– Что случилось? – бросился я к нему.
Дэн не ответил. Он сидел, застыв с открытым ртом и уставившись перед собой. Я резко обернулся и посмотрел туда же, куда и он. Фигура в камуфляжке стояла неподвижно в пятидесяти метрах от нас, потом дрогнула и завалилась на спину. Меня передёрнуло. У фигуры было лицо Генки Зубарева – один в один.
– Уб-бит, – вновь донёсся до нас голос Заики. – Гы-гы-гы.
Я облегчённо выдохнул, и мы вместе с Зубром расхохотались.
– Отличный муляж, – отсмеявшись, хлопнул меня по плечу Зубр. – С первым апреля, друзья. Ну, вставай, вставай, – протянул он руку Дэну. – Тебе пора становиться мужчиной, сынок. И ценить мужские шутки.
– Хороший розыгрыш, – похвалил я. – Привыкай, Дэн, в прошлый раз эти черти вместо борща подали мне в супнице гранату. Пластиковую, конечно. Я едва не своротил стол.
– Это Инга придумала, – сообщил Зубр, когда мы, оставив Дэна приходить в себя, принялись свежевать кабана. – Что, Псих, проняло тебя?
Проняло меня не тогда, а сейчас. Я внезапно отчётливо осознал, что этот розыгрыш, эта дурацкая шутка имеет непосредственное отношение к тому, что произошло потом. Я остановил воспроизведение, утёр вдруг пробившую лоб испарину и двинулся в гостиную. Терёхин дремал в кресле перед телевизором.
– Можно вопрос? – разбудил я его. – Что остальные думали о розыгрыше с муляжом?
Терёхин откашлялся.
– То же, что видно на ментограммах. Вам, воякам, выходка понравилась. Парнишке было от неё дурно.
– Вы не заметили ничего особенного? Не в ментограммах, в словах. Вы же допрашивали свидетелей.
– Насколько я помню, ничего, заслуживающего внимания. – Терёхин пожал плечами. – Кроме, конечно, степени вложенного идиотизма.
Я поблагодарил и отправился обратно в спальню. Вновь включил ридер, уселся в кресло и уставился в монитор.
В десять вечера Заика с натугой выставил на стол блюдо с зажаренным на вертеле кабаном. Зубр разлил водку и произнёс тост, мы выпили за тех, кого нет с нами, потом принялись за еду.
– Как твоя блонда, Псих? – показала мне язык Вредина.
– Какая ещё блонда? – нахмурился я.
– Ну, та, что была с тобой в прошлый раз. Надеюсь, ты на ней не женишься?
– Не женюсь, – подтвердил я. – Подожду, когда ты подрастёшь.
Вредина прыснула.
– Долго ждать придётся.
Последние кадры были уже совсем нечёткие, смазанные – на меня начал действовать алкоголь.
– Поднимемся наверх, Псих, – предложил расплывающийся в кадре Зубр. – Надо поговорить. Встретимся за завтраком, – обернулся он к остальным. – У меня ещё кое-какие дела, потом лягу спать. Празднуйте пока что без нас.
Теперь кадры перед глазами не только расплывались, но и качались. Поддерживая под локоть, Зубр вёл меня по лестнице на второй этаж. Мы прошли мимо оружейной комнаты, затем он отпер свой кабинет.
– Проходи, Псих. Садись. Ты поступаешь не по совести.
– Что?
Кадры вновь обрели резкость. Упрёк на несколько мгновений рассеял алкогольный туман у меня в мозгах.
– Я сказал, что ты поступаешь не по-людски.
– Клянусь, я не понимаю, о чём речь.
– Вот как? Не понимаешь?
На этом фрагмент заканчивался. Как я ни тщился все эти годы, как ни старался, я не мог вспомнить, что именно сказал Зубр и что после этого между нами произошло. Следующее воспоминание отстояло от последнего на час с лишним. Я механически просмотрел, как возвращаюсь в отведённую мне комнату и укладываюсь на боковую.
На скрупулёзное, едва не покадровое изучение пяти ментограмм у меня ушли две недели. Я просмотрел каждую десятки раз, до тех пор, пока не заучил наизусть. Теперь я мог расписать то злосчастное первое апреля по минутам.
После того как мы с Зубром поднялись наверх, остальные уселись играть в покер. Дэн был мрачен, рассеян, путал карты и отвечал на вопросы невпопад. Потом сказал, что всё ещё не может отойти от дурацкого розыгрыша в тире, и отправился спать. Вскоре принялась зевать, а затем и распрощалась Вредина. Инга ещё полчаса обыгрывала невезучего Заику, потом смешала карты и пожелала ему доброй ночи. Поднялась наверх, секунду постояла перед дверью в кабинет мужа, видимо, раздумывая, не прихватить ли его с собой в спальню. Пожала плечами и двинулась дальше.
Заика не ложился вообще. Дважды обошёл территорию по периметру, посмотрел боевик, за ним триллер. Сыграл в компьютерную стрелялку и поднялся наверх в оружейную. Была оружейная не заперта и освещена. Заика потянулся к выключателю, но внезапно заметил, что в ружейной пирамиде не хватает одного из четырёх охотничьих карабинов. Заика тщательно осмотрел комнату, заглянул за портьеры, по очереди открыл стоящие у стены кованые сундуки со всяких барахлом, но пропажу не обнаружил. Почесав в затылке, Заика вышел наружу и постучал в дверь хозяйского кабинета. Не дождавшись ответа, отжал дверную ручку и ступил вовнутрь. Исчезнувший карабин приткнулся к входному порогу. Зубр, раскинув руки, лежал на полу навзничь. Заика метнулся, упал перед ним на колени и завыл. Этот вой, заунывный, волчий снился мне в ночных кошмарах на протяжении восьми лет.
Я брёл по вечерней Москве, и мне казалось, что плакаты «Общество без преступности», «Криминалу нет» и «Ментальный контроль – гарантия будущего» издеваются, глумятся надо мной.
– Допустим, один из них сумел экранировать память, – бормотал я себе под нос. – Не всю, небольшой фрагмент, десятиминутный. Заставил себя не думать о преступлении. До сих пор это не удавалось никому, но допустим. Вот, например, Заика. Он крадётся наверх, отпирает оружейную, берёт карабин и скользит по коридору к кабинету. Врывается, стреляет другу в лоб, звукоизоляция в кабинете отменная, выстрел никто не слышит. Заика аккуратно кладёт у порога карабин, об отпечатках пальцев можно не заботиться, на прикладе их с достатком, в тире карабин неоднократно ходил по рукам. Спускается вниз и разблокирует память. Или, например, Дэн… Инге пришлось бы отпечатки пальцев с приклада стереть. Впрочем, она могла надеть перчатки прежде чем идти убивать мужа. Или Вредина – прежде чем пристрелить отца. Потом на ментоскопии виновник заставил себя вспомнить целый день поминутно, а убийство «забыть». Боже, какой всё же бред.
Я перебирал в памяти кадры ментограмм один за другим. Комбинировал их, чередовал, сравнивал. И не находил ни единой зацепки.
– Ничего, папа. Пускай живут…
– П-приготовились! Особая м-мишень.
– Хороший розыгрыш. Привыкай, Дэн, в прошлый раз эти черти…
Я произносил реплики вслух, в хронологическом порядке, и наугад, и снова по хронологии, пытаясь выцепить, выудить из потока слов необходимые, ключевые.
– Как твоя блонда, Псих?..
– Не женюсь. Подожду, когда ты подрастёшь…
– Долго ждать придётся…
– Поднимемся наверх, Псих…
– Ты поступаешь не по совести…
Я внезапно сбился с ноги и резко остановился. Зубр вызвал меня на разговор сразу после язвительной реплики Вредины. Он фактически прервал нашу беседу, не дал закончить. А значит…
Ничего это не значит, осадил себя я. Пока ничего – простое совпадение. Однако если предположить, что не простое… Или что не совпадение…
– Мне надо с ней встретиться, – выпалил я в лицо Терёхину, едва вернулся с прогулки.
– С кем «с ней»?
– С Верой Зубаревой, дочерью покойного.
Терёхин удивлённо поднял бровь.
– Вы уверены, что она захочет с вами встречаться?
– Думаю, что нет. Но вы могли бы попытаться её убедить. Пускай не встретиться, пускай поговорить по видеофону. Я должен задать ей вопрос.
– Здравствуй, Вредина.
С экрана видеофона на меня строго глядела яркая, черноглазая брюнетка. Узнать в ней давнишнюю Вредину, четырнадцатилетнюю задиру и непоседу, было нелегко.
– Здравствуй, Псих.
Я замялся. О том, что я разыскиваю преступника, ей сказал Терёхин. Как она отнеслась к этому, неизвестно. Скорее всего, в её глазах я как был, так и остался убийцей её отца.
– Я хотел бы задать тебе вопрос. Возможно, нам лучше увидеться. В кафе, например, или…
– Я не буду с тобой встречаться, Псих, – прервала она. – Задавай свой вопрос и проваливай.
– Хорошо. – Я стиснул зубы. – Тогда, в тот проклятый день, у нас с твоим отцом вышел разговор. Я не помню, о чём он, вообще, но, может быть, ты догадываешься?
Вредина пару мгновений размышляла, потупившись, затем вскинула взгляд.
– Я не догадываюсь, Псих, я знаю. Речь шла обо мне. Отец считал, что ты… – Она замолчала.
– Что он считал?! – Я едва не сорвался на крик. – Что он считал, говори, ну!
– Он думал, что ты меня домогаешься.
– Что-о?
– Что слышал. Он считал, что ты хочешь затащить меня в койку, понятно? У него были на то основания.
Я оторопело смотрел на неё. Ничего более нелепого я не мог даже предположить.
– Ты это знала и скрыла от следствия? – пробормотал я.
– Я ничего не знала. Это выяснилось много позже, уже после того, как погиб Дэн.
– Дэн? – ахнул я. – Дэн погиб?
– Покончил с собой. Больше я ничего тебе не скажу, Псих. Ты убил моего отца, и мне безразлично, из-за чего это произошло. Всё, не звони мне больше.
Она разъединилась, а я ещё минут пять ошалело разглядывал потухший экран.
– Несомненное самоубийство, – зачитал вслух Терёхин. – Британские коллеги любезно прислали мне копию следственного заключения. Можете ознакомиться.
– Я не понимаю по-английски, – признался я.
– Что ж, давайте переведу. Согласно материалам следствия, такого-то числа, хм-м… два года назад, получается, Денис Зубарев провёл вечер у себя на съёмной квартире в компании сверстников. Выпивка, танцульки, какой-то новомодный фильм, всё, как обычно. Знакомые отмечали, что к концу вечеринки Денис стал мрачен, ушёл в себя, на вопросы не отвечал или отвечал невпопад. По мнению свидетелей, такое состояние могло быть вызвано, хм-м… слишком вольным поведением некой Джейн Бартон, по-видимому, его девушки. Вечеринка оказалась скомканной, компания разошлась, квартира опустела. Через два часа после ухода последнего гостя Денис выбросился из окна. Квартира была на девятом этаже, смерть наступила мгновенно. Участники вечеринки, разумеется, подверглись ментоскопии, так что картина ясная. Предсмертной записки, правда, покойный не оставил.
– Что вы об этом думаете? – спросил я.
– Ничего. – Бывший следователь пожал плечами. – Вы не представляете, Псих, сколько суицидов случается в мире ежедневно.
– Что ж…
Я поднялся и отправился в спальню. Что-то очень важное, ключевое прозвучало минуту назад, я пока не мог сообразить, что именно. Понять удалось, лишь фразу за фразой сопоставив услышанное с событиями восьмилетней давности. В день своей смерти Дэн был мрачен, рассеян и невпопад отвечал на вопросы. Так же как в день смерти отца. Я вернулся в гостиную.
– Скажите, возможно ли выяснить, что за фильм смотрел Дэн перед тем, как покончить с собой?
– Какая разница? – удивился Терёхин.
– Возможно, никакой. Однако мне хотелось бы знать.
– Хорошо, я свяжусь с британцами.
Через час я нашёл этот фильм в Сети и его просмотрел. В тот момент, когда главный герой выбросился из окна, я понял, что ключ к разгадке у меня в руках. Я лихорадочно прошёл поисковиком Сеть. Ещё через час я знал, кто убил Зубра.
– З-здравствуй, П-псих.
Я назначил Заике встречу в Сокольниках. Мы долго брели по парковой аллее, потом уселись на скамейку, вокруг не было ни души.
– Скажи, узнай ты, кто настоящий убийца, что бы ты сделал?
Заика побагровел, глаза налились кровью, и ходуном заходила щека.
– Т-ты знаешь, к-кто убил?
– Ответь на вопрос, пожалуйста.
Заика посмотрел на меня в упор.
– Я п-прикончил бы его. К-кто бы он ни б-был.
– И угодил бы за колючку. Надолго. Может быть, навсегда.
Заика долго молчал. Потом сказал: