После моей реплики все зашевелились и забегали. Морпехи выгрузили из вертолета большой, тщательно упакованный брезентовый мешок с яркими цветными плакатами — анонсом вечернего спецвыпуска газеты «Рабочий путь». Сталину прямо в руки вручили папку с фото и печатными материалами для этого номера. Кроме того сноровистые парни в камуфляжах извлекли из недр вертолета два пулемета «Печенег», один «Утес», ящики с патронами, связку «Мух» и «Шмелей», какую-то аппаратуру в ящиках. Все это они быстро перетащили через мостик, и погрузили в кузов стоящего у ворот сада «Рено».
А мы тепло попрощались с Дзержинским и Бонч-Бруевичем, которые не без робости забрались в вертолет. Турбины взревели на повышенных оборотах, винты слились в белесые круги. Поток воздуха сорвал фуражку с головы Сталина, и она покатилась по усыпанному опилками плацу. Когда он ее догнал и, отряхнув, надел на голову, вертолет уже поднялся над садом, и взял курс на запад.
— Ну, что, товарищи, за работу, — сказал Сталин, — надо срочно делать номер. Александр Владимирович и Ирина Владимировна, вы поможете нам?
— Обязательно, товарищ Сталин, — ответил я, — Только давайте, сначала заеду к нашим ребятам на их штаб-квартиру, любезно предоставленную Николаем Михайловичем, и узнаю последние новости о событиях на фронте. А Ирина пока поможет вам в работе над номером. Как вы убедились, она достаточно опытный и талантливый журналист.
Сталин довольно кивнул. Было видно, что он совсем не против подобной рокировки. Ирина тоже кокетливо посмотрела на Сосо, всем своим видом показывая, что готова к совместной работе с будущим генералиссимусом.
Тут к Сталину подошел сержант Кукушкин. Его бойцы, закончив погрузку, расположились около грузовичка. Было забавно наблюдать, как праздношатающиеся обыватели с опаской поглядывают на этих крепких, до зубов вооруженных парней в лихо заломленных на ухо черных беретах.
Кукушкин снова козырнул, — Тащ Сталин, наше командование поставило перед моим отделением задачу взять под охрану и оборону здание типографии и вас лично. Адмирал сказал, что в ТОТ раз, накануне Революции, юнкера закрыли газету и уничтожили тираж. Этот вечерний номер должен выйти любой ценой.
— Сержант, а не слишком ли вас мало для такой задачи? — спросил генерал Потапов.
— Если обстановка осложнится, и нам потребуется помощь, сюда немедленно вылетят несколько боевых вертолетов с подкреплением, — ответил Кукушкин, — Наша же задача — продержаться до их подхода. А потом придет «лесник», и разгонит господ юнкеров по казармам.
Сталин кивнул, и вместе с Ириной, сержантом Кукушкиным, и прочими морпехами, на грузовичке отправился в типографию. А мы с генералом Потаповым не спеша, пошли по Таврической в сторону Музея Суворова. Можно было немного прогуляться, и не спеша поговорить о делах наших скорбных, но весьма насущных…
12 октября (29 сентября) 1917 года, 09: 3 5. Балтика, Моозундский пролив, Куйваст
Вице-адмирал Бахирев, командующий морскими силами Российской республики в Рижском заливе, этим утром проснулся задолго до рассвета. И причиной тому была не узкая и жесткая койка в адмиральской каюте, а донесшийся откуда-то издали глухой грохот сильнейшего взрыва. За ним раздались еще несколько взрывов послабее.
— Началось, — только и смог подумать он, разлепляя глаза. Весь последний месяц к нему поступала информация о том, что германцы затевают какую-то гадость. И похоже, что разведка не подвела. Прорыв немецкого флота в Рижский залив начался. Но, как воевать с ними, господа?! Армия совершенно разложена, флот в ненамного лучшем состоянии. Все делается лишь по соизволению господ-товарищей из судовых комитетов, и никто им не указ, даже пресловутый Центробалт. Делают, что хотят, точнее не хотят ничего делать.
Иногда балтийцы сражаются как львы, а порой бегут, словно зайцы. Над офицерами и адмиралами все время дамокловым мечом висит угроза нового матросского бунта, бессмысленного и беспощадного. А тут еще во главе России болтун и фигляр, «Главноуговаривающий» Сашка Керенский. С одной стороны, матросиков можно понять — служить такому охломону просто противно. Только вот, независимо от того, как и из-за чего началась эта война, сейчас флот реально защищает Россию от германского нашествия. Керенский когда-нибудь провалится в тартарары, а Россия останется. Вот только, если немцы возьмут в придачу к Риге еще и Ревель, Гельсингфорс и Петроград, то эта Россия окажется отброшенной сразу в XVII век, ко временам царя Алексея Михайловича Тишайшего. Об этом мечтают некоторые политики в окружении Вильгельма. Ну, о на союзников надеяться не стоит, у них уже вовсю кроят-перекраивают наши земли, деля их на сферы влияния. Только вот Керенский ничего не видит, он трещит, словно сорока, и не видя ничего дальше собственного носа, прямым ходом ведет страну к катастрофе. Но как бы оно ни было, но надо вставать, разбираться в обстановке и воевать. Что-то делать-то надо однозначно…
— Качалов! — позвал адмирал своего верного, который остался ему верным, несмотря на все революции, — Неси мундир, быстрее.
Через полчаса, заправленный стаканом «адвоката» и застегнутый на все пуговицы, вице-адмирал поднялся на мостик «Баяна». Видно не было ни зги, низкая облачность дождик… Лишь только где-то на юго-западе, за островом Эзель, полыхало зарево, метались дальние зарницы и громыхали взрывы. Здесь же на мостике находился контр-адмирал Владимир Константинович Пилкин, старый и верный друг Бахирева. Рядом с ним стоял по-немецки подтянутый и немногословный командир крейсера «Баян» капитан 1-го ранга Александр Константинович Вейс.
— Ничего не понимаю, Михаил Коронатович, — повернулся Пилкин к подходящему Бахиреву, — Кто воюет, с кем… Орудийных залпов вроде не слышно, одни взрывы. Сигнальщики сказали, что самый первый раз рвануло в пять утра с минутами, причем вспышка была такая, что зарница осветила половину неба. Явно это детонация погребов на крейсере, или даже линкоре. Несомненно, немцы начали свою операцию, но кто там с ними так сейчас воюет? Неужели англичане?
— На англичан, Владимир Константинович, где сядешь там и слезешь. Да и нет у них тут никаких крупных сил, одни подлодки. А ими много не навоюешь, пакостей разных наделать можно, а вот победить нет. Передайте нашему доблестному гидроавиатору штабс-капитану Вавилову на Папенсхольм, пусть его гидропланы, как рассветет, произведут облет района. Отправьте запросы на все батареи, в первую очередь меня интересует бухта Тагалахт. Судя по всей этой иллюминации, воюют именно там. Сейчас обсуждать просто нечего. Можно позвать цыганку и раскинуть карты, а можно попробовать погадать на кофейной гуще. Больше информации, господа! Прикажите удвоить вахты сигнальщиков, и привести корабли в боевую готовность, — помолчав, Бахирев добавил, — конечно, насколько это возможно.
Информация начала поступать позже, но обстановка от этого яснее не становилась. Сначала, около половины шестого утра, поступили юзограммы с батарей на мысах Хундсорт и Нинаст. Сведения содержащиеся в них были просто фантастическими. Германский флот вторжения, подошедший к бухте для высадки десанта, внезапно, еще в полной темноте, был атакован неизвестным оружием. Большое количество кораблей потоплено и повреждено. Десант разгромлен. Также сообщалось о ранее никому неизвестных летательных аппаратах с двумя винтами наверху, и о взорвавшемся немецком крейсере (у матросов на берегу бескозырки от взрывной волны посносило), и севшем на грунт после двух взрывов тяжело поврежденном дредноуте. Потом юзограмма с мыса Сеппо на острове Даго известила, что на противоположной стороне Солоэзунда на берег выбросился тяжело поврежденный мощным взрывом германский крейсер.
Поднявшиеся на рассвете пять гидропланов отряда штабс-капитана Вавилова разлетелись во все стороны, и к восьми часам утра начали возвращаться с разведанными. Гидроплан, проводивший разведку в юго-западном направлении, обнаружил шесть германских линкоров, полным ходом уходивших от залива Тагалахт в направлении Данцига. Их сопровождали немногочисленные миноносцы. Еще два германских линкора, имеющих скорость не более десяти узлов, скорее всего, тяжело поврежденных, были обнаружены севернее. По отсутствию явно выраженных внешних разрушений, был сделан вывод, что имел место подрыв на минах. Еще один гидроплан, посланный на запад от залива Тагалахт, завернул назад уже упомянутый винтокрылый летательный аппарат. Предупредительная очередь из пулемета очень крупного калибра, и недвусмысленные жесты пилотов, ясно показали экипажу летающей лодки, что дальше им лететь не стоит. Было еще несколько сообщений об таких аппаратах. Их видели в самых разных концах Моозундского архипелага. Юзограмма капитана 1-го ранга Кнюпфера с Церельской батареи сообщала о двух германских линкорах прошедших на большой скорости мимо западной стороны полуострова Сворбе. Совершенно непонятно каков был смысл этого маневра.
Чем больше скапливалось у командующего информации — тем более запутанной выглядела картина. Вернее, не совсем так, картина была довольно ясной — немцы потерпели сокрушительное поражение, их враг был настолько страшен, что линкорам, самым ценным кораблям германского флота, был дан приказ срочно начать отход к главным базам на Балтике. Но кто суме нагнать на противника такого страха, и с помощью каких сил германцам были нанесены такие тяжелые потери?
— Марсиане, Михаил Коронатович, — посмеиваясь, сказал Пилкин, — прилетели и разгромили за нас германцев. Наверное, боевые треножники с тепловым лучом. Помните, как у английского писателя Герберта Уэллса? Самый закономерный итог этой дурацкой войны.
— Буде вам шутить, Владимир Константинович, — отмахнулся Бахирев, — с каких это пор марсиане малюют на своих аппаратах андреевские флаги? И вот, читайте, красная пятиконечная звезда. Как бы ваши марсиане не оказались родом из Центробалта.
— Пятиконечная звезда вроде бы масонский символ? — с сомнением спросил Пилкин, — Я еще слышал, что в древности красная звезда обычно именовалась «марсовой звездой» по имени древнеримского бога войны Марса. А вообще, тут сам черт ногу сломит. Не удивлюсь, если ваша догадка истинна, и наши загадочные союзники действительно связаны с Центробалтом, и стоящими за ним большевиками. Вот капитан 1-го ранга Иван Иванович Ренгартен, начальник нашей радиоразведки, путем радиоперехвата и расшифровки совершенно точно определил потери германцев. Но ему не удалось поймать ни одного сообщения кроме германских и наших. Ни морзянку, ни голос — ничего. Только на некоторых частотах странный треск и писк в эфире. Никому опознанию и расшифровке не поддающийся.
Потом аппарат Юза поднапрягся, и родил пришедший из Гельсингфорса циркуляр Центробалта. А был тот циркуляр до предела странным, и не лезущим ни в какие ворота. Вот его текст:
«Товарищи балтийцы! Революционное Отечество в опасности. Кровавые германские палачи рвутся к сердцу нашей Революции — городу Петрограду. Настоящим приказом Центробалта Балтийский флот приводится в полную боевую готовность. Всем судовым комитетам немедленно мобилизовать команды на отпор империалистической угрозе. Все на борьбу с германским нашествием. Любой, кто не подчинится боевому приказу командования, или проявит трусость, будет считаться изменником дела революции со всеми вытекающими из этого последствиями. Председатель Центробалта Дыбенко».
Не успели господа адмиралы почесать в затылках, раздумывая, — Чтобы все это значило, — как аппарат застучал снова. На этот раз депеша Центробалта была адресована непосредственно адмиралу Бахиреву, и подписана двумя фамилиями:
«Командующему морскими силами Рижского залива вице-адмиралу Михаилу Коронатовичу Бахиреву. Срочно. Чрезвычайно важно. Получением сего приказа, привести вверенные вам корабли в состояние боевой готовности. В дальнейшем вам предписывается, путем обмена офицерами связи, установить непосредственное взаимодействие с революционной эскадрой контр-адмирала Ларионова, и совместными усилиями окончательно довершить разгром германской десантной флотилии. Неподчинение сему приказу будет считаться изменой Революционному Отечеству, и караться расстрелом. Командующий Балтийским флотом адмирал Развозов. Председатель Центробалта Дыбенко»
— Ну-с, Михаил Коронатович, — контр-адмирал Пилкин энергично прошелся по маленькой каюте взад вперед, — Что вы мне на это скажете?
Бахирев провел рукой по лицу, надавив на покрасневшие глаза, — Скажу, Владимир Константинович, лишь одно: множество малых загадок сменились одной большой с довесками. Кто такой, этот контр-адмирал Ларионов, и что это за его революционная эскадра, от которой с таким испугом драпал германский флот? Куда посылать офицеров связи, чтобы установить взаимодействие? Что вообще означает весь этот поворот в войне?
Пилкин задумчиво почесал лоб, — Михаил Коронатович, совершенно очевидно могу вам сказать лишь одно — что большевики, или уже взяли власть в Петрограде, или возьмут ее в ближайшие дни или даже часы. Однозначно, Керенскому этой победы уже не праздновать. Победителями окажутся совсем другие люди, и это уже вполне очевидный факт. Но, остается только один вопрос, главный — откуда у них взялась эта самая революционная эскадра, и из каких кораблей она состоит? Немецкие линкоры не стали бы удирать от вооруженных гражданских пароходов, или чего они там смогли набрать в свой флот сторонники господина-товарища Ульянова?
— Владимир Константинович, вы читали рапорт наблюдателя с одной из летающих лодок с авиабазы в Папенсхольме? — вопросом на вопрос, ответил ему Бахирев, — Той самой, что идентифицировала полузатопленный крупный германский корабль, как линейный крейсер «Мольтке», и несколько раз облетела его на небольшом расстоянии и малой высоте. Вот, полюбуйтесь. — адмирал достал из вороха бумаг бланк юзограммы, и начал читать вслух, — «Никаких повреждений на надводной части поврежденного германского корабля не обнаружено, за исключением двух отверстий в центральной части палубы от полубронебойных снарядов калибром примерно в тридцать дюймов. Взрыв этих двух снарядов в районе котельного отделения, очевидно, и привел к разрушению подводной части корпуса и гибели корабля» — Бахирев отбросил бланк, — Тридцать дюймов! Теперь вы поняли от чего бежали немцы?! Я не знаю, как это удалось, но судя по тому, что нынешняя позиция этой эскадры расположена в 60–70 милях от залива Тагалахт, то за рамки моего понимания выходит не только калибр этих орудий, но и их дальнобойность. Немецкие линкоры бежали от врага, который может уничтожить их одним-двумя снарядами, при этом — ничем не рискуя сам.
— Михаил Коронатович, вы забыли еще одну вещь, — улыбнулся Пилкин, — даже при самом точном накрытии, кроме прямых попаданий бывают еще и промахи. Как правило, из всего бортового залпа в цель попадает не более одного снаряда, а остальные ложатся рядом. Так вот, наблюдатели на батареях, прикрывающих бухту Тагалахт, вообще не заметили промахов, одни только попадания. Вы представляете — какой столб воды должен дать эдакий тридцатидюймовый снаряд, даже просто упавший в воду без разрыва. Такое заметит даже слепой.
— Согласен с вами, Владимир Константинович, — кивнул Бахирев, — но в принципе это ничего не меняет. Германцев прогнали отсюда, как мальчишек залезших в соседский сад, а самых нерасторопных еще и высекли. Как это было сделано — абсолютно непонятно, но к этому делу каким-то образом приложил руку Центробалт, и стоящие за ним большевики…
В этот момент адмиралы услышали слабый, почти неслышный, но явно незнакомый звук. Какой-то вой пополам со свистом и стрекотом. Почти одновременно в каюту после короткого стука ввалился весь растрепанный вестовой адмирала, Качалов, — Ваш… Превосхо… Вас капитан 1-го ранга Вейс зовет на мостик, срочно. Там, такой, такая, такое… летит!
Встревоженные адмиралы поднялись на мостик «Баяна». А там в небе на фоне серых туч к стоящим на якорях кораблям приближался, удерживаемый в воздухе двумя верхними вращающимися огромными винтами, странный пузатый аппарат, размером с хороший сарай. Именно он и издавал тот самый свист и грохот, которые адмиралы услышали у себя в каюте. Обогнув по широкой дуге стоящие на якорях корабли, и показав всем андреевский флаг на борту, и красные пятиконечные звезды на высоких килях, аппарат направился прямо к «Баяну». Поглазеть на бесплатное зрелище вылезла почти вся команда.
Еще несколько минут, и вот он, огромный, навис над противоположной от стоящих адмиралов частью мостика крейсера, обрушивая вниз и в стороны целый ураган своими вращающимися винтами. Адмиралы и офицеры привычно, как при шторме, схватились за фуражки, а вот некоторые матросы на палубе сплоховали, и в воду кувыркаясь полетели бескозырки. Аппарат завис в саженях трех четырех от мостика, и из открытого люка вниз упал канат. По нему, как лихие матросы парусного флота, которых удалось в мичманской юности застать адмиралу Бахиреву, вниз начали соскальзывать одетые во все черное фигуры.
— Воистину марсиане! — пробормотал контр адмирал Пилкин, когда разглядел лица бойцов, покрытые устрашающей раскраской из черных полос, словно какие-то индейцы из прерий САСШ. Быстро рассредоточившись, не говоря худого слова, они взяли под контроль мостик крейсера. Последним, на чем-то, вроде подвесного кресла, опустили человека в черной флотской форме. Рыбак рыбака видит издалека. Если первые из незваных гостей походили на кубанских пластунов, или на головорезов из пехотных охотничьих команд, то этот последний, был, несомненно, морским офицером, причем, в немалых чинах. Успокоив жестом своих телохранителей, он подошел к замершим в напряжении адмиралам и, остановившись перед Бахиревым, козырнул, и отрапортовал, стараясь перекричать шум двигателя винтокрыла, — Михаил Коронатович, разрешите представиться, капитан 1-го ранга Сергей Петрович Иванцов, начальник штаба особого соединения под командованием контр-адмирала Ларионова. Виктор Сергеевич просил, чтобы вы с обратным рейсом выслали к нему своего офицера для установления связи.
— Очень приятно, Сергей Петрович, — Бахирев немного растерянно пожал Иванцову руку, — ну хоть что-то тайное станет явным. Скажите, Сергей Петрович, а что это за люди прибыли вместе с вами?
— Виктор Петрович осведомлен о том печальном падении дисциплины, произошедшем на русском флоте и, во избежание каких-либо эксцессов, снабдил меня надежной охраной. Если кто-то не захочет, во исполнение циркуляра Центробалта подчиниться вашему приказу, то эти ребята моментально разъяснят ему политику партии большевиков и товарища Сталина. На пальцах.
Но, Михаил Коронатович, вертолет не может висеть в воздухе вечно. Вы уж определитесь поскорее — кто будет отправлен делегатом связи на нашу эскадру. Могу сказать сразу, на нашем большевистском флоте царит жесточайшая дисциплина, и вашему представителю совершенно нечего опасаться.
— Вертолет, ах да, значит, так это называется, запомним! — вице-адмирал Бахирев повернулся к своему давнему другу и соратнику контр-адмиралу Пилкину, — Владимир Константинович, я думаю, что именно вам нужно слетать к загадочным «марсианам», и увидеть все своими глазами. Ступайте, и да хранит вас Господь!
12 октября (29 сентября) 1917 года, 10:05. Балтика, ТАКР «Адмирал Кузнецов»
Я приник к квадратному иллюминатору летательного аппарата. Корабль, к которому мы приближались, выглядел весьма непривычно для меня. Я знал о попытках военно-морских офицеров САСШ совершить взлет и посадку с палубы линейного корабля «Пенсильвания», и о переоборудовании в Британии недостроенного линейного крейсера «Фьюриес» в авианосец.
Но корабль, который я увидел сегодня, просто потряс меня своими размерами и необычностью конструкции. Во-первых, он был огромен, во-вторых, палуба его, была плоской, как ипподром. Корабль лежал на серой глади Балтийского моря, а над его мачтой, вызывая мою законную гордость, развевался андреевский флаг. На палубе корабля, к которому мы подлетели на нашем странном летательном аппарате, шла какая-то малопонятная мне деятельность. Громадные самолеты, больше похожие на наконечник копья, транспортировали по палубе небольшие машины. Несколько винтокрылых стрекоз кружились в воздухе.
Еще чуть дальше, на глади моря, застыли темно-серые силуэты других кораблей эскадры. В такую погоду и при такой окраске было сложно определить их тип, но мне почему-то казалось, что это крейсера. Два корабля 1-го ранга и два корабля 2-го ранга. Входили ли в эту эскадру еще какие-нибудь корабли, понять было трудно. В первую очередь из-за ограниченной видимости, и из-за маскировочной окраски этих кораблей.
Лишь только колеса нашего аппарата коснулись палубы морского гиганта в районе кормы, рев двигателей стал стихать, а лопасти — постепенно замедлять вращение. Я вылез наружу, пригибаясь от ветра, и внимательно осмотрелся.
Картина была фантасмагорическая. Борт корабля был, как минимум, в два раза выше борта «Баяна», море плескалось где-то далеко внизу, и у меня появилось ощущение, что я стою на плоской крыше огромного дома. Тем временем мотор винтокрыла умолк. Обернувшись, я увидел как винтокрылый аппарат складывает лопасти, а подъехавшее к нему маленькое смешное авто оранжевого цвета берет его на буксир.
Я не знал, что мне делать дальше и куда идти. Но тут ко мне подошел молодой лейтенант и, козырнув, представился, — Вахтенный офицер, старший лейтенант Снегирев. Господин контр-адмирал, командующий эскадрой, контр-адмирал Ларионов ждет вас. Прошу следовать за мной.
Не успели мы сделать несколько шагов, как вдруг совсем рядом раздался оглушительный вой и грохот. Я посмотрел в сторону бака, откуда доносился этот звук. Из-за перегораживающих палубу металлических щитов, вверх поднялось мерцающее марево раскаленного воздуха. Потом из-за одного щита вперед рванулся один из тех, похожих на наконечник копья аппаратов. Быстро пробежав по короткому отрезку палубы, он подпрыгнул на задранном вверх носу, но, вместо того, чтобы упасть вниз, начал карабкаться все выше и выше в серое балтийское небо. И тут я понял, что этот аппарат — аэроплан совершенно новой конструкции. Под крыльями этого аэроплана гроздьями висели какие-то округлые предметы, делающие его похожим на возвращающуюся с рынка хозяйку. — Это бомбы, — догадался я. — Следом за ним, стартовали еще два аэроплана.
— На Либаву пошли, — проводил аэропланы взглядом мой сопровождающий, — будет сегодня у немцев дискотека!
Я хотел было спросить у старшего лейтенанта, что такое дискотека, но не стал. По тому количеству бомб, что понесли на Либаву эти аэропланы, было и так понятно, что тамошний германский немецкий гарнизон ожидают крупные неприятности.
Контр-адмирал Ларионов встретил меня в довольно просто, пожалуй, даже аскетично обставленном адмиральском салоне, — Добрый день, Владимир Константинович, — приветствовал он меня, пожимая руку, — как долетели?
— Спасибо, Виктор Сергеевич, — ответил я, садясь в предложенное мне кресло, — долетел я нормально, если не считать того, что подобное воздушное путешествие я совершаю в первый раз в жизни. Самое главное, что все мои кишки остались при мне, ничего не вытрясло. Скажите, чем мы обязаны, столь неожиданным визитом и, признаюсь, столь своевременной помощью? Лично меня несколько беспокоит и тайна происхождения вашей эскадры, и ее э… большевистский статус. От господ Ульянова и его окружения лично я не жду ничего хорошего для России.
Мой визави какое-то время пристально смотрел прямо мне в глаза. Потом, он сделал жест, предлагая мне курить, и сказал задумчиво,
— Об окружающих Ульянова-Ленина господах-товарищах можно поспорить. Некоторые из них, например, некий Троцкий-Бронштейн, считают нашу Россию охапкой хвороста, которую необходимо бросить в огонь мировой революции. Но среди большевиков, хочу вам заметить, есть люди, для которых Россия — не пустой звук. С многими, чьи фамилии я вам позже назову, стоит, нет, просто необходимо сотрудничать…
Впрочем, давайте отложим на время все разговоры о политике. Дело в том, что из Петрограда с минуты на минуту к нам должны прибыть еще два человека. От высшего командования Российской армии мы ждем генерала Бонч-Бруевича, а от руководства партии большевиков, весьма толкового и незаурядного человека, Феликса Эдмундовича Дзержинского. Каждый из них уполномочен принимать решение от имени своего руководства.
Пока же примите как данность то, что андреевский флаг для нас не менее свят чем для вас, а сохранение России, как государства, и русских, как народа, является для нас задачей, не требующей никаких обоснований.
Я только кивнул, признавая правоту моего собеседника.
12 октября (29 сентября) 1917 года, 10:45. Балтика, ТАКР «Адмирал Кузнецов»
Узнав, что к нам из Питера вылетела представительная делегация в составе генерала Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича и Феликса Эдмундовича Дзержинского, я объявил по трансляции: «Кто после выпуска купался в фонтане у Адмиралтейства и начищал до блеска причиндалы коня „Медного всадника“, в свободное от вахты время могут собраться на палубе и встретить человека, чье имя носило их училище».
А для незнающих, напомню, что основанное в конце XVIII веке императором Павлом I «Училище Корабельной Архитектуры» в советское время носило имя Дзержинского.
Наконец, все в сборе. От Балтийского флота присутствовал контр-адмирал Пилкин. Вице адмирал Бахирев, которого он представляет, весьма уважаем, как офицерами, так и матросами. От армии — генерал-майор Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, фактически создатель советской военной контрразведки. Наши особисты, как мухи вились вокруг генерала, стараясь хоть одним глазком глянуть на легендарную личность. Ну, а «Железный Феликс» в представлении не нуждался.
Все присутствующие по своему статусу были полномочными представителями тех военных и политических сил, которые отправили их для того, чтобы решить наконец вопрос о власти. Моим помощником во время этого исторического совещания стал подполковник СВР Николай Ильин.
На висящем на стене адмиральского салона плазменном экране была выведена карта Балтики. Собравшиеся приготовились внимать и высказывать свои мысли. И, как говорил мой старший сын — понеслась душа в рай!
— Итак, господа и товарищи, — я заметил, как при последнем слове контр-адмирал Пилкин слегка поморщился, — не буду ходить вокруг да около. Вы все уже знаете, что по произволу судьбы, Господа Бога, или каких-то других неведомых сил, наша эскадра оказалась в этой точке пространства-времени, как раз накануне начала германской операции «Альбион». В силу данной нами присяги защищать Россию, мы не задумываясь нанесли удар по германскому десанту, готовившемуся высадиться на Моонзундских островах…
— Но при этом, господин адмирал, как я понимаю, вы приказали отпустить с миром десять германских линкоров, — саркастически заметил Пилкин, — Вряд ли этот шаг можно считать дружественным по отношению к России?
— Владимир Константинович, — ответил я, — да, я приказал не обстреливать линкоры, если они в свою очередь, не откроют огонь по русским батареям или кораблям. По моему приказу, в штаб Хохзеефлотте была направлена радиограмма, в которой я предупреждал Гроссадмирала Тирпица, что уничтожив «Мольтке», я так же уничтожу и линкоры 3-го и 4-го отрядов, если он немедленно не уберет их, сначала в Путциг, а потом и в Вильгельмсхафен. Что и было незамедлительно исполнено.
Кроме того, крейсера адмирала Гопмана оставили Виндаву, и тоже ушли на запад. Господин адмирал, у нас нет желания делать легкой жизнь британскому королевскому флоту. Или вы считаете, что Россия и дальше должна воевать за чуждые ей британские и французские интересы? В данный момент и германцы, и Антанта одинаково враждебны России. Вы знаете, что сказал Клемансо, когда узнал об отречении русского императора? Его слова были буквально следующими: «Одна из наших целей в этой войне — достигнута!»
Но, Бог с ними, с французами и англичанами. России сейчас нужен мир и немедленно. — Дзержинский одобрительно хмыкнул, — Мир почетный, не позорный и не похабный, чего бы там не говорили по этому поводу разные политические болтуны. Но для заключения такого мира немцев надо убедить в том, что в случае их дальнейшего давления на Россию, их потери в этой войне будут неприемлемы. Разгром немецкого десанта лучше всего показал противнику наши возможности. Но сухопутное командование рейхсвера, в отличие от морского, закоснело в своей гордыне, и отвергло саму возможность заключить мир по «нулевому варианту»…
Генерал Бонч-Бруевич поднял голову, — Прошу прощения, Виктор Сергеевич, а что такое «нулевой вариант»?
— Это установление временной демаркационной линии по границе бывшей Российской Империи, за минусом части Царства Польского. — Я посмотрел на Дзержинского, — вы уж извините Феликс Эдмундович, но возиться с вашими буйными соотечественниками у новой власти нет ни сил не времени. Через несколько лет они сами запросятся к нам, ибо после немецкого «орднунга» власть Советов им покажется раем. — Я снова обвел взглядом всех собравшихся,
— Но в настоящий момент все это чистая теория, поскольку немецкое командование уперлось, и не собирается идти на компромисс. Их требования абсолютно неприемлемы для любой власти, какая бы не существовала в России. Поэтому мы начинаем операцию «Принуждение к миру». По германцам будет нанесены ракетно-бомбовые удары. В основном бомбардировать мы будем места дислокации их штабов, начиная с дивизионного уровня, и кончая генеральным штабом. Исходя из опыта предыдущей подобной операции, вряд ли на это понадобится больше пяти дней. Потом можно будет начинать переговоры об отводе германских войск.
Теперь перейдем ко второму вопросу, который в наших обстоятельствах является основным. Этот вопрос о Власти. Все вы знаете, что Временное правительство Керенского довело страну до полного развала. Дальше так продолжаться не может. В нашей истории, чуть меньше месяца спустя власть Временного правительства рухнула от легкого пинка, который отвесила «Главноуговаривающему» партия большевиков и их попутчиков. Правда, потом началась кровопролитная трехлетняя Гражданская война. В нашей истории, я надеюсь ничего похожего не произойдет.
Хочу вам сказать, что альтернативы власти большевиков нет. Временное правительство окончательно угробит Россию, превратив ее в колонию бывших союзников по Антанте. Военная хунта генерала Корнилова — из той же оперы. Из-за спины Лавра Георгиевича явственно торчат британские уши. Есть еще один, мало приемлемый для России вариант — чудовищных размеров «пугачевщина», и война всех против всех. Города — против деревни, сытых — против голодных, образованных — против неграмотных. Пять миллионов мужиков с винтовками, которые на протяжении трех лет умирали и убивали! Поверьте, жестокости и безумия Великой Французской революции покажутся всем легкомысленным водевилем.
К счастью, господа и товарищи, нам известен человек, который в нашем прошлом сумел вернуть России ее силу и могущество, превратив ее в Великую державу. Как вы думаете, товарищ Дзержинский, товарищ Сталин справится с теми обязанностями, с которыми не справились Николай II, князь Львов и Керенский?
— Вы считаете, что можно, совершить революцию, и избежать эксцессов? — ответил вопросом на вопрос Дзержинский.
Неожиданно в разговор вступил до сего момента молчавший подполковник Ильин, — Да, товарищ Дзержинский, мы так считаем. Более того, у нас в будущем был соответствующий политический опыт, который завершился вполне успешно. Я вам потом при личной беседе изложу наш план.
Я поднял руку, — Позвольте представить вам подполковника Ильина Николая Викторовича, — потом кивнул Ильину, — Продолжайте, Николай Викторович.
— Позднее, когда власть перейдет к большевикам, каждый может найти себе достойное место в новой России. Для начала надо заключить с Германией мир, на условиях предложенного нами «нулевого варианта». Для мужиков, измаявшихся в безземелье, — это земля… Для рабочих — справедливое трудовое законодательство и достойную оплату за их работу. Для всех бесплатное здравоохранение и образование. Для умных и талантливых людей — возможность занять любой пост и любую должность, без оглядки на их знатность и происхождение.
Для нынешнего офицерского корпуса и чиновников мы откажемся от идеи господина Энгельса о полной ликвидации старого государственного аппарата, армии и флота. Сохранив армию и флот, пусть на первых порах и в кадрированном составе, мы предотвратим появление большого количества безработных офицеров и чиновников, которые в нашей истории и стали питательной средой для Белого движения. Кроме того, не все воинские части будут кадрированными. На окраинах Российской империи, стараниями господ из Временного правительства поднимает голову местечковый национализм, с которым в любом случае придется бороться железной рукой. К тому же вероятна интервенция англичан, французов, американцев, и даже японцев. Кроме того, в срочном порядке необходимо воссоздать органы по борьбе с уголовной преступностью, разрушенных Керенским, и принять все меры к обузданию разгула бандитизма самым крутыми мерами, вплоть до расстрела уголовников взятых с поличным прямо на месте преступления. Работы, много, вся она нелегкая, но мы ее не боимся.
— Большевики не боятся нелегкой работы, товарищ Ильин, — сказал Дзержинский, — мы будем с вами сотрудничать, если это не потребует от нас отказа от идеи социальной справедливости.
— Не потребует, — сказал я, — если конечно не считать «социальной справедливостью» желание некоторых горячих и глупых голов перестрелять всех «бывших» — от царя, до последнего городового.
Дзержинский кивнул. Очевидно, он не хуже меня знал реальное состояние дел в России. Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич сделал свой выбор уже давно. Еще тогда, когда вместе с генералом Потаповым они сделали все, чтобы сорвать замысел Корнилова стать диктатором. Он и в нашей истории служил большевикам не за страх а за совестью. Думаю, что и в этой истории он не изменит себе.
Контр-адмирал Пилкин, молча сидит за столом, опустив голову. Ему тяжелее всего. В тот раз он примкнул к генералу Юденичу, участвовал в Гражданской войне на стороне белых, потом эмигрировал и умер в Ницце. Будем надеяться, что он все же сделает правильный выбор.
— Надо с ним побеседовать отдельно, с глазу на глаз. Как адмирал с адмиралом, — подумал я, а вслух сказал, — Николай Викторович, проводите, пожалуйста, генерала Бонч-Бруевича в оперативный отдел. Пусть он поделится с нашими офицерами своей информацией об обстановке на фронте в Прибалтике. Чем сильнее мы будем бить немцев, тем быстрее они согласятся на мир. Потом, будьте добры, полностью введите товарища Дзержинского в курс текущих дел. А я тут поговорю с Владимиром Константиновичем, как моряк с моряком.
12 октября (29 сентября) 1917 года, 11:00. Петроград. Кирочная улица угол Таврической
Вертолет улетел, машины уехали, остались на улице лишь я да генерал Потапов. Николай Михайлович был задумчив и немного грустен.
— Пойдемте, Александр Васильевич, — сказал он, — как говорили древние: «suum cuique» — «каждому свое». Кому мировая революция, а кому — черная работа, про которую обывателям лучше не знать. Но ведь должен же кто-то думать о безопасности России, какой бы государственный строй в ней не был? Как я понял, вы и сами выходец из структуры, которая в вашем времени занималась чем-то подобным?
— Не совсем так. Я занимался в нашем времени не военной, а политической разведкой, но суть от этого, однако, не меняется…