Рассказы

Ларка оторопела. Такой чуши она не слышала даже от своей занудной мамаши. Повернув голову, увидела, что на краю скамейки примостилась тощая девчонка лет десяти, рассматривающая ее, как странную букашку, невесть откуда принесенную ветром.

– С чего ты это взяла? – резкий Ларкин голос стал еще пронзительнее.

Та взмахом руки указала на видневшуюся неподалеку маковку небольшой церквушки.

– Я в воскресную школу хожу. Нам батюшка много чего рассказывает. Правда, я и сама читаю много. Книги разные в библиотеке и интернете.

Ларка саркастично усмехнулась.

– Понятно. Верующая, значит.

Девочка пожала тонкими плечами.

– Да нет. Не очень. Хотя мне нравится, что у каждого есть свой ангел-хранитель. Правда, если бес начинает сильно смердеть, то ангел улетает. Ему дышать нечем. Уж очень эти бесы вонючие.

Девчонка говорила с такой простотой и убежденностью, что можно было подумать, что и с бесами и с ангелами она общается запросто.

Ларке стало не по себе.

– А что ты здесь делаешь одна? Здесь не место для малышей без родителей.

– Маму жду. Она сейчас брата оденет и выйдет. А вам надо бросить курить, а то вы красивая, но сильно уставшая, и кожа у вас серая. Сразу видно, что вы неправедную жизнь ведете.

От изумления Ларка подавилась дымом и закашлялась. Девчонка назидательно заметила:

– Вот видите! К тому же бесы питаются табачным дымом, дурными словами, дурными поступками и дурными мыслями. Всем плохим. И вредят людям, ведь они для этого и существуют. Это они толкают на всякие подлости и глупости.

– Да хватит тебе чушь молоть! Уши вянут, честное слово! – Ларка всерьез разозлилась. Она бы даже ушла, но они с Эдиком, как обычно, договорились встретиться именно на этой скамейке.

Пропустив мимо ушей это сердитое требование, девчонка безжалостно продолжала:

– А еще вам надо научиться себя уважать. А то тех, кто не умеет себя уважать, никто не уважает.

Ларка открыла было рот, чтобы послать ее куда подальше, но тут от подъезда напротив раздался призывный оклик, и девчонка, соскочив со скамейки, быстро умчалась, вскидывая худые голенастые ноги. Ларка с облегчением вздохнула и вдруг поняла, что досадует больше на себя, чем на невольную собеседницу.

Как сказала эта моралистка? Надо научиться себя уважать? Но разве она себя не уважает? Она ведь такая же, как и все ее знакомые девчонки. Что, неужто никто из них себя не уважает? Чушь собачья!

Рядом плюхнулся распаренный Эдик и, даже не думая извиниться, развязно хлопнул ее по бедру в знак приветствия.

– Привет, Ларка! Пойдем перепихнемся поскорее, а то некогда мне, парни в баре ждут, пиво осядет. – Он похотливо посмотрел на подружку и встал, не срывая натянувшуюся ширинку. – Пошли на старое место, там поудобнее.

Ларка вдруг поняла, что и в самом деле себя не уважает. Внимательнее посмотрела на того, кого считала своим парнем вот уже два года. Он был высоким, сильным и развязным, или как говорили девчонки, настоящим мачо. Из-за него она поссорилась с Машкой, своей лучшей подругой, и гордилась, что он остановил свой выбор на ней, а не на ком-то другом. Гордилась своей победой. И вот теперь впервые в ее голове мелькнуло сомнение: а победа ли это была? Может быть, мать права, утверждая, что Эдику все равно, чью юбку задирать, и что она круглая дура, позволяя ему это?

Внезапно осознала, что вовсе не хочет перепихиваться в чужом подъезде. А чего же она хочет? В голове прозвучали слова матери: «Любая девушка хочет стабильности и уверенности, нормальной семьи. А этого тебе с этим бабником вовек не видать».

Ларка поразилась. Она же сама недавно считала, что семья, муж, дети мешают жить легко и беззаботно. Так что же мешает ей сейчас встать и пойти с ним? Может быть, слова той странной девчонки о том, что это бес толкает ее на дурные поступки? Но это же полная лажа, разве не так?

– Ну, чего резину тянешь? Если не хочешь, так и скажи. Другую найти не проблема. – Нетерпеливый Эдик был недоволен промедлением.

Еще недавно эти слова будили в Ларке инстинкт самки, боящейся потерять своего самца. Но теперь от этих грубых слов ей стало противно. Так противно, что она поднялась и с искаженным от гнева лицом гордо бросила:

– Ну, так и ищи эту другую. А я буду себя уважать!

И гордо пошагала прочь от оторопевшего от такого заявления Эдика. Она уже не видела, как он, ошалело повертев головой, повернул обратно.

По дороге Ларка бросила в урну почти полную пачку сигарет. Криво усмехаясь, вынула из сумочки сотовый и поставила запрет на звонки от Эдика, а заодно и от всех членов их гоп-компании.

Мать встретила ее изумленным взглядом. Еще бы, дочь вот уже несколько лет заявлялась домой лишь под утро. Ларка впервые за несколько лет взглянула на мать при дневном свете, и сердце вдруг пронзила острая боль. Мама была ужасно постаревшей и какой-то угасшей. Ларке внезапно стало страшно. Она впервые поняла, что своей веселой жизнью и впрямь довела мать до преждевременной старости. А ведь еще каких-то пять лет назад ее мама была такая молодая и красивая.

Горячо пообещала маме, что теперь всегда будет приходить домой вовремя. И учиться снова начнет. Сходит завтра в институт и восстановится. Голос у Ларки почему-то охрип и звучал с надрывом, как у больной.

Мать с недоверчивым удивлением пожала плечами. Ларка столько раз обещала вести нормальную жизнь, только для того, чтобы от нее отвязались, что доверия ее словам не было никакого.

Ларка боялась, что мать начнет ехидничать, но та только сказала:

– Хотелось бы верить. Но с чего это ты приняла столь судьбоносное решение?

Откашлявшись, дочь сконфуженно призналась:

– Хочу себя уважать.

Мать изумленно округлила глаза.

– Это очень трудно. Постарайся для начала прожить день так, чтобы вечером тебе не стыдно было его вспомнить.

В этот раз Ларка выслушала привычное морализаторство матери без скептической ухмылки. Раньше бы она демонстративно бросила «какая чушь!», и отправилась в свою комнату. Но сейчас ее что-то зацепило, и она принялась задавать вопросы, на которые мать отвечала с некоторым удивлением, но охотно.

На следующий день Ларка в самом деле съездила в брошенный пару лет назад институт и написала заявление о восстановлении. На обратном пути встретила Эдика. Тот, хохотнув, заявил, что уже заменил ее на Машку. Она же от него без ума!

У Ларисы болезненно дрогнуло сердце, но она вспомнила, что теперь умеет себя уважать, и холодно поздравила его с достойной заменой. С досадой выслушав ее слова, Эдик внезапно признался, что соврал. Хотелось ее задеть, а то она что-то такая стала чужая, слишком правильная и попросту скучная.

Он ждал горячих разуверений, но Лариса, обманув его надежды, пожала плечами и обошла его, как столб. Быстро пошла дальше, чувствуя спиной его сверлящий взгляд. Сердце пело, будто освобождаясь от непосильной ноши. Пусть умение уважать себя требовало жертв, но оно того стоило!

Отпуск в степи

Людмила все свои отпуска проводила с пользой – познавала мир. Она побывала почти во всех странах Европы и Азии, несколько раз ездила в Англию, куда ее влекли профессиональные интересы, ведь она работала преподавателем английского языка в элитной гимназии.

Конечно, будь она замужем, то раскатывать по миру в одиночку ей никакой бы муж не позволил. Но она была не замужем и ее мать, считавшая старшую дочку умницей и красавицей, не могла понять, в чем тут дело. Ее младшая дочь, так же как и сын, были давно пристроены, и только Люда не могла найти себе пару.

В лето, на которое у Людмилы было намечено открытие Америки, ее планам сбыться было не суждено. Двоюродная сестра отца, тетя Луша, дама весьма преклонного возраста, сломала ногу. Ухаживать за ней и ее многочисленной живностью было некому, и Людмиле пришлось вместо Нью-Йорка ехать в Оренбуржье, где в небольшом степном селе жила тетушка.

Добралась она до деревни без приключений. Привезла с собой джинсы, шорты, да пару коротких светлых сарафана, которые, как выяснилось, не очень-то годились для сельской жизни. Деревенские женщины ее возраста в подобных нарядах не ходили. Дабы племянница не вызвала всеобщую обструкцию, тетя Луша вытащила из сундука несколько длинных юбок, которые она носила в далекой молодости, и в придачу к ним пару цветастых кофт.

Людмила их постирала и стала носить, что еще ей оставалось делать? Не покупать же новую одежду, которую она в городе заведомо носить не станет? В одежде степной казачки она стала выглядеть как истая селянка, откуда-то взялась стать, гордая поступь и плавность движений. Хотя по-другому выглядеть в длинной юбке с парой полных ведер на коромысле и не получалось.

Однажды у колодца ей повстречался высокий симпатичный мужчина с ведрами в руках. Людмила удивилась. Местные мужики, как правило, по воду не ходили, не мужское это дело. Он ей улыбнулся и скованно поздоровался.

Мужчина был голубоглазым блондином из тех, что очень ей нравились, и Людмила тайком вздохнула – везет же некоторым бабам. Конечно, в том, что она одна, есть толика ее вины, но главным образом это, конечно, судьба. Просто все, кто ей нравился, почему-то были уже женаты. А она никогда не станет разбивать чужие семьи, не по ней это. К тому же всю жизнь прожить с сознанием вины и ожиданием заслуженный кары – Боже упаси!

Потом она довольно часто стала встречать его у колодца. Он немного чопорно кланялся, односложно здоровался и пару раз даже пытался проводить ее до дома, но она решительно отказалась. Тетя Луша говорила, что приличных холостяков подходящего для нее возраста у них в деревне нет. А мужчина у колодца был очень даже приличным, поэтому вывод был один – он женат.

Людмила полола морковь, когда набатом зазвучал обрубок рельса, висевший у магазина в центре села. Она тут же подхватилась и кинулась на улицу. Приложив ладонь козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от сильного ветра, увидела столб дыма за околицей. Похоже, горела чья-то сараюшка или стог сена. Ей чуть не стало плохо – в такую ветреную сушь запросто выгорит все село!

Она побежала в сторону черного столба, и через несколько минут наткнулась на толпу баб у старого колодца, самого близкого к пожару. Линия электропередач из-за ветра в который раз вышла из строя, и насос, которым обычно качали воду, бездействовал. Мужики, приехавшие на пожарной машине за водой, пытались запустить свой насос, но он только мерно чихал, решительно не желая заводиться.

По полю, огораживая горящий сарай, несколько раз проехал трактор, создавая защитную полосу, но ветер с легкостью разносил горящие щепки и искры на сотни метров вокруг. Бабы руками вытаскивали ведра с водой, но получалось медленно. Стояла бестолковая суета, никто не знал, что делать. Мимо них к центру села промчалась вторая пожарная машина, выпустившая на сарай весь свой запас воды и теперь надеявшаяся пополнить его из главного колодца.

До них уже доносились обжигающие искры, несомые ветром, и бабы принялись истово креститься, призывая на помощь всех богов.

Тут из кузни, дребезжа, показался старый ручной насос. Его тащили тот самый мужчина, что не раз встречался Людмиле у колодца, и два деревенских парня. Все они были в одних джинсах, с голыми торсами, на головах – бейсболки. Быстро спустив шланг в колодец, они принялись качать, – и, о чудо! – из насоса мощной струей хлынула вода.

Мужчина яростно нажимал на ручки насоса, мускулы перекатывались под блестевшей от пота кожей, и Людмила невольно подумала: он красив, как греческий бог! Но тут же опомнилась. О чем она думает, когда селу грозит настоящее бедствие!

Небольшой шланг насоса не мешал вытаскивать ведра из колодца, и бабы продолжили свое занятие, спеша наполнить цистерну пожарной машины. Людмила трудилась наравне со всеми.

Бочка наполнилась быстро, и пожарная машина тут же умчалась на пожар. Но отдыхать было некогда, на ее место примчалась вторая, и все повторилось сначала. И когда от пожара остался только белесый дымок, Людмила упала на колени и так и осталась, не понимая, от изнеможения или от облегчения. Многие тоже стояли на коленях, кто молился, кто плакал.

Кто-то опустился рядом с Людмилой, но она не отняла руки от лица. Только услышав низкий, полный сочувствия голос, подняла голову. Рядом присел на корточки тот самый мужчина, что так ей понравился. Он спросил, в порядке ли она. Она кивнула, немного удивившись его странному выговору. Решив, что он из окрестных немцев, спросила у него по-немецки, как чувствует себя он.

Он пожал плечами и сказал «не понимаю». Людмила спросила по-русски – вы немец? Он ответил – нет, я норвежец. Тогда она перешла на английский, поинтересовавшись, как он оказался в оренбургской степи. Явно обрадовавшись знакомой речи, он объяснил, что просто приехал сюда отдохнуть, и зовут его Эрик. Он объехал весь мир, не был только в России. И когда прочитал объявление о фермерском туризме, приехал сюда.

Нервно засмеявшись, Людмила осведомилась, доволен ли он столь экстремальным отдыхом. Эрик ответил, что вполне. Но тут же нахмурился, посмотрел на группу мужчин неподалеку и нервно спросил, не будет ли сердиться ее муж, увидев, что она разговаривает с иностранцем. Люда тоже посмотрела на мужчин и заметила, что они и впрямь наблюдают за ними.

Решив, что из-за нее у норвежца могут быть неприятности, быстро встала, попрощалась и ушла. Тетя Луша, встретившая ее у калитки с костылем в руке, долго выспрашивала, что и как, и только потом отпустила помыться и привести себя в порядок.

Управившись по хозяйству, Людмила рухнула в постель на сеновале, где было попрохладнее, чем в доме. Уже засыпая, вспомнила, что Эрик считает, будто она замужем. Но усталость не дала додумать эту мысль до конца.

Утром пошла к колодцу с робкой надеждой встретить Эрика там. Его не оказалось, и ей стало грустно, будто он не пришел на назначенное им самим свидание. Но ведь он ей ничего не обещал, откуда у нее такие странные грезы?

Придя домой, осторожно расспросила тетю Лушу. Та охотно рассказала, что на хуторе у Роговых постоянно живут иностранцы. То семьями приезжают, то поодиночке. Они помогают по хозяйству, да еще и деньги за это платят.

Людмила несколько раз порывалась сходить на хутор к Роговым, но мысль, с какими глазами она появится перед Эриком, ее останавливала. Никогда она никому не навязывалась, и сейчас не будет.

Но на следующий день он объявился сам, ждал ее у колодца. Поздоровался и спросил, не попало ли ей от мужа.

Людмила, грустно усмехнувшись, объяснила, что мужа у нее нет, и здесь она в гостях, помогает тетке. В ответ он сверкнул глазами и чему-то радостно улыбнулся. Они разговорились. Людмила узнала, что Эрик живет в Осло, работает в нефтяной компании. Холост. Тут он значительно посмотрел на Людмилу, и она, к своему удивлению, стыдливо вспыхнула. Подхватив ведра, проводил ее до дома тетушки и значительно пожал руку на прощанье.

Вечером Людмила, как обычно, ушла спать на сеновал. В уголке чуть слышно шуршал жучок, попавший сюда вместе с сеном. Пряно пахло луговой травой и цветами. Она уже засыпала, когда лестница тихонько заскрипела под чьими-то осторожными шагами. Людмила решила, что ей это показалось спросонок, но тут раздался мягкий шепот по-английски: Люси, это я, Эрик.

Людмила тут же села на постели, по-совинному хлопая глазами. Эрик остановился подле возле нее и пообещал тотчас уйти, если она этого хочет. Но Людмила этого не хотела, наверное, оттого, что толком не проснулась. В общем, ушел он от нее только под утро, когда в хлеву начал шуметь голодный скот.

Так продолжалось пару недель, пока Эрику не пришло время уезжать. Он записал адрес и номер телефона, и уехал, как-то странно на нее посмотрев. Ей захотелось плакать, но какой в этом прок? Тетя Луша, давно обо всем догадавшаяся, только сказала, что у них в селе сначала свадьба, а потом постель. Это у них, распущенных горожанок, все наоборот.

Людмила в ответ только хмыкнула. Свадьба ей не светит ни в каком случае. Конечно, она, как каждая влюбленная женщина, надеялась на большее, но ни о чем не жалеет. Пусть недолго, но она была счастлива.

После приезда домой жизнь показалась ей еще более обыденной и скучной. Она тешила себя фантазией, что в следующий отпуск приедет в Осло, найдет Эрика, и все у них будет хорошо, и сама понимала несбыточность подобных прожектов. Хотя бы потому, что она не знала о нем ничего, кроме имени. Она жалела, что не забеременела, тогда б у нее хоть ребенок остался, но Эрик вел себя предусмотрительно, и нежелательных последствий не допустил.

На Новый год вся семья собралась у родителей. Сестра и брат были со своими половинами, заставляя Людмилу истово жалеть себя. И почему она такая бесталанная? Почему у всех нормальные семьи, и только она, самая старшая, кукует в одиночестве? Чтобы объяснить слезы на своих глазах, принялась резать лук.

На раздавшийся звонок в дверь не обратила внимания, праздник, то соседи заглянут, то очередные гости придут. От лука ее оторвала удивленная мать, заявившая – к тебе гость. Пожав плечами, – что еще за гость? – Людмила вытерла слезы, ополоснула руки и вышла в прихожую. И чуть не упала. Там стоял Эрик с удивительно красивой розой в золотистой кружевной бумаге.

Увидев Людмилу, сделал движение, будто хотел обнять, но сдержался и скромно поздоровался. Приняв розу, Людмила провела его в свою комнату и убежала наливать воду в вазу. На вопрос матери, кто это, ответила – просто знакомый.

Эрик стоял у окна и терпеливо ждал. Закрыв дверь, Люда села на диван и пригласила садиться и его. Сев рядом с ней, он поцеловал ее руку и признался, как долго этого ждал! Она не поняла, что мешало ему приехать раньше или хотя бы позвонить. Он удивился – как он мог? У него было твердое желание сделать ей предложение, но у него была небольшая, всего на две спальни, холостяцкая квартира. Потому он и не звонил, что считал себя неподходящим кавалером.

Людмила оторопела. И от признания, и от разности менталитетов. Господи, да в России съемная однокомнатная квартира – вполне приличное жилье!

Превратно истолковав ее состояние, Эрик сконфуженно заверил, что теперь у него вполне достойный двухэтажный дом в пригороде Осло, правда, обставил он только свой кабинет, потому что не знал, что из мебели ей нравится. Она взмахнула рукой, пытаясь сказать, что это мелочи, и он тут же пообещал купить все, что она сочтет нужным. И пусть она не беспокоится о деньгах, он зарабатывает вполне прилично и сможет достойно содержать ее и семью.

Людмила впервые подумала, что не так уж хорошо владеет английским, может, поэтому некоторые его фразы кажутся ей странными? Что значит – будет ее достойно содержать? Она была уверена, что норвежки работают наравне с мужчинами.

Прокашлявшись, Эрик торжественно признался ей в любви и спросил, согласна ли она стать его женой. Конечно, она была согласна!

В комнату, деликатно постучав, заглянула мать и пригласила их за стол. За столом Людмила представила гостям своего жениха. И встреча Нового года плавно переросла в помолвку.

С тех пор прошло несколько лет. Людмила с Эриком живут в Норвегии, в том самом доме, что он купил для своей невесты. У них двое чудных детей. Людмиле приходится часто приглашать к себе подруг из России, как оказалось, в Норвегии очень много холостяков, желающих познакомиться с русскими невестами. Эрик хвалится перед друзьями и своей замечательной женой, и тем, что, если бы не он, в свое время привезший жену из России, многие из его друзей до сих пор жили бы в одиночестве и не знали, что это такое – семейное счастье.

Первый поцелуй

Каждый раз, вспоминая то далекое лето, меня охватывает сладковато-печальное чувство несбывшегося…

…Летние каникулы я проводила у бабушки в небольшом приволжском городке, в старом доме на самом берегу Волги. В то утро я, как обычно, лихо спустилась по крутой обрывистой тропке, ведущей прямиком из бабушкиного сада на небольшой дикий пляж.

Высокий незнакомый парень в узких черных плавках стоял на узкой полоске берега и глядел на меня с нескрываемой укоризной. Сердито спросил, не боюсь ли я переломать ноги.

Я не могла понять его менторского тона, старше он меня был всего года на четыре, максимум на пять. Задрав нос, ничего не ответила.

Он осуждающе покачал головой, глядя на меня, как на маленькую недоразвитую дурочку, и мне захотелось его проучить. Забежав в воду, я быстро поплыла, краем глаза наблюдая за парнем, стоявшим на самой кромке песка и смотревшим из-под ладони куда-то вдаль.

Театрально вскрикнув, нырнула, задержав дыхание. Проплыла под водой к берегу и вынырнула, ощутив под ногами твердое дно.

Глотнула свежего воздуха, и, взглянув на то место, где еще недавно стоял выпендристый парень, мысленно себе поаплодировала. Все получилось так, как я и замышляла, на берегу его не было. Зато в реке, там, где я нырнула, на мгновенье показалась темная голова и снова ушла под воду.

Посмеиваясь, я выбралась на сушу. Дождалась, когда он, хватая воздух ртом, вновь покажется на поверхности, и крикнула:

– Эй, на воде! Что случилось? Помощь не нужна?

Несколько секунд он, опешив, молча смотрел на меня. Потом изо всех сил направился к берегу, энергично взмахивая руками. Не дожидаясь, когда он примется за меня всерьез, я, хохоча во все горло, рванула наверх по крутой тропке, уверенная, что вслед за мной он не бросится.

Он и в самом деле не бросился, и я, вполне довольная своей шуточкой, отправилась домой.

Увидела я его вновь на субботней дискотеке. Он возник из моря разноцветного огня внезапно, и убежать я не успела. Молча смотрела на него, ожидая очередной нотации, но он неожиданно предложил потанцевать.

Не считая нужным танцевать с каким-то скучным моралистом, я отрицательно мотнула головой.

Присев рядом со мной, парень саркастично поинтересовался, для чего тогда я хожу не танцы, если не танцую?

Искоса взглянув на его вопросительно повернутое ко мне лицо, я небрежно пояснила, что для компании.