Три мгновения

- Ты смеешь ослушаться, слуга? - воскликнул маг, толкнув его к Пожирателям. - Ты заслуживаешь смерти, но я милосерден и, к тому же, люблю своих подданных, а они заработали вознаграждение. Удовлетвори их - и ты будешь прощен.

Волдеморт снова взмахнул рукой, и к Малкольму бросились черные фигуры. Мальчик забился в их руках, но у него тут же выхватили волшебную палочку и начали срывать одежду. Он вскрикнул, когда его потащили к столу, напоминавшему жертвенный...

Драко в ужасе отпрянул. Его сердце разрывалось на части: одна половина хотела освободить отца Малкольма, другая - убить мерзавца, стоявшего в стороне и со спокойным лицом наблюдавшего эту сцену. Но он не мог сделать ни того, ни другого! Он не мог даже уйти из воспоминания - без посторонней помощи это было невозможно, нужно было только смотреть до конца. Малфой был не в силах глядеть на это: он зажмурил глаза, но до ушей доносились страшные крики мальчика, которому он не мог ничем помочь...

Мужчины и женщины в черных мантиях склонялись над распростертым телом, заслоняя его от глаз слизеринца. Конечно, и безумная Беллатриса участвовала в этой оргии, и большинство криков Малкольма вознаграждало именно ее усилия. Драко был на грани от ужаса, он даже боялся предположить, что сейчас делают с Бэддоком, но услужливое воображение, подкрепляемое звуками, исходившими от стола - мученик уже не кричал: будто потерял голос, слышались только стоны и какие-то хрипы, - рисовало ему ужасные картины. «Господи, когда же это закончится?..» - думал парень, желая Малкольму смерти - как избавления. Слизеринец не знал, сколько времени он уже провел здесь: счет часам пропал с первым вскриком жертвы Пожирателей.

Внезапно все прекратилось. Малфой сделал шаг к группе магов в черном, изо всех сил надеясь, что мальчик только потерял сознание, и сейчас придет неожиданное спасение. Но Волдеморт думал иначе.

- Что еще произошло? - поинтересовался он, подходя к извергам, окружавшим стол.

Беллатриса закричала:

- Снова Фенрир! Всех лишил удовольствия!

Оборотень стоял чуть в стороне. Вся его одежда была в крови, а в руках он держал что-то красное и пульсирующее. Драко не понял, что это и, преодолевая страх и отвращение, подошел ближе.

Лучше бы он этого не делал.

На раскрытой темной ладони лежало алое, все еще бьющееся сердце Малкольма.

* * *

Драко судорожно перебирал флакончики с зельями в своем шкафу. «Господи, вот оно...». Успокоительное, из тех, что помогают забыться. Жаль только, забыться - не значит забыть: здесь не поможет никакой Обливиэйт. Малфой никогда не забудет растерзанное кровавое месиво, так недавно бывшее красивым мальчиком с васильковыми глазами... Живым... Который мог дышать, смеяться, любить... Драко уже никогда не почувствует живым себя, после того, что увидел... Как не забудет и взгляд старшего Бэддока... Отец сошел с ума, когда на его глазах истязали сына.

- Боже, Боже... - шептал Драко. - За что?..

И когда в комнату, словно почувствовав его состояние, заглянул Снейп, Малфой просто бросился ему на шею и разрыдался. Единственное, чего он хотел, о чем без слов умолял - не помнить.

И Снейп, превосходно владеющий Заклятием Памяти, не спрашивая ни о чем, дал ему это.

* * *

Гарри был абсолютно готов к сегодняшнему дню. Все должно решиться раз и навсегда: он с Дамблдором проникнет в убежище Волдеморта. Директор уже неделю готовил мальчика к этому, но, хоть и убеждал, что все пройдет хорошо, Гарри не был настолько в этом уверен. Поэтому, сидя за столом в Большом Зале, он немного нервничал, отчаянно пытаясь запомнить все: горящие весельем глаза Гермионы, смущенную улыбку Рона, радостные по случаю субботнего похода в Хогсмид лица гриффиндорцев. Мальчик словно боялся не успеть сказать друзьям что-то важное, не запечатлеть в памяти каждое мгновение, проведенное с ними. Он не хотел умирать, не желал даже думать об этом, но, здраво оценивая свои возможности, понимал, что этот день может стать для него последним. И Гарри будто впитывал в себя каждое движение, каждый звук...

...когда почувствовал это взгляд.

Кажется, прожигающий насквозь, так, что даже немного больно в груди.

Гарри обернулся, отыскивая глазами человека, который бросил на него ТАКОЙ взгляд.

Мальчик не слышал, как Дамблдор настойчиво что-то говорит, положив руку ему на плечо. Кажется, «пора идти, Гарри». Сейчас почему-то самым важным было не дать разорвать эту связь, похожую на нить недосказанных слов, соединяющих его глаза с глазами светло-серого оттенка. Было жизненно необходимо понять, что хочет сказать ему собеседник. Словно какое-то наваждение... и пусть весь мир подождет.

Время будто остановилось, и огромная Вселенная с мириадами звезд сейчас вся заключалась в серебристых глазах Драко Малфоя.

Первое мгновение. Самоубийца (1)

Ты мир перевернул касаньем рук,

Я - лед, но вдруг в дыхании согрелся.

Но раньше я не знал подобных мук,

Не трепетало каменное сердце.

Я за тебя и Ад переживу,

И не страшусь я смерти раскаленной,

Боюсь тепла - во сне и наяву,

И - глаз твоих той глубины зеленой.

Боюсь заснуть, ведь мне приснишься ты,

Боюсь проснуться - вновь тебя я встречу.

Я каждый раз лечу как с высоты,

Когда твой взгляд оброненный замечу.

А мне нельзя в глаза твои смотреть -

Зеленый в них горит огонь Авады.

Но я готов и трижды умереть,

Лишь только бы с тобой встречаться взглядом.

Меня ломаешь словом каждый раз,

Хоть верил я в свои стальные нервы.

Но подари мне свет глубоких глаз,

Прошу, не отворачивайся первым.

Ты мучаешь меня, не зная сам,

Но нравится мне это почему-то.

Ты душу пьешь мою, не по часам -

По быстрым, как мгновения, минутам.

Ты сердце разрываешь на куски,

И разбиваешь хрупкое сознанье,

Заставив задыхаться от тоски,

Лишь воскресив одно воспоминанье.

Ты не хотел убить, но ты убьешь -

Тебе во всем сопутствует удача.

Ты видишь? Может быть, теперь поймешь?

Смотри: я сильный. Но сейчас я плачу.

Смотри в глаза! Ты этого хотел?

Я гордый, я не встану на колени.

Один лишь шаг - и вниз я полетел,

Чтоб раствориться в пустоте Вселенной...

Снейп ворвался в комнату, рывком распахивая дверь.

- Что случилось, профессор?

Дамблдор склонялся над юношей, неподвижно лежащим на диване. Большой зеленый диван казался невероятно огромным по сравнению с худеньким телом.

- Помогите мне, Северус, - директор торопливо шептал слова неизвестного зельевару заклинания, а декан Слизерина тем временем нащупывал у мальчика пульс.

- Что с ним? - тихо спросил Снейп, голос которого слегка дрожал, несмотря на попытки придать лицу безразличное выражение.

- Волдеморт бросил в него убивающее проклятие, но мне, кажется, удалось воспрепятствовать осуществлению его замыслов.

- Вы отразили Непростительное заклинание? - в глазах Снейпа мелькнули удивление и недоверие.

- Нет, - возразил Дамблдор. - Ты же знаешь, это никому не под силу. Моим заклинанием было Приори Инкантатем.

- Но... чем оно поможет ему? - недоумевал учитель.

- Это единственное, что я мог сделать, - заметил Дамблдор, - хоть и не знаю точного результата взаимодействия этих двух заклятий. Видишь ли, я направил заклинание не на палочку, а на волшебника. И я надеюсь его спасти, если ты мне поможешь.

- Что я должен делать? - спросил зельевар, усаживаясь на диван рядом с мальчиком, и встревожено глядя на неподвижное лицо. Менее всего Снейпу хотелось, чтобы внутреннее волнение отразилось на лице.

- Обеспечьте ему полный покой на три дня, - сказал директор.

* * *

Драко Малфой сидел, обняв тонкие колени, на подоконнике низкого огромного окна Астрономической башни, и смотрел вдаль. В начале учебного года с ним произошло что-то необъяснимое. В его душе проснулось неконтролируемое чувство, с каждым днем наполнявшее его все больше, теплыми лучами распространяясь от солнечного сплетения по телу, а потом собираясь в тугой комочек возле сердца. Это было какое-то неодолимое желание обнять весь мир. То, что Малфой последние пять лет скрывал под маской равнодушия, грозило вот-вот вырваться наружу, пробив защитную оболочку высокомерия и хладнокровия. Отец, которого мальчик выбрал за безусловный образец для подражания, с детства учил его скрывать сильные чувства, но с каждым днем для Драко это делалось все сложнее. Труднее становилось «надевать» на лицо хмурую гримасу с кривляющимися губами, особенно, когда так хотелось улыбнуться навстречу солнцу; труднее было закрываться от окружающих, когда сердце рвалось верить каждому; но, к ужасу Малфоя, труднее всего оказалось продолжать язвить Гарри Поттеру и ссориться с ним. Рядом с Поттером слизеринец неожиданно стал утрачивать способность говорить гадости. А вместо того, чтобы с торжеством направить на своего врага волшебную палочку, Малфою снова и снова хотелось, как на первом курсе, протянуть ему руку, только чтобы на этот раз Гарри пожал ее… Все теплые чувства, переполнявшие душу Драко, словно обострялись рядом с гриффиндорцем, а мир безо всяких причин вдруг делался светлым и счастливым. Началось ли это с той памятной дуэли, или позже, или раньше - еще тогда, когда Малфой впервые увидел нескладного, но такого милого мальчишку, - он не знал. Старался найти этому хоть какое-то логическое пояснение, но как можно было объяснить симпатию к своему врагу? Попытался избавиться от такого ощущения - как будто бы на время получилось. Малфой стал игнорировать Поттера и старательно избегал встреч с ним. Но, все же, первым, кого юноша искал, входя в Большой Зал, был гриффиндорец. Драко позволял себе один только этот первый взгляд в обмен на целый день полного «не замечания». Все бы хорошо, если бы Поттер еще и не снился ему все чаще... Это было и странно, и пугающе, и главное - с каждым днем нравилось Малфою больше и больше: если сначала из-за этого он боялся засыпать, то теперь с нетерпением ждал своего ночного видения.

Его вполне устраивало такое положение дел, но только до позавчерашнего утра. Когда Драко спустился в Зал, Гарри там не было. Около двух часов слизеринец тщетно искал среди толпы гриффиндорцев глаза цвета весны, а потом начал замечать, как от волнения не находят себе места друзья Поттера. Но Малфой посчитал, что не будет так глуп - ведь Чертов Золотой Мальчик постоянно пропадал куда-то, но всегда выходил сухим из воды.

Серьезно забеспокоился Драко только вчера, когда уже все преподаватели заметили отсутствие Гарри на занятиях. Ночь оказалась пыткой для Малфоя. Он никогда не мог даже предположить, что способен так переживать из-за кого-то, а тем более, из-за Поттера. Проворочавшись до утра в постели, изо всех сил пытаясь отогнать из головы ненужные мысли, днем Драко дошел до того, что мог бы бегать и спрашивать у всех подряд, включая преподавателей, где Гарри. Но никто ничего не знал. Измотавшись за день, вечером Малфой пришел сюда и зачем-то смотрел из окна, словно надеясь увидеть знакомую фигурку сквозь туман…

«Снова Волдеморт! Ну почему именно Поттер? Пусть бы это был кто угодно другой!». Драко застывшими глазами смотрел вниз, незаметно для себя самого свесившись из окна, будто хотел пронзить взглядом эту толщу густого, вязкого, как его мысли, тумана, и выхватить один-единственный образ…

Но туман только клубился, становясь все темнее и насыщеннее, как боль в сердце слизеринца.

* * *

Гарри вернулся через три дня.

В замке царила праздничная атмосфера подготовки к рождественскому балу, если не считать того, что преподаватели сбились с ног, разыскивая его.

Едва мальчик вошел в гриффиндорскую гостиную, как на него в своей манере набросилась с расспросами Гермиона:

- Гарри! Где ты пропадал? Мы уже не знали, что и думать!

Гарри осторожно освободился от ее объятий.

- Все нормально. Я был с Дамблдором. Извини, но я все расскажу потом, хорошо? - и он пошел наверх, оставив подругу в недоумении.

Но, стоило ему войти в спальню, как с кровати подскочил взлохмаченный Рон, и закричал:

- Ты где был? У тебя вообще совесть есть? Гермиона извелась вся! А еще друг, называется!

Гарри вздохнул и, повернувшись к нему, сказал:

- Рон, Дамблдор тоже не предупреждал меня заранее, что мы едем так надолго. А сейчас я слишком устал, чтобы все объяснять. И очень хочу спать. Давай потом, ладно? - и мальчик тяжело опустился на кровать. Глаза и правда закрывались, к тому же ныли растянутые мышцы рук и ног.

Рон, видя, что товарищ засыпает буквально на ходу, пробурчал что-то вроде:

- Ну ладно… - а потом, словно требуя благодарности за оказанную милость, заявил:

- Но только до вечера! Пойдешь с нами в Хогсмид, там решил собраться почти весь шестой курс, - и, увидев движение Гарри, быстро добавил:

- Возражения не принимаются! Ну, у тебя будет до этого возможность выспаться, - и, не успел его друг и рта открыть, как Рон уже прикрыл дверь в спальню с другой стороны.

Гарри вздохнул, улыбнулся и, откинувшись на подушку, как был - одетый, потому что раздеться физически не хватило сил - моментально заснул, успев только подумать: «Рон неисправим…»

* * *

Проснулся он от того, что в голове пульсировала какая-то настойчивая мысль. Причем Гарри никак не мог вспомнить, что именно ему снилось, и не мог понять, что это за мысль - она словно обозначала необходимость что-то сделать. Одного взгляда в окно хватило, чтобы понять: он проспал весь день. Мальчик приподнялся на кровати, держась за голову, которая раскалывалась от боли. Медленно соображая, что нужно делать, подошел к тут же отразившему его помятый вид зеркалу - чтобы хоть как-то привести себя в порядок. Гарри знал, лучше отлежаться хотя бы сегодня, но что-то неудержимо тянуло его в Хогсмид.

Минут через десять заглянул Рон.

- О, ты наконец-то встал! Отлично! Давай быстрее, мы уже скоро выходим, - и дверь снова захлопнулась, оставив Гарри наедине с неотвязной мыслью, что ему чего-то не хватает. Он попытался отмахнуться от нее, списав на тот факт, что сейчас один, а стоит оказаться в веселой компании - и от этой ерунды в голове и следа не останется.

Но и через час, в Хогсмиде, в обществе гриффиндорцев и пуффендуйцев, легче не стало. Взгляд Гарри безостановочно метался от мадам Розмерты по лицам окружающих, и обратно, пока Симус не прошептал, наклонившись к нему:

- Я вижу, Гарри, тебе тоже тут скучно. Предлагаю сходить в одно более веселое местечко. Правда, там могут оказаться слизеринцы, но оно стоит того, чтобы забыть даже об их существовании хоть на один вечер, - и мальчишка заговорщически подмигнул.