Однажды в Октябре – 1

И мы выпили вместе со Сталиным.

12 октября (29 сентября) 1917 года, Петроград. Суворовский проспект, дом 48

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

После того, как весь тираж нашего вечернего номера был напечатан, сфальцован и упакован в пачки, мы решили немного отдохнуть и перекусить. Сразу скажу, несколько пачек с газетами, на самой верхней из которых Сталин поставил свой автограф, ждали оказии, чтобы отправиться на эскадру. Если бы удалось переправить одну такую газетку обратно в наш две тысячи двенадцатый, у публики был бы шок и когнитивный диссонанс.

Для принятия пищи товарищ Сталин предложил нам отправиться на 10-ю Рождественскую, к Аллилуевым, а я — на Суворовский, где расположились наши бойцы. Мы решили начать с Суворовского. Во-первых, надо было узнать, не поступила ли новая информация от адмирала Ларионова, а, во-вторых, необходимо было переговорить со Сталиным с глазу на глаз. Это можно было сделать лишь на Суворовском — в квартире Аллилуева было слишком много людей, которым не стоило знать ни о нашем иновременном происхождении, ни об уже произошедшем перевороте. А то желающих во власть много, набегут — замучаешься их отшивать. А ведь у каждого из них в голове свои тараканы — хорошо если только их фантазии продвигаются не дальше национализации всех женщин.

Мы вышли на улицу. Толпа у входа в типографию уже рассосалась. Все желающие купить спецномер, уже купили его, и теперь на Шпалерной и Кавлергардской кучками стояли люди, читающие вслух «Рабочий путь», и тут же, наподобие «пикейных жилетов» из «Золотого теленка», обсуждающие подробности сражения в Моонзунде.

Мы отпустили караул волынцев, стоявший в оцеплении и обеспечивавший нашу безопасность, и броневики. В благодарность мы дали и тем и другим по десятку номеров нашего спецвыпуска. Солдаты, забросив винтовки на плечо, гурьбой побрели по Шпалерной. А броневики, окутавшись черным дымом, потарахтели в сторону Смольного.

Ну а мы со Сталиным, Ириной и штабс-капитаном Якшичем, который все это время тихонечко сидел на стульчике в типографии, наблюдая за нашей работой, уселись в «Руссо-Балт» и поехали на Суворовский. Сержант Кукушкин, вместе со своими орлами, загрузился в прикомандированный генералом Потаповым грузовичок, и запылил за нами следом.

На Суворовском наши «мышки», как оказалось, не теряли время даром. Они успели сбегать на находящийся неподалеку Мальцевский рынок, и выменять на пару газовых зажигалок кое-что из продуктов. Сюда же добавили несколько банок из сухпая… В общем, к нашему приходу поздний обед, или уже ранний ужин, был готов.

Сержант Свиридов принял с «Кузнецова» несколько радиограмм. Я быстро их прочитал. Переговоры с Дзержинским, Бонч-Бруевичем и примкнувшим к ним адмиралом Пилкиным шли успешно. Виктор Сергеевич сумел их убедить в том, что альтернативы большевикам нет, и в настоящее время, не предвидится.

За истекшее время наши самолеты успели совершить по несколько налетов на Либаву и другие порты Балтики. Уничтожены портовые сооружения, базы авиации, станция германских цеппелинов, командные центры противника. В Либаве, Данциге и Кенигсберге в портах горят угольные склады. Авиабомбы ЗАБ-500 ТШ — это страшная сила, тот кто их выдумал, был настоящим пироманьяком. Даже если немецкое командование и вернет линкоры в восточную часть Балтики, то их совершенно нечем будет бункеровать.

Судя по перехваченным телеграммам немцев, среди высшего сухопутного и морского командования нарастает паника. Сам кайзер, находящийся в своей ставке в Кройцнахе, вызвал к себе ушедшего в отставку в марте прошлого года Альфреда фон Тирпица. Возможно, что Вильгельм, учитывая пророссийские взгляды гросс-адмирала, предложит ему пост канцлера, и даст полномочия на ведение переговоров с Россией о заключении сепаратного мира.

Обо всем этом я сообщил Сталину. Тот немного подумал, и неожиданно предложил перекусить, напомнив римскую пословицу: «Satur venter non studet libenter», что в переводе на язык наших родных осин означает — «Пустое брюхо к ученью глухо».

— Давайте поедим, Александр Васильевич, — сказал он, а уж потом, не спеша, с чувством, с толком и расстановкой, поговорим о наших насущных делах.

Я вспомнил, что Сталин на ногах уже вторые сутки, и почти ничего не ел. Поэтому не стал возражать, и вместе со всеми отправился в столовую…

После принятия пищи все курящие дружно отправились отравлять атмосферу. Сталин ушел вместе со всеми. Под курительную использовали меленькую комнатку, в которой, по всей видимости, обычно жила кухарка или прислуга. А я стал прикидывать, как начать с будущим вождем обсуждение самого щекотливого вопроса — о власти. Вообще-то у меня был в ноутбуке записан небольшой документальный фильм о том, как проистекала борьба внутри партии большевиков в период с 1917 по 1934 год. Я решил показать его Сталину. Пусть смотрит, размышляет. Если что еще спросит — подскажу.

Иосиф Виссарионович пришел из курилки довольный и пахнущий табаком.

— Ох, и веселые у вас ребята, Александр Васильевич, — сказал он мне, приглаживая усы, — хотя по моим догадкам, — сказал Сталин уже серьезным голосом, — бойцы они первоклассные, прошли, что называется огонь, воду и медные трубы. Наверное, пришлось им у вас повоевать?

— Да, люди обстрелянные, проверенные, — ответил я. — И пороху они понюхали вдоволь. К сожалению, и в нашем времени приходится стрелять и убивать.

— Значит, не получилось ни у нас, ни у вас обойтись без стрельбы и насилия, — печально сказал Сталин, — а ведь мы мечтали, что с переходом мира к социализму больше никогда на свете не будет войн. Несовершенен все же человек… Вы согласны со мной, Александр Васильевич?

— Полностью согласен с вами, Иосиф Виссарионович, — ответил я, — только дело, скорее, не в несовершенстве человека вообще, а в том, что слишком многие порочные по натуре люди пытаются дорваться до управления государством. И дорвавшись, они в борьбе за власть льют кровь людскую потоками, даже реками.

— Да, вопрос власти — наверное, один из самых важных в политике, — осторожно сказал Сталин, — как в вашем времени все обстояло? Ну, в общем, после того, как победила революция, и был низложен Керенский.

— Иосиф Виссарионович, — я посмотрел ему прямо в глаза, — мы предполагали, что вы зададите нам подобный вопрос, и подготовили для вас небольшой фильм, посмотрев который, вы многое поймете. Я сейчас включу аппарат для просмотра фильма — у нас он называется ноутбук, и выйду, чтобы вам не мешать. Вы посмотрите его. Когда же я вернусь, то, можете задавать мне какие угодно вопросы.

Настроив ноутбук, я щелкнул мышкой, запустив фильм, и развернув его экраном к Сталину, вышел к радистам. У них я выяснил, что известие о том, что Керенский готов передать власть большевикам, уже доложено адмиралу Ларионову и участникам совещания. Реакция самая различная: Дзержинский доволен, кажется его аналитический мозг «срисовал картинку» и оценил «красоту игры». Теперь нам с ним будет легче сотрудничать. Генерал Бонч-Бруевич сразу же стал прикидывать расклад политических сил, а контр-адмирал Пилкин глубоко задумался, впрочем, пока воздержавшись от комментариев. Но особых эмоций это известие ни у кого из них не вызвало. Может быть потому, что «Главноуговаривающий» у всех уже сидел в печенках. Пусть думают. Самое интересное начнется завтра.

Примерно через час, я зашел в комнату к Сталину. Фильм, похоже, кончился всего пару минут назад. Иосиф Виссарионович сидел, тупо уставившись в экран, разминая пальцами папиросу, и не замечая, что бумага уже порвалась, и табак сыпется на пол. Услышав, что открылась дверь, он повернулся ко мне, и взгляд его стал осмысленным.

— Вот значит как, Александр Васильевич, — голос Сталина звучал глухо, — из-за этой самой власти бывшие мои товарищи, с кем я вместе сидел в тюрьме, с кем был на каторге и в ссылке, будут интриговать, поливать друг друга грязью, словом, вести себя хуже, чем самые заклятые наши враги. Что происходит с людьми, Александр Васильевич, — сказал он горечью, — как можно им верить?

— Верить людям надо, Иосиф Виссарионович, и без веры этой жить нельзя. Но надо помнить, что не все люди могут устоять перед богатством, властью, славой и почестями. Многие из тех, с кем вы делали революцию, не смогли устоять.

Сталин задумчиво посмотрел на заставку на мониторе. — Александр Васильевич, скажите, у вас есть еще такие же фильмы о том, что произошло в вашем мире? Я бы очень хотел познакомиться с ними. Или книги — я обещаю, что кроме меня никто не узнает, что в них написано.

— Иосиф Виссарионович, — сказал я, — вы ведь прекрасно поняли, что в нашей истории именно вы стали человеком, который сумел снова собрать порушенную Российскую империю, и превратить ее в великую державу. Под вашим руководством наша страна выиграла, пожалуй, самую страшную в истории войну, когда вопрос стоял даже не о независимости, нет, о самом существовании нашего народа. И во всех этих делах рядом с вами были соратники, которые вам не изменили, устояли перед соблазнами. Вот на них и надо опираться.

Но вы узнали и о тех, кто был злейшим врагом вашим, тот, для кого Россия — всего лишь «охапка хвороста» для разжигания пожара «мировой революции». Да и мировая революция этим людям, в общем-то, не нужна. Они хотят власти, поклонения, возможность распоряжаться чужими жизнями для удовлетворения собственного тщеславия. Вы прекрасно знаете, о ком я говорю?

— Знаю, — коротко ответил Сталин, — и обещаю, что сделаю все, чтобы не допустить их к власти. Как и тех, кто видел в революции лишь возможность набить свои карманы и стать новой коммунистической аристократией.

— Вам придется нелегко, — сказал я, — но, Иосиф Виссарионович, мы обещаем вам, что окажем вам любую помощь в борьбе с теми, о ком вы сейчас говорили.

Сталин немного успокоился. Он достал из кармана куртки блокнот и карандаш. Положив их на стол, он внимательно посмотрел на меня.

— Александр Васильевич, подскажите, кого бы вы порекомендовали в качестве членов нашего будущего правительства. Кстати, мне понравилось то название, какое было придумано в вашем времени для людей, должности которых соответствуют министерским. Народный комиссар, — а что, красиво!

— Неплохо, тем более что слово «министр» себя, с подачи господина Керенского, окончательно дискредитировало. А в качестве председателя Совета народных комиссаров я бы порекомендовал вас, Иосиф Виссарионович. В нашей истории вы тянули всю практическую работу, в то время как другие занимались пустопорожней болтовней. Вы умели сами работать, и заставлять работать других. Что называется, руководитель от Бога.

Наркомом обороны — так можно назвать должность военного министра, я бы предложил назначить товарища Фрунзе. Вы знаете такого? — Сталин кивнул головой, — так вот, этот исключительно штатский человек оказался прекрасным военным руководителем. К сожалению, Михаил Васильевич рано умер. Но мы с нашей медициной постараемся сделать все, чтобы он прожил как можно дольше.

Феликс Эдмундович в нашей истории возглавил ВЧК — службу, которая боролась с контрреволюцией, бандитизмом и преступностью. Впрочем, для борьбы с уголовной преступностью я бы посоветовал привлечь старые и опытные кадры. Их разогнал полгода назад Керенский, но они будут честно работать, если не заниматься их травлей и унижением.

Вот, к примеру, Аркадий Францевич Кошко, бывший начальник сыскной полиции России. При нем на состоявшемся в Швейцарии Международном съезде криминалистов русская сыскная полиция была признана лучшей в мире по раскрываемости преступлений.

Наркомом иностранных дел, вместо Троцкого, который в нашей истории ухитрился перессорить Россию со всем миром и сорвать мирные переговоры с немцами в Бресте, может стать потомственный дипломат, Георгий Васильевич Чичерин. Талант, умнейший человек, искренне преданный России. Это не его заместитель, Макс Валлах, известный так же, как Максим Литвинов, который сделал все, чтобы Советская Россия оказалась втянутой в войну с Германией, женатый на англичанке, а дети внуки подались в «диссиденты».

Сталин внимательно слушал меня, делая какие-то пометки в своем блокноте. Потом он поднял глаза и спросил, — а кем должен быть в нашем правительстве Владимир Ильич Ленин?

— Владимир Ильич, человек, пользующийся огромным авторитетом в партии, — сказал я, — но он, скорее, не практик, а теоретик и политик. Основой нового государства станут Советы. Пусть Ильич возглавит ВЦИК — Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет. Орган этот коллегиальный, поэтому ладить со всеми, добиваться единодушия, компромисса в принятии законов — это именно то, что лучше всего удается Ленину. Тем более, что он юрист по образованию.

То, что ему предстоит сделать — воистину адова работа. Ведь все законодательство Российской Империи нуждается в пересмотре, и приведении в соответствие с реалиями Советской власти. Временные и так наломали дров, установив в стране анархию. Нужно будет все это как можно скорее привести в порядок.

Мы, со своей стороны, можем предоставить Владимиру Ильичу тексты советских конституций от 1923-го и 1936-го года. Первая конституция декларировала построение социализма, вторая — закрепляла уже достигнутые социалистические завоевания.

Сталин согласно кивнул головой. Скорее всего, он и сам бы предложил на эту должность кандидатуру Ленина. В нашей истории председателем ВЦИК был Свердлов. Но с Яковом Михайлович его отношения были скверными давно, еще со времен сибирской ссылки, когда им пришлось вдвоем жить в одном доме. Все закончилось тем, что они окончательно разругались, и властям пришлось отправить Свердлова отбывать ссылку в другой населенный пункт.

Да и роль Свердлова в построении Советской Власти крайне противоречива и отдает трупным запашком. Наш спец по «острым акциям» полковник Бережной уже намекал на возможность скоропостижной смерти «Андрея Уральского». Имитация инфаркта или инсульта — в нашем XXI веке дело не такое уж сложное.

— Да, Александр Васильевич, я внимательно подумаю над тем, что вы сказали, — задумчиво произнес Сталин. — Но Ильич сейчас в Выборге. Надо его побыстрее доставить в Питер. Можно ли это сделать с вашей помощью? А то в наше неспокойное время путешествие из Выборга в Петроград может быть весьма рискованным. Я видел, как люди путешествуют на вертолете. Может, и за Лениным в Выборг послать вертолет?

Я попросил у Сталина немного времени, чтобы переговорить с контр-адмиралом Ларионовым и решить этот вопрос. А чтобы Иосифу Виссарионовичу было не скучно, я предложил ему почитать одну умную книгу, которую нашел в библиотеке «Смольного» — не знаю, каким чудом она там оказалась. Книга эта была «Кратким курсом истории ВКП(б)»…

Вернувшись, я нашел товарища Сталина погруженного в чтение. Вот железный человек — как минимум полтора суток на ногах, и хоть бы хны!

— Товарищ Сталин, — отвлек я его от этого увлекательного занятия, — Виктор Сергеевич говорит, что вертолет это очень шумно, и напугает полгорода. А у товарища Ленина здоровье и так шалит. Представьте, явятся наши архаровцы в полном боевом, начнут спрашивать Ульянова, и все. Владимир Ильич подумает чего-то неправильное, и здравствуй инфаркт или инсульт. Не стоит пугать человека, жизненный опыт у него пожиже вашего будет. Если немного подождать, то БПК «Североморск» доведет транспортный караван до Питера. А потом быстро обернется в Выборг. Завтра утром Владимир Ильич не замочив ног сойдет на набережную у Смольного. Только вот проводник нужен надежный, которого Ильич в лицо знает и верит ему…

— Наверное, вы и ваш адмирал правы, — сказал Сталин, подумав, — несколько часов погоды не делают, а вот риск потерять Ильича очень велик. Тем более что на него в последнее время была открыта настоящая охота, и он действительно может принять ваших бойцов за убийц. Верного человека я вам дам, нужно только позвонить по телефону, когда все будет готово — скажете…

12 октября (29 сентября) 1917 года, Вечер, Петроградская Губерния. Гатчина

Бывший Великий Князь, бывший командир дикой дивизии, бывший почти Император Михаил Александрович Романов.

Гатчинский пленник, скучая, смотрел в темнеющее за окном небо, затянутое серыми осенними тучами. Так же серо и беспросветно было в его жизни. Храбрец, отчаянный рубака, он всю жизнь боялся только одного, абсолютной власти, и связанной с этим ответственности. Ведь даже царю Алексею Михайловичу Тишайшему приходилось, и головы рубить, и войны соседям объявлять. А к подобному несостоявшийся император готов не был. Потому, наверное, и женился так, что бы наверняка закрыть для себя путь на престол. Наталья Сергеевна Шереметьевская-Мамонтова-Вульферт-Брасова, жена трех мужей. Опытная красавица с изрядной долей польской крови, что придавало ей определенный шарм, которая каждый раз искренне считала, что она, наконец, нашла свою «любовь с первого взгляда».

Она, и их маленький сын Георгий, которому недавно исполнилось семь лет, это и есть его единственная отрада в этом мире. Сейчас она, наверное, укладывает спать сына, который как всегда делает это с большой неохотой. Старшей дочери Натальи от ее первого брака с племянником знаменитого Саввы Мамонтова, тоже Наталье, а по-домашнему — Тате, недавно исполнилось четырнадцать лет. Вся в мать пошла, такая же шаловница, сидит, небось, и портит глаза читая книжку у тусклой керосиновой лампы. Хорошо, что бывший Великий Князь и бывший император не читал еще не написанную книгу скандально-знаменитого русского эмигранта и писателя-педофила Набокова «Лолита», а то бы мозги Михаила Александровича и вовсе бы съехали набекрень.

Посещали его и мысли суицидального толка, — Ну, почему, — думал он, — туберкулезом заболел не я, а брат Георгий. Он бы, наверное, со всем этим справился, а я бы тем временем спокойно лежал в могиле.

При этих мыслях у Михаила отчаянно заныл больной желудок, — Что-то Джонни задерживается, — подумал он, отходя от окна и сворачиваясь на кушетке в клубочек, — поехал в Петербург, обещал быть еще засветло, а сейчас уже почти совсем темно. Вот лечь бы, заснуть, проснуться, и ничего нет. Ни гадкого Керенского, ни ужасного Ульянова, ни глупого Корнилова, ни всех этих предателей Гучковых, Милюковых, Родзянок, которым Империя дала все, а они ее распяли, как шлюху на панели. Да и я хорош…

С этими мыслями он закрыл глаза, стараясь не шевелиться, авось, боль успокоится хоть немного быстрее. В этот момент где-то вдалеке послышался шум мотора. Михаил поднял голову. Явно это был звук мотора его «Роллс-Ройса». Встав с кушетки, Михаил Александрович выглянул в окно. Где-то вдали на темной дороге метался свет ацетиленовых фар. Это возвращался Джонни.

Джонни Михаил Александрович ласково называл Брайана Джонсона, своего личного секретаря, однокашника по Михайловскому артиллерийскому училищу и друга. Сын англичанки, преподававшей музыку царской семье, он настолько обрусел, что принял православие под именем Николая Николаевича. Друг человека, жизнь которого в любой момент может оказаться в смертельной опасности. В нашей истории они так и умерли от рук палачей в один день и в один час. Неизвестно кто отдал приказ об убийстве, но это явно был не Ленин. Глава советского государства не нуждался в тайных приказах замаскированных под банальную уголовщину. Есть версия, что и убийство Михаила Романова и убийство других членов царской семьи было произведено по распоряжению Якова Свердлова, ведь Урал был его вотчиной. Но, вернемся к нашему повествованию.

Брайан Джонсон ворвался в комнату к Михаилу, потрясая в одной руке толстой газетой, в другой, каким-то плакатом.

— Майкл, Майкл, ты тут сидишь и ничего не знаешь! — тараторил он, — Большевики разгромили немцев при Моозунде, ужасные потери германского флота, десантный корпус почти полностью уничтожен! — в этот момент маленький и полненький Джонсон был похож на мальчишку-газетчика, зазывающего клиента.

— Вранье! — безапелляционно ответил Михаил.

— Какое вранье! Вот смотри! — с этими словами Джонсон раскатал перед Михаилом большой плакат, — буквально отобрал у расклейщика. Весь город гудит как растревоженное осиное гнездо.

Михаил склонился над плакатом, да так и застыл. Он увидел нечто НЕВЕРОЯТНОЕ. Разбитый и полузатопленный немецкий линейный крейсер, всего две дыры в палубе, других повреждений не видно, но корабль полностью уничтожен. Прочие сцены полного разгрома, которому подвергся германский флот, неоспоримы и не могли быть подделаны. А самым главным было то, что с прекрасных цветных фотографий на Михаила будто глянул иной мир. На снимках были не только побежденные и пленные немцы. Там Михаил увидел и победителей, не похожих на русских матросов и офицеров, несмотря на то что на их плечах были соответствующие званию погоны, а над кораблями развевались андреевские флаги.

И еще. Везде и всюду присутствовал доселе неизвестный Михаилу символ — красная пятиконечная звезда. Пока даже сам себе он не мог сказать, в чем именно, кроме совершенно незнакомого оружия и техники, заключается странность всего увиденного, но это чувство было настолько острым, что опять заныл желудок, о котором Михаил уже совсем забыл. Техника, конечно, была совершенно неизвестная, но сейчас она развивается так быстро, что еще десять-пятнадцать лет назад никто и помыслить не мог, ни о броневиках и танках, ни о гигантских аэропланах «Илья Муромец», ни о линкорах и быстроходных линейных крейсерах. А вот люди, люди за это время совершенно не поменялись. Какими они были в русско-японскую войну, такими же пошли и на германскую.

Михаил прекрасно осознавал, что именно тень той, бездарно проигранной войны, лежащая и на России и на его брате, и привела страну, сначала в объятия к Антанте, а потом и в пекло мировой бойни не нужной ни русскому царю, ни его народу. И вот теперь мы имеем то, что имеем. Михаил был хорошим физиономистом, без этого нельзя было командовать «Дикой дивизией». Так вот, на лицах офицеров и нижних чинов большевистской эскадры, запечатленных на фото, лежала тень совсем другой войны. Войны победоносно выигранной, закончившейся взятием вражеской столицы, и капитуляцией вражеской армии.

Присев на кушетку, Михаил взял в руки газету. Рядом с ним тихонечко пристроился Брайан Джонсон. Большевистский листок был напечатан на отвратительной по качеству, почти оберточной бумаге, но он был сенсацией. Утренний выпуск, в котором бывшего Великого Князя интересовал только анонс, был сразу отложен в сторону. Развернув вечернюю «толстушку», бывший Великий Князь поближе придвинул к себе керосиновую лампу и в полной тишине стал читать. Летели минуты, а Михаил все перелистывал страницы, внимательно вчитывался, иногда задумчиво хмыкал… Потом отложив газету в сторону внимательно посмотрел на своего друга и секретаря, — Интересную вещь ты мне принес, Джонни. Ну, что скажешь, что теперь со всеми нами будет?

Джонсон склонился к уху Михаила, — Известно совершенно точно, что Керенский подает в отставку. Говорят, что он испуган всем этим до нервного тика.

— А кто будет новым премьером, эсер Чернов? — поинтересовался Михаил.

— Ни за что не поверишь, Майкл, — прошептал в ответ Джонсон, — правительство будут формировать большевики, а премьером будет грузин Джугашвили, ну тот который Сталин…

— Ты уверен, Джонни? — недоверчиво переспросил Михаил.

— Совершенно точно, Майкл! — уверил Джонсон своего друга, — Перепуганный до смерти Керенский, а ведь ты знаешь — какой он трус, сразу после того, как узнал о разгроме большевиками немецкой эскадры, сразу бросился звонить Сталину в газету. Телефонистка, которая их соединяла, просто не могла не прослушать разговор, ну ты же знаешь дамское любопытство. А потом немедленно растрезвонила об услышанном всему городу. Теперь, через два часа, об этом, наверное, уже знает каждая собака.

— Понятно, — сказал Михаил, и постучал пальцем по газете, — И как думаешь, как скоро эти будут здесь?

— А они уже здесь, Майкл, — с заговорщицким видом сказал Джонсон, — еще утром в редакцию к Сталину явились несколько человек. Представительный пожилой мужчина, молодой офицер кавказской наружности, чернявая девка и несколько жуткого вида головорезов, то ли абреков, то ли дезертиров. После этого все и началось. А перед этим в том районе видели чудную летательную машину с двумя винтами сверху. Вот как на этой картинке. Теперь весь город уверен, что это именно люди Сталина остановили немцев, рвущихся к Петрограду. И ты обратил внимание, — Джонсон кивнул в сторону лежащей на столе газеты, — во всем этом толстом номере не единого плевка в сторону «проклятого царского режима», так обычного для «революционной» прессы.

— Ничего странного Джонни, — невесело отозвался Михаил, — господин-товарищ Сталин больше похож на льва или тигра, ему плеваться незачем. А вот наши записные либералы и революционеры трибунные, все они первостатейные верблюды. Если не оплюют кого, то спать спокойно не лягут. Опыт у них большой, на Ники долго тренировались.

— Майкл, — ответил Джонсон, — насколько я понял Сталина, это не Ники. Если кто попробует в него плюнуть, то оторвет тому наглецу голову. Надо бы завтра в Петроград съездить, узнать, что там к чему.

Но до завтра ждать не пришлось. Михаил поднял голову, где то в отдалении, появился и теперь постоянно нарастал странный звук, будто к Гатчине приближались несколько огромных майских жуков.

Гул все время нарастал. Встревоженные Михаил с Брайаном Джонсоном быстро выбежали на крыльцо перед северным фасадом дворца. Вслед за ними там же оказались также чада и домочадцы Михаила. Звук ЭТОГО приближался к Гатчине откуда-то со стороны Финского залива, примерно с северо-запада.

— Летят, летят! — острые молодые глаз Таты, в одном наброшенном на плечи пальтишке выскочившей на крыльцо вслед за матерью, разглядели мигающие проблесковые огни над темными водами Серебряного озера.

Михаил, как и все собравшиеся, вглядывался в темноту. Вдруг оттуда ударил сияющий бело-голубой луч поискового прожектора, на мгновение ослепив всех стоящих на крыльце. Секунду спустя к нему присоединился еще один. Немного пометавшись по дворцовому фасаду, круги света остановились на лужайке перед дворцом. Проморгавшись, Михаил увидел два силуэта пузатых летательных аппаратов, зависших на мерцающих кругах винтов над лужайкой перед дворцом. Тугой порыв ветра ударил по собравшимся перед дворцом людям. В воздух полетели сухие листья, мусор и чьи-то шляпы. Хорошо, что осенние дожди давно прибили к земле летнюю пыль.

Михаил непроизвольно выступил вперед — показать сейчас свой страх и убежать было бы немыслимо, даже если его будут убивать прямо здесь на месте. Аппараты то ли коснулись земли своими лапами, то ли зависли в дюйме прямо над ней. Из них горохом посыпались вооруженные до зубов солдаты. Бряцание оружия, резкие команды, отдаваемые на русском командно-матерном языке. Высадившиеся солдаты, развертывались в стрелковую цепь, охватывая дворец с обеих сторон. Другие фигуры выбрасывали прямо на мокрую траву какие-то большие на вид мешки, и опять что-то брякающее железом. Освободившись от людей и груза, винтокрылые аппараты взвились вверх и направились в ту же сторону, откуда и прилетели.

Михаил отметил, что если бы он инспектировал эту часть на маневрах, то она получила бы «отлично» за скорость высадки и образцовый порядок. От цепи пришельцев отделилась невысокая худощавая фигура и решительным размашистым шагом двинулась навстречу Михаилу.

— Романов Михаил Александрович? — спросила фигура, и в ответ на неуверенный кивок Михаила, представилась, — Полковник войск специального назначения, Бережной Вячеслав Николаевич.

Наступила неловкая пауза, Михаил понял, что прямо тут и немедленно его убивать не будут, раз уж дело дошло до официальных представлений. Поэтому, немного помявшись, сказал, — Э-э, господин полковник — чем обязан?

— Надо поговорить, Михаил Александрович, — сказал полковник, машинально похлопывая стволом висящего на плече карабина по бедру, — Желательно наедине. И передайте своим домашним, чтобы занимались своими делами — представление окончено.

— Скажите, Вячеслав Николаевич, — Михаил оглянулся по сторонам, — а ваши люди они с какой целью прибыли?

— Да успокойтесь вы, Михаил Александрович, — ответил полковник, — Несмотря на почти полную дискредитацию идеи монархии, вы и ваши близкие представляете некоторую идеологическую, а также материальную ценность. Про идеологию пока помолчим, но вот серебряные часы в кармане вашего секретаря, и тем паче бриллианты, зашитые в корсет вашей супруги — это то, что может стать причиной нападения разных мазуриков с целью ограбления. Мои люди имеют задание от контр-адмирала Ларионова обеспечить охрану и оборону вашего семейства.

— Ах, адмирала Ларионова, — глубокомысленно сказал Михаил, — ну тогда, понятно. Идите, полковник, поговорим в моем кабинете. — он повернулся, сделал два шага, и снова посмотрел через плечо на Бережного, — Скажите Вячеслав Николаевич, а мой друг и секретарь Брайан Джонсон может присутствовать при нашем разговоре?

Михаил обратил внимание, как при этих словах, лицо полковника Бережного недовольно скривилось. — Крайне нежелательно, — сказал он, — ведь мистер Джонсон — подданный Великобритании? — Михаил кивнул, и полковник добавил, — лучше будет, если мы с вами поговорим с глазу на глаз, а мистеру Джонсону вы потом расскажете то, что сами сочтете нужным.

Михаил еще раз кивнул и дальше до самого кабинета они шли молча. Уже внутри, когда закрылась дверь, и снаружи встал часовой, Михаил обернулся, и немного раздраженно, как будто он все еще был вторым лицом в Империи, спросил, — Ну так что у вас, полковник? Зачем такой осколок прошлого, как я, мог понадобиться большевикам?

— Да вы не волнуйтесь, Михаил Александрович, — успокаивающе сказал полковник, оглядывая помещение, — садитесь и поговорим. Такие, как вы говорите, «осколки империи» ухитрились загнать Россию в такое болото, что МЫ теперь не знаем как ее оттуда и вытащить. Но, будьте уверены, МЫ справимся, ни ваш покорный слуга, ни адмирал Ларионов, ни товарищ Сталин белоручками никогда не были. Так что, достанем Русь матушку из грязи, отмоем, раны уврачуем, и будет она, красавица наша, хоть куда. Только вот крови русской при этом может пролиться море.

— Да кто вы такой?! — захлебнулся Михаил от возмущения, — Да, я! — тут его согнуло в очередном приступе желудочной колики.

— Я же говорил вам, Михаил Александрович, не надо волноваться, — полковник Бережной аккуратно довел своего собеседника до кушетки,

— Сядьте вот, и выпейте эту пилюлю, врач специально дал мне для вас. — Потом, когда боль у Михаила немного утихла, и он смог хоть немного перевести дух, полковник продолжил свой разговор,

— Ну вот, так то лучше. Только вы только больше так не нервничайте. Критиковать вас я не собираюсь, что выросло — то выросло, да и поздно уже. Брат ваш дров наломал куда поболее но и у него были обстоятельства — не приведи господь каждому. Меня сейчас другое интересует, что именно бывший Наследник бывшей Российской Империи, бывший командир «Дикой дивизии», собирается делать дальше?

— Не знаю, — с некоторым усилием выговорил тот, — господа демократы выставили меня ото всюду. Боялись, наверное, что я подниму на них армию…

— Эх, Михаил Александрович, Михаил Александрович, — покачал головой полковник, — разве можно вам было поднять армию, которая подняла на штыки своих офицеров? Российская армия была обречена еще в феврале, после «Приказа N 1». А сейчас продолжается ее агония…

— Так кто же вы все-таки такой, господин полковник? — Михаил постарался сесть прямо, — вы не очень-то похожи на обычного офицера.

— Да, мы не совсем обычное войско, точнее совсем необычное, — сказал полковник Бережной. — Но самую суть вам пока знать еще рано. Могу сказать лишь одно — нас сюда прислали для того, чтобы не допустить самого худшего. Если вы думаете, что страна уже достигли дна, и господа Керенские и Львовы — это худшее, что может ждать Россию, то вы глубоко ошибаетесь. На старте стоит такая мразь, что рядом с ней болтун Керенский покажется идеалом. И в тоже время, нынешняя система власти изжила себя настолько, что рушится под собственным весом.