Замок Белого Волка

– Па, я всё равно не понимаю, почему ты…

Её вопрос прервала трель дверного звонка. Десять часов вечера, кому взбрело в голову нас навестить?

– Это к тебе?

– Нет, ко мне так поздно подружки не ходят, – сразу открестилась моя дочь. – Может, к тебе?

– Это ко мне, из журнала «Сити», я успел отправить им то, что ты недоудаляла, милая, – бодро откликнулся дядя Эдик, первым выходя в прихожую и без вопросов открывая дверь. – Надеюсь, мне предложат стать лицом следующего номера. Ну или не лицом, а…

Я не успел его остановить.

– Пропустите, милиция.

– Вообще-то уже второй год полиция, – недоверчиво приподнялась Хельга. Видимо, события сегодняшнего дня запомнились, а моя девочка быстро учится.

В прихожей плечом к плечу стояли трое полицейских в новенькой современной форме. Двое при пистолетах. Лица у всех суровые, соответствующие уставу. Что-то говорило мне, что этих типов не стоило пускать в дом. Как и то, что до стойки с антикварными иранскими кинжалами семнадцатого века я добежать просто не успею…

– Ехали цыгане – хрен догонишь! Пели они, пели – хрен поймёшь! – ни с того ни с сего, отступая в широкую прихожую, вдруг завёлся дядя Эдик. – «До-ро-гой длинною да ночью лунною…»

– Он что, ненормальный?

– Да, – дружно ответили мы с Хельгой. – У него справка есть.

– Так, тогда, будьте добры, уймите психа и пройдёмте с нами в отделение, – подумав, приказал старший.

– А зачем? – только и успела спросить моя бедная девочка, как двое сержантов начали крутить ей руки. Ну, в смысле пытаться. То есть с равным успехом они могли бы попробовать завязать узлом телеграфный столб. Блин, опять не так, со столбом бы у них, может, чего и вышло, а вот с Хельгой…

– Па-а, меня обижают?!

Я кротко кивнул ей и с размаху врезал в челюсть главному. Милиционер ударился затылком о стену и резко сменил тон. А заодно и голос, и внешность, и манеры.

– Убить фсех! – прорычал чешуйчатый мутант с телом человека и головой змеи. – Деффчонку всять жиффой!

Я вцепился ему в горло, и мы рухнули прямо в прихожей, а сверху нас весело накрыла вешалка с одеждой. Моя дочь, визжа от счастья, била одного змееголового лбом в лоб другого, но лбы попались крепкие. Дядя Эдик, всё так же в ритме цыганочки, носился по квартире, причитая, что от него опять спрятали молоток. Крик души был услышан, когда тот, с кем я сцепился, попытался выхватить табельный пистолет…

– Молоток! – возопил брат моей жены, вырывая огнестрельное оружие, дабы использовать его не по назначению. Один удар, и твердокаменный череп человекозмея треснул, как фарфоровая чашка.

Когда дядя Эдик помог мне выбраться из-под тела и мы кинулись на помощь Хельге, было уже поздно…

– Па-а, они сломались!

– В смысле признали себя побеждёнными?

– Нет, просто сломались. В области шеи.

Я без сил опустился прямо на пол. Моя лапка откинула волосы со взмокшего лба, подпихнула два трупа ногой поближе к дверям и уселась рядом.

– Это ведь была допустимая самооборона?

– Угу, почти…

– И я что, немного её превысила?

– Можно сказать и так.

– Но мне ещё нет восемнадцати!

– Тебе скостят Срок, – задумчиво заключил я. – К тому же никому нельзя инкриминировать нападение на сотрудников милиции-полиции, потому что это вообще не они. Но если что, твой дядя возьмёт вину на себя, всё равно ему отвечать за убийство третьего…

– Вариант, – серьёзно согласилась Хельга, и меня прорвало:

– Да покусай меня Макаренко, ты только что совершила двойное убийство, сказав, что они сломались?! Словно ты какой-то дешёвой китайской Барби голову отвинтила! И что, никакого стресса, никаких мук совести, никакого надлома неуравновешенной детской психики?!!

Хельга удивлённо вскинула брови, опустила левую, подняла снова, потом опустила правую и только после всей этой физиономической гимнастики отрицательно покачала головой.

– Могу я подтолкнуть твою мысль в нужном направлении? – разочарованно возвращая пистолет в кобуру змееголового, предложил Эд.

– Валяй, – согласился я. – Хуже не будет…

– Будет. Вспомни, чья она дочь, и считай произошедшее скромными цветочками…

– Спасибо, – закашлялся я.

– Полегчало?

– Наоборот.

– Ну знаешь, я старался, как мог. – Дядя Эдик соорудил из своих жёлтых кудрей подобие двух рогов и, решив поиграть в козлика, упрыгал к себе в комнату.

Мы с Хельгой остались наедине. Три трупа не в счёт, они в наш разговор не вмешивались. Моя дочь положила голову мне на плечо, тихо вздохнув:

– Значит, всё правда. Я типа там какая-то полубогиня?

– Вроде того. И избавляйся от этих своих «типа», «короче», «блин», «как бы», «чё»… Приличная девушка должна следить за своей речью.

– Не уходи от разговора. Я же… блин, даже не знаю, как теперь себя вести. Можно написать подружкам, что…

– Можно, – разрешил я. – Тебе всё равно никто не поверит.

– А если я фотку покажу?

– Скажут, компьютерная графика или просто резиновые маски.

– Так нечестно-о…

Увы, зато спокойно и относительно безопасно. Чем меньше людей знают о том, чем ты реально занимаешься, тем реже в твой дом приходят такие вот «стражи законопорядка». Кстати, не забыть избавиться от трупов. Самый простой способ – глубокой ночью пронести их с собой через гобелен в замок Кость, а там уже утилизировать банальным сожжением.

– Ладно, оставим пока тему мамы. Скажи лучше, как зарабатывают герои?

– Хм… в среднем неплохо.

– Убивают страшных монстров, а потом продают на антикварном Интернет-рынке доспехи?

Я нервно сглотнул, в самую точку. Хотя чего стыдиться, все так делают. Это древний, освящённый веками обычай – что ещё мог продать воин, кроме захваченных в бою трофеев? Конечно, были и есть эстеты, считающие подобную практику мародёрством, обиранием трупов и прямой дорожкой к некрофилии, но…

Лично мне надо растить и воспитывать дочь, что в этом мире, мягко говоря, недёшево. Кстати, два кинжала работорговцев, что я пронёс вот буквально час-другой назад, лежат в спальне под кроватью. Хорошая сталь, на рукояти серебряная отделка по моржовой кости, с руками оторвут каждый за две тысячи евро. Если поторговаться, то и за все три…

– У нас у классной день рожденья. Скидываемся до послезавтра.

Непременно поторгуюсь. Деньги просто летят сквозь пальцы…

– А ещё мне на сотовый положить надо.

Я сунул руку в задний карман ближайшего трупа, извлёк набитый бумажник, вытащил пятисотрублёвую купюру и протянул Хельге.

– Круто, па. Если уж нам сидеть за убийство, так давай до кучи и за грабёж.

– Лапка моя, ты так похожа на свою маму, – с нежностью и ужасом прошептал я. – Вот сейчас мне на миг показалось, что я слышу её голос. И кстати, сказала бы она то же самое. Ну, может, в чуть более жёсткой манере…

– Типа?

– «Заберите у этих свиней всё мало-мальски ценное и выбросите их грязные туши подальше от глаз моих, а то здесь воняет дерьмом!» – по памяти процитировал я.

Хельга восхищённо округлила глаза.

– Да. Твоя мама была круче всех. Рубилась с обеих рук, направо-налево, после боя могла пропустить не один стаканчик, не терпела противоречий, никогда ни с кем не спорила, просто убивала на месте. Собственно, мы и познакомились-то, когда…

Из комнаты резко выпрыгнул дядя Эдик, судя по его лицу, наверняка подслушивал. Он укоризненно уставился на меня, выразительно покрутив пальцем у виска и ещё, для наглядности, постучав себе кулаком по лбу. Всё верно, я успел более-менее вовремя заткнуться. Любые разговоры о его сестре и матери Хельги были рискованны сами по себе…

– Короче, мама была типа богиня войны?

– Как бы да… – забыв о собственных наставлениях, подтвердил я. На самом деле любая богиня войны, любого мира и любой мифологии, моей жене и в подмётки не годилась.

– Милая, тебе не пора спать?

– Па, всего одиннадцать, время детское.

– Половина двенадцатого, – подкорректировал дядя Эдик.

Хельга показала ему язык, он ей тоже. Она скорчила рожу, он тоже. Она, привстав, резко долбанула лбом стену, и… этот дурак тоже. Грохот упавшего тела, голубые глаза в кучку, и над челом пришибленного бога летают, кружась, незримые весёлые херувимчики.

– Старая детсадовская шутка, а он до сих пор ведётся, – хмыкнула моя лапка и послушно отправилась к себе в комнату. – Знаешь, как-то много впечатлений на сегодня. Ты прав, папуля, лягу пораньше.

– В школу не будить?

– Завтра же воскресенье.

Тьфу ты, совсем замотался, теряя счёт времени. Хорошо пока времена года не путаю. Сейчас вроде осень. Кажется, сентябрь. Да, пожалуй, он, раз ещё тепло, а Хельга уже ходит в школу. Кстати, не забыть бы дозвониться до её классной руководительницы, извиниться за то, что не был на собрании, выслушать, какая у меня замечательная дочь и как вся школа ждёт не дождётся её выпускного. Ей даже торжественно вручат золотую медаль за успехи в учёбе! При условии, конечно, что такая умная девочка не пойдёт на праздничную дискотеку «последнего звонка», где будут мальчики, подогретые пивом. Ибо хотя ближайшая поликлиника от школы в двух шагах, но травматологическое отделение у них тоже не резиновое.

– Прости, милая, они правы, дискотеки и шумные общественные праздники не для тебя, – пробормотал я, ставя кастрюлю с водой на кухне.

В памяти предательски всплыла трогательная картинка: четырёхлетняя Хельга на городской ёлке вызвана Дедом Морозом на соревнование. Родители знают, всегда бывает один из таких дурацких детских конкурсов, когда надо наперегонки обежать вокруг ёлки. Сказочный дедушка спорол глупость, решив поиграть в смешного Бармалея и, поймав девочку, сунуть её в мешок. Не на шутку перепуганная Хельга оторвала бедолаге бороду, приподняла его за пояс и, раскрутив, запустила тридцатилетним мужчиной в ёлку! Попутно были сбиты Снегурочка, баянист, трое родительниц с фотоаппаратами и штук двенадцать детишек, не успевших увернуться. На ёлки мы больше не ходим.

Не буду врать, что нас туда зовут, но ради самооценки ребёнка мы оба сделали вид, что это наше решение, сами не хотим, и всё тут. В садик долгое время не ходили по той же причине. Если б не преданный Эд, взявший на свои плечи все заботы о моей малышке, я бы, наверное, не справился. А психи и маленькие дети отлично понимают друг друга.

Я лишний раз посмотрел на запоротый чайник, выключил газовую конфорку, подумал, что заварить – чёрный с бергамотом или зелёный с лепестками васильков, потом плюнул на это эстетство, просто залив кипятком две столовые ложки хорошего кофе прямо в кружке.

– Не понимаю, – скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал дядя Эдик, присаживаясь ко мне за стол. Он сунул палец в банку с вареньем, облизнул его, тут же поковырял им же в ухе и напряжённо спросил: – Знаешь, сколько тебе дадут?

Я покосился на него, но оставил вопрос без ответа. Героев в нашей стране и так сажают с завидной регулярностью – смысл муссировать тему.

– Ты каждый день, уже много лет, ходишь в спальню к Хельге, обнимаешь её и целуешь перед сном.

– Но это нормально.

– Это ненормально! Я смотрел телевизор, там говорят, что взрослые отцы, целующие на ночь несовершеннолетних дочерей, должны получать срок за…

Договорить он не успел, я встал и вылил ему остатки варенья на голову.

– Ещё один такой намёк, и я убью тебя электрическим чайником. Ты всё равно его испортил, так что не жалко.

– Неужели все эти женщины, депутаты и психологи говорили по телевизору… неправду?! – тихо ужаснулся он, прижимая руки к лицу и пытаясь слизнуть скользящую по кончику носа ягодку черники.

– Эд, все врут! Газеты, телевидение, радио, Интернет, бабушки у сберкассы, члены Госдумы, единороссы, оппозиция, менеджеры всех мастей, продавцы, политики, блогеры, а особенно ведущие ток-шоу. Их задача – вызвать у зрителя эмоции. Отрицательные или положительные – не важно. Главное, чтоб ты не отлипал от экрана.

– Я схожу в туалет, вымою голову с горя…

– Понимаю, но лучше в ванной.

Он послушался. Дядя Эдик чаще всего тихий сумасшедший с нередкими периодами просветления и редкими вспышками буйства. Правда, уж если накроет, так накроет – кидайте бомбу, свет погаснет сам. Пока он орал и ругался на древненорвежском, выравнивая температуру воды, я перетащил три трупа в спальню. Влез на кровать, втянул с собой двоих и шагнул лбом в гобелен. Непростительной оплошностью было оставить тело третьего змееголового на полу…

– Мой лорд, вы вернулись!

– Да. Здравствуй, Метью, – напряжённо улыбнулся я. – Заткнись и помоги.

– Это же… демоны! – побледнел паренёк, но послушно подхватил выскальзывающее у меня из рук тело. – Вы убили их голыми руками, мой лорд?

– Нет, – вежливо ответили за меня. – Папа никого не убивал. Одного загасил дядя Эдик, а двух я.

Метью замер. Я тоже. Потом мы оба очень медленно обернулись. За нашими спинами стояла буквально сияющая от новых перспектив Хельга, в ночной пижаме, тапках с розовыми помпонами и с третьим «милиционером» под мышкой.

– Па-а, а чё это вы тут делаете?

– Лорд Белхорст, это…?!

– Моя дочь, – с трудом выдавил я. – Хельга, это Метью, мой паж. Метью, это Хельга.

– Приве-э-эт! – Хельга чуть присела, отставив ножку, и помахала рукой.