.

– Правда?

– Перестань над ней квохтать, пора ехать. Доча, не опоздай завтра в школу, я будильник тебе завел.

– Да чего вы едете-то?

– Так нужно, Дана. Потом все расскажем. Будь умницей. Вот, купи себе завтра что-нибудь. – Вячеслав Петрович дает дочери денег. – А мы тебе гостинцев привезем.

Родители уходят, Дана слышит, как стучат в гулком подъезде мамины каблучки.

«Чего это они сорвались на ночь глядя, ближний свет – Белгород! Правда, там у папы друг, дядя Женя, кооператив какой-то у него, но не похоже, что они в гости. Ладно, какая разница… Главное, я осталась одна!»

Дана звонит Витальке, и через полчаса вся компания уже сидит на кухне и уничтожает ужин. Дана догадывается, зачем мама так много оставила. Кто-кто, а она-то знала, что едоков будет четверо и никто из них на аппетит не жалуется.

– Если мочить Крата, то сегодня. – Виталька вымакивает варенье блинчиком. – Вкусные блины тетя Катя печет. Так вот. Если хотим его убрать, значит, этой ночью. План готов, а случай такой, может, больше и не представится.

– Неужели мы и вправду убьем его? – Дана чувствует, как мурашки бегут у нее по спине.

– Нельзя его оставлять. – Цыба отпивает глоток компота. – Сама посуди, Данка: сегодня тебя случай спас. В другой раз может не повезти.

– О родителях своих подумай. Ты же у них одна! – Таня берет ладонь подруги.

– Ты тоже одна.

– Сравнила член с пальцем! Да моей мамаше насрать, где я и что со мной. Ей лишь бы водка да мужик под боком, желательно не один. А твои не такие.

– Вы что, уговариваете меня? Напрасно. Я целиком на вашей стороне. Но нам надо поклясться, что никогда никто нигде никому не расскажет об этом. Иначе пойдут слухи, и мы все сядем.

– Я тут читал недавно статью про сицилийскую мафию. – Виталька интересуется разными вещами, они все знают это. – В общем, у них была такая традиция, что ли, – клятва вендетты. Например, гибнет их родственник, но они это так не оставляют. Идут на кладбище, ножом разрезают наискось ладонь, прикладывают руку к могиле и клянутся на крови отомстить. И эту клятву нарушить нельзя.

– Ну, мы же не сицилийская мафия. – Таня испуганно округлила глаза. – И не погиб пока никто. А идти ночью на кладбище страшно.

– Нам это не надо. Тут сама идея важна. Клятву на крови нарушить нельзя.

– Вечно ты, Виталька, что-нибудь эдакое вычитаешь…

– Не, Танюха, Виталька прав. – Цыбу заинтересовала вендетта. – Он дело говорит. А на кладбище мы не пойдем, у нас все живы. Пойдем к старой часовне в Цыганском поселке, там и поклянемся.

– Почему у часовни? – Дана удивленно поднимает брови.

– Ну, как бы там место святое считается.

– Правильно. – Виталька допивает компот и встает из-за стола. – Все согласны?

– Все. – Таня кивает. – Только давайте сначала посуду помоем, а то потом Данка половину перебьет.

Когда на фоне серого вечернего неба возникла темная громада старой часовни, они остановились. Только сейчас Дана осознала, что это не шутка, что они и вправду собираются убить Крата. Но страха не было. Перед глазами возникло сероватое, вечно хмурое лицо, которое не умело улыбаться. Дана попыталась вспомнить хоть что-нибудь хорошее об их будущей жертве, но память услужливо предлагала картинки одна другой страшнее: Крат с перекошенным от ненависти лицом, Крат убивает кошку – обдирает с нее живой шкурку, потому что Танкер сказал, что ему слабо. Она помнит, как отец сказал про него: «У Зинки растет волчонок. Вырастет, сгниет в тюрьме, только перед этим много кому-то горя принесет».

– Готовы? – Виталька достает нож.

– Давай, не томи. – Цыба берет нож и режет себе ладонь.

Они по очереди проделывают то же самое, потом прикладывают раны к холодной стене часовни.

– Повторяйте за мной: клянемся уничтожить нашего врага. Клянемся не говорить об этом никому никогда, и если нарушим клятву, пусть упадут на нас все беды, какие только есть на свете.

Они тихо повторяют за Виталькой слова клятвы. Потом Цыба заливает всем раны перекисью и бинтует ладони.

– Ну что, пошли?

Уже совсем стемнело, когда они добрались до «бункера». Оттуда слышались голоса. Виталька проскользнул к самому лазу, но быстро вернулся.

– Он там. Они скоро будут расходиться, подождем.

Ребята молча сидят за кустами сирени. Дана уткнулась в Виталькино плечо, ей спокойно и уютно. Виталькины пальцы в темноте перебирают ее волосы.

– Болит рука? – Он обнимает Дану за плечи.

– Болит…

– Потерпи. Через пару дней все пройдет.

Дана молча кивает. Она надеется, что маме не взбредет в голову позвонить.

«Скажу, что отключила телефон», – думает Дана.

– Вот он. – Цыба предостерегающе поднял руку.

Они насторожились. В скудном освещении Дана различает фигурку Крата. Он идет, пошатываясь, бормоча ругательства. Она прислушалась. Крат живописал, что он когда-нибудь проделает с Даной и куда при этом пойдут Виталька и Вадик. Досталось и Тане – за компанию. Дана всегда удивлялась, откуда в этом тщедушном тельце такие запасы злобы и ненависти ко всем на свете. Смутно она уже догадывалась, что некоторые люди просто такими рождаются – на горе и слезы остальным.

– Пошли. – Виталька подал знак. – Держаться в тени, фонари скоро закончатся.

– Куда он идет? Он не там живет! – Таня зябко поводит плечами.

– А черт его знает. Клея нанюхался и прет, не разбирая дороги.

Между тем Крат переходит шоссе и идет в сторону заводского забора. Это хорошо освещенное место, поэтому четверка мстителей минует его стороной, стараясь не потерять из вида качающуюся фигурку Крата.

– Он идет в сторону садов! – Дана первой поняла, куда держит путь их враг.

– Вот и хорошо. – Цыба удовлетворенно хмыкает. – Своим ходом дойдет туда, куда нам и надо.

– Смотрите, с кем это он? – Дана указывает вперед.

Их враг уже не один. С ним рядом стоит кто-то высокий, или он на фоне Крата кажется высоким?

– Он говорил, что у него есть знакомый охранник на проходной. – Таня приглядывается. – Ну, так и есть, смотрите, дядька в форме охраны завода. Они всегда в это время патрулируют вокруг стены.

– Зачем?

– Черт их знает, зачем. Положено им.

– Ну и хорошо, что положено. – Виталька хмуро усмехается. – Если станут расследовать, этот мужик и скажет: Крат был нанюхавшись, шел один, никого вокруг не было – место освещенное, далеко видать.

– Точно. – Вадик сплевывает. – Это называется алиби.

– Нет, алиби – не то. Но Виталька прав, этот охранник нам только на руку.

Наконец охранник пошел своей дорогой, а Крат поплелся дальше. Дорога в сады проходила мимо заводского забора, с другой стороны стеной стояла посадка. Ребята осторожно пересекли шоссе и ринулись в посадку. Вот уже виден Крат, он идет медленно, как будто нехотя. Они замерли. Слышны шаги.

– Привет, Витек! Куда собрался на ночь глядя?

Голос принадлежит молодому парню из охраны. Дана видит его в свете прожекторов, натыканных по периметру стены.

– В сад, к Михею.

– Он сегодня там, ты прав. Бывай!

– Ага, пока.

Охранник продолжает свой путь, а Крат стоит, словно раздумывая, потом опять плетется вперед.

– Так мы до утра будем ползти. – Дана устала.

– Нам бы только до садов добраться, а там темень, и до рельсов совсем близко. – Цыба раздраженно сопит. – И правда, плетется, будто не своими ногами.

– Так он, поди, нанюхался. Или обкурился. – Таня хихикает. – У Витальки драп никогда не покупает, гордый, типа.

– Не гордый, а боится. – Виталька презрительно щурится. – Злопамятный, зараза! Помнишь, Данка, как мы его тогда отделали в общаге?

– Это когда переезжали? У меня шрам под коленом так и остался.

– А он помнит до сих пор, гнида такая. – Виталька снова обнимает Дану за плечи. – Ты замерзла?

– Нет. Просто как-то не по себе немного.

Виталька зарывается лицом в волосы Даны. Когда он услышал о том, что на нее напали, он решил, что сам убьет Крата, но природная осторожность взяла верх. Виталька ненавидел маленького ублюдка всей душой, только ему не хотелось в тюрьму. Он решил все обдумать. И вот теперь они это сделают. Единственное, о чем жалеет Виталька, – так это о том, что Данка уперлась и пошла с ними. Но спорить с ней бесполезно, он это знает. Они все знают.

Наконец Крат достигает границы света и тени. Вот он делает несколько шагов и вступает в темноту лесопосадки. Осталось пройти совсем немного, каких-нибудь триста метров, но идти приходится вслепую по узкой тропинке. Крат спотыкается, падает и грязно ругается.

– Помочь?

Голос из темноты звучит знакомо и ненавистно. Крат знает этот голос, но не может вспомнить, кому он принадлежит.

– Иди ты на…

– Зря ты. А у меня выпивка есть.

– Михей? Ты? Темно, как у негра в жо…. – Крат решает, что перед ним Михей.

– А ты и там успел побывать? Говорят, ты что-то особенное придумал?

– Я эту Кошку во все дыры поимею, а потом…

Крат снова спотыкается. Его поднимают заботливые руки.

– А Цыба тебе за это…

– Насрать на Цыбу. И на Танкера, ублюдка. Цыган он боится. Так и станут цыгане за Кошку подписываться.

– За Кошку не станут, а за Витальку подпишутся.

– Я с Виталькой разберусь по-своему. Стукну на него ментам – и сядет он.

– Ну и будешь сукой. На вот, выпей.

В руки Крата ложится бутылка.

– Пей, не сомневайся.

– Сколько?

– Сколько сможешь.

Крат икает от удивления. На какой-то миг в его сознании проскальзывает сомнение: а Михей ли это? Голос, который с ним говорит, совсем другой. Этот голос Крат ненавидит почти так же сильно, как и Кошку.

– Михей, это ты?

– А кто тут еще может быть?

– Не знаю.

– Пей, сейчас узнаешь.

Вожделенная емкость у него в руках, и Крат прикладывается к горлышку. Он не чувствует вкуса напитка, потому что привык к самогону, а эта бутылка куплена в магазине.

– Что за дерьмо?

– «Столичная», пей.

Крат глотает, боясь, что Михей передумает и отберет бутылку. Чьи-то руки удерживают его от падения, но Крат не задумывается, сколько этих рук. Ему уже все равно. Захлебываясь, он пытается рассказывать о своих огорчениях. Но рядом с ним тихо. Скоро бутылка пустеет, и Крата клонит в сон. Ему кажется, что он лежит в сторожке у Михея.

– Я эту Кошку…

– Точно, Крат. Но когда-нибудь потом.

И этот голос Крат ненавидит. Кто это? Данка? Но откуда бы ей здесь взяться? И что там так гремит?

Ни о чем больше он подумать не успевает. Налетевший поезд сминает его, как бумажную куклу. Но никто этого не видит. За несколько минут до наезда Виталька повел их назад. Он почти несет Дану, но ему не тяжело. Он думает о том, что никогда не посмеет прикоснуться к ней так, как к Таньке. Но он хочет этого, очень хочет. И он осторожно целует ее волосы. Так можно. Она не заметит.

– Хорошо, что мы помыли посуду. – Голос у Даны совсем сонный. – Я страшно хочу спать. Как бы мне в школу завтра не опоздать…

– Я останусь у тебя ночевать. – Таня более вынослива, сказывается привычка шляться по ночам. – Не бойся, не проспишь.

Остаток пути они проделали молча. Смерть Крата посчитали несчастным случаем. То, что осталось от Крата, собрали в пакет с рельсов. В его крови был обнаружен алкоголь. Много алкоголя. Вот так бывает: напиваются и укладываются отдохнуть на путях.

Среди ребят на Третьем о смерти Крата ходило множество самых невероятных слухов. Но Виталька оказался прав. Следствие установило свидетелей, охранники подтвердили версию. Откуда взялась бутылка? Может, под курткой нес, мало ли… Милиции делать больше нечего, как копаться в обстоятельствах смерти Крата. Умер – и ладно. Туда ему и дорога.

Единственный, кто не поверил в случайность, был Танкер. Умный и хитрый, он сразу призадумался, кое-что сопоставил и однажды вечером появился на «точке».

– Привет всем. – Танкер улыбается, ни дать ни взять – приличный мальчик из обеспеченной семьи. Так оно и есть, но имеется маленькое «но» – мальчик с младенчества усвоил правила двойной жизни.

– Чего надо, Танкер?

Виталька и Вадик смотрят на него без всякого интереса, Таня – настороженно, а Дана только на минуту подняла глаза от книжки и снова углубилась в чтение.

– Ничего особенного. – Танкер мягко улыбается. – Дружественный визит. От имени и по поручению… в общем, это было лихо и очень умно. Я вас явно недооценивал.

– Ты обкурился? – Таня смотрит на него испытующе.

– Танкер, ты чего? – Цыба даже привстал. – Или от большого ума заговариваться начал?

– Ладно вам темнить. – Танкер стал серьезным. – Вы знаете, о чем я. Крат получил то, что заработал. Провернули вы это дело на пять баллов. Никто вас не видел, не слышал.

– По-моему, я начинаю понимать. – Дана отложила толстенный том. – Он имеет в виду, что мы убили Крата. Ты это хочешь сказать, Валера?

– Именно. И пришел выразить вам свое восхищение и признательность. Этот тормоз только мешал.

– Танкер, у тебя ум за разум заехал. – Виталька следит за Соколовым, но без видимого интереса. – Крат уснул на рельсах, его видели охранники, мы-то здесь при чем?

– А откуда «Столичная»? У Крата такой роскоши отродясь не было.

– Чего тебе надо, Танкер? – Дана смотрит холодно и пристально. Танкер отмечает, что она сейчас действительно похожа на кошку, изготовившуюся к прыжку.

– Вот, я слышу разумные речи! – Он становится серьезным. – Ты права, я кое-чего от вас хочу. Так вот. Если не хотите, чтобы о моих выводах узнали все – милиция не в счет, они дело закрыли, но наш закон вам известен, вас не простят. Если не хотите, чтобы я рассказал, будете делать для меня кое-что, а не то…

Танкер не успел договорить. Дана прыгнула на него и сбила с ног. Он сильно ударился затылком и, почти теряя сознание, понял, что ему не уйти. Животный страх сковал его. До него разом дошло, что все его дела на Третьем были просто детской игрой «в войнушку», а эти четверо перешли некую грань, реально убрав с дороги мешавшего им человека. И они вполне способны повторить это.

– Ты слишком грамотный, Танкер. – Виталька наступает на его руку, и боль пронзает тело. – Подумал, пошнырял – и решил, что прижал нас?

– Нет, парень, это все детский лепет. – Дана отряхивает брючки. – Из-за тебя измазалась, урод. Что же нам с тобой делать, а, Танкер?

– Не надо. – Танкер никогда в жизни так не боялся. Он привык, что должность отца обеспечивает ему неприкосновенность. Но не здесь. – Я никому не скажу.

– Конечно, не скажешь. – Таня присаживается рядом. – Потому что и говорить-то нечего. Напился Крат и попал под поезд. А что ты там придумываешь, так это твои фантазии.

– Я… понял. Учту.

– Нет, парень. Ты не понял. – Дана смотрит на него свысока. – В один прекрасный день и ты тоже можешь попасть под поезд, понимаешь? Кто угодно может. Несчастный случай. А сколько людей вот так просто уходят из дома и не возвращаются?

– Я понял, понял. Отпустите.

Танкеру захотелось оказаться в своей комнате, он вдруг подумал, что не ценил домашний уют. Если ему удастся вырваться отсюда, он никогда больше не выйдет из дома.

– Знаешь, Танкер, несчастные случаи часто происходят с фантазерами. – В голосе Даны звучит издевка. Ему кажется, что он видит клыки в ее улыбающемся рту. – Ты понимаешь?

– Я понял, понял! Пожалуйста, отпустите!

Он уже не контролирует себя. Это взрослый мир, эти четверо смотрят на него так страшно, только бы отпустили, больше ему ничего не надо! Как он мог свалять такого дурака! Ведь если они сумели достать Крата так, что никто ничего даже не заподозрил, что им стоит убрать и его? Теперь они знают, что он подозревает их. Теперь они убьют его.

– Отпустите ребенка, он описался. – Данка смотрит на него со странным выражением. – Вставай, Танкер.

Он поднимается. Штаны липнут к телу. Четыре пары глаз смотрят на него изучающе.

– Канай домой, Танкер. – Виталька усмехается. – Мы никому не скажем, что у тебя энурез. Мы не болтуны.

– Только больше не мелькай. – Цыба сплевывает. – Кишка у тебя тонковата.

Танкер медленно пятится. Потом поворачивается и бежит. Скорее домой.

– Что будем с ним делать? – Таня снова залезает на перила беседки.

– А ничего. – Виталька устраивается рядом с Даной. – Он не дурак и все правильно понял. Данка, ты как думаешь?

– Я согласна. Да у него и нет ничего. Дело закрыли, слухи скоро прекратятся, а Танкер… Он не дурак, поэтому не станет трепаться. Вадик прав, кишка у него тонка. Ладно, пора мне.

– Мы проводим тебя. – Таня спрыгивает на землю. – Не знаю, Данка, как ты можешь читать эти толстые книжки?

– В них совсем другая жизнь, понимаешь? Я начинаю жить там, знакомлюсь с другими людьми. Это интересно!

– По-моему, Данка, тебя надо доктору показать.

– Перестань, Танька. – Цыба шумно вздыхает. – Каждому свое.

– Дана, мы уезжаем. – Вячеслав Петрович уже все для себя решил. – Один мой друг организует в Белгороде кооператив и предлагает нам с мамой… В общем, мы уезжаем отсюда, собери вещи.

– А ребята будут приезжать к тебе в гости. – Мама ласково улыбается. – Я поставила ящики, тебе помочь упаковаться?

– Таньку позову.

Вячеслав Петрович сделал над собой усилие и не поморщился. Дана убежала вниз к Тане.

– Я не потерплю их…

– Славик, тебе должно быть стыдно. Они хорошие дети. К тому же я не думаю, что они будут часто приезжать.

7

Но они приезжали часто. Так часто, как только было возможно. Вячеслав Петрович смирился с их присутствием, а когда вся теплая компания обосновалась в Белгороде, он, подавив досаду, устроил их в кулинарное училище, где давали общежитие. К этому времени бизнес Вячеслава Петровича расцвел, появились деньги и связи. Компанию дочери он теперь воспринимал как некую данность, осознав, что жена была права, ребята неплохие, просто не повезло им.

Виталька и Цыба отлично прижились в девичьем коллективе, Таньке оказалось сложнее, но тоже вполне сносно. Они были рады уехать из дома, это Данка отлично придумала, а тетя Катя всех подкармливала и давала одежду, которую шили в их кооперативе. И все шло вполне хорошо. Лучшего и не пожелаешь.

Особняк, построенный Вячеславом Петровичем, стал и их домом. Они часто там ночевали, у них были общие родители и Кошка. Эта серая независимая особа иногда позволяла себя гладить, но признавала только Дану. Но они все любили ее.

Они вместе ходили на Остров, вместе гуляли, а если приходилось, то дрались с местными. Только Белгород – не Торинск, здесь все сложнее. Виталька быстро нашел для себя приработок – цыган и тут хватало, язык он знал, а наркота – она и в Африке наркота. И спрос на нее всегда есть. Виталька умел не попадаться, и его за это очень скоро стали ценить. Иногда они с Цыбой уезжали на несколько дней, но потом появлялись, вели девчонок в кафе или на базар покупать шмотки.

– Данка, тебе что привезти? – Виталька собрался в Москву. – Что скажешь, то и будет.

– Привези мне Барби.

Таня с Цыбой переглянулись и спрятали улыбки. Ну, Данка в своем репертуаре. Как она собирается на свете жить? Впрочем, с таким папой, как Вячеслав Петрович, это не проблема. Барби! Девке скоро семнадцать, а она куклу просит.

Дана казалась инородным телом в любой толпе. Она никогда не пыталась привлечь к себе внимание, но так складывалось, что именно ее всегда выделяли. Она была красива, но красота ее была несколько странного свойства. Высокий лоб, немного удлиненное лицо скандинавского типа, приглушенные тона, ничего яркого, но что-то в ее лице, в ее осанке сразу приковывало к ней взгляд. Никто не знал Дану до конца. И даже родители понимали, насколько их дочь отличается от них самих и остальных людей, и старались беречь ее.

Любой стресс выводил Дану из состояния равновесия и разбивал тот хрупкий мир, который она вокруг себя создавала. Грубое слово, подлость или несправедливость больно ранили ее, хотя лицо Даны оставалось безмятежным. Она чувствовала себя несчастной – и ненавидела это чувство. И обидчик очень скоро понимал, что невозмутимый взгляд дымчатых глаз – штука обманчивая.

– Ты поедешь учиться в Питер. – Вячеслав Петрович уже все для себя решил. – Я сниму квартиру, у тебя будет все, что нужно, мы станем тебя навещать.

– А ребята смогут приезжать к тебе в гости. – Мать встревоженно смотрит на дочь. – Дана, ты же понимаешь, это Питер.

– Хорошо. – Дане хочется поехать, но друзья…

– Парням я нашел работу, впрочем, Виталию скоро в армию. Вадик вряд ли что-то еще осилит, а Виталий сможет потом выучиться, я помогу. Татьяна… Пока возьму ее к себе в контору, а там посмотрим.

– А ты будешь приезжать на каникулы и видеться с ними. – Мама, как всегда, пытается ее утешить.

– Хорошо. Я пойду расскажу им.

– Они сами зайдут, Виталик звонил.

Дана идет к себе. Это ее комната, здесь все устроено так, как она хотела. Вот низенькая удобная тахта, обитая коричневым флоком. Тяжелые занавески песочного цвета с крупными симпатичными букетами, желто-коричневый ковер на полу, золотистые обои, светлая мебельная «стенка». И красная бархатная шкатулка в виде сердечка. Ее как-то привез Цыба, и шкатулка прижилась в ее золотисто-коричневой уютной комнате, где всегда стоял запах духов и книг.

В кресле раньше спала Кошка. Иногда Дане казалось, что у них с Кошкой на двоих одна душа, часто они подолгу смотрели друг другу в глаза, и золотистые круглые луны Кошкиных глаз поселились на дне зрачков Даны. Или они там были всегда?

– А ты поступишь? – Таня смотрит на Дану немного испуганно. – Виданное ли дело – Питер! Там небось конкурс огромный!

– Должна. По крайней мере, очень хочется.

– Так когда тебе ехать? – Виталий тщательно скрывает боль, которая нарастает в груди.

– Через неделю. Папа снимет для меня квартиру, если поступлю – там и останусь. А вы будете ко мне приезжать?

– Будем, само собой. – Цыба еще не осознал происходящего. – Только чего тебе ехать, никак не пойму? У нас тоже есть институт… Раз уж пришла тебе охота сушить мозги.

– Ну, там больше перспектив. – Виталий не глядит на Дану. – Ничего, пробьемся.

– Само собой. – Дана смотрит на друзей. – Только я буду скучать.

Таня всхлипывает и утыкается в подушку. Плечи ее мелко вздрагивают. Она не хочет, чтобы Дана уезжала. Она хочет, чтобы все оставалось так, как есть. Эти три последних года были такими счастливыми! Уехать сюда, подальше от матери, жить, как нравится, а иногда можно представить, что все они – большая семья и тетя Катя и дядя Слава – их общие родители. А теперь Данка уезжает. И все вдребезги. Потому что это она, странная и чудаковатая Данка, объединяла их всех и тянула за собой наверх. Таня вдруг четко осознала, что, не будь Даны, ее ждала бы точно такая же судьба, как у матери.

– Не плачь, Танька. Мне тоже плакать хочется. – Дана прикусила губу, но это почти не помогает. – Папа сказал, что для всех будет работа, а если есть желание – то и учеба.

– Не, я учиться больше не хочу. – Цыба лениво потягивается. – Да мне и не надо, пойду работать, там видно будет.

– Точно. – Виталька вздыхает. – Сейчас много способов пробиться, только не ленись.

Вадика Цыбина не взяли в армию. Он так сумел «закосить», что его признали непригодным и выдали белый билет. Злые языки судачили, что Цыбе, дескать, и «косить» не надо, и так дурак дураком, но такие разговоры велись шепотом и с оглядкой, потому что его побаивались. Он был, в общем, вполне мирным человеком, но злить его опасались. Вредно для здоровья.

– Ну, чего носы повесили? – Вячеслав Петрович ворошит Виталькины волосы. – Ничего, ребята, все будет нормально. Дана ведь не на Марс улетает. Да и вы у нас в доме по-прежнему желанные гости.

– Мы уезжаем, ужин в холодильнике.

– Катя, в этой комнате трое поваров. – Вячеслав Петрович смеется.

– Ой, и правда. Дана, угощай ребят. До встречи, ведите себя хорошо.

Хлопнула входная дверь, во дворе завелась машина.

– Куда это они? – Цыба выглядывает в окно.

– Да в Питер же! Папа любит ездить ночью. У него там дела, а мама квартиру посмотрит. Послезавтра назад. Переночуете у меня? Только, чур, готовить я не буду.

– И не мечтай. Тебе придется учиться готовить. В Питере мамы не будет, что тогда станешь делать? – Таня настроена решительно. – Виталька, скажи!

– Точно. Курс молодого бойца ты у нас пройдешь, не сомневайся. Пошли разогреем ужин.

Дана поплелась за Виталькой на кухню. Мама не учила ее готовить, а Дане и не хотелось. Зачем? Но она понимала, что это нужно. Ладно, пускай. Все равно ничего уже не будет по-прежнему. А как будет? Интересно. Но уже без ребят, они останутся здесь. И Дане стало тоскливо.

– Данка…

– Не надо, Виталик… Не надо. Чего уж теперь.

– Данка! Я люблю тебя.

Она утыкается в его плечо. Она всегда это знала и принимала как нечто само собой разумеющееся. Виталька постоянно был рядом. Он никуда не мог исчезнуть из ее жизни. От него пахло сигаретами и одеколоном, а его губы были такие горячие и настойчивые. Он впервые поцеловал Дану, и она с удивлением осознала, что это ей нравится. Только… нет, все равно нравится.

– Виталька, ты с ума сошел!

– Я знаю. Я люблю тебя.

Потом они ужинали, Дана доставала для всех постельное белье и подушки, они по очереди зависали в ванной, смеялись и шутили, Таня изображала статую Свободы, а Вадик жевал блинчики с вареньем. А потом были горячие Виталькины поцелуи и его настойчивые и нежные ласки. Он давно знал женщин, но это ничего не значило теперь. Потому что с ним – Дана. И он понимал, что в его жизни больше нет места другой женщине. Никого больше не будет в его душе.

– Я не хочу уезжать.

– Ты должна. Но я всегда буду любить тебя.

– Я буду скучать там без тебя. Без вас всех.

– Мы приедем к тебе. Я так люблю тебя, Данка. Я что хочешь сделаю для тебя.

– Знаешь, о чем я думаю?

– Нет, скажи.

– Я думаю, что мы – я, ты, Танька и Вадик – не случайно так связаны. Я читала, что есть такая штука – фатум, судьба. И ничто в жизни не бывает просто так. Мы все для чего-то родились. И мы должны стать не просто обычными людьми, а кем-то…

– Кем-то великим?

– Ну, в общем, да. Пусть не кем-то великим, но не такими, как все в нашем общежитии.

– Ты имеешь в виду моего папашу?

– Не только.

– Это само собой. – Виталий целует Дану. – Я попробую. Ты права, как всегда. Мы должны ловить свой шанс. Я все сделаю для этого. Я так люблю тебя…

– Я буду скучать там одна.

Утром ни Вадик, ни Таня и виду не подали, что знают о произошедшем. Дана сидела задумчивая, а Виталька не сводил с нее влюбленных глаз. Тане было немного смешно видеть его таким. Она лучше Даны знала его жизнь, ей было известно, чем он частенько зарабатывает и что иногда им с Цыбой приходится делать, но Тане и в голову не приходило рассказать об этом подруге. И теперь, глядя на Дану и Витальку, Таня прятала улыбку, склонившись над тарелкой.

– Данка моет посуду. – Таня смеется. – А потом мы поедем на Остров, как вам такой план?

– Хороший план, только посуду помоем вместе.

– А мы с Виталькой сходим купим пивка, – предлагает Цыба.

Парни уходят, а Дана с Таней начинают убирать со стола.

– Ты чего, Данка?

– Ничего.

– Да ладно тебе, что я, по-твоему, слепая? Чего ты дуешься? Ты жалеешь?

– Не знаю… Не в этом дело.

– Тогда в чем? Он же всю жизнь любит тебя!

– Да, я знаю.

– Тогда чего дуешься?

– Я не дуюсь. Просто немного стыдно.

– Ну, ты и дура! Я думала, таких уже нет, а вот гляжу – остались. Запомни: ничего в этом стыдного нет, ясно? Он любит тебя. А ты любишь его.

– Да, я понимаю.

Но она не понимает. Она не знает, любит ли Витальку так. И то, что случилось ночью, Дана еще не осознала полностью. Виталькина любовь захлестнула ее, а ей надо подумать, понять.

«Потом разберусь, – думает Дана. – Мне скоро уезжать. У меня будет время».

А времени почти не было. Было полтора дня до приезда родителей, и Дана с Виталькой провели их вместе. Только и всего. Дана видела умоляющий Виталькин взгляд, но что она могла ему сказать? Она любила его, как любила Таню и Вадика, но это была не та любовь. Или нет? Она не знала этого, и Виталий понял. Он решил дать ей время. Он знал: если Дана примет решение, то вилять не станет. Время еще есть.

Но их время было на исходе. Что-то тянуло Дану вперед, какая-то сила подгоняла ее: скорей, скорей, еще ступенька, еще… Она училась одновременно на двух факультетах, смешивая в голове иностранные языки и финансовые премудрости. Питер очаровал ее, и Дана решила, что не хочет возвращаться, она окончательно возненавидела маленькие городки. Такие, как Торинск.

Иногда к ней приезжали родители, а когда она гостила у них на каникулах в первый год, все было по-прежнему. Приходили ребята, мать жарила на всех блины, открывалось неизменное варенье, и все выглядело как раньше. Выглядело. Дана хотела сохранить это ощущение, но выходило плохо. Нельзя войти дважды в один и тот же сон, даже если это сон о счастье.

Бизнес Вячеслава Петровича по-прежнему процветал. Цыба охранял офис фирмы, Таня сидела в приемной за столом секретаря, а Виталька… У него были свои дела, которые он считал за благо скрывать от Вячеслава Петровича самым тщательным образом. Но Дана знала, что это за дела. Впрочем, она никогда не умела осуждать. Каждый живет, как может. Виталька же не убивает животных и детей? А все остальное можно простить.

Таня видела, как сгорает Виталька. Она злилась на Дану, но понимала, что та не виновата. Она такая, как есть. Именно такой любил ее Виталька, и Тане ничего не оставалось, как иногда утешать друга в его горе добрыми словами. Или в постели – как получалось. Ну, в самом деле, это такая мелочь!

– Она отходит от нас. – Виталий смотрит сквозь Таню. – Ты заметила?

– Нет. Ты не понимаешь. Просто мы выросли, так всегда бывает, но она любит нас всех, это я знаю точно. И никого ближе нас у нее никогда не будет. Помнишь Крата?

– Да. Такое не забудешь.

– Мы убили его для нее.

– Мы убили его, потому что он хотел убить ее. И мы убили бы его, если бы он попробовал убить любого из нас.

– Я об этом и говорю. – Таня обнимает Витальку. – Мы – одно целое. И так будет всегда. Мы как семья, Виталик. Так у нас жизнь сложилась.

Дана училась как одержимая. И она как-то не обратила внимания, что Виталька не звонит – день, неделю, месяц… У нее было две сессии одновременно, а впереди – лето, и хотелось поскорее разделаться с экзаменами, чтобы уехать домой и опять все было бы как раньше.

– Папа заберет тебя, не надо ехать поездом. – Мать чем-то расстроена, Дана слышит.

– Мама, что случилось?

– Ничего. – Она не умеет врать, совсем. – Тебе много еще сдавать?

– Немного. Мама, что-то с папой?

– Отец в полном порядке. Дана, я хочу, чтобы ты…

– Виталька?!

На другом конце провода стало тихо, слышно только, как гудит на линии. Дана похолодела. Она виновата. Виталька давно не звонил, надо было связаться с ним, а тут цейтнот с сессией, но это не оправдание. Она виновата. Она сначала даже немного обрадовалась, что не надо тратить драгоценное время на нежности. Она всегда боялась за Витальку.

– Мама, не молчи, ты меня пугаешь. Что с ним?!

– Позавчера был суд… Ему дали шесть лет. – Мамин голос звучит устало и безжизненно.

– За что?

– Он сбил насмерть человека.

– Разве у Витальки есть машина?

– Нет. Он ее угнал.

– Этого не может быть. Почему мне не сказали?

– Он запретил.

– Как вы могли?!

– Дана, дома поговорим.

– Нет. Пусть Танька приедет, скажи папе, чтобы отпустил ее ко мне.

– Хорошо. Она выедет сегодня вечером, завтра утром будет у тебя.

Екатерина Сидоровна боялась разговора с дочерью, боялась увидеть, как стынут ее глаза, отгораживаясь от мира пустотой, за которой бьется боль. Мать чувствовала эту боль, но не могла сквозь нее пробиться, никогда не умела, Дана ни с кем не делилась своей болью, и от этого Екатерине Сидоровне было еще тяжелее. Знать, что твое дитя страдает, – и не разделить ее ношу. Мать не понимала, как можно все носить в себе. Ее эмоциональная натура всегда требовала выхода, и сдержанность дочери она принять не хотела и не могла. И жалела Дану безмерно, а иногда сильно раздражалась, в порыве гнева бросая: «Строишь из себя леди!», а потом каялась и просила прощения. Дана никогда не сердилась на мать. Она принимала людей такими, какие они есть, и не ждала от них того, чего они не могли ей дать.

Приезд Тани все упрощал. Таня расскажет и будет с Даной, когда та все узнает. Екатерина Сидоровна боялась себе признаться, что всех троих друзей дочери давным-давно «приняла в дети». Она была к ним привязана, и когда с Виталием случилась беда, это ее просто сбило с ног. Вячеслав Петрович нажал на все рычаги, но у Витальки уже был первоклассный адвокат, и парень только умолял ничего не говорить Дане. Екатерина Сидоровна обещала.

– Передачи будем тебе привозить, держись.

– Тетя Катя, не надо, у меня все есть. – Витальке страшно было поднять глаза. – Не надо вам… сюда.

– Это уж мне решать. Даночке пока не скажем, у нее экзамены, а ты…

– Тетя Катя, не надо плакать. Я так не могу.

– Не буду. Мы договорились, нас будут пускать к тебе, так что еще увидимся. Я тебе блинчиков принесла, ешь здесь, туда нельзя нести, сказали.

Виталька только вздохнул. Все эти неприятности можно перенести, но тетя Катя сильно переживает. Этого он не учел. А Дана… Для Даны все это. Для нее одной.

8

– Все случившееся подозрительно. – Дана вышагивает по комнате. – Во-первых, Виталька нипочем не стал бы воровать эту проклятую машину. Во-вторых, люди сидят в СИЗО месяцами, дожидаясь суда, а тут гляньте-ка: за месяц провели следствие и осудили. Опять же, адвокат. Откуда он взялся? У Витальки его отродясь не было, мы же не в Америке! И вдруг такой дорогой защитник. И еще: материальный и моральный ущерб семье потерпевшего выплачен сразу, сумма громадная, откуда Виталька ее взял?

– Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать. – Вадик Цыбин спокойно курит.

– А то, что Виталька сел за кого-то другого. Шесть лет! Это ему дали по самому минимуму, а ведь целый букет у него: угон, вождение в якобы нетрезвом виде, наезд со смертельным исходом и побег с места преступления. Тянет лет на десять, если не больше.

– Я так и думала! – Таня вскакивает с дивана. – Да перестань ты дымить, Цыба, тебе что, совсем все равно?

– Нет, Танчик, не все равно. – Вадик гасит окурок. – Но оттого, что ты тут покричишь, делу не поможешь. Данка сделала правильные выводы, не зря, видать, в университетах мозги сушит. А вот самого главного так и не поняла.

– Это чего же?

– А того. Все правильно, сел Виталька за кого-то. А вы решили, что он этого не знает? Девочки мои дорогие, да все он прекрасно знает! И что с того?

– Но зачем?! – Дана смотрит на Цыбу во все глаза.

– А ты как думаешь? Ну, скажи, как можно по-быстрому срубить денег? Настоящих денег? Убить кого или ограбить? Вы же знаете Витальку, это не для него. А сесть за большого дядю – это дело. На зоне ему передачи, почет и всяческие льготы. Выйдет по амнистии – откроет свой бизнес и забудет обо всем. На всю жизнь хватит, ясно?

– Ты… Вадик, ты спятил! Он не мог этого сделать! Где гарантия, что ему заплатят?

– Данка, мы не вчера родились. Бабки уже у меня. А это надежнее, чем в сейфе. Через три года Виталька выйдет за примерное поведение, так что все путем.

– Я поеду к нему.

– Он просил, чтобы именно ты не приезжала. – Цыба, как и в детстве, зачарованно следит за Даной. – Он не хочет, чтобы ты его навещала. А мы с Танюхой поедем.

– Но почему?!

– Не знаю. Не расстраивайся, Данка. Прорвемся.

Это было Виталькино слово. Он всегда говорил: прорвемся. Из грязи, из самого низа, из страшного сна, прорвемся – наверх, туда, где не надо ездить в троллейбусе, вдыхая запах немытых тел сограждан. Туда, где не надо думать о том, что ты будешь есть завтра. Прорвемся. Должны. Иначе все зря. Вся жизнь – зря, а это грех.

– Он больше не любит меня?

– Не знаю, – Таня смотрит в ночь. – Я не знаю. Он не мог тебя разлюбить, но…

– Почему же он не хочет, чтобы я приезжала?

– Не знаю.

Таня знала. Виталька сказал, что не хочет, чтобы Дана даже приближалась к тюрьме. Но вдруг в ее душе всколыхнулось что-то темное, и Таня промолчала. Иногда этого достаточно, чтобы разрушить мир, – просто промолчать. Тане вспомнились ночи, проведенные с Виталькой, и она подумала: а вдруг? Данка сущий ребенок, она еще не созрела для любви, пусть учится, а она, Таня, будет у Витальки – и он привыкнет и оценит. А Данка… Любовь к такой женщине всегда мучительна. Таня была опытной и прекрасно понимала, что у Даны совсем другая судьба.

– Низкорожденная.

– Что ты сказала? – Дана не понимает.

– Ничего. Просто недавно слышала в кино это слово.

Таня сказала то, что чувствовала. Вот тут, сейчас, она поступила именно так, как низкорожденная. Так, как никогда бы не поступила Дана. Виталька не хотел, чтобы на Дану пялились подонки из тюрьмы. Он боялся этого. Таня его понимала, но промолчала. Именно в этот момент Таня и осознала, чем отличается Дана от нее и от большинства. Ей подобный ход и в голову бы не пришел.

– Он больше не любит меня.

Таня опять промолчала. Ночью она ворочалась с боку на бок, перед глазами стояло бледное расстроенное Данкино лицо, а потом вдруг глянули из темноты горячие Виталькины глаза – и все, Таня проклинала себя, но знала, что ничего не скажет Данке. Пусть она и дальше думает, что Виталька разлюбил ее. Может, и вправду разлюбит.

Дана уехала в Питер. Она перестала ездить на выходные домой – ближний свет! Иногда звонил Цыба, а Таня не звонила, впрочем, Дане было почти все равно. Виталька не писал, и она сжималась от боли, а золотистые луны Кошкиных глаз настороженно смотрели на мир. Дана зализывала свои раны в одиночестве. Так ей было легче.

А потом она увидела Стаса. На одной из многих вечеринок в общаге, куда Дана и пришла-то впервые, так она ненавидела само понятие «общежитие». Она считала это дикостью, но девчонки приглашали, и она решила – ладно. Всего один раз. «Ну не умру же я от этого», – думалось ей.

Он стоял на балконе и курил. О, эти незабвенные балконы, сваренные из железных прутьев! Они служат еще и пожарным выходом. И входом – для экстренных случаев типа перепихнуться или одолжить сахара, конспект, стакан или презерватив, что угодно.

Он стоял и курил, Дана смотрела на него сквозь стекло, а за ее спиной бесновалась отвязная студенческая вечеринка, уже начинавшая сбавлять обороты. Но Дане до нее теперь не было дела. Она видела его пшеничные волосы, большие голубые глаза, обрамленные лесом темных ресниц, разлет бровей и улыбку… Улыбку? Да. Он был там с девушкой, которую обнимал за плечи.

– Кто это?

– Это? Вика Морозова, с физмата. – Однокурсник смотрит на Дану немного удивленно. – А, ты не знаешь! Ну да, ты же у нас аристократка, а Вика живет здесь, на седьмом этаже.

– А кто с ней?

– Это Стасик Ярош, с бухучета, учится на курс старше. Ты что, и его не знаешь?

– Нет. Юра, а он что, тут живет?

– Тоже на седьмом. У них с Викой вроде бы серьезно. А что?

– Ничего. – Дана закусила губу. – Я пойду домой, здесь душно.

– Так идем, подышим воздухом! – Юрий обнимает Дану, и ей хочется пнуть его.

Они тоже выходят на балкон. Парочка целуется, а глаза Юрия Дану изучают. Чего он уставился? Четыре года вместе проучились в инязе, а так и не знают толком друг друга. Впрочем, невелика потеря.

Теперь она знает, чего хочет. Вот этого парня с копной светлых волос и голубыми глазами, целующего девицу с косой. Где-то Дана видела это овальное лицо с выступающим вперед подбородком, красивые серые глаза и румяные смугловатые щеки. Вика. Вика Морозова. Не та ли это Вика, из Торинска? Не может быть. Это уж слишком. Бывшая одноклассница. Ну что ж, Вика, тебе придется расстаться со своей игрушкой.

– Юрка?! – Голос у Стаса мягкий и приятный. – А ты здесь что?.. О, прошу прощения.

Он разглядывает лицо стоящей напротив девушки, как разглядывают картины в музее, и чувствует, будто от нее исходит нечто… какая-то волна, и ему хочется подойти ближе. Он делает шаг. Но Вика оттягивает ему плечо.

– Я вас раньше здесь не встречал.

– Дана у нас аристократка. – Юрий пьян, да и вообще его немного раздражает ситуация. – Она сегодня впервые почтила нас своим присутствием. По этому поводу мы и гуляем.

Но Стас его не слышит. Только имя: Дана. Он знает это имя, как же, гордость двух факультетов, но совсем не так ее себе представлял, пересекаться им не приходилось. А тут еще этот пьяный кретин и Вика, повисшая на плече.

– Я тоже вас раньше не видела.

Он чувствует запах духов, и ему вдруг приходит на ум: «…дыша духами и туманами…». Значит, вот какой была ТА, у окна. Именно такой, теперь он уверен.

– Дана? Данка, это ты? – Вика вдруг узнает бывшую одноклассницу. – Вот это встреча! Откуда ты здесь?

– Я тут учусь уже четыре года.

– Вот как? Надо же! Я тоже. Ты так внезапно исчезла, столько слухов тогда ходило, говорили даже, что тебя убили…

– Значит, она будет жить долго. – Стас смотрит на Дану не отрываясь. – Это примета такая: если о ком-то говорят, как о мертвом, а он жив, значит, проживет долго-долго.

– И счастливо? – Дана смотрит ему в глаза сквозь сумерки и сполохи из окна.

– И счастливо. – Стас берет ее за руку. – Хотите погулять?

– Я уже собиралась домой.

– Я вас провожу.

И они начинают спускаться по лестнице вниз, сквозь темноту и этажи. А Вика стоит, ошеломленная происшедшим, и понимает, что Стаса ей уже не вернуть. Она так долго добивалась его, столько ухищрений предприняла, чтобы он наконец обратил на нее внимание, а тут, когда все уже удачно складывалось и дело шло к свадьбе, выплыла из темноты темная особа с Третьего участка – и Стас ушел за ней.

– Просто взял и ушел. – Вика говорит это в темноту. – Вот так: взял и ушел. А она даже не оглянулась, чтобы посмотреть, идет ли он за ней. Он ей не нужен. Он вернется.

– Я бы на твоем месте на это не рассчитывал. – Юрий усмехается. – Она не оглянулась, потому что уверена, что он идет за ней, понимаешь? Забудь о нем. Разве что Данке он наскучит.

– Но почему?

– Не знаю, Вика. Что-то в ней есть, понимаешь? Нет? Я и сам не до конца понимаю. Но в ней что-то есть.

Вика заплакала. Значит, не судьба, опять. Всегда так. Хорошая девочка Вика, послушная и примерная, мамина гордость. И мальчиков кругом целый хоровод, и все бы отлично, только вот Виталька Костецкий смотрел на Данку – а Вика хотела, чтобы на нее. Но тогда они были еще маленькие. Виталька ушел в другую школу, Вика помнила. Дана словно и не замечала этого. О ней ходило столько слухов в их примерном классе, но ее уважали, и Вика дружила с ней. А потом Данка пропала – и Вика решила, что навсегда. Но она появилась, вынырнула ниоткуда, чтобы опять разрушить Викину жизнь. Но теперь это уже не детство. По крайней мере, для Вики.

– Какого черта ты ее сюда притащил?!

– Думал, застану тебя здесь. Вика, мне на Данку наплевать. Ты знаешь, почему. Я за ней не побегу, а за тобой – куда скажешь.

– Ты уверен? – Вика вдруг встрепенулась. – Точно?

– Точно.

– Тогда женись на мне.

– Хоть завтра.

– Вот именно. Завтра.

Вика все для себя решила. Пусть Стас узнает! Данка наиграется им и бросит, Юрка правду говорит. И вот тогда он захочет вернуться к ней, к Вике, – но будет поздно. Вот тогда Стасик пожалеет и поймет, кого потерял.

А Дана и Стас брели в ночь. Они шли по улицам, взявшись за руки, и весна роняла им на голову легкие капли. Откуда бы им взяться? А они все сыпались, дорога была длинной. И призывные огни баров выглядели нереально, словно в другом измерении.

– Мы могли бы не встретиться совсем. – Стас сжимает тонкие пальцы Даны. – У меня скоро диплом, мы могли разминуться.

– Не могли. Смотри, звезды какие…

– Теплые.

– Откуда ты знаешь? – Дана удивленно смотрит на него.

– Не знаю. Это ночь такая…

– Очень уютная.

– Именно это я и хотел сказать. Знаешь, я…

– Влюблен.

– Точно. А ты…

– Особенная. Так как же мы могли не встре-титься?

– Ты права.

Они поднимаются на третий этаж, Дана открывает дверь. Большая двухкомнатная квартира окутывает их темнотой и запахом сирени. Дана любит сирень, и сейчас цветы стоят на столе.

Они проходят в спальню и начинают раздеваться, словно повинуясь какой-то команде. Наверное, бывает и так. Просто они поняли, что больше не расстанутся. Никогда, до самой смерти.

Осенью была свадьба. И Виталька вышел на свободу – к свадьбе. Дану он не видел. И только через неделю Таня рассказала ему, что сделала тогда. Впервые в жизни Виталька ее ударил. Таня не плакала. Но больше о Дане они не говорили. Никогда.

Дана доучивалась. Стас получил отличную работу в большой фирме, сразу возглавив финансовый отдел. Вячеслав Петрович, чрезвычайно довольный зятем, начал строить дом в коттеджном поселке недалеко от Парголово. Дом для Даны.

– Я только об одном прошу тебя, Стас, позволь девочке доучиться. Не дай бог, она сейчас забеременеет, это будет огромная нагрузка. Я думаю, ты меня понимаешь. Дана у меня одна.

– Я с вами согласен.

– Вот и отлично. – Вячеслав Петрович улыбнулся. – Я рад, что ты понял меня. Как тебе работа?

– Тяжело, но интересно. И платят хорошо.

– Вот-вот, присматривайся. Поднавостришься – откроешь свое дело. Дана – большой приз, имей это в виду.

– Я люблю ее.

– Вот и ладненько.

Стас и Вячеслав Петрович поладили. А Дана впервые в жизни не скрывала своих эмоций. Она была счастлива. Она строила свой настоящий мир, о каком ей мечталось когда-то давно, в детстве. Это был мир, где не было толстых неприятных теток с визгливыми голосами, пьяных мужиков и хамов, сморкающихся на землю. В ее мире не было места для грязных подъездов и загаженных дворов. В нем многому не было места. А доучиться ей осталось совсем немного.

Иногда она встречала Вику с Юркой, но они ей были безразличны. Она просто равнодушно кивала в ответ на приветствия, даже не догадываясь, что Вика специально старалась попасться ей на глаза. Вика вышла за Юрку, но месть не получилась, потому что Стас едва ли обратил на это внимание. Он пришел утром, забрал свои вещи и переехал к Дане. Вика его больше не видела. И тогда она поняла, какую глупость совершила. А Юрий был счастлив и ничего не замечал.

И тогда Вика принялась следить за Даной. Ей хотелось быть рядом с ней, чтобы знать о Стасе. Это было самоистязание, но Вика терпела. А поговорить с Даной не удавалось, та была занята какими-то своими делами и мыслями, она забыла о Вике.

– Чего ты бегаешь за ней? – Юрий заметил Викины маневры.

– Я вовсе не бегаю.

– Бегаешь. Что тебе от нее надо?

– Ничего. Я просто хочу понять.

– Понять? Ты хочешь понять, почему при виде ее у девяноста процентов мужиков появляются грешные мысли?

– И это тоже. Она совсем не такая уж красавица. И этот ее замороженный взгляд, я ее с детства знаю, она всегда была такая, так почему?

– Иногда мне кажется, что она – инопланетянка. Перестань унижаться, она ведь не видит никого, кроме собственной персоны. Вряд ли она способна любить и сострадать, – сказал Юра.

– Когда мы учились в шестом классе, она сильно избила мальчишку из восьмого за то, что он ударил нашу школьную собаку. Она выбила ему три зуба, – зачем-то сообщила Вика.

Дане до всего этого не было дела. Изнурительный университетский марафон подходил к концу, строительство дома – тоже, Стас был рядом. И только иногда в ее сны приходил длинный коридор с окном в конце, и тогда Кошка в ее душе прижимала уши к голове и угрожающе шипела. И Виталькины черные глаза тоскливо смотрели на нее. Но это были только сны.

Стас много работал. Иногда он приносил домой документы, и они с Даной вдвоем разбирались и работали над ними. Дана переводила для Стаса статьи и документацию, фирма имела иностранных партнеров, и огромную работу Стаса скоро оценили. Естественно, никто не знал, что вместо одного специалиста работают двое, это могло бы стоить Стасу должности и репутации. Дана в душе умирала со смеху, когда на новогодней вечеринке шеф превозносил удивительную работоспособность господина Яроша. – Станислав Андреевич – самое ценное наше приобретение. – Шеф, пожилой импозантный мужчина, поднимает бокал. – Выпьем за то, чтобы все наши приобретения были столь же удачными.

– Ты почему не пьешь? – Стас обнимает жену. – Ты же любишь это шампанское, «Дом Периньон».

– Нельзя мне.