Дом, который построил Свифт (киносценарий)

— О знаменитых «Приключениях Гулливера»?

— Гулливер?! Подождите… — Доктор наморщил лоб, что свидетельствовало о работе мысли. — Что-то припоминаю. Такой толстый. Много ест…

— Это — Гаргантюа, сэр. Автор — Рабле. Гулливер — совсем другое.

— Тогда не помню, — пожал плечами доктор.

— Простите, доктор, но мне кажется, вы не сможете помочь мистеру Свифту. Лечить художника, не зная его творений… Я буду вынуждена обратиться в Опекунский совет с просьбой прислать другого доктора.

— Это ваше право, Ванесса! Но я боюсь, что Опекунский совет сочтет, что проще заменить сестру!

Патрик хихикнул. Ванесса строго посмотрела на него, двинулась к выходу.

— Подождите! — остановил ее доктор. — Я вспомнил… Гулливер? Это что-то детское…

— Книга написана для взрослых!

— Странно… Я слышал, как няня читала ее малышам. Врач, который побывал в стране лилипутов, потом в стране великанов, потом еще где-то…

— Не «где-то», — возмутилась Ванесса, — а в Лапуту. В Бальнибарби. В Лагнег. В Глабдобдриб. И, наконец, в стране гуигнгнмов.

— Боже, какие названия! И в чем там дело?

— Это очень серьезная книга, сэр, — торжественно произнесла Ванесса. — Я думаю, нет смысла опошлять ее вульгарным пересказом, тем более в присутствии автора. Гораздо полезней ее прочесть.

Патрик достал с полки книгу, положил перед доктором. Затем, сопровождая Свифта, Ванесса и Патрик покинули комнату. Доктор проводил их взглядом, перевел его на книгу, послюнявил палец, начал листать…

Перед ним поплыли странные картинки: большой человек тянет за ниточки маленькие кораблики… маленький человек сидит на громадной ладони… лошади разглядывает голого человека…

Зевнув, доктор захлопнул книгу и посмотрел за окно. За ним с интересом наблюдала мисс Джонсон.

— Кто вы? — недовольно спросил доктор.

— Меня зовут Эстэр… Эстэр Джонсон.

— И что из этого следует? Мисс Джонсон пожала плечами.

— Не сердитесь на Ванессу, — сказала она после небольшой паузы. — Она плохо воспитана, но она любит декана.

— Вас это радует или огорчает?

Мисс Джонсон снова пожала плечами и улыбнулась:

— Она помогает ему в работе…

Доктор приблизился к окну, изучающе осмотрел мисс Джонсон:

— Странно, что вы… за нее заступаетесь!

— Приходится проявлять к ней снисходительность, — вздохнула Эстер. — Ведь она… безумна.

Доктор усмехнулся:

— Вы в этом уверены?

— Да, сэр! — Эстэр снисходительно улыбнулась. — Видите ли, много-много лет назад декан был знаком с одной девушкой по имени Ванесса. Он даже посвятил ей поэму: «Ванесса светоч для сердец, всех женщин лучший образец!» — засмеялась Эстер. — Какие строчки, а? Так вот, сестра Ванесса и решила, что она именно та Ванесса. А ведь это имя он придумал. «Ванессой зваться будешь ты, и это имя красоты лишь в небесах богам известно. В земных пределах — неуместно…» Эстэр заговорила неожиданно зло: — Бедняжка! Как глупо доверять поэзии… Когда декан был в ударе, он мог рифмой воспеть даже метлу! Нет, доктор! Он любил другую женщину. Всю жизнь!

— Надеюсь, ее звали не вашим именем? — спросил доктор.

— Ее он звал Стеллой. Это имя он тоже придумал. Он вообще большой выдумщик, наш декан. Стелла! Красиво, не правда ли?… «Ты знаешь, Стелла, каждый год декан хвалу тебе поет…»

— Так на ком он все-таки был женат, ваш декан?

— Он вообще не был женат, доктор. В его жизни были две женщины, и он не смог нанести рану ни одной из них…

— Они обе умерли?

— Да.

— Одновременно?

— Почему? — не поняла Эстэр.

— Иначе он мог бы жениться на оставшейся. — Доктор был явно доволен логичностью вопроса.

Эстер внимательно посмотрела на доктора:

— Простите, сэр, вы из Ноттингемшира?

— Да. А что?

Эстэр сочувственно вздохнула:

— Я так и подумала, сэр… Прочтите книгу. Может быть, тогда вы поймете, что в этом доме со смертью особые счеты: здесь все умирают и не умирает никто.

Появился Патрик, стал сердито задергивать шторы:

— Не мешайте доктору, мисс Джонсон! Пройдите в сад. Эстер отошла от окна. Патрик направился к другому окну, но неожиданно споткнулся, перепрыгнул через невидимое препятствие.

— Опять эти лилипуты! Кыш!

Доктор встал, подошел к Патрику, закричал:

— Прекратите валять дурака! Какие лилипуты?! Откуда?! Или они вам приснились в страшном сне?

— А вам?

— Не имеет значения, — замялся доктор.

— Вдвоем? Возле чашки чая, да? Один пианист, другой женат… Тот, который со стельками, выше… Так?

— Нет. Выше как раз тот, что без стелек, — подумав, сказал доктор.

— Вот до какого кошмара мы дошли! Здесь всем уже снятся одинаковые сны. А все он, декан Свифт! Его пагубное влияние!

— Но ведь он не говорит ни слова…

— Осторожней, сэр! Этот человек проповедует молча. Даже с амвона. — Огляделся, перешел на шепот: — Придет, встанет перед прихожанами… и молчит. И те молчат… И все! Ирландцам уже почему-то сразу не нравится губернатор и раздражает нищета.

Раздался сильный стук в дверь.

— Вот, пожалуйста… Пример его пагубного влияния. Этот сумасшедший великан снова будет требовать рыцаря Ланцелота! — Патрик открыл дверь. Стали видны два огромных башмака. — Господин Глюм, я же просил вас не приходить. Что? Я вас не слышу… Какого рыцаря? Где я вам возьму рыцаря?

— Кто этот человек на ходулях? — спросил доктор.

— На ходулях? — Патрик был искренне удивлен. — Вы думаете, это не настоящие ноги? Ах, мерзавец! Вот мы сейчас проверим… Эй! Сэр! Слезайте, — пнул он ногой великана. — Надо попробовать кипятком!

— Прекратите, Патрик! — поморщился доктор.

— Нет, доктор, надо проверить! И у лакеев есть нервы…

— Проверим иначе. — Доктор подошел к доспехам рыцаря, висящим на стене, снял меч, шлем. — Поднимитесь наверх, Патрик, и скажите этому великану, что рыцарь Ланцелот приехал… Вы поняли?

Патрик изумленно смотрел на доктора. Доктор надел шлем на голову. В шлеме он выглядел довольно нелепо.

— Ланцелот приехал и готов сразиться с великаном, — продолжал доктор. — Если, конечно, этот… как его… великан Глюм спустится вниз и оговорит условия поединка. Вы меня поняли?

Патрик наконец все понял и возликовал:

— О! Разумеется, доктор! О, я чувствую, вы наведете здесь порядок! — Он полез в шкаф и неожиданно вытащил оттуда боевую трубу. — Разрешите трубить сигнал?

— Это необязательно, — поморщился доктор.

— Нет, сэр… — Патрик умоляюще смотрел на доктора. — Пусть все будет, как на настоящих турнирах! Иначе они не поверят!

Он громко затрубил и двинулся по лестнице. Через секунду откуда-то сверху послышался его голос:

— Великан! Доблестный рыцарь сэр Ланцелот принимает твой вызов!

Ему ответил радостный рев толпы. В окнах появились ликующие лица горожан. Грянула песня:

Труба трубит! Сигнал зовет! Толпа валит гурьбой. Наш славный рыцарь Ланцелот Опять выходит в бой. Огнем играет медный шлем И с золотом шитье. Всегда при нем, на горе всем, Огромное копье! Да здравствуют наши традиции — Сражаться при всей амуниции!

Горожане расставили лавки и стулья, уселись возле окон, предвкушая интересное зрелище…

4. БОЙ С ВЕЛИКАНОМ

Доктор стоял посреди комнаты, опираясь на меч. Открылась дверь. Патрик ввел в комнату невысокого полноватого человека с печальными глазами.

Патрик. Джентльмены, разрешите вас представить друг другу. Мистер Глюм, великан. (Жест в сторону доктора.) Сэр Ланцелот.

Глюм. Доблестный рыцарь, я рад, что вы приняли мой вызов! Надеюсь, поединок наш будет честным и бескомпромиссным!

Доктор (отложив меч). Я не люблю глупых шуток, мистер Глюм. Я приехал драться с великаном. Вы же человек среднего роста. Футов шесть, не больше…

Глюм. Пять футов восемь дюймов. И все-таки, сэр, я действительно великан. Самый настоящий! Я понимаю, в это трудно поверить, но это так. Я опустился.

Доктор. Каким образом?

Глюм. Если хотите, расскажу.

Доктор. Только, пожалуйста, коротко.

Глюм (печально). Хорошо.

Доктор. Садитесь к столу. А вы, Патрик, задерните шторы. Нечего на нас глазеть!

Патрик слегка задернул шторы, к явному неудовольствию глазеющих зрителей.

Глюм (заискивающе). И если можно, бокал вина… Патрик вопросительно посмотрел на доктора, тот кивнул. Патрик ушел за вином, недовольно ворча.

Доктор (рассматривая Глюма). Давно пьете? Г л ю м. Давно. Но это не пьянство, это — лечение. Впрочем, разрешите все по порядку… Так вот, сэр Ланцелот, я на самом деле великан, хотя сегодня в это трудно поверить. Другое дело мой отец, Глюм-старший. В нем было двести футов росту, он был выше Дублинского собора. Это казалось святотатством, и местный епископ требовал, чтобы отец ходил согнувшись. Бедняга так и проходил всю жизнь, словно больной радикулитом. Родом он был из Бробдингнега. Это страна великанов, описанная Свифтом. Вы, конечно, читали о ней?

Доктор. Ну, предположим. Дальше.

Глюм. Отец попал в Англию во время кораблекрушения и прожил здесь недолго, мучительно страдая. Сначала его показывали в цирке как диковину, потом зрелище всем надоело, и отца бросили на произвол судьбы… Он очень тосковал, просился назад в Бробдингнег, но ему никто не мог предоставить нужного корабля. Так он мыкался, перебиваясь случайной работой: перетаскивал камни в горах, прочищал трубы в высоких зданиях. Последнее время служил маяком в гавани. Целыми ночами простаивал у причала, держа огонь на вытянутой руке. Здесь и погиб во время сильной грозы. Молнии, сэр, всегда выбирают высокие объекты… Черт возьми, где же Патрик? Можно ли так долго ходить?

Появился Патрик с подносом.

Патрик. Потише, сэр! Здесь не пивная! Пришли на поединок, так ведите себя прилично.

Глюм. Да-да, извините! (Залпом выпил вино и продолжал). Так вот, об отце. Незадолго до смерти он женился на высоченной англичанке — Высокой Анне. Может, читали в газетах? Ну не важно. Важно, что в результате этого странного брака появился на свет я, Глюм-младший, полувеликан, полуангличанин, несчастнейшее существо. Несчастье мое состояло еще и в том, что кроме огромного роста родители наградили меня непомерным мозгом, из-за чего я начал стремительно развиваться. Разговаривать начал пяти дней от роду, причем сразу на нескольких языках. Писать, читать, считать стал в колыбели. Курс гимназии прошел за три дня, колледж — за месяц. Через год, занимаясь исключительно самообразованием, достиг уровня знаний члена Британской академии… Сначала это восхищало соотечественников, потом стало раздражать. Непомерно развитой мальчишка оскорблял достоинство седовласых ученых. А я продолжал углубляться в науки, открывая законы и истины, и тут же понимал их несостоятельность и необходимость новых законов и новых истин, «ибо, умножая знания, умножаем скорбь»… А тут еще я начал расти не по дням, а по часам, поднимаясь фут за футом над уровнем сограждан. Скоро я уже наблюдал свою землю с высоты птичьего полета. Я видел, как она прекрасна, как живописны ее холмы и горы, но я видел, как ее губят, как жгут леса, как бездумно полосуют наделами без всякого плана и мысли, как люди убивают друг друга из-за акра земли. Сэр, у великанов, к сожалению, все чрезмерно — зрение, слух, совесть. Каждый выстрел отзывался в моих ушах, каждая смерть рвала на части мое сердце… Я решил сделать страну счастливой. Мне казалось, я знаю, как помирить всех и в чем смысл бытия… Я пошел к королю. Он меня не принял… Сэр, прикажите Патрику принести еще рюмочку. Мы подходим к печальному моменту.

Патрик. Это уже лишнее, сэр!

Доктор. Принесите, Патрик!

На улице зашумели. В окно стали стучать.

Патрик (недовольно приоткрыл штору). Тихо! Спокойно! Скоро начнут! Я говорю — скоро! Разминаются… (Задернул штору, ворча, удалился).

Глюм. Король меня не принял! Он сказал, что не намерен выслушивать чьи-то советы, глядя снизу вверх. Я сказал, что готов упасть перед ним ниц. Но король сказал, что советы снизу ему не интересны. И вообще, сказал король, неужели в Англии не найдется смелого рыцаря, который бы проучил этого выскочку? Так мне объявили войну! Десятка полтора рыцарей двинулись в поход на великана. Я бы мог их положить одним ударом руки, но это были мои соотечественники. Я понял, что сильный должен уступить. Я готов был погибнуть и хоть этим принести славу отчизне… Я вышел на бой с рыцарями! (Встал из-за стола и принялся расхаживать по комнате.)

Доктор напряженно наблюдал за ним.