Помоги проекту - поделись книгой:
Онъ положилъ на счетахъ. Приказчикъ протянулъ ему книжку текущаго счета и сказалъ:
— Вотъ-съ… Тысяча сто положено.
— Отчего у тебя руки трясутся? — спросилъ приказчика хозяинъ. — Куръ воровалъ или пьянствовалъ много въ мое отсутствіе? Охъ, Николай, Николай! Считалъ я тебя за надёжнаго человѣка, а ты…
— Нездоровъ сегодня-съ… — пробормоталъ приказчикъ.
— Съ выпивки и нездоровъ. Отъ тебя и по сейчасъ несетъ перегаромъ. Ну-съ… На текущій счетъ внесены тысяча сто. Долой ихъ. Четыреста восемьдесятъ по векселямъ уплочено. Долой ихъ. Марьѣ Алексѣевнѣ шестьдесять — долой ихъ. Мелкіе расходы…Подсчитано. Двѣсти девяносто. Двѣ тысячи двѣсти два рубля у тебя должно быть на рукахъ. Давай ихъ.
— Въ желѣзномъ сундукѣ-съ… — пробормоталъ приказчикъ.
— Отворяй сундукъ. Вѣдь ключъ у тебя, а не у меня, — сказалъ хозяинъ. — Странно, что ты двѣ тысячи двѣсти въ сундукѣ держишь, а не на текущемъ счету, — прибавилъ онъ.
— Думалъ, что вотъ-вотъ пріѣдете.
— А пріѣхалъ, такъ только бы поблагодарилъ, что на текущемъ счету.
— Нельзя же-съ безъ денегъ… Надо на сдачу.
— А на сдачу двѣ-три сотни мелкихъ бумажекъ, такъ и достаточно.
Щелкнулъ ключъ замка и отворилась крышика желѣзнаго ящика. Приказчикъ вынулъ оттуда пачку сторублевыхъ, сосчиталъ ихъ и положилъ на конторку передъ хозяиномъ.
— Тысяча-съ… — сказалъ онъ.
— Сдавай сдавай… — торопилъ хозяинъ.
Вынута вторая пачка. Приказчикъ сосчиталъ, положилъ и сказалъ:
— Шестьсотъ-съ…
— Ну, дальше…
Приказчикъ держалъ тощую пачку.
— Тутъ восемьдесятъ шесть… Восемь золотыхъ по пяти рублей. Два полуимперіала… Мелочь…
— Стой, стой… Дай костяжки-то со счетовъ скинуть, — остановилъ его хозяинъ, звякая на счетахъ. — Еще четыреста шестьдесятъ одинъ рубль надо.
— Мелочь-съ… — коснѣющимъ языкомъ пробормоталъ приказчикъ. — Восемнадцать рублей серебряными рублями.
— Ну, мелочи на двѣнадцать рублей… ну, съ восемнадцатью рублями, и того тридцать. Тридцать долой… Гдѣ-же остальные-то четыреста тридцать?
Приказчикъ запинался.
— Да тутъ были… — проговорилъ онъ.
— А если были, то куда-же они дѣвались? Тутъ нѣтъ.
Произошла пауза. Приказчикъ вдругъ заплакалъ.
— Семенъ Иванычъ! Отецъ и благодѣтель!.. Простите! Заживу ихъ! — воскликнулъ онъ и, рыдая, бросился хозяину въ ноги.
— Растратилъ? Прокутилъ? Ахъ, ты мерзавецъ! Вотъ отчего жена моя тебя въ лавкѣ не находила! Вотъ какая у тебя получка-то была! — закричалъ хозяинъ.
— Благодѣтель! Видитъ Богъ, не кутилъ я. На другомъ бѣсъ меня попуталъ.
— Любовницу завелъ? Любовница подтибрила? Понимаю!
— Нѣтъ, нѣтъ, благодѣтель, Семенъ Иванычъ! На другомъ бѣсъ меня попуталъ. На скачкахъ, на скачкахъ я соблазнился и проигралъ.
— Тотализаторъ?
— Онъ… Онъ, проклятый… Hо я заслужу вамъ все до копѣечки, Семенъ Иванычъ, простите только меня раба грѣшнаго! — плакался приказчикъ, не поднимаясь съ пола.
Хозяинъ покачалъ головой. Онъ не зналъ, что и говорить.
— Ахъ, ты шельма, шельма! Ахъ, ты эѳіопъ! Ахъ, ты… Туда-же въ тотализаторъ!.. — пробормоталъ онъ. — Хозяинъ отъ тотализатора, какъ отъ чумы бѣжитъ, а ты приказчикъ… Вонъ изъ лавки! — закричалъ онъ, хлопая крышкой сундука.
— Соблазнъ, соблазнъ… Не устоялъ противъ соблазна… — стоналъ приказчикъ и, пошатываясь, направился вонъ изъ-за перегородки.
III
Воскресенье. Семейство статскаго совѣтника и домовладѣльца Пугалова завтракаетъ. На столѣ кулебяка съ сигомъ и капустой, большой никелированный кофейникъ стоитъ на спиртовой лампѣ съ таганомъ. Вокругъ стола усѣлись чады и домочадцы, и происходитъ оживленный семейный разговоръ.
У наружныхъ дверей въ прихожей — звонокъ. Нарядная горничная въ бѣломъ передникѣ съ кружевцами и прошивками, прислуживавшая у стола, бѣжитъ отворять дверь и черезъ нѣсколько времени возвращается и докладываетъ:
— Господинъ Семиполовъ желаетъ васъ видѣть, Михаилъ Петровичъ.
— Семиполовъ? — переспрашиваетъ Пугаловъ.
— Да-съ… Семиполовъ… Вотъ что домъ на углу, такъ самъ домовладѣлецъ.
— Что ему такое? Попроси въ гостиную. Я сейчасъ… — бормочетъ Пугаловъ и торопится доѣдать кусокъ пирога.
Старшій сынъ Пугалова — молодой человѣкъ съ начинающими уже пробиваться на верхней губѣ усиками, въ формѣ одного изъ учебныхъ заведеній, блѣднѣетъ. Сначала онъ закрывается салфеткой, потомъ встаетъ изъ-за стола и незамѣтно уходитъ изъ столовой.
— Семиполовъ… Семиполовъ… Это сосѣдъ нашъ, но никогда не бывалъ у меня. По какому это онъ дѣлу? — продолжаетъ Пугаловъ. — Должно быть, не насчетъ трубъ-ли сточныхъ? Мы хотѣли просить объ очисткѣ уличныхъ сточныхъ трубъ.
Онъ снялъ салфетку, заткнутую за воротничекъ рубашки, всталъ изъ-за стола и вышелъ въ гостиную. Въ гостиной ходилъ изъ угла въ уголъ пожилой мужчина съ довольно объемистымъ брюшкомъ, въ черномъ пиджакѣ, сѣрыхъ брюкахъ и бѣломъ жилетѣ.
— Доброму сосѣду! — раскланялся передъ нимъ Пугаловъ. — Какому счастливому случаю обязанъ, что вы изволили меня посѣтить? Предполагаю, что по дѣлу о сточныхъ трубахъ, объ очисткѣ которыхъ мы хотѣли просить городскую управу.
Оба подали другъ-другу руки и пожали ихъ. Семиполовъ сдѣлалъ серьезное лицо и сказалъ:
— Если вы приступаете съ такимъ вопросомъ, достоуважаемый Михаилъ Петровичъ, то значить моя догадка вѣрна, что вы тутъ ни въ чемъ не причинны и во всемъ виноватъ молодой человѣкъ. Буду поэтому говорить смѣлѣе.
— Пожалуйста, пожалуйста. Впрочемъ, что-же мы стоимъ? Прошу покорно садиться, — предложилъ хозяинъ, указывая на кресло. — Курить не прикажете-ли?
Оба сѣли. Хозяинъ раскрылъ портсигаръ съ папиросами и подвинулъ спички. Гость сдѣлалъ маленькую паузу и спросилъ:
— Посылали вы ко мнѣ недѣль пять тому назадъ за пятьюдесятью рублями?
Пугаловъ даже отодвинулся отъ Семиполова на стулѣ и растопырилъ руки.
— Въ первый разъ слышу, — сказалъ онъ.
— Ну, такъ у меня былъ вашъ старшій сынъ съ вашей карточкой и взялъ пятьдесятъ рублей для васъ, какъ онъ говорилъ. Сынъ вашъ взялъ у меня деньги и обѣщался возвратить ихъ на другой-же день, и вотъ уже прошло около пяти недѣль…
— И не думалъ, и не воображалъ брать у кого-либо денегъ. Сынъ мой также мнѣ ничего не говорилъ о деньгахъ. Вы хорошо знаете моего сына?
— Да какъ-же не знать-то? Вѣдь я вижу, когда онъ бываетъ съ вами въ церкви. Наконецъ, онъ катается на конькахъ вмѣстѣ съ моимъ сыномъ и два раза былъ у меня, въ домѣ. Мой сынъ приводилъ его къ себѣ по какому-то дѣлу. Судите сами, иначе какъ-бы я ему повѣрилъ пятьдесятъ рублей? Зовутъ его Аристархъ — разсказывалъ Семиполовъ.
— Совершенно вѣрно, — отвѣчалъ Пугаловъ, закусилъ губу, потомъ вздохнулъ и проговорилъ:- Предчувствую, что тутъ какая-нибудь возмутительная шалость.
— Вота, вотъ!.. Это-то и заставило меня придти къ вамъ. Можетъ быть ужъ это и не единственный случай, а потому надо все это скорѣе пресѣчь, — продолжалъ Семиполовъ. — Что тутъ шалость, я сейчасъ-же догадался черезъ двѣ-три недѣли. Я разсуждалъ такъ: если-бы сынъ Михаила Петровича взялъ у меня пятьдесятъ рублей дѣйствительно для своего отца, то отецъ, какъ состоятельный человѣкъ, возвратилъ-бы эти деньги сейчасъ-бы.
— Нѣтъ, нѣтъ! Ни зачѣмъ я не посылалъ къ вамъ сына, никакихъ отъ него денегъ я не получалъ! — вскричалъ Пугаловъ. — Тутъ шалость мальчишки, возмутительная шалость! Вотъ возьмите ваши пятьдесятъ рублей.
Пугаловъ полѣзъ въ карманъ за бумажникомъ, вынулъ изъ бумажника деньги и продолжалъ:
— Но прежде чѣмъ я позову сына и приступлю къ разбирательству этого дѣла, будьте любезны разсказать мнѣ, при какихъ обстоятельствахъ это случилось. Мальчишка шалитъ, и это ужъ не первый случай его шалости. Нѣчто подобное уже было. Такъ вотъ-съ… при какихъ обстоятельствахъ?
Говоря это, Пугаловъ покраснѣлъ и на лысинѣ его выступилъ крупный потъ. Семиполовъ отвѣчалъ:
— Да вовсе безъ всякихъ обстоятельствъ. Является ко мнѣ такъ около полудня. Былъ праздникъ. Является и подаетъ мнѣ вашу карточку. «У папы, говорить, случилось несчастіе. Онъ ѣхалъ въ конкѣ, стоялъ на тормазѣ и у него вытащили изъ бокового кармана бумажникъ съ деньгами. Вытащили, говорить, или онъ самъ потерялъ — папа хорошенько не помнить. Но бумажника съ деньгами нѣтъ, а папѣ нужны деньги на расходы».
— Мерзавецъ! — воскликнулъ Пугаловъ.
— «Папѣ нужны деньги на расходы. Деньги у папы есть въ банкѣ на текущемъ счету, но сегодня праздникъ и ихъ получить нельзя по чеку — вотъ папа и послалъ меня къ вамъ попросить пятьдесятъ рублей до завтра».
— Каковъ сочинитель! Нѣтъ, каковъ сочинитель!
Пугаловъ ударилъ себя по колѣнкѣ и вскочилъ со стула.
Семиполовъ тоже поднялся и сказалъ:
— Вотъ теперь все. Потомъ я ждать пять недѣль, не дождался и рѣшился сообщить вамъ… Затѣмъ, извините за безпокойство и позвольте проститься съ вами!
— Благодарю, что сказали, — проговоритъ Пугаловъ и вздохнулъ:- Ахъ, что нынче за мальчики! Это чистое наказаніе! Аристархъ! — крикнулъ отъ сына.
— Нѣтъ, ужь только, Бога ради, не при мнѣ, многоуважаемый… Мое дѣло было вамъ сказать, а слушать — не могу. Мое почтеніе…
Семиполовъ схватилъ шляпу и бросился въ прихожую. Пугаловъ сталъ его провожать, затѣмъ, когда тотъ ушелъ, вбѣжалъ въ столовую и сказалъ женѣ, все еще сидѣвшей около кофейника:
— Каковъ у насъ-то Аристархъ-то! Новая мерзость… Новое происшествіе… Взялъ отъ имени моего у Семиполова мѣсяцъ тому назадъ пятьдесятъ рублей и не возвратилъ до сихъ поръ. Обманомъ взялъ… Да вѣдь какую исторію сочинилъ!
— Да что ты! Какъ-же это дѣло было?
Жена слезливо заморгала глазами.!
— Да какъ дѣло было! Подло дѣло было, скверно было, гнусно было! — закричалъ Пугаловъ. — Надо сейчасъ разобрать. Аристархъ! — сталъ онъ звать сына. — Аристархъ! Но какъ и чѣмъ его наказать за эту продѣлку? Вѣдь это почти мошенничество! Аристархъ!
Въ дверяхъ показался сынъ. Онъ шелъ тихо, потупившись, лицо его было красно, онъ плакалъ.
— Ну, что ты надѣлалъ, дрянь ты этакая! — воскликнулъ отецъ. — Ухитриться подъ такимъ предлогомъ взять совершенно у посторонняго человѣка деньги. И куда тебѣ такія деньги? Вѣдь я даю тебѣ деньги на мелкіе, карманные расходы. Мальчишка! Материно молоко еще на губахъ не обсохло, а онъ…
— Простите…
И сынъ, горько плача, низко поклонился.
— Простите, простите… — передразнилъ его отецъ. — Но вѣдь этаго мало, что ты плачешь и просишь прощенія. Ты долженъ разсказать, куда ты дѣлъ деньги. Говори, мошенникъ!
— Тотализаторъ проклятый! — проговорилъ, рыдая, юноша.
IV
Молодая хорошенькая женщина, въ юбку которой стоялъ уцѣпившись бѣлокурый мальчуганъ лѣтъ трехъ, одѣтый въ синій матросскій костюмъ, вынула изъ кармана носовой платокъ, отерла влажные глаза и съ нервнымъ дрожаніемъ въ голосѣ заговорила:
— Я очень рада, что вы пришли… И вы, папаша, и вы, мамаша… А то я хотѣла къ вамъ ѣхать. Бога ради, повліяйте какъ-нибудь на Геннадія. Вѣдь съ нимъ просто жилъ невозможно. Можетъ быть, онъ васъ какъ отца и мать послушаетъ, а я ужъ всякія увѣщанія испробовала и все никакого толку.
— Что такое? Что такое? Развѣ опять?.. — тревожно спросилъ свекоръ и свекровь.
— Опять… Да онъ и не прекращалъ! Зимой ему нѣсколько повезло и онъ выкупилъ кое-какія наши вещи, а лѣтомъ снова сталъ закладывать.
— Даже вещи проигрываетъ? — воскликнулъ свекоръ, полный, добродушнаго вида старикъ съ крупной лысиной и сѣдой, коротко остриженной бородой.
— Да вѣдь ужъ я два раза говорила вамъ… — произнесла молодая женщина.
— Говорила, говорила она, только ты забылъ, — подхватила свекровь, тоже полная женщина съ широкимъ проборомъ на головѣ, въ сѣромъ фланелевомъ платьѣ и золотыхъ часахъ въ длинной золотой цѣпочкой на груди, и прибавила:- Проклятый тотализаторъ! И какъ только не запретятъ его!
— Вы говорили мнѣ, Евгенія Васильевна, что Геннадій много въ тотализаторъ проигрываетъ, а про вещи ничего не говорили, — сказалъ старикъ. — Вещи это ужъ слишкомъ!
— И про вещи, папаша, говорила. Вы знаете, весной вѣдь онъ мою лисью ротонду проигралъ.
— Да что ты!
Старикъ даже привскочилъ въ креслѣ, поднялся и сталъ ходить по гостиной.
— Проигралъ. Я и не знала-бы этого, но вчера онъ мнѣ самъ сознался, — продолжала молодая женщина.
— Это изъ рукъ вонъ! — возмущался старикъ.
— Весной онъ взялъ мою ротонду, чтобы отдать на лѣто для сохраненія отъ моли мѣховщику, я такъ и думала что ротонда у мѣховщика. Вчера я говорю ему: хорошо-бы, Геннадій, завтра взять отъ мѣховщика мою ротонду. Пора ужъ… Пока она вывѣтрится отъ камфары и нафталину. Вдругъ онъ встаетъ передо мной на колѣни и говорятъ: «Прости, Женичка, я ее заложилъ въ ломбардъ». Ну, когда онъ теперь ее выкупитъ! Денегъ у него никогда ни копѣйки. Жалованье свое въ конторѣ онъ всегда забираетъ впередъ. Я знаю, что у него выданы векселя какимъ-то жидамъ, отъ которыхъ онъ скрывается. Вы знаете, на-дняхъ у насъ какой-то жидъ сидѣлъ въ пірихожей полъ-дня… «Не пойду, говоритъ, покуда его не дождусь». А Геннадій сидитъ въ спальной и не смѣетъ выйти. Но ротонда, ротонда! Я не знаю, какъ мнѣ теперь моей мамашѣ сказать.
Молодая женщина заплакала.
— Выкупимъ, выкупимъ какъ-нибудь вашу ротонду. Мы выкупимъ, — сказалъ старикъ.
Поделиться книгой: