Ледяная симфония

Я принял лошадиную дозу витаминов, противовоспалительных и активизирующих регенерацию тканей препаратов и обезболивающих. Терпеть не могу делать инъекции самому себе, но тут у меня просто не было выбора.

Голова гудит, как трансформатор. Связи нет. Минут пятнадцать назад станцию ощутимо тряхнуло, и несколько секунд спустя пришел низкий подземный рокот – где-то произошел термовзрыв, довольно редкое явление, когда под воздействием низких температур ледниковый панцирь материка прорезает новая трещина.

Положение мое – хуже не придумаешь, но страха за себя я не испытываю. А вот то, с чем я столкнулся, пугает. Голые кости черепа, пустые глазницы, струпья почерневшей кожи… Человек с такими травмами не может двигаться, но эти несчастные ходят, совершают какие-то действия, и все это на семидесятиградусном морозе!

Поневоле поверишь в легенду о Ледяном Отто… Что же здесь происходит?

Обидно, что, находясь в одном шаге от разгадки, я так и останусь в неведении. Ошибка, которую я совершил, выйдя из модуля без «кота» и должного снаряжение, едва не отправила меня на тот свет. Теперь остается только лежать и ждать, когда утихнет магнитная буря, и гадать, что произойдет раньше – восстановится связь или прилетит коптер. В любом случае на Центральной знают, что я здесь.

Закрываю глаза. Надо поспать. Говорят, сон лечит. Мне снится бар «Сахара» на Центральной, сетчатые чулочки Вики и родинка над ее левой грудью…

Странный скребущийся звук выдергивает меня из сладкого сонного омута в самый пикантный момент. Несколько мгновений я озираюсь, пытаясь понять, что происходит. Во рту пересохло, голова по-прежнему гудит, руки и ноги плохо слушаются, каждое движение отзывается болью во всем теле.

Непонятные звуки идут от шлюза. У нас в Турку у бабушки был кот Тойве. Когда он точил когти о деревянную табуретку, звук был точно таким же.

Встать я не могу, пытаюсь что-то сказать, крикнуть, но сожженное горло выдает лишь жалкое сипение. Неожиданно внутренняя дверь шлюза вздрагивает от удара – раз, другой, третий!

Видимо, когда я после низкотемпературного удара заползал в тамбур, то не запер входную дверь. Кретин! Э т и – язык не поворачивается называть их людьми – проникли в шлюз и теперь пытаются войти в модуль.

Парализатор. Вон он, валяется посреди холла. Нужно добраться до него раньше, чем о н и разнесут пластиковую дверь. Есть еще СПУ-3, «специальный пистолет универсальный», стреляет в любой среде – и в вакууме, и под водой, и при низких температурах. Четыре ствола, четыре спецпатрона. СПУ в нагрудном кармане «кота». Комбинезон висит в нише у двери. До парализатора значительно ближе.

Сползаю с дивана, кусая обметанные губы. Кисти рук, пальцы – все посинело, распухло. Боль адская. Дверь сотрясают новые удары. Теперь они куда сильнее прежних.

По-пластунски ползу к парализатору. Дверь распахивается в тот момент, когда пальцы правой руки с трудом стискивают его рубчатую рукоять.

Человек со съеденным лицом вламывается в холл, раскачиваясь, словно мы на корабле и море сильно штормит. Он идет ко мне, вытянув вперед черные руки со скрюченными пальцами. Я поднимаю парализатор и стреляю, практически не целясь – раз, другой, третий, четвертый…

Судя по всему, я ни разу не попадаю – он продолжает движение. Штатный СЧС-совский парализатор BW-5М стреляет крохотными гарпунами-генераторами. Каждый выдает электрический частотно-модулированный разряд, приводящий к параличу мышц конечностей и туловища. Двух гарпунов достаточно, чтобы обездвижить крепкого мужчину, три-четыре гарантированно остановят даже человека, находящегося под воздействием боевых стимуляторов или тяжелых наркотиков.

Э т о м у не хватило всей обоймы. Я буквально утыкал его бедра, грудь и живот гарпунами, но он все равно шел и шел, нелепо, с костяным стуком переставляя ноги. Шел молча.

Скрипя зубами от боли, я на четвереньках пополз прочь от него, проклиная шефа, толстого Франсуа и собственную глупость. Судя по всему, е м у нужно то, что сухой язык протокола именует «агрессивными действиями с физическим контактом». Слава Богу, он неуклюж, и я, обогнув стол, успеваю к нише с «котом» до того, как черные скрюченные пальцы дотягиваются до меня.

Отлетает сорванная пломба. СПУ компактен и безотказен. Один его патрон способен завалить полярного медведя или разнести голову белой акуле.

Человек без лица идет на меня в жуткой тишине, и я отчетливо слышу, как скрипят его кости. Желтые зубы, безвольно отвисшая нижняя челюсть, лохмотья кожи на висках, серые лицевые кости черепа.

Кто же сотворил с тобой такое?!

Мой распухший палец с трудом давит на спусковую скобу. Пистолет дергается, звук выстрела мячиком прыгает по холлу. Длинная цилиндрическая пуля вонзается в раззявленный рот и взрывается, разметав е г о голову. Мне в лицо прилетают ошметки кожи, куски замерзших мозгов и какая-то холодная липкая слизь.

Лишившись головы, тело продолжает некоторое время двигаться, механически переставляя ноги. Я упираюсь спиной в стену возле двери – отступать некуда! – и бью е г о ногой в живот.

Обезглавленное тело отлетает, падает на спину, но не затихает, продолжая шевелить руками и ногами в тщетных попытках подняться.

У меня перед глазами плавают темные пятна. Слизь залепила рот, я с трудом стираю ее рукавом и слежу за дергающимся трупом.

О н должен быть мертв! О н умер! Млекопитающие, теплокровные, позвоночные не могут существовать без головы!

Но э т о т… э т а тварь живет. Она сгибает и разгибает конечности, шевелит пальцами. Из рваной дыры на месте шеи течет все та же прозрачная слизь, она уже образовала под трупом целую лужу.

Спохватившись, с трудом отвожу взгляд от ужасного зрелища и, хватаясь за стену, передвигаюсь к тамбуру – нужно надеть «кот» и запереть внешние двери, со следующим гостем я могу и не справиться.

* * *

О н затих лишь спустя полчаса или более. Точное время определить трудно, потому что я в какой-то момент потерял сознание, а когда очнулся, то увидел, что у иллюминаторов маячит неясная тень.

Второй. Движимый каким-то патологическим любопытством, ползу к иллюминатору, опираясь на край дивана, поднимаюсь на ноги и вплотную приближаюсь к стеклу.

Э т о т сохранился куда лучше первого. Искаженное гримасой ужаса посиневшее лицо, ледяные мутные шарики вместо глаз, на теле – порванный во многих местах климатический костюм, шлема нет. Пальцы с сорванными ногтями шарят по стеклу в тщетных попытках прокопать в нем проход и добраться до вожделенной добычи.

До меня.

На голове у н е г о уцелели длинные светлые волосы. В их прядях снег. В нескольких местах волосы вырваны вместе с кусками кожи. Неожиданно понимаю, что передо мною женщина. Это открытие заставляет отшатнуться от иллюминатора. Желудок стискивает спазм, меня выворачивает прямо на диван.

Сил совсем нет. Похоже, дела мои плохи. Нашариваю в бедренном клапане «кота» аптечку экстренной помощи АЭП-М, вытаскиваю, прикладываю к руке. Я берег эту хитроумную штуковину на самый крайний случай, и, похоже, он наступил.

В кожу мне впивается игла анализатора. Приборчик чуть вибрирует, по его торцовой панели пробегают разноцветные огоньки. Что-то чуть слышно щелкает, и я ощущаю, как мне под кожу впрыскиваются препараты. Это не лекарства, это стимуляторы, обезболивающие и активизирующие нервную систему вещества из арсенала боевой фармацевтики. Если кратко, то АЭП-М нашпиговывает меня допингом. Без него совершить задуманное мне никак не удастся.

Голова сразу проясняется, мышцы наливаются силой. Пристегиваю шлем «кота», достаю пистолет. То, с чем я столкнулся на станции номер Двенадцать, несут угрозу. До появления здесь других людей эту угрозу нужно свести к минимуму.

Иду в шлюз, отпираю входную дверь. Сияние в небе стало более насыщенным, его зеленоватые отблески гуляют по снегам, и они напоминают декорации к страшной сказке. С удивлением констатирую, что дышу очень часто, словно собака в жаркий летний день. Странно, а ведь я чувствую себя просто отлично. Все же химия – великая наука!

Итак, к делу. Мне нужно сделать десяток шагов вдоль стены модуля, повернуть и выстрелить э т о й в голову. Затем вернуться, попробовать еще раз связаться с Центральной, подготовить краткий отчет о случившемся, повторить манипуляции с АЭП-М и идти в трещину на поиски двух оставшихся… людей? Пусть пока будет так.

Э т а продолжает царапать иллюминатор. Пожалуй, т о т, что валяется в холле, был посообразительнее.

Поднимаю пистолет – рука тверда, движения четкие, уверенные – стреляю. Голова э т о й разлетается, как тыква после удара бейсбольной битой. Тело валится в снег, начинает копошиться там, словно крот. Замечаю, что стационарный рюкзак климатического костюма приоткрыт и из него торчит странно неуместная здесь брезентовая сумка. Машинально делаю несколько шагов, выдергиваю сумку из зева рюкзака и иду обратно на станцию.

* * *

В тепле труп посреди холла оттаивает и начинает ощутимо пахнуть, но не мертвечиной, уж этого-то запаха я в своей жизни нанюхался, а какой-то кислой дрянью. Так пахнут затхлые пруды и непроветриваемые подвалы.

Накидываю на труп покрывало, ставлю чайник, начинаю изучать трофей. У меня в руках довольно ветхая сумка защитного цвета с латунной застежкой. На сумке нечитаемая надпись латинскими буквами. Открываю клапан – внутри тетрадь, какие-то старинные документы в виде маленьких книжечек, такие были в ходу в ХХ веке. Все очень ветхое и буквально рассыпается у меня в руках.

После нескольких безуспешных попыток достать и прочесть документы принимаю решение оставить это специалистам. С меня хватит тетради. Она сохранилась намного лучше, страницы практически не пострадали, возможно, потому что бумага со специальной пропиткой.

Единственный минус – вся верхняя левая часть тетради залита некой жидкостью, и текст там не читается, строчки просто выело в результате химической реакции.

Пью кипяток, изучаю тетрадь. Судя по всему, это дневник, и ему более ста лет. Написано по-шведски, мелким, но разборчивым почерком. У нас в Турку шведский – практически второй язык, его знает даже бабушкин кот Тойво, так что я читаю без труда. Некоторые страницы содержат обширные лакуны, на других текст сохранился.

…февраля 1938 года

…от хребта …до побережья около трех тысяч километров. На всем протяжении пути – лед, снег, трещины, сугробы и температура ниже минус сорока пяти градусов. Идеальные условия для того, чтобы выстроить здесь тюрьму для особо опасных преступников.

Или хранилище сверхъядовитых веществ. Или микробиологического оружия – у профессора Кранца есть весьма интересные разработки в этой области. Хотя я бы загнал сюда вообще все оружие, созданное человечеством, сложил его штабелями в каверны и полости, запер створы и выбросил ключи.

27 февраля 1938 года

Из-за особенностей рельефа ледник здесь, судя по всему, не имеет тенденции к перемещению в зоны абляции. Таким образом, в районе пересечения сто сорокового меридиана и восьмидесятой широты сформировался очень мощный ледниковый купол, толщина которого доходит до четырех километров.

Каскад трещин позволяет совершать безопасные спуски практически до скального основания материка, хотя такие походы и занимают целый день. Внизу, по сравнению с поверхностью, очень тепло, термометр показывает всего – 7 °C. Я поставил там камеральную палатку и провел в ней ночь, даже не одевая меховых штанов.

Вчера по радио связывался с Гюнтером. Экспедиция Граубе заканчивает работу у горы Минто на мысе Адэр. Их санный поезд по пути к Земле Уилкса, где они собираются сделать измерения магнитных возмущений у Южного магнитного полюса, пройдет через нашу станцию. Это случится через четырнадцать дней. Я отправил Шрадера и рабочих с оборудованием и продовольственными припасами закладывать лагерь для экспедиции будущего года, а сам остался на месте с достаточным количеством еды и теплых вещей.

Немцы – большие аккуратисты во всем, что касается точных дат, с ними приятно иметь дело, и я рад, что Берлинская академия наук пригласила меня в эту экспедицию.

Вообще в том, что немцы восстановили свое государство и рейх занял приличествующее ему место в Европе, я вижу залог будущей политической стабильности континента, и мне кажется, что недалек тот час, когда вокруг Берлина объединятся все цивилизованные европейские государства.

По крайней мере, Граубе рассказывал мне, что у их канцлера – они называют его фюрером – именно такие далекоидущие планы. Граубе заберет меня на своем пути к Южному магнитному полюсу. Я же, ожидая его, намереваюсь тщательно исследовать антарктический грунт с целью выявления здесь реликтовых микроорганизмов…

1 марта …8 год

…большая трещина уступами спускается вниз, а в меньшей, второй по счету, трещине я обнаружил проход, ведущий в ледяной грот. Меня с самого начала насторожил иней, покрывающий своды грота. В свете фальшфейера он казался рыжим мехом какого-то неведомого животного. Тщательно исследовав грот, я наше…

(лакуна)

…вследствие обрушения ледяной стены вскрылась подледная каверна, обширная полость, простирающаяся…

3 марта 1938 год

…возблагодарить судьбу за этот воистину императорский подарок! Это настоящий клад для микробиолога, хотя, я уверен, и зоологи, и ботаники, и представители прочих наук дали бы отсечь себе конечность, чтобы оказаться на моем месте! Убежден, что исследование полости перевернет все представления о жизни на нашей планете в доистории…

(лакуна)

…Полость образует три крупных зала, размеры которых я оцениваю в сотни метров. Высота ледяных сводов варьируется от трех до нескольких десятков метров. Я взял на себя смелость дать залам названия. Первый, самый большой и сухой, получил наименование Хадес, второй, узкий и длинный – Стигис, а третий, самый дальний, наполненный испарениями подледного озера, – Геенна. Как нетрудно заметить, название залов имеет инфернальное происхождение. Впрочем, я не силен в семантике и посему перейду к биологии.

Во всех трех залах очень широко представлены грибы. Плесень покрывает практически всю почву, и даже ледяные стены залов. Во всех образцах грунта, взятых мною в различных точках полости, присутствует мицелий; мне удалось обнаружить несколько десятков плодовых тел высших грибов, с большой долей вероятности относящихся к базидиомицетам.

Растительный мир представлен мхами, похожими на ягельные мхи арктических тундр. Необычайно развит, особенно во втором зале, названном мною Стигис, лишайниковый покров, что является совершенно необъяснимой вещью, т. к. лишайники не могут существовать без солнечного света, впрочем, так же, как и мхи.

Из живых существ мною были обнаружены насекомые, вероятно, имеющие родственные связи со сверчками, клопы рода Pyrrhocoris, многоножки и пауки из семейства Dictynoidea, причем так же, как и в Новой Зеландии, эти пауки здесь тоже ведут социальный образ жизни, образуя колонии с общими ловчими сетями.

Без сомнений, в глубине полости обитают более крупные существа, я практически на сто процентов уверен, что встречу земноводных, пресмыкающихся, а вот по поводу млекопитающих и птиц у меня имеются обоснованные сомнения – науке не известны случаи существования теплокровных в изолированных…

(лакуна)

…во время сегодняшнего спуска в зале Стигис был атакован крупной, до трех метров длины, вараноподобной ящерицей. Пришлось стрелять. Подаренный Граубе Mauser Kurz, хотя и сильно пострадал от влаги, в нужный момент не подвел, и я всадил в тварь все пять пуль. Но и после этого ящерица продолжала двигаться и даже сумела укусить меня, по счастью, лишь оцарапав кожу бедра сквозь плотную ткань комбинезона.

…арта 193…

…они похожи на дипломонадид, а более всего, по крайней мере, визуально, на Giardia intestinalis – та же каплевидная форма «тела», те же жгутики. Если следовать «системе пяти царств» Уиттекера, я бы отнес этих существ к протистам, определив их в простейшие саркомастигофоры. Однако удивительная особенность образовывать колонии периодические наводит меня на мысль, что они могут относиться и к…

…С помощью внеклеточных цитоплазматических сетей, образованных сильно разветвленной системой псевдоподий, тысячи и даже миллионы реаниматоров сливаются в довольно крупное, до 150, а иногда и до 180 мм в диаметре, полупрозрачное существо, более всего похожее на купол медузы, но не такой плотный на ощупь.

Я назвал эти сообщества примицерами, от латинского «primicerius», что значит «управляющий». Вне организма-носителя это просто прозрачная слизь, малоподвижная и быстро погибающая под воздействием внешних факторов.

Механизм возникновения некробиологического организма представляется мне следующим:

После смерти высшего позвоночного часть реаниматоров переселяются на его кожные покровы, проникают внутрь, поближе к позвоночному столбу, движутся к мозгу и создают новую примицеру.

Необычайно длинные (до одного метра и более) выросты гаптонем примицеры проникают сквозь покровы и ткани к нервным узлам организма-носителя и активизируют их с помощью вещества еще не выясненного генезис, возможно, это какая-то органическая кислота. В результате примицера получает доступ к «управлению» нервной системой организма, а через нее – всеми органами чувств и мышцами. Примицера фактически начинает выполнять те же функции, которые отведены мозгу погибшего существа, а оно превращается в некробиологический объект, или, для краткости, некроб.

Некробы имеют…

(лакуна)

…и живого тоже! Судя по всему, эти простейшие за миллионы лет существования популяции в изолированных пространствах подледниковых полостей выработали способность выживать за счет управления высшими существами. Внедрившись в живого позвоночного, примицера как бы одевает на себя «водолазный скафандр» и берет на себя управление. Используя мышцы, зубы и когти «скафандра», примицера добывает пропитание, одновременно поедая изнутри и сам «скафандр» до тех пор, пока от него не останутся одни кожно-костные останки. Я видел несколько десятков подобных, облепленных плесенью костяков рептилий в зале Геенна. Мозг «скафандра» погибает, видимо, сразу после того, как в нем развивается примицера. С момента гибели мозга существо-носитель и становится некробом.

Думаю, я совершил выдающееся открытие. Впрочем, сейчас не время размышлять о лаврах – у меня мало времени, совсем скоро к трещине подойдет санный поезд, и мне придется сворачивать свои исследования.

…1938 год

Сегодня обнаружил необычайную эксплозивность примицер. Будучи помещенными в неблагоприятные условия, т. е. попросту оставленные без своего «скафандра», они всеми силами борются за жизнь, совершая дерзкие экспансии на недоступные для других простейших расстояния, причем даже в агрессивных средах.

Это навело меня на мысль, что примицеры могут представлять определенную опасность для человека, так как заражение через кожные покровы…

(лакуна)

…покраснение кожи и онемение пальцев. Неужели это произошло со мной? Не может быть – я соблюдал режим стерильности и…

8 марта 1938 года

Боже, боже! Я жив, но я все равно что умер – мои конечности не слушаются меня, я с трудом удерживаю в пальцах карандаш. Еще три дня назад я был уверен, что смогу победить болезнь, но примицера разрастается внутри меня, и мой организм все более переходит под ее власть. Ужасные боли терзают меня. Я не могу произносить членораздельных звуков, не чувствую ног и с трудом дышу. Вскоре я перестану контролировать процесс дыхания, и мой мозг погибнет от асфиксии. Однако тело мое продолжит существовать в виде чудовищного некроба, и я обречен буду многие годы ползать во мраке подледного ада, перебираясь по скользким камням из Хадена в Стигис, из Стигиса в Геенну и обратно, пожирая все живое. Безглазый, разлагающийся, со струпьями вместо кожи, я стану хищной тварью, подобной существам, порожденным фантазией Босха и Данте.

Есть только один способ избежать этой страшной участи. Я никогда не был религиозным человеком, меня сложно отнести даже к агностикам, но теперь я понимаю, что это жуткое испытание было ниспослано мне свыше.

Какая горькая усмешка судьбы – чтобы уверовать в Бога, я должен был заживо оказаться в аду!

И если я совершу задуманное, то тоже попаду туда, но мне кажется, что Бог смилуется надо мною, ибо я…

(лакуна)

…а может быть, это вовсе не Творец, не Высшее существо, а враг рода человеческого, до чьих чертогов из этого царства смерти рукой подать? И мои муки и терзания не что иное, как часть адских мук и терзаний? Тогда тем более…

(лакуна)

…близкие мне люди находятся на другом краю Земли. И Карл, и маленький Густаф, и красавица Эмели, и моя любовь, моя Фриджелотта…

Прощайте!

Свои записи и документы я сложу в полевую сумку, а ее уберу в металлическую коробку-стерилизатор от медицинских инструментов и спрячу между камнями. Надеюсь, что те, кто когда-нибудь придет вслед за мной, прочтут их и не совершат той ошибки, что совершил я.

Я стою у края тьмы, Господи! Девять патронов в магазине Mauser и коробка шведских спичек – вот мои проводники и мои спасители. Я грешен и каюсь. Мне нечем причаститься, но даже если бы были здесь кровь и плоть Господни, я не сумел бы этого сделать, ибо рот мой не слушается, я практически ослеп и должен торопиться, пока проклятое порождение адских бездн не получило полную власть надо мною.

Господи, спаси!

Аминь!

1938 год, 10 марта, 14 часов 34 минуты по среднеевропейскому Берлинскому времени.

* * *

Закончив чтение тетради так и оставшегося для меня безымянным шведского биолога, некоторое время сижу без движения, переваривая полученную информацию.

Некробы, примицеры, «скафандр»…

Теперь мне понятно, что произошло с несчастными геологами там, внизу, на глубине четырех километров. Точно так же, как и швед-биолог сто с лишним лет назад, они шли за новыми знаниями и в погоне за ними невзначай открыли дверь в царство смерти.

Впрочем, сейчас мне не до лирики. Я тоже слишком близко приблизился к этой двери. Дурацкая слизь на лице, которое теперь все горит, словно по нему прошлись теркой…

Теперь нужно действовать очень быстро, в противном случае встречать прилетевший коптер выйду уже не я, а «скафандр» примицеры, некроб, неуязвимый и опасный.

Эмоций нет, боевые стимуляторы отсекли ненужные мысли. Отчасти я уже некроб, только вместо примицеры мною управляют химические вещества. Ну что ж, их, по крайней мере, создали люди.

Черт, работая в нашей конторе, поневоле часто задумываешься о смерти и о том, как это будет, но я никогда не предполагал, что все закончится так быстро…

* * *

Луч фонаря не достигает дна трещины. Зеленовато-синие стены высятся по обеим сторонам, и луч фонаря подсвечивает их, словно они выточены из невозможно гигантского аквамарина. Шаги двух оставшихся некробов гулко отдаются в тишине, царящей в разломе. Этой тишине много тысяч лет. Я нарушу ее самым бесцеремонным образом. Десять килограммов взрывчатки должно хватить, нужно только правильно расположить заряды, а для этого необходимо спуститься на самое дно. Взрыв обрушит льды, навсегда замуровав проклятые пещеры.

Некробы наверху, прямо надо мной, сейчас заняты телами своих собратьев, которых я затащил в клеть. Когда они поймут, что совсем рядом есть куда более лакомая добыча, я должен быть внизу.

Мультирегистратор бесстрастно фиксирует все происходящее, и это хорошо. А еще хорошо то, что он не может записывать эмоции.

Отстегиваю блок прибора и вешаю его на перила. Некробам он ни к чему, а тем, кто придет по моим следам, будет небезынтересно просмотреть записанный материал.

Я очень боюсь высоты. Но шеф был тысячу раз прав, когда сказал: «У страха глаза велики».

Спуск займет несколько часов. Некробы станут спускаться следом. Там, внизу, у меня будет фора для закладки взрывчатки. Потом мы встретимся. Я дождусь их, держа взрыватель в руке. Римчев, Оуэн, Мерида, Канкун, безымянный швед, разнесший себе голову маузерной пулей… Странно. Я совсем не знал этих людей, но буду погребен вместе с ними.

Господи, какая ерунда лезет в голову!

Начинаю спускаться, придерживаясь руками за стену. Рюкзак с взрывчаткой тянет вниз. Трос скользит и щелкает. Лед совсем близко, я вижу в нем молочно белые прожилки и пузырьки воздуха, которому тысячи лет.

Научно-штабной модуль я сжег – там было слишком много смертоносной слизи. В один из прожекторов, прямо внутрь, вытащив предварительно галогенный элемент, я вложил записку. Я написал ее спонтанно, не вдумываясь в слова:

...

«Милая Вики!

Если ты читаешь эти строки, значит, я сумел сделать то, что задумал. Я жалею лишь об одном – что не смог перед смертью поцеловать твою родинку над левой грудью.

Прощай!

Твой Йохан Миккели».