Мужъ стиснулъ зубы и дернулъ еще разъ за звонокъ.
— Еще если-бы у тебя. капиталъ былъ, — продолжала жена. — А то сумѣлъ прикопить только три выигрышные билета трехъ займовъ, да и то они заложены.
— Лизавета Андреевна, пощади!
Мужъ въ третій разъ дернулъ изо всей силы за звонокъ, но дворникъ все еще не показывался. Жена была неумолима и не прекращала словоизверженіе.
— А эта игра въ кегли по вечерамъ на дачѣ, - не унималась она. — Сколько ты тамъ пивища-то выхлещешь!
— Да вѣдь сама-же ты меня надоумила въ кегли играть, чтобы былъ моціонъ отъ толщины… — стоналъ мужъ, разсердился, крикнулъ: «Куда-же это дворникъ запропастился!» и опять дернулъ за звонокъ.
Выбѣжала за ворота босая баба съ растрепанными волосами, взглянула на звонившихъ и плюнула.
— Фу, ты пропасть! А я думаю, что околодочный и со всѣхъ ногъ бѣгу! — воскликнула она. — Чего-жъ это вы звонки-то рвете! По десяти разъ звонитесь. Чего надо?
— Дворника намъ… Квартиру будемъ смотрѣть.
— Нѣтути его. Старшій дворникъ въ портерной сидитъ, а младшіе дворники у насъ насчетъ квартиръ ничего не знаютъ, да и тѣ теперь по сѣноваламъ спятъ.
— Такъ сбѣгай за старшимъ, голубушка, — проговорила дама.
Мужъ замахалъ руками.
— Знаю, знаю я, что значитъ дворника по портернымъ разыскивать! Это битыхъ полчаса пройдетъ, потомъ онъ явится пьяный… Нѣтъ, не желаю. Довольно! Поѣдемъ домой на дачу. Мочи моей нѣтъ! — завопилъ онъ и сталъ нанимать извозчика на желѣзную дорогу.
— Останемся мы безъ квартиры. Зазимовать намъ на дачѣ…- плакалась жена.
IV
Около печатнаго ярлыка «Отдаются квартиры», вставленнаго въ деревянную рамку подъ стекломъ и вывѣшеннаго у воротъ дома, сталкиваются два субъекта: полный въ шляпѣ котелкомъ, въ бакенбардахъ, въ пальто-крылаткѣ и въ пенснэ на носу, и тощій, въ свѣтломъ пиджакѣ, въ сѣрой шляпѣ, съ портфелемъ и съ сложенной клеенчатой накидкой, перекинутой черезъ плечо на ремнѣ, и съ бородкой травками. Оба пожилые.
— Боже мой! Кого я вижу! Иванъ Иванычъ! — восклицаетъ субъектъ въ пальто-крылаткѣ.
— Ахъ, Петръ Иванычъ! — откликается субъектъ съ портфелемъ и спрашиваетъ:- Квартиру?…
— Квартиру, чортъ-бы ее побралъ! Пятый день ищу.
— А я такъ ужъ восьмой… И все безъ толку. Каждый день послѣ службы два часа времени употребляю. Да кромѣ того у меня жена черезъ день пріѣзжаетъ съ дачи и ходитъ по городу.
— Ну, а моя жена въ послѣднемъ мѣсяцѣ гуляетъ, такъ ужъ ей не до квартиры.
— Опять?!.
— Что-жъ… Богъ благословляетъ. Пять лѣтъ ничего не было. Думали, что ужъ совсѣмъ покончили, анъ нѣтъ. Вотъ изъ-за этого обстоятельства и перемѣняю квартиру. Тѣсно. Мамка-кормилица понадобится. А вы знаете, что такое мамка? Вѣдь ее кой-куда не положишь.
— Знаю, знаю… Самъ плясалъ подъ мамкину дудку. Захотѣла разъ, чтобы чай ей отъ стола подавали на серебряномъ подносѣ, и нарочно для этого мельхіоровый подносъ купилъ. «А то, говоритъ, уйду»…
— Ну, вотъ видите. А у меня въ дѣтской и такъ три кровати, да четвертая нянькина, такъ ужъ будущаго новорожденнаго съ мамкой и некуда дѣвать. Комната большая, при нуждѣ можно-бы… Но мамка…
— Знаю, знаю… Самъ собственноручно солдата ея въ казармахъ разыскивалъ и двѣ кумачевыя рубахи ему вручалъ, чтобъ у мамки молоко не пропало.
— А жарища-то! И вдругъ, по этой жарищѣ квартиру искать!
— Каторга. Я считаю, что отысканіе по этакой жарищѣ квартиры — это одна изъ казней египетскихъ.
— Хуже-съ. Танталовы муки. Вотъ вамъ жизнь-то! Служишь, получаешь чины, ордена, а тутъ квартира — и… Тьфу! Наказаніе… И если-бы у меня не кончался срокъ старой квартиры пятнадцатаго Августа…
— И у меня пятнадцатаго Августа. Но вамъ что! Вамъ съ полъ-горя, вы человѣкъ тощій, но намъ, толстякамъ…
— Батенька, я хоть и не толстъ, но у меня ревматизмы въ рукахъ и ногахъ, такъ каково мнѣ по лѣстницамъ-то! Да еще и съ портфелемъ…
— Поручили-бы портфель-то курьеру привезти. Онъ и привезъ-бы вамъ къ подъѣзду.
— Отецъ родной, у насъ только два курьера, и ищутъ квартиру для его превосходительства.
— Ахъ, и онъ перемѣщается?
— Перемѣщается. Квартиры нѣтъ подходящей, и черезъ это золъ, какъ цѣпной песъ. Вѣдь изъ-за этого-то у меня и портфель. Потребовалъ, чтобъ къ завтра одно дѣло… А и дѣло-то не спѣшное. А меня сегодня вечеромъ, какъ на зло, на винтъ звали. Фу! — отдувается тощій субъектъ, выхватываетъ изъ кармана платокъ и, снявъ шляпу, отираетъ со лба и съ лица потоки пота.
— Фу-у-у! — повторяетъ полный субъектъ и, вытащивъ платокъ, тоже отирается.
Пауза.
— Ну, что-жъ, звоните дворника, — говоритъ тощій субъектъ.
— Да я ужъ и то два раза звонилъ, но никакого толку.
— Звоните въ третій разъ. Надо-же дозвониться, или, наконецъ, обратимся къ швейцару.
— Да вамъ-то собственно что? — спрашиваетъ полный субъектъ. — Я хочу немножко поотдохнуть и поотдышаться. Я только что сейчасъ въ домѣ рядомъ три лѣстницы смѣрилъ.
— Какъ, что мнѣ? Тоже квартиру. Будемъ вмѣстѣ смотрѣть.
— Нѣтъ, Иванъ Иванычъ, это неудобно.
— Отчего неудобно?
— Да какъ-же, помилуйте. Я раньше васъ къ этому дому подошелъ. Здѣсь для меня окажется подходящая квартира, а вы у меня ее отобьете.
— Вы раньше сюда подошли, а я нарочно къ этому дому пріѣхалъ, потому что мнѣ нашъ экзекуторъ еще сегодня утромъ га этотъ домъ указалъ. Онъ для своей тещи въ домѣ квартиру смотрѣлъ, но тещѣ его оказалась квартира въ пять комнатъ велика, а мнѣ именно въ пять-то и надо.
— Да и мнѣ въ пять. Нѣтъ, Иванъ Иванычъ, я ужъ прошу васъ отойти и смотрѣть гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ. Помилуйте, что-же это такое! Мучился я, мучился, бродилъ, тольео набрелъ на подходящее — и вдругъ вы…
— Позвольте… Да, вѣдь, это вашъ экзекуторъ набрелъ вчера, а вовсе не вы… Вы даже не нашего вѣдомства.
— Плевать мнѣ на вашего экзекутора! Что мнѣ вѣдомство! Никакого я экзекутора не знаю и знать не хочу!
Полный субъектъ уже начиналъ горячиться. Тощій субъектъ схватился за ручку колокольчика и изо всей силы сталъ звонить дворника, тоже раздраженно приговаривая:
— Экзекутора можете и не знать, на экзекутора можете плевать, но ежели онъ указалъ на подходящую мнѣ съ дровами квартиру въ пять комнатъ, то я до тѣхъ поръ не успокоюсь, покуда не осмотрю ее! Да-съ…
— Вы можете послѣ меня смотрѣть.
— Съ какой-же это стати? Лучше ужъ вы послѣ меня ее осмотрите, ежели ужъ на то пошло.
— Но, вѣдь, это-же съ вашей стороны не благородно. Я ужъ стоялъ у дома, когда вы подъѣхали къ нему! — кричалъ полный субъектъ и въ свою очередь сталъ звонить дворника.
— Какое имѣете право, милостивый государь, говорить мнѣ, что я неблагородно поступаю! — тоже возвысилъ голосъ тощій субъектъ. — Мнѣ указали квартиру, а вы сами набрели.
— Скажу больше: свинство!
— А вы нахалъ послѣ этого!
— Что? Что? Повторите!
— На-халъ! Да-съ… Нахалъ! Я ему изъ учтивости предлагаю вмѣстѣ квартиру посмотрѣть, а онъ эту-же квартиру мнѣ и запрещаетъ смотрѣть! Нахалъ!
— А вы? Вы… мерзавецъ, коли такъ…
— Самъ мерзавецъ! Самъ съѣшь!
У воротъ стоялъ дворникъ безъ шапки съ заспанной рожей и съ всклокоченной головой
— Чего-жъ вы это господа, колокольчики-то рвете? Не стыдно вамъ? Колокольчикъ сейчасъ оборвали, — говорилъ онъ, почесываясь подъ мышками. — Надо чинно, благородно…
— Квартира въ пять комнатъ есть? — быстро спросилъ его полный субъектъ.
— Квартира въ пять комнатъ въ третьемъ этажѣ не сдана еще? Та, которая восемьсотъ сорокъ стоитъ? — въ свою очередь задалъ вопросъ тощій субъектъ.
— Не сдана, не сдана еще. А все-таки проволоку у колокольчика рвать не слѣдъ, — наставительно произнесъ.
— Веди меня! Показывай! — крикнулъ полный субъектъ.
— Пожалуйте, пожалуйте. Вотъ, только ключи у бабы возьму.
Оба — и тощій, и полный субъекты ринулись за дворникомъ подъ ворота. Оттуда доносились ихъ возгласы:
— Нѣтъ, я вамъ не позволю первому смотрѣть!
— Нѣтъ, ошибаетесь. Это я вамъ не позволю первому смотрѣть!
— А вотъ увидимъ чья возьметъ!
— А вотъ поглядимъ! Я себѣ на ногу никому не позволю становиться!
— И я самъ съ усамъ! Будьте покойны!
V
Къ подъѣзду многоэтажнаго каменнаго дома подъѣхала четырехмѣстная извозчичья карета, въ окнахъ которой виднѣлись кардонки со шляпами, узлы и двѣ клѣтки съ попутаемъ и канарейкой. На козлахъ, рядомъ съ кучеромъ, стояла ручная швейная машина. Читавшій на подъѣздѣ газету швейцаръ лѣниво подошелъ къ каретѣ, отворилъ дверцу и сказалъ въ карету:
— Съ пріѣздомъ честь имѣю поздравить.
— Спасибо… — откликнулся изъ кареты женскій голосъ. — Вынимайте, швейцаръ, кардонки и узлы, а то намъ не выйти.
Швейцаръ вынулъ двѣ кардонки и узелъ, и тогда показалась голова кормилицы въ кокошникѣ. На рукахъ кормилицы пищалъ ребенокъ.
— Выходи, мамка, — проговорилъ изъ-за птичьихъ клѣтокъ тотъ-же женскій голосъ. — Только осторожнѣе выходи. Не урони ребенка. Швейцаръ, помогите ей выйти.
Швейцаръ высадилъ кормилицу и принялъ двѣ клѣтки — съ канарейкой и попугаемъ. Показалась фигура молодой дамы, нарядно одѣтой. Рядомъ съ ней сидѣлъ мальчикъ лѣтъ трехъ въ пальто со свѣтлыми пуговками и въ матросской фуражкѣ, и въ рукахъ у него былъ котенокъ.
— Швейцаръ, выньте изъ кареты ребенка, пожалуйста, — продолжала дама.
Швейцаръ вынулъ ребенка, поставилъ его на тротуаръ и покосился на котенка.
Наконецъ изъ кареты вышла сама дама и за ней выскочилъ прелестный песъ сетеръ, котораго она держала на цѣпочкѣ. Швейцаръ такъ и впился глазами въ собаку.
— Мой мужъ пріѣхалъ уже со службы? — спрашивала дама швейцара. — Мы новые жильцы… Мы съ дачи…
— Понимаемъ, сударыня… Я запомнилъ вашу милость, когда квартиру сдавалъ, — отвѣтилъ швейцаръ, не спуская взора съ собаки.
— Такъ мужъ мой ужъ въ квартирѣ?
— Никакъ нѣтъ еще. Не пожаловали. А вотъ собачка-то…
— Что такое собачка? Что она сдѣлала?
— Да ничего-съ… А только…
— Ну, такъ нечего на нее и смотрѣть такими глазами. Собака, какъ собака. Снимите, пожалуйста, съ козелъ кучера швейную машинку. Только поосторожнѣе.
— Машинку снимемъ. А вотъ насчетъ собаки…
— Иди, мамка… Входи въ подъѣздъ. А тамъ, въ третій этажъ. Володенька, иди за мамкой, а я возьму клѣтку съ канареечкой, — распоряжалась дама, продолжая держать на цѣпочкѣ собаку. — Прислуга наша уже въ квартирѣ? — задала она вопросъ швейцару.
Швейцаръ снялъ швейную машинку и, продолжая смотрѣть на собаку, проговорилъ:
— Въ квартирѣ-то въ квартирѣ, и кухарка и горничная пріѣхали, но съ собачкой я не моту допустить.
— То-есть что такое? Въ чемъ дѣло? Что вы это все: собака, да собака? — недоумѣвала дама. — Дѣлайте ваше дѣло: вносите наверхъ въ квартиру наши вещи или покараульте ихъ здѣсь, а я вышлю сверху прислугу за ними. Да надо съ извозчикомъ разсчитаться. Сейчасъ, извозчикъ… Сейчасъ я вышлю… И за карету, и на чай вышлю… Пойдемъ, Трезоръ.
Дама направилась въ подъѣздъ и потянула за собой собаку, но швейцаръ ухватился за собачью цѣпочку.
— Позвольте, сударыня. У насъ съ собаками нельзя.
— Какъ, нельзя? Что это такое? Эта собака наша… Собака мужа… — удивилась дама.
— Все равно-съ… У насъ жильцы не имѣютъ права собакъ держать. Ни подъ какимъ даже видомъ… Помилуйте… домъ чистый… лѣстница помпейская… ковры… и все эдакое… — говорилъ швейцаръ.