Летучий корабль

rain_dog

Летучий корабль

Шапка фанфика

Пейринг: Северус Снейп/Гарри Поттер

Рейтинг: NC-17

Жанр: Angst/Drama/Romance/Adventure

Размер: Макси

Статус: Закончен

События: ПостХогвартс

Саммари: После победы над Волдемортом жизнь в магической Британии поворачивается к Гарри такой стороной, что он решает навсегда оставить мир магов.

Предупреждение: Физическое и сексуальное насилие. Полный ООС. POV Гарри.

Благодарности: jozy за замечательные арты к Кораблю

Азкабан. Сэр Энтони: "Значит, не жадный?" http://imageshack.us/a/img27/7808/571ml.jpg

Сэр Энтони. Коршуны для оленей не опасны: http://imageshack.us/a/img560

/9852/568n.jpg

Жена Героя: http://imageshack.us/photo/my-images/703/580bu.jpg/

"Меня там мама ждет": http://imageshack.us/photo/my-images/153/579x.jpg/

Драко: "На тебя заказ!": http://imageshack.us/photo/my-images/163/582bo.jpg/

Драко и Кейт: "Прощай, Гарри!": http://imageshack.us/photo/my-images/694/586h.jpg/

Два капитана2: http://imageshack.us/photo/my-images/266/591kx.jpg/

Хозяин пиратского острова: http://imageshack.us/photo/my-images/6/602v.jpg/

Счастливый ветер Кеса: http://imageshack.us/photo/my-images/12/604ur.jpg/

Мотоциклист на обочине 1: http://imageshack.us/photo/my-images/600/612f.jpg/

Летучий корабль: http://imageshack.us/photo/my-images/703/q4hk.jpg/

Файл скачан с сайта Фанфикс.ру - www.fanfics.ru

1. Luna e mare

«Мы стоим на остывшей лаве и смотрим,

как медленно гаснут звезды»

Жорж Леметр

Я смотрю, как равномерно скользит по чуть шероховатой клеенке, покрывающей стол, тряпка, зажатая в моей руке, и отчего-то засматриваюсь. Мерные движения, словно это не моя рука, а маятник, отсчитывающий текучие жаркие мгновения лета. И мир, хоть и такой вот крохотный его фрагмент, может быть, метр на метр, может быть, чуть меньше или чуть больше, становится чище. Я сметаю на плиты пола крошки, которые немедленно склюют доверчивые птички, облюбовавшие террасу нашего ресторанчика. Да, наши посетители день ото дня, похоже, только поощряют их становиться наглее и прожорливее, скармливая им то кусочек булочки, то жестковатый краешек от пиццы. Еще несколько движений, ну вот, опять…

- Юэн! Какого ты там возишься? Хочешь протереть дыру?

Это Драган зовет меня, уже стоя у лестницы в одних плавках. Мы же договорились пойти купаться!

— Черт, Драган, они опять прожгли дыру в скатерти, а сверху пепельницей прикрыли! Третья скатерть за неделю!

- Да брось ты! Поставь пепельницу обратно. Или свечку пристрой сверху. Кто там станет разглядывать! Пойдем!

Драган настроен умиротворенно, да в такую жару и невозможно серьезно сокрушаться из-за прожженной скатерти, даже если ресторан и принадлежит твоим родителям. А я почему-то все смотрю на неровные коричневые кружки, оставленные на синем фоне уроненной сигаретой. Мне кажется, они нарушают некую гармонию, идеально составляемую небом насыщенного голубого цвета, лиловыми и розовыми цветами бугенвиллий в кадках, лазоревым безмятежным морем, шарканьем обутых в летние сандалии ног на улочке внизу, светлым камнем, из которого сложены городские стены.

- Юэн, мы идем или нет? — Драган смотрит на меня нетерпеливо, а его полотенце вычерчивает в воздухе рваные круги, тоже нарушающие гармонию.

- А если будут посетители? — я все же начинаю развязывать форменный длинный фартук, не желая нарушать нашу договоренность.

- Брось! Двенадцать дня. Кого принесет сейчас к нам обедать? Разве что минералки кто закажет. Хелена и одна справится. В крайнем случае, матушка поможет.

Я не такой красавчик, как Драган, так что не собираюсь разгуливать по городским улицам в одних плавках, поэтому отправляюсь в подсобку, чтобы переодеться, и через пару минут появляюсь уже в шортах и растянутой майке без рукавов с надписью Super Star, шлепанцах на босу ногу и полотенцем через плечо, на выцветшей голубизне которого еще угадываются некогда зеленые пальмы. Под здешним солнцем все быстро выгорает, мне кажется, даже мои волосы светлеют, нет, рыжеют, наверное. Я же брюнет…

Мы спускаемся по каменной лестнице на первый этаж — здесь тоже никого, только пожилой турист сидит под бугенвиллией в самом тенистом углу и читает Таймс. Еще один англичанин. Но около него уже замерла с дежурной улыбкой Хелена, и он, действительно, заказывает только воду. Вообще мои соотечественники здесь меня удивляют — я никогда не замечал за ними на родине способности просидеть за стаканчиком минералки пару часов, вдумчиво перелистывая страницы газеты. И в их газетах изображения никогда не двигаются, впрочем, что это я, времена, когда я мог видеть движущиеся картинки, иллюстрировавшие набранные старинным шрифтом столбцы статей, для меня давно миновали. Драган подмигивает Хелене, видя, как она провожает нас недовольным взглядом.

- Только вы не очень долго, а то скоро набегут обедать. А вы опять на час засядете на скалах.

Мы обещаем скоро вернуться. Я понимаю, что ей обидно одной оставаться в ресторане, когда я и ее парень (а Драган именно ее парень!) вальяжно отправляемся к морю в разгар дня. Но кто ж ее просил лезть в воду ночью, когда вода у берега кишмя кишит медузами? У нее теперь на животе такие ожоги, что я вот уже второй день наблюдаю ее исключительно в целомудренно-закрытых майках. Не знаю, идет ли это на пользу ресторану, хотя отчего бы и нет — ведь теперь посетители, вместо того, чтоб пялиться на ее открытый пупок с пирсингом, могут уделить больше времени изучению меню.

Позади нас остается обрамленный цветами в кадках и корзинах вход в наш ресторан с нелепым названием Luna e mare, и мы выходим на узкую улочку, которая, причудливо петляя, выводит нас к стенам крепости. Мимо нас довольно бодро маршируют туристы, ведомые столь же свежим и готовым к подвигам экскурсоводом. Как у них это получается по такой жаре, я даже боюсь себе представить. И они ведь еще и лезут на стены, где солнце палит совсем уж немилосердно. И не унимаются, пока не обойдут их все по периметру, деловито сверяясь с картой, которую им вручили вместе с билетом. Может быть, им ведомы секреты волшебных эликсиров, дающих вечную силу и молодость? Лишающих мысли тягучести, а тело усталости? А гид с невероятным восторгом вещает своей пастве о процветании Дубровницкой республики, основанном на морской торговле, и соперничестве с Венецией. И я в очередной раз недоумеваю, каким образом из сочетания слов Новый Эпидавр могло появиться славянское название Дубровник. Это для меня лингвистический казус. Я вообще восприимчив к словам, как любой иностранец, недавно живущий в стране и старательно пытающийся изучить абсолютно чуждый ему язык. Драган зовет меня «англичанин», когда ему особенно хочется подчеркнуть, что я далек от местной жизни. Впрочем, по его мнению, я вообще весьма далек от какой-либо жизни, о чем он не устает напоминать мне по несколько раз на дню.

— Вот послушай, англичанин, — говорит он и сейчас, когда мы уже спускаемся к морю по едва приметной тропинке, начинающейся сразу за ограждением, не позволяющим замечтавшимся туристам рухнуть вниз, пересчитав свои бренные косточки об острые камни ущелья, внизу которого расположен облюбованный нами крохотный галечный пляж.

- Вот сколько я тебя знаю, уже практически год, и ты все время один. Ну, объясни, почему? Такой красивый парень! Нет, правда! Ты потрясающе красивый парень! И ни единой девчонки!

- Я же тебе говорил, — начинаю я объяснять ему в сотый раз, — я был женат. Мне это сейчас вообще неинтересно. Зачем мне связываться с кем-то? Просто так?

- Ну и что? Все так и делают, Юэн! Посмотри вокруг! Да половина тех, кого мы здесь видим, приехала с одной целью — закрутить роман! Пара недель — и все! Никто никому ничего не должен! Море, солнце! Чего тебе еще надо?

- Чтоб ты от меня отстал, — говорю я совершенно спокойно, зная, что он не обидится.

А он не отстает, тоже понимая, что я не обижусь. У нас с ним как-то сразу заладилось, еще когда он подошел ко мне во дворе университета после лекции стрельнуть сигарету. Потому что ему было любопытно, как англичанина занесло в Загреб, хотя я и не единственный иностранец на нашем потоке. Поэтому, получив доступ к вожделенному содержимому моей сигаретной пачки, он не постеснялся спросить, а что я вообще здесь делаю. «Учусь вот», — ответил я, и мы познакомились. «Юэн Эванс» — осторожно выговорил он мое имя, хотя оно такое простое, что ошибиться, кажется невозможно. «А я Драган, Драган Вуйчич», — и он протянул мне руку. А я в тот момент даже вздрогнул от неожиданности. Как странно, Драган — Драко, как похоже. Но нет, разумеется, нет, у них же совсем разные имена. Драко — дракон, а вот Драган — просто дорогой или любимый, это же славянское имя. Я не зря до этого полгода прилежно учил хорватский. «А почему ты не в Англии, англичанин?» Он же слышал, что там лучшие университеты. «А осточертела мне эта Англия», — сразу честно признался я, и мы уже вечером пили с ним местную водку, которую я поначалу ошибочно называл граппой по аналогии с итальянской. Так что, сидя в небольшой уютной забегаловке на первом этаже небольшого трехэтажного домика, крытого красной черепицей, я уже минут через десять пытался выговорить слово «лозавача», а так как на этом мы в тот вечер не остановились, то еще и «траварица», что выходило уже значительно хуже, потому что я быстро пьянею — такая уж у меня особенность. Была. Раньше меня мгновенно развозило от маггловских напитков. И получилось так, что теперь Драган знает о моей жизни почти все, ну, разумеется, из того, что вообще возможно было рассказать.

«Ты, правда, сидел в тюрьме? Нет, серьезно? И был копом? Обалдеть!» — глаза его к тому моменту тоже уже не говорят о трезвом отношении к жизни. «Сколько тебе лет, Юэн? Когда ты только успел?» Тогда мне было двадцать три. «Как в кино», — не унимается Драган, — «когда злые копы подставляют хороших?» Да, когда злые копы подставляют хороших, те садятся в тюрьму. И сидят там, пока плохие парни не помогут им бежать. А потом за это приходится расплачиваться. И когда все это позади, ты больше не желаешь знать ничего ни о хороших, ни о плохих. И Англия тебе не просто осточертела, а… И едешь на край света изучать экономику, о которой не имеешь ни малейшего понятия.

Я, конечно, очень пьян, но не так, чтобы объяснять ему, что и документы у меня поддельные. У меня же не могло быть ни маггловских документов, ни маггловского диплома. Но мне очень было нужно, чтоб они у меня появились. Потому что Юэн Эванс рос во мне постепенно, он впервые взглянул на меня из зеркала в огромном, сверкающем огнями рождественских распродаж, универмаге, покрутился так и сяк, разглядывая себя в строгом коричневом пальто, взял под мышку кожаный портфель, а девушка из прошлого, придирчиво оглядев его с ног до головы, обмотала вокруг его шеи шарф с тонкими рыжими и зелеными полосками, откинула ему на бок челку и сказала, называя его почему-то совсем другим именем: «Гарри, тебе так идет! Я бы на твоем месте купила все это немедленно!»

И тогда Юэн Эванс впервые захотел стать реальностью. Он все больше просился на свет божий, так что вскоре ему понадобилось даже удостоверение личности. И такой, как он, просто не мог не закончить маггловской школы, так что мне пришлось купить ему и это. Хотя вначале он был скромен и попросил себе только пальто. А тот, кого девушка называла Гарри, повязывая шарф, вскоре стал уже так не нужен, что ему не оставалось ничего другого, кроме как умереть. Что он и сделал. Он вообще всегда охотно отходил в сторону, когда его об этом просили.

Вот черт, оступаюсь на камнях, но Драган успевает поймать меня за локоть.

- Ты бы под ноги смотрел, Юэн!

Драган любит изображать из себя старшего товарища, хотя мы и ровесники, но так как я иностранец, не имеющий ни малейшего понятия о жизни, то, безусловно, нуждаюсь в опеке.

— Послушай, у Хелены есть подружка! Давай я тебя познакомлю! Хоть в клуб вместе сходите. Ты же не обязан на ней жениться!

- Слушай, я не хочу! — мне уже становится смешно. — Зачем мне клуб? Мне и ресторана хватает по самое не хочу. Я еле до дома доплетаюсь. И вообще, — смотрю на него нагло, сияя зелеными глазами, которые уже давно забыли о существовании нелепых очков-велосипедов, которые не шли Юэну Эвансу, — может быть, я вообще гей?

- Тогда найди себе симпатичного парня! Хочешь, познакомлю?

О Боже! У Драгана есть варианты на все случаи жизни! Страшно подумать, что было бы, если бы я предпочитал старушек!

Тем временем наш спуск благополучно заканчивается, и мы оказываемся на большом плоском камне, с которого так удобно прыгать в воду. Пока я избавляюсь от майки и шорт, Драган уже уходит глубоко под воду с негромким всплеском. Он, как и все здесь, отменный ныряльщик, чего я о себе сказать не могу. Поэтому мой спуск в воду напоминает сползание тюленя с насиженной льдины. Несмотря на жару, которая, кажется, сейчас, в самый разгар дня, способна расплавить камни, вода в море всегда прохладная. И такая прозрачная, что видно на много метров вниз, и я ясно различаю каждый волосок на моих руках, совершающих первые гребки, чтобы уйти глубже.

- Слушай, — говорит мне Драган, когда мы вновь стоим на камне, пытаясь вытряхнуть их ушей залившуюся в них воду, — надо будет завтра принести с собой какую-нибудь лопатку и отковырять, наконец, этих чертовых ежей.

Да, действительно, облюбованный нами камень сбоку сплошь усеян колючими морскими ежами, так что мы уже не раз, забыв о них, накалывали ладони, что при нашей работе доставляло немало хлопот в последующие дни. Но мы каждый раз собираемся уничтожить ежовую колонию, и всякий раз благополучно забываем об этом.

Когда мы поднимаемся наверх, у парапета обнаруживается многоголосая стайка туристов, фотографирующих бухту. Так как на Драгане по-прежнему нет ничего, кроме плавок, отдельные туристки, думаю, с удовольствием бросили бы фотографировать бухту, предпочтя ей более интересный, а главное, живой объект, но они стесняются. Объект делает вид, что ничего не замечает, но я знаю, что он доволен. Это один из его дневных аттракционов — выход морского бога из вод после купания. И мы, делая вид, что заинтересованные взгляды нас просто не касаются, отходим шагов в сторону, где на скамеечке в тени раскидистой сосны разложила свой товар тетушка Доротея — чудесные салфетки ручной вышивки, которые она предлагает за такую цену, что туристы, едва услышав ее, шустро отходят от старушки на безопасное расстояние.

Когда мы приближаемся к тетушке Доротее, Драган прекрасно знает, сколько глаз сейчас провожают его ладную спортивную фигуру полубога, и как мало сейчас шансов у гида вновь привлечь внимание дам, да, боюсь, и не только дам, к особенностям бухты Дубровника, делавшим ее практически неуязвимой для венецианского флота.

- Как дела, тетушка Доротея? — громко спрашивает Драган, наглядно демонстрируя пестрой туристической толпе в майках и кепках, кто хозяин этих мест. И что таким орлам, как он, вряд ли есть дело до залетных немок, англичанок, русских или итальянок.

- Ох, плохо сегодня, мальчики, — вполне искренне сокрушается тетушка Доротея. — Никто ничего не покупает, все только смотрят.

- Им кажется, что дорого, — дипломатично предполагаю я.

- Где ж дорого, сынок? — она протягивает ко мне свои морщинистые пальцы, пытаясь объяснить, как трудно дается ей каждый стежок этой вышивки. — Вот ты купи у меня салфеточку, Юэн, подаришь своей девушке. Или родителям пошлешь.

- В другой раз, тетушка Доротея, — смеюсь я. — Не при моих доходах!

Она не обижается, мы так каждый день разговариваем, так что она знает, что я не куплю. Но мы каким-то непостижимым образом всегда привлекаем покупателей. Лично я отношу это на счет обаяния Драгана. Ну и нашей продуманной маркетинговой стратегии.

- Да, это вещи для истинных ценителей, — говорит Драган на своем ужасающем английском.

Те из туристов, что до сих пор еще не смотрели в нашу сторону, почти одновременно поворачивают головы, наконец, полностью подтверждая правило о направлении взгляда стада коров — и мы начинаем наше ежедневное мини-шоу. Одна из туристок — полная дама в широкополой соломенной шляпе — уже пошла на опасное сближение с нами и тетушкой Доротеей.

- Что, действительно, стоящая вещь?

- О, да, миссис, — радостно подхватываю я, опознавая в ней немку, сносно говорящую по-английски. — Все туристы обязательно привозят домой такие салфетки как сувенир из Далмации. Да ни одна местная девушка не выйдет замуж, не имея в своем приданном хоть одной вышитой салфетки от тети Доротеи. Вы только взгляните, какая работа! Стежок к стежку! Посмотрите на руки этой женщины!

Тетя Доротея ни слова не понимает по-английски, но знает, что на этом месте моей речи, то есть при слове «hands», ей стоит предъявить почтенной публике непосредственное орудие своего труда. И да, ожидаемое чудо происходит — сзади сразу же оказываются несколько дам, бойко осведомляющихся о цене по-английски, я помогаю вести переговоры, так как тетушка Доротея только бодро тарахтит по-хорватски и показывает пальцем на цену, наклеенную на каждой салфетке.

- Спасибо вам, мальчики, — говорит растроганная тетушка Доротея. — Вот женись на моей внучке, Юэн! Подарю вам на свадьбу большую скатерть. Хочешь?

- Конечно, хочу, тетя Доротея! — смеюсь я.

А из всего ее предназначенного сегодня на продажу богатства сейчас остаются только две небольшие скатерки, цена в 300 кун — не самое лучшее предложение даже в разгар сезона. Одна из них мне очень нравится — по белому фону вышиты крупные пионы, тоже белые, но несколько другого оттенка. Белое на белом. Я аккуратно разглаживаю ее в руках.

- Рекомендуете, молодые люди?

Мужской голос, раздающийся сзади нас, застает нас врасплох. Как ни странно, это тот самый англичанин, который читал Таймс в нашем ресторане, когда мы уходили купаться.

— Разумеется, Вы больше нигде такого не найдете, ручная работа, — я немедленно приступаю к новому раунду рекламной кампании. — Привезете домой, подарите кому-нибудь. Просто очень красивая вещь! Не пожалеете.

И он покупает «мою» скатерть, а я, пользуясь случаем, разглядываю его поближе. Он довольно пожилой, с седой шкиперской бородкой, начинающейся от самых ушей, усы, лысина, обрамленная остатками некогда густых непослушных светлых волос. Светлоглазый, но цвета глаз мне почему-то не разобрать — то ли голубые, то ли очень водянистые зеленые. Благообразный, в общем. В аккуратных серых шортах и рубашке в красную клетку с коротким рукавом. Только вот небольшая серьга в ухе несколько подрывает его имидж. И матерчатый голубой рюкзак с надписью Universidad de Madrid.

- А не расскажете ли вы мне, молодой человек, как добраться до ближайшего пристойного пляжа? Я даже готов ради этого вновь вернуться в ваш ресторан, если там, конечно, подают что-нибудь кроме минеральной воды. Вы ведь англичанин?

Я киваю, и мы, уже втроем, направляемся по все той же узкой улочке к Luna e mare, по дороге расспрашивая его, посетил ли он уже крепость, Францисканский монастырь, Доминиканский монастырь, ворота Пиле, был ли на Страдуне, ну, куда они там все ходят. Он везде был, говорит какие-то дежурные фразы о красотах Далмации, но эта нехитрая беседа позволяет нам скоротать путь до ресторана, где он вновь водворяется за столик под бугенвиллией, а я, даже не переодеваясь, подаю ему меню.

- Что порекомендуете? — поднимает на меня наивные глаза, обрамленные такими светлыми ресницами, что кажется, что их вовсе нет. Наверное, рад встретить соотечественника.

- Сегодня жарко, я бы порекомендовал что-нибудь рыбное. Можете заказать салат из осьминогов — очень вкусно и не тяжело.

- А выпить?

- Любое домашнее белое вино. Они здесь все хорошие.

И он делает свой заказ, отирая лысину от пота огромным клетчатым платком, я немедленно приношу вино в запотевшем от холода кувшине и, пока готовится салат, быстро рисую ему на клочке бумаги из своего блокнота, в который я всегда записываю заказы, как проехать до ближайшего хорошего пляжа. Все же Дубровник довольно большой город, не будешь же лезть купаться прямо у городских стен. Хотя многие тут так и поступают.

- Могу я спросить, что Вы здесь делаете, молодой человек? Вы же, действительно, англичанин?

- Учусь в Загребе, — бездумно отвечаю я, — а здесь вот подрабатываю. Этот ресторан принадлежит родителям моего друга. Так что мы летом здесь, а с осени в университете.

- А что изучаете?

- Экономику.

- Сейчас все изучают экономику, Вам не кажется? — он вежливо улыбается, рассматривая меня без особого интереса, но все же с определенной симпатией.

- Да, наверное, — легко отзываюсь я. — А Вы чем занимаетесь?

- Я историк. Специалист по Средневековью. Так что в этих местах бываю часто. А отчего Вы не учитесь в Англии?

- Здесь теплее, — что я могу сказать ему еще? — Вы приходите к нам вечером, у нас здесь живая музыка.