Помоги проекту - поделись книгой:
Видел бы он, как я с утра комплексы отрабатывал!
Встаю.
– Дорогой Тимофей Дмитриевич. Нужно место, где не будет посторонних ушей.
О! Раз до обращения по имени-отчеству дошло – дело серьезное.
Веду его к лабораторному блоку. Приема здесь в такое время не бывает, людей почти нет. Мы садимся на банкетку, и профессор Михайлов включает широкое вещание.
– К настоящему моменту, уважаемый Тимофей Дмитриевич, существует несколько теорий, объясняющих появление зон. После относительно недавнего рейда группы Лазарева – Шелихова…
– Шелихов… это Серый, что ли?
– Да, сталкер-одиночка Серый, внеклановик. Сейчас не следует меня перебивать.
Я поднимаю обе ладони, я растопыриваю пальцы в знак того, что осознал свою неправоту и перебивать больше не стану.
– Итак, после относительно недавнего рейда группы Лазарева – Шелихова возобладала гипотеза, согласно которой возникновение Зоны является результатом неких флюктуаций информационного поля Земли. Ни больше – ни меньше. Теории, творцы которых отстаивали версии провалившегося эксперимента военных или заговора злонамеренных советских консерваторов, отставлены в сторону. На мировую закулису и какие-то там комбинации больших финансовых домов планеты еще кивают отдельные личности, но в научном сообществе подавляющее большинство приняло вариант с флюктуацией информ-поля как приемлемый. Сразу оговорюсь: вы знаете, я не физик и не математик, обоснованность этой теории я проверить не могу. Как гуманитарий я в лучшем случае понимаю философскую составляющую базовых дефиниций информ-поля. Не знаю даже, насколько адекватно само это название. Подозреваю, что физики в очередной раз придумали звонкий термин для обозначения мистического явления. Но, допустим, насчет информ-поля физики правы хотя бы отчасти. Допустим. Есть там свои аргументы…
Остается очень серьезный вопрос: а что провоцирует эту самую флюктуацию в данном конкретном месте? Проще говоря, харм случился в Москве, какие-то предхармовые, мнится, феномены отфиксированы в Киеве, Львове, Минске, Питере, Воронеже и Челябинске. Сообщают о первых признаках аномальной активности в Хельсинки, Таллине, Чернигове, Коростене, Мозыре и Гомеле. Почему именно там? Что влияет на активность этого самого информ-поля или уж как его там… Наличие крупных электростанций? Объект атомной энергетики? Какая-то разновидность научных экспериментов? Состав и качество населения? Грубо говоря, не то, где и сколько лежит радиоактивных веществ, а как структурирована инфосфера, чем забиты СМИ? Мы пока этого не пониманием.
Ваш покорный слуга выдвинул предположение: возникновение Зоны стимулируется одним базовым фактором, а именно концентрацией фрагментов старой Зоны за ее пределами. А фрагменты Зоны за ее пределами это прежде всего артефакты и мутанты. С первыми всё понятно без комментариев. Мутантов вывозили из Зоны в виде тушек, частей тушек, а относительно недавно принялись вывозить и живьем. В частных зверинцах они не приживались, поскольку без энергетической подпитки Зоны начинали просто разваливаться на куски. А вот для скоротечных экспериментов годились вполне. Несколько суток тело мутанта способно поддерживать жизнедеятельность даже вне Зоны. Итак, артефакты и мутанты. Хотя и очаги некрупных аномалий уже научились переносить… Но с этой точки зрения очередного харма надо было ждать в Киеве. Прежде всего – в Киеве, а не где-нибудь еще. Там схроны с артефактами такие, что от их реализации можно скупить пол-Европы… А грохнуло-то не там, а в Москве. Киевлянам, весьма вероятно, еще придется пережить очередной харм. Но мы пострадали первыми. Почему? Ваши сведения позволяют предположить: мы ошибались, оценивая объемы киевского трафика. Видимо, московский оказался объемнее, гораздо объемнее всего, что мы могли предположить на сей счет. Крупная организация, наладившая постоянные связи с московским преступным миром, могла тут ворочать колоссальными потоками… А создание значительных «схронов» запустило механизм катастрофы. Ту самую флюктуацию, если использовать терминологический арсенал физиков.
Весь вопрос в том, насколько обоснованно это предположение. И, разумеется, можем ли мы локализовать упомянутый «Союз сталкеров». Теперь с ним надо работать, оч-чень работать. И не только нам, но и людям намного серьезнее нас. Скажите, книги – у вас?
– Нет. И никогда не были.
– Утрачены в Зоне? Находятся в том самом тайнике?
И тут до меня дошло.
Если разом уменьшить в Москве массу аномальных объектов, например, уничтожить их на месте, возможно, Зона перестанет сама себя воспроизводить. Это ведь, прикиньте, якоря Зоны. Она через свои якоря привязана к конкретной локации, к нашей, стало быть, реальности. А убрать их, и она не удержится. Так? Так. Появляется шанс вернуть Город. Правда, это пока еще призрачный шанс. Гипотеза Михайлова да мои кстати пришедшиеся сведения, и больше ничего. А для такой операции потребуются полки, если только не дивизии. Легионы научников, центурии сталкеров-проводников…
– Вы, часом, не задремали, Тимофей Дмитриевич? Объясните толком, откуда у вас эти сведения? Вы хотя бы видели эти книги? Держали их в руках?
– Нет… нет… просто задумался. Я разговорил одного старого знакомого. А он и видел, и в руках держал, и даже изучил со всевозможной подробностью.
– Знакомого по имени?
– Имени у него нет. Ни в исследовательских, ни в милицейских базах ФИО не зафиксировано. По жизни он – Синоптик. Все его так называют.
– Да-да, – задумчиво откликнулся Михайлов. – Синоптик. В какой-то степени преемник Лодочника. Только поглупее и попроще. Не того масштаба фигура. О своем предшественнике он действительно мог знать весьма много. Это уж определенно. Но дальше-то? Синоптик, к вашему сведению, тоже мертв. Получил пулю от бандитов далеко за пределами Зоны. Вы об этом знать не могли, поскольку, когда это произошло, счастливо путешествовали по чертогам Морфея. Значит, рано я обрадовался?
– Насчет книг: тут всё очень непросто… хотя надежда их раздобыть – есть. Синоптик сообщил мне следующее: книги от Лодочника перешли к нему. А вот он продал их кому-то очень крутому. До того крутому, что Синоптик даже назвать его побоялся. Тот передал книги на хранение некому сталкеру и барыге Шишаку. Он, вроде, тоже московский человек. Но я с ним дела не имел никогда.
Я еще договорить не успел, а Михайлов переключил свой навороченный айфокус с диктофонного режима на поиск в базах данных.
– Шишак… Шикак… то есть, Шишаков Сергей Сергеевич… начинал как мародер первой волны… продолжил как бандит… перешел в сталкеры… был в клане «Свобода» звеньевым… подозревался в убийстве… заметьте, в убийстве вне Зоны… разругался со «Свободой», стал одиночкой-внеклановиком… поднялся на чем-то – нет сведений… опять подозревался в убийстве, но уже своего напарника в Зоне… держал подпольную сбытовую базу в Чернигове неподалеку от аэропорта, близ сквера Богдана Хмельницкого… зверски избил такую-то… смотри-ка, до чего брутальный персонаж… перебрался в Брянск… предположительно, и там имел базу скупки и сбыта артефактов… так… вот оно.
Михайлов торжественно зачитывает:
– Создал филиал арт-трафика в Москве, поссорился на этой почве с кланом «Техно». Убил сталкера Фирса. Это уже в дни, когда в городе начался харм. При попытке задержания убил сотрудника московской полиции Галаняна. Хм, тут уже не подозревается, а просто: убил. Скрываясь от полиции, перешел на постоянное жительство в московскую Зону. В настоящий момент является содержателем подпольного сталкер-бара «Хабар» в помещениях бывшей станции метрополитена «Университет». Колоритная личность…
Не, ребята, так жить нельзя. И я, и Михайлов понимаем на всю катушку: этот самый Шишак – упырь кряжистый, он свою выгоду знает. Наука для него – сборище хлюпиков, которых приятно нагнуть и с которыми нет резона разводить базлы. Ничего он просто так не отдаст. И выкупить у него что-нибудь – та еще задачка. Попробуй выкупить принцессу у дракона… Стало быть, такая мне буетень выпадает: отвести в Зону, где я ни разу не был, банду государственных громил со стволами, найти Шишака, изъять у него – за деньги или уж как получится – книги, а потом вывести всех, кто останется в живых, наружу. Именно мне, а не кому-нибудь другому, раз уж Михайлов решил ввязаться в это дело. Притом в самом начале карьеры на новой Зоне… Вот ходочка-то будет: сплошные краснознаменные песни и пляски. Небось, на первой минуте знакомства старлей или капитан из сопровождения скажет привычную фразу: «Давайте раз и навсегда выясним, кто тут кому отдает приказы!» Они ее все время говорят…
– Извините, Тим, мне надо кое с кем потолковать.
Михайлов набрал чей-то номер, сначала говорил спокойно, потом принялся нажимать голосом – он этого не любит, но знает как, – потом называл людей, с которыми не стоит связываться. Дмитрий Дмитриевич умеет своего добиваться. В конце концов его соединили с кем-то важным. Он принялся расхаживать по больничному коридору. До меня долетали ошметки фраз: особая ценность… в связи с началом проекта… гарантирую одобрение… немедленно готовить группу… особо опасный преступник-рецидивист… открывается абсолютно реальная возможность… значительный фонд ценных аномальных объектов… да-да, так называемых артефактов…
Хорошо, что у меня босс выработал в себе очень поганое, но и очень полезное умение – разговаривать с людьми власти на их языке. Я вот никогда не умел. Мне всегда хотелось как-то попросту, по-мужицки, по-русски… и если выпадало мне большое везение, то в последний момент я все-таки сдерживал себя и никому не бил рожу.
Потому и денег у меня, парни, отродясь больших не водилось. А если они, паче чаяния, появлялись, то сейчас же расходились на какую-нибудь хрень, потом и не вспомнишь, на какую именно.
Минут двадцать он так ходил – туда-сюда. То журчал по телефону, то рокотал, то к одному ключик подбирал, то к другому. А потом вздохнул тяжко, вырубил айфокус и сказал мне:
– Счастлив наш Бог, Тим. Есть одна контора, очень заинтересованная в данной тематике… Поэтому сейчас фи-ли-грань-нень-ко каждую мелочь, каждую глупость об этих книгах. Слушаю вас внимательно.
И мы говорили. Говорили очень долго – пока я мог выжимать из себя новые нюансы дела. А на телефон мне сыпались смс-ки:
«Доброе утро, король сталкеров. Я так скучаю по тебе!»
«Ну кто тебе разрешил не быть сейчас со мной? Знаешь, какое за это полагается наказание?»
«Я очень тебя ждала. Очень-очень. Очень-очень-очень. Я чуть не рехнулась тут без тебя».
«Хочу прилететь к тебе. А ты хочешь прилететь ко мне?»
«Всё размышляю, залюбить тебя до смерти или поберечь пока? И, кстати, как ты относишься к этому виду расставания с жизнью? Если что, ты ведь не против, да?»
«Тимка, извини, пожалуйста, что я про расставание с жизнью. Это я не серьезно, ты же понимаешь?»
«А может, и серьезно».
Иногда я говорил Михайлову:
– Дмитрий Дмитриевич, извините, мне надо ответить.
И набирал:
«А я еще больше по тебе скучаю, Стрекоза».
«Вот когда будешь рядом, в смысле совсем рядом, тогда и определим, какое именно полагается мне наказание».
«Стрекоза, я тебе потом расскажу: ты меня с того света вытащила один раз, хотя сама не знаешь, как. Не было бы тебя у меня, так я бы не выбрался».
«Я вообще удивляюсь, почему тебя до сих пор тут нет. Шасси повредила при попытке взлета?»
«Еще кто кого залюбит».
«Напрасно. Стоило бы попробовать разочек».
«Я вообще-то тоже серьезно. Я серьезен, как никогда».
«Эй, ты где? Уже спишь? А я нет. Думаю о тебе».
Поздно вечером она позвонила. Я услышал в телефоне ловкое подражание тому звуку, какой довольные коты издают, когда чешешь им за ухом. Потом Катька сказала: «Знаешь, Тим, такая штука… Я не могу без тебя жить. Я без тебя не жила, а… так, неизвестно что. Только ты не задавайся», – и отключилась.
Этой ночью мне спалось хуже.
Сокольники… Небось, превратились в заповедник мутантов…
Всё на свете пропало. Дома у меня больше нет. Средств к существованию – тоже. И город мой любимый, родной мой город сожрала проклятая Зона.
Да что за жизнь у меня такая?
А впрочем, Катька со мной. И, значит… ничего, как-нибудь выкарабкаемся.
Наутро не пришло ко мне «Доброе утро».
Я отправил Катьке свое «Доброе утро», сдобрив меленькими смешинками.
Она не ответила.
Еще одна смс-ка – и опять нет ответа. А смс-ка была такая… откровенная, что нехрен вам, ребята, в нее заглядывать. Жду. Печалюсь.
Я удивлен…
Делаю свои комплексы, завтракаю. Каждые пять минут смотрю на экран телефона… ничего нет. Сказать, что это странно, – ничего не сказать.
Хорошо же, я набираю ее номер. Прямоугольный пластиковый уродец сообщает мне: «…отключен или…» Не дослушиваю. На всякий случай набираю еще раз… а потом еще раз и еще – с тем же эффектом. Одно из двух: какое-то недоразумение с Катькиным телефоном или… стряслось нечто серьезное. И лучше бы первое – второго я нахлебался последнее время аж по самое не могу.
В полдень за мной приезжает машина. Молодой парень из михайловского Центра приносит мне пакет с вещами и записку от Кати: «Король сталкеров, я знаю, ты очень сердит, что я не заехала за тобой. Прости меня, пожалуйста. У меня тут непредвиденные обстоятельства. Не сердись и не беспокойся, я задержусь ненадолго. Сейчас мне надо торопиться, от меня зависят люди. Но потом я тебе всё расскажу и ты меня простишь. Я обнимаю тебя так крепко, что поберег бы ты ребра! Твоя Стрекоза».
И я успокоился. Нет, ребята, я свою жену знаю. Если у нее непредвиденные обстоятельства, значит, это
Правда, всё равно обидно немного. Фигня какая-то вышла.
Разбираю пакет. Бельё, джинсы, рубашка, куртка… зонтик. Ну да, женщина же собирала. Бутерброды с окороком и с яичницей, как я люблю. Ну да, женщина собирала, только теперь в хорошем смысле женщина. Денег чуть-чуть. Видно, не очень-то ее дела. И… вот это мне по нраву.
Хороший нож из пятнистой дамасской стали с характерной паутинкой разводов. Рукоятка из карельской березы. На лезвии – значок нашей с парнями мастерской. На ножнах – мое имя. Отличная вещь. Особенно в умелых руках, а у меня руки к ножам сыздавна приучены.
Вот это положила в пакет не просто какая-нибудь там среднестатистическая женщина, а
Выписываюсь. Парень из михайловской команды ведет меня к машине и садится за руль. Как же зовут-то его? Совершенно из памяти вылетело.
– Куда мы теперь, – спрашиваю, – к моему новому жилищу? И где оно?
– Твоя хибарка, Тим, подождет. Мы едем на точку, где сейчас базируется Центр.
От слова «хибарка» мне поплохело…
Глава 2
Зачет по артефактам
Михайлов владел дачей близ подмосковного города Ступино, по соседству с Белопесоцким монастырем.
То есть, раньше это называлось дачей, а теперь стало просто домом. Офис нашего Центра ужался до размеров рабочего кабинета, за окном которого петухи с добротной регулярностью прочищали горло.
Когда-то, на пике карьеры, Михайлов завел себе очень большой дом за городом. Весь второй этаж в нем заняла библиотека, и там царил идеальный порядок. Еще идеальный порядок закрепился на территории кабинета. На просторах кухни и спальни он потерпел сокрушительное поражение. Его выбили оттуда волны агрессивного хаоса, сдерживаемые лишь отчаянными усилиями уборщицы, по совместительству кухарки. Если бы у Михайлова спросили, где тут стиральная машина, где сковородка и где его новое пальто, он бы ответил, не колеблясь: «А у меня точно есть все эти вещи?»
Остальные помещения пустовали. Некоторые из них были заперты на протяжении многих лет. Подозреваю, что там должна была завестись Женщина. Какая-нибудь очень хорошая Женщина. Которая – р-раз… и навсегда. Но времени на Женщину катастрофически не хватало. Поэтому дачу изредка посещали женщины. Которые р-раз… и «созвонимся». А в запертых комнатах, надо полагать, самозародилось привидение несбывшейся Дамы. Во всяком случае, оттуда порой доносились подозрительные скрипы…
– Что-то там рассыхается, – со вздохом констатировал Михайлов, проводя меня по коридору мимо пустующих чертогов.
– И-и-и-и-и-и-и-и… – отвечало ему привидение.
– Цыц! – заткнул его Михайлов, жестом приглашая меня в кабинет.
Он не любил предисловий, а потому, показав на кресло, сразу перешел к делу:
– Зона вас чуть не убила, Тим. Собственно, до крайности странно, что не убила… После всего, что с вами произошло, готовы ли вы сделать новую ходку? Разумеется, не о Припяти идет речь, а о Москве. Не спрашиваю, как ваше здоровье и не хотите ли отдохнуть, потому что знаю: здоровье никуда, а взять отпуск очень хочется. Отпуска не будет. Не те у нас обстоятельства… Скажите честно, вы не перегорели?
– Располагайте мной, как считаете нужным, Дмитрий Дмитриевич. Если потребуется – я хоть завтра…
Он скептически покачал головой.
– Вы еще не поняли, куда именно вам придется идти.
Восемь ходок у меня. Наверное, я отличаю псевдоплоть от гамадрила… Так что за ерунда?
Говорить этого я не стал. Но на лице у меня, наверное, кое-что отразилось. Михайлов вздохнул и принялся копаться в сейфе.
– Так, полагаю, будет понятнее.
С этими словами он вынул из сейфа восемь предметов и расставил их в одну линию на столе. А затем потребовал голосом большого босса:
– Сталкер Тим! Назовите объекты, стоящие перед вами, их свойства, связанные с ними риски, а также их ориентировочную стоимость на черном рынке.
Я, ребята, профессионал. И терпеть не могу, когда меня проверяют на вшивость. Разеваю рот, чтобы дать профу четкий ответ и… запираю рот. На замок. Я никакой не профессионал, ребята. Я барахло.
Допустим, «черные брызги» я знаю. Очень старый артефакт, совершенно безвредный, но и польза от него – одним ювелирам. Просто красивые штучки. Допустим, «пустышку» я тоже знаю. Ее вообще все знают. Два тонких блина на локоть расстояния друг от друга, между ними пустота, но ни прижать их друг к другу, ни растащить невозможно. Толку от пустышек никакого, но физики их любят и дают приличную цену. Беда только, что эти артефакты – и «черные брызги», и «пустышки» – находят в чернобыльской Зоне крайне редко. Раньше, говорят, они водились – хоть седалищем хавай! А потом… потом непонятно. Сошли на нет. После выбросов они не кастовались, и сталкеры приносили разве только очень старые экземпляры – те, которые раньше никто не заметил. Иными словами, недорогие штучки, но редкие.
А вот остальные шесть поставили меня в тупик. Я их не знаю. Никогда не видел.
Вот что это такое: черный цилиндр, по виду тяжеленький, словно вырезанный из днища старой сковородки, а над ним легкое марево, в котором как будто играет цветомузыка – то воздух становится розоватым, то уходит в голубизну, то желтеет. Или это: грязно-серое мочало – именно мочало, ни с чем не спутаешь! – раскинувшее на полметра от себя веревки щупалец, словно истлевший паук. Или… даже не сообразишь, с чем сравнить: блестящий, переливающийся, будто застывшая ртуть, брикет металлоидной субстанции, по фактуре – то ли кусок хозяйственного мыла, то ли шмат сала с трещинками по краям, то ли обкатанная морем деревяшка… говорю же, не разбери-пойми, с чем сравнить.
Поделиться книгой: