Изъ-за дощатой перегородки, отдѣлявшей комнату Клавдіи, опять послышался голосъ старшей дочери:
— Мнѣ кажется, что ужъ насчетъ лучины-то стоитъ вамъ потрудиться. Вѣдь Флегонтъ Иванычъ навѣрное придетъ не съ пустыми руками, а съ угощеніемъ, и поднесетъ и вамъ стаканчикъ-другой.
— Да ладно, ладно, поставлю ужъ самоваръ, — откликнулся отецъ. — А только твой Флегонтъ Иванычъ всегда со сладкой водкой приходить.
— А что-жъ изъ. этого? Къ дамскому полу всегда ходятъ въ гости со сладкой водкой. Вѣдь онъ ко мнѣ придетъ, а не къ вамъ, а я и сладкой-то пью самую малость.
— Ты про себя, а я про себя… Слаба она ужъ очень, эта сладкая водка…
— Какой вы удивительный человѣкъ! Съ вами вовсе разговаривать нельзя! — восклицала Клавдія.
Отецъ, нащипывая ножомъ лучину отъ полѣна, продолжалъ:
— Ну, ты тамъ не фыркай… А вотъ что… Ежели онъ опять со сладкой водкой придетъ, то ты скажи ему, чтобы онъ мнѣ отдѣльно за простой водкой послалъ. Сонька сбѣгаетъ.
— Ничего я ему не скажу, да прошу и васъ не соваться въ нашъ разговоръ, выпьете и то что вамъ поднесутъ. Да будете вы, наконецъ, ставить самоваръ-то? — крикнула Клавдія.
— Ставлю, ставлю! Чего ты торопишь-то? Не на пожаръ вѣдь…
Феклистъ загромыхалъ самоваромъ.
IV
Вскорѣ изъ своей комнаты вышла Клавдія. Она переодѣлась вся до обуви и постукивала по полу французскими каблучками своихъ полусапожекь. Платье на ней было шерстяное свѣтлосинее съ аляповатой темножелтой отдѣлкой, съ громадными буффами на рукавахъ. На рукѣ красовалась тоненькая золотая браслетка и пальцы были унизаны дешевенькими кольцами. Шею покрывалъ яркорозовый шелковый крепоновый платочекъ съ бахрамой и былъ зашпиленъ брошкой съ фальшивой бирюзой.
— Фу, какъ надымили! — сказала она отцу. — Даже самовара нельзя попросить васъ поставить.
— Уголья сырые, — отвѣчалъ Феклистъ. — Лучины много напихалъ — вотъ и дымъ.
— Гдѣ Сонька? Пусть вторую лампочку зажжетъ, а то ужь очень темно, — отдала приказъ Клавдія.
— Сонька собакъ пошла кормить.
— Ну, вы зажгите.
— А сама-то ты что-же?
— Да вѣдь я въ хорошее платье одѣвшись.
— Барыня! — процѣдилъ сквозь зубы Феклистъ и, снявъ съ подоконника маленькую жестяную лампочку, принялся зажигать ее.
Клавдія скосила на него глаза и произнесла:
— Ни на шагъ безъ попрека! Барыня. Другой-бы отецъ радовался, что у него дочка въ барыни выходитъ, а вы только шпильки ставите.
— Да я и радуюсь, а только что-жь мнѣ такъ ужъ очень особенно-то… Дочка барыня, а отцу хорошихъ сапогъ съ наборомъ справить не хочетъ.
— Сами и на свои могли-бы справить себѣ сапоги, если-бы меньше пьянствовали. Ну, да ладно, будете меньше ругаться, такъ я вамъ въ будущемъ мѣсяцъ справлю. Заказывайте Василью Федорычу. Пусть дѣлаетъ. Онъ долго дѣлаетъ.
— Ну, вотъ за это спасибо, спасибо… — радостно заговорилъ отецъ и сталъ затворять окошко, которое онъ открывалъ, чтобы выпустить самоварный дымъ. Затѣмъ онъ уперъ руки въ бока и сталъ любоваться Клавдіей. — Платье-то это у тебя важнецкое. И у урядничихи такого даже нѣтъ, — похвалилъ онъ.
— Что урядничиха! Она тряпичница. У ней все изъ тряпокъ, — гордо сказала Клавдія.
— Теперь-бы къ этому платью только часы съ цѣпочкой… — произнесъ Феклистъ. — У дровяной приказчицы вонъ какъ красиво… Отъ горла золотая цѣпочка по груди, а у поясовъ часы. Въ Преображеньевъ день она въ церкви была, такъ я видѣлъ.
Клавдія самодовольно улыбнулась и проговорила:
— Погодите, дойдетъ и до золотыхъ часовъ съ цѣпочкой, только поменьше ругайтесь. Однако, что же это Флегонтъ Иванычъ до сихъ поръ не идетъ? — спросила она себя, взглянувъ на часы, висѣвшіе на стѣнѣ. — Ужинаютъ у нихъ старики въ девять, а ужъ теперь десятый часъ въ исходѣ.
Дешевенькіе стѣнные часы съ мѣшкомъ песку вмѣсто гири и съ циферблатомъ, засиженнымъ мухами и тараканами, показывали безъ десяти минутъ десять.
— Да придетъ-ли твой Флегонтъ-то? Можетъ быть, такъ только сказалъ? — усмѣхнулся отецъ.
— Онъ-то придетъ-ли? — подмигнула Клавдія. — Да онъ каждый день бѣгалъ-бы сюда, если-бы я дозволила. А я его держу въ аккуратѣ…
Прошло минуть пять. Самоваръ уже кипѣлъ, выпуская изъ-подъ крышки струю пара. Клавдія, уперевъ руки въ бока и постукивая каблуками, самодовольно ходила по комнатѣ и напѣвала себѣ подъ носъ припѣвъ ухарской пѣсни:
Со двора съ ведромъ изъ-подъ собачьей ѣды въ рукѣ вбѣжала Соня и сообщила:
— Флегонтъ Иванычъ идутъ.
Дверь была уже распахнута и въ нее вошелъ Флегонтъ Ивановичъ. Онъ былъ въ франтовскихъ высокихъ сапогахъ и въ фуражкѣ. Изъ одного кармана чернаго суконнаго пиджака выглядывало горлышко бутылки, изъ другого торчала банка съ вареньемъ. Въ рукахъ онъ держалъ свертки.
— Миръ вамъ… И я къ вамъ, — сказалъ онъ. — Здравствуйте. Клавдія Феклистовна. Извините, что вхожу въ фуражкѣ. Руки заняты. Феклистъ Герасимычъ, здравствуй. Сонечкѣ почтеніе. Вотъ извольте принять легонькую закусочку съ примочкой.
Феклистъ Герасимовъ сдѣлалъ два шага и протянулъ руку къ бутылкѣ, торчавшей изъ кармана Флегонта Ивановича.
— Нѣтъ, нѣтъ, не давайте тятенькѣ, - проговорила Клавдія. — Я сама потомъ откупорю. Соня, возьми у нихъ изъ рукъ свертки-то.
— Колбаса, ситникъ, коробочка сардинокъ и жестяночка карамели для ребятишекъ, — передавалъ Флегонтъ Ивановичъ Сонѣ свертки.
Клавдія сама вынула у него изъ кармановъ бутылку съ водкой и банку съ вареньемъ.
— Клубничнаго принесъ. Вашего любимаго, — сказалъ Клавдіи Флегонтъ Ивановичъ про варенье, снялъ фуражку и прибавилъ:- Ну, теперь здравствуйте по настоящему.
Онъ протянулъ всѣмъ руку.
— Что такъ поздно? — спросила Клавдія.
— Да все ждалъ, пока старики угомонятся, — отвѣчалъ Флегонтъ Ивановичъ, пощипывая еле пробивающуюся бородку. — Не шьютъ, не порятъ, какъ говорится. Сидятъ за ужиномъ и бобы разводятъ. Дядя дровяные счета отъ меня потребовалъ. Наконецъ, ужъ кое-какъ начали зѣвать и поднялись изъ-за стола. Ну, я на манеръ какъ-бы къ себѣ въ комнату, а самъ сюда. А и крыльцо-же у васъ, Клавдія Феклистовна, у избы! Совсѣмъ на бокъ. Я чуть не свалился впопыхахъ-то. Тогда прощай банка!
Феклистъ, стоя около самовара, заговорилъ:
— Да вотъ все ждемъ, что Флегонтъ Иванычъ сжалится, да лѣску на поправку дастъ.
— Дать не разсчетъ. Но какъ переправить къ вамъ, чтобы старики не замѣтили? — отвѣчалъ молодой человѣкъ.
— Ну, будетъ вамъ! Бросьте. Пойдемте, Флегонтъ Иванычъ, въ мою комнату. А ты, Соня, туда самоваръ подашь. Неси и закуску туда. Да подай штопоръ.
И Клавдія повела гостя къ себѣ въ комнату.
VI
Войдя къ Клавдіи въ комнату, Флегонтъ Ивановичъ перемѣнилъ тонъ и, кинувъ фуражку на кровать, заговорилъ:
— Здравствуй, голубушка, здравствуй, сердце мое! Дай поцѣловать тебя въ губки аленькія.
Онъ растопырилъ объятія, но Клавдія оттолкнула его.
— Погодите. Потомъ… — оказала она, отступая назадъ.
Флегонтъ Ивановичъ открылъ ротъ отъ удивленія.
— Что-же это значитъ, что такой пріемъ? — спросилъ онъ. — Или и въ самомъ дѣлѣ разговоры справедливы, что ты въ учителя влюбившись?
— Какой вы, посмотрю я на васъ, глупый, — отвѣчала Клавдія. — Дайте прежде Сонѣ самоваръ подать и закуску внести, а потомъ и амурьтесь. Ну, что хорошаго, если Сонька войдетъ, а мы цѣлуемся?
— Поди ты! — махнулъ рукой Флегонтъ Ивановичъ. — Пока ты разговариваешь, я успѣлъ-бы ужъ три раза поцѣловать тебя.
Онъ сѣлъ къ столу, покрытому красной бумажной салфеткой, на которомъ стоялъ чайный приборъ и горѣла лампа, надулся и закурилъ папироску. Соня внесла самоваръ и поставила его на столъ. Вслѣдъ затѣмъ была подана закуска. Клавдія заварила чай, поставила чайникъ на конфорку и откупорила бутылку.
— Вишневая? — опросила она про водку.
— Вишневая. Да вѣдь ты любишь вишневую, — отвѣчалъ Флегонтъ Ивановичъ, все еще продолжая дуться.
— Нѣтъ, я къ тому, что надо тятеньку попотчивать, а въ него не стоитъ хорошую водку втравливать. Пошли для него за простой… Соня сбѣгаетъ. Да и лучше оно. Онъ выпьетъ крѣпкой-то, да и спать заляжетъ, а мы съ тобой посидимъ.
— Вотъ двугривенный. Посылай.
Флегонтъ Ивановичъ положилъ на столъ монету. Клавдія взяла ее, посмотрѣла на гостя, взяла его за плечи и сказала:
— Да чего вы дуетесь-то? Ну, цѣлуйте скорѣй.
И она, наклонившись къ нему поцѣловала его. Онъ обхватилъ ее за шею и притянулъ къ себѣ. Она опять вырвалась отъ него и сказала:
— Оставьте… Тятенька идетъ.
Дѣйствительно, скрипнула половица и раздался за перегородкой голосъ Феклиста:
— Меня-то попоите чайкомъ?
— Вамъ даже будетъ послано за настоящей водкой, — отвѣчала Клавдія. — Идите сюда и пейте чай. Флегонтъ Иванычъ варенья принесъ. Можете положить себѣ варенья.
Феклистъ показался въ дверяхъ и произнесъ.
— За водку спасибо. Дѣйствительно, не люблю я этой вашей сладкой наливки. А чайку мнѣ налей, и я туда къ себѣ пойду. Вы люди молодые, у васъ промежъ себя сладкіе разговоры будутъ, такъ что-жъ мнѣ вамъ мѣшать!
Клавдія сдѣлала серьезное лицо.
— Никакихъ промежъ насъ сладкихъ разговоровъ не будетъ, — проговорила она. — При чемъ тутъ сладкіе разговоры, если хозяйскій племянникъ ко мнѣ по заводскому дѣлу пришелъ! А не хотите здѣсь стакана чаю выпить, такъ была-бы предложена честь, а отъ убытка Богъ избавилъ. Вотъ вашъ чай. Получайте… А водку вамъ принесутъ.
Она взяла съ комода большой граненый стаканъ, налила въ него чаю, положила туда варенья и крикнула сестрѣ:
— Соня! Вотъ тебѣ деньги… Сбѣгай тятенькѣ за сороковкой.
Въ щель полупритворенной двери просунулась рука Софіи и получила двугривенный. Феклистъ взялъ налитый ему стаканъ и сказалъ:
— Я и колбаски себѣ на закуску возьму. Дайте колбаски.
— Вотъ вамъ колбаски, вотъ вамъ и сардинокъ.
Клавдія отрѣзала кусокъ колбасы, вынула изъ коробки пару сардинокъ и положила все это въ протянутую отцомъ руку.
— Ну, спасибо, спасибо. Пріятнаго вамъ разговора. А я пойду… — проговорилъ тотъ и, осторожно держа въ рукахъ угощеніе, тихо вышелъ изъ комнаты.
— Ну, вотъ теперь цѣлуй сколько хочешь, — шепнула Клавдія Флегонту Ивановичу, переходя съ «вы» на «ты». — Теперь я сама тебя поцѣлую.
— Покладистый сегодня у тебя старикъ-то! — кивнулъ Флегонтъ Ивановичъ вслѣдъ удалившемуся Феклисту.
— Трезвый сегодня — оттого и покладистый. Трезвый онъ очень хорошо понимаетъ, что я въ семьѣ первая работница и всѣхъ кормлю, — дала отвѣтъ Клавдія.
Флегонтъ Ивановичъ улыбнулся, протянулъ къ ней руки и вполголоса сказалъ:
— Ну, поди ко мнѣ, моя первая работница. Поцѣлуй меня.
Клавдія приблизилась къ нему, обняла его и сѣла къ нему на колѣни. Онъ принялся цѣловать ее. Черезъ минуту она соскочила съ его колѣнъ и проговорила:.
— Ну, давайте чай пить.
— Постой. Прежде надо по рюмочкѣ выпить, — отвѣчалъ Флегонтъ Ивановичъ,
— Выпьемъ. Сегодня я васъ буду поить изъ серебрянаго стаканчика.
Она достала изъ комода маленькій серебряный вызолоченный стаканчикъ и поставила его на столъ. Флегонтъ Ивановичъ взялъ въ руки стаканчикъ, посмотрѣлъ ка него и спросилъ, откуда у ней этотъ стаканчикъ.
— А охотникъ одинъ, вотъ что къ тятенькѣ наѣзжаетъ, въ прошлое воскресенье подарилъ, — дала она отвѣта.
— Здравствуйте! Это еще новый предметъ?
— Не предметъ, а охотникъ, у котораго нашъ тятенька собакъ кормитъ. Онъ на охоту пріѣзжалъ къ намъ въ воскресенье, да и не одинъ пріѣзжалъ, а съ товарищемъ, они у насъ угощались — и вотъ онъ мнѣ серебряный стаканчикъ подарилъ.
— Да вѣдь онъ тебѣ ужъ навѣрное за поцѣлуи твои стаканчикъ подарилъ. Учитель, охотникъ… Это чорта знаетъ что такое! — возвысилъ голосъ Флегонтъ Ивановичъ.
Клавдія вспылила.
— А хоть-бы и за поцѣлуи, такъ что-же изъ этого? Откупили вы мои поцѣлуи, что-ли? — прошептала она, сверкнувъ глазами. — Что я вамъ раба досталась или мужнина жена? Скажите, какой выискался! Я вамъ ничего не говорю, когда бы Катьку обнимаете.