Помоги проекту - поделись книгой:
Крылья и были той причиной, по которой солдатам вообще были нужны новые тела. И это была ошибка Кару. Ее идеей было прийти... сюда. Она посмотрела в окно и на своеобразную луну, которая заглядывала в него. Сошла ли она с ума? Не глупость ли это? Может быть. Это было уже слишком, находиться в Эретце всегда в движении, прячась в руинах и горных выработках, разглядывая небо в поисках патрулей серафимов. Она сошла бы с ума, ее нервы были на пределе. Существовала вероятность того, что останься они там, их бы уже раскрыли, но все же ей пришлось признать, что она не продумала все последствия такого шага.
Главным образом, что это — западня.
Бойцы должны быть способны проходить сквозь небесный портал. Им нужны крылья. Для того, чтобы добраться сюда, те, кто мог летать, несли тех, кто не умел — несколько рейсов туда и обратно, а те, кто был слишком велик, чтобы быть поднятыми, были убиты, подобраны и перенесены уже таким образом. Это был день, который Кару не забудет никогда, и сейчас, когда они уже были здесь, бескрылые были отнесены к страже до поры, пока они не будут в состоянии воссоздать их, чтобы те могли присоединиться к вторжению в Эретц.
Это было так просто. Ага, просто, ха! Кару вздогнула, глядя на ужасающее тело на полу. Она знала, как выглядело в прошлом тело Амзаллага, — последнее из множества тех, которые воскрешал Бримстоун, выброшенное, словно старый костюм, для того, чтобы Амзаллаг стал таким, как сейчас. На мгновение, она смогла увидеть в этом то, что добыча чувствует перед хищником — ужас и безнадежность побега; крылья, которые развернувшись, смогут стереть пятна с небес. Ее ладони стали липкими. «Что же я делаю?»
«Что я воссоздаю?»
«И... Что же впустила я в человеческий мир?»
Это было похоже на переход от сна к холодной реальности в то мгновение, когда сон еще не выпускает из своих объятий. Ужас Кару утих. Она вооружала солдат, вот, что она делала. Если бы она этим не занималась, кто отплатил бы серафимам за то, что они сделали?
Что же до того, что она приводила их в человеческий мир, то это самое место было достаточно удаленным и забытым; шанс встретиться здесь с людьми был близко к нулю. Тихий голос в ее голове шептал: «Кару, это нехорошо», — она уже начала к нему привыкать.
Кару глубоко вздохнула. Все, что оставалось сейчас — направить душу Амзаллага в его новую оболочку, а это было простым делом для благовоний. Она потянулась к конусу и повернулась обратно к Тьяго. Он уже натянул свою рубашку, что обрадовало ее. Волк выглядел очень уставшим, над глазами нависли тяжелые веки, но он выдавил улыбку.
— Все готово? — спросил он ее.
Она кивнула и зажгла благовония.
— Молодец.
Она ощетинилась, услышав его слова и тон, которым они были сказаны.
— Молодец? — удивилась она, опускаясь на колени, чтобы воскресить мертвого.
ВОСКРЕСШИЕ
Подходя к тихой деревне, караван рабов даже не думал о небе, разукрашенном кровавыми мазками крылатых. Ненормальным было бы отсутствие этих мазков крови, это было работой падальщиков. Обычно, однако, падальщики сами были одним из подвидов чудовищ.
Но не сейчас.
Мертвые были распяты на акведуках: восемь серафимов с широко развевающимися крыльями. На расстоянии казалось, будто они улыбались. Если посмотреть ближе, это выглядело безобразно и могло повергнуть в шок даже раба. Их лица...
— Кто мог сделать это? — выдавил кто-то, хотя ответ был написан прямо перед ними. Широкими кровавыми буквами послание красовалось на ключевом камне акведука.
«Из пепла восстали мы», — гласила оно.
Работорговцы запаниковали и отправили посланников в Астрае. Будучи плохо защищенными, они не стали задерживаться, чтобы не потерять своих солдат. Но они поспешно пошли дальше, управляя химерами с помощью кнутов. Пленные заметно изменились при виде мертвых — яркость, острое и движущееся рвение. Кровавые каракули не были единственным сообщением; посланием были также и улыбки.
Углы ртов мертвых ангелов были тщательно разрезаны в длину, расширяя в усмешке ротовое отверстие. Работорговцы в точности знали, что это значит, так же, как и рабы. Все глаза вспыхнули — у некоторых со страхом, у других с ожиданием.
Пришла ночь и караван разбил лагерь, выставив охрану. Темнота рябила малыми звуками: суеты, попытками огрызаться. Руки охранников горели на рукоятках, кровь бурлила, глаза метались.
И тогда рабы начали петь.
Этого не случалось ни в одну из предыдущих ночей. Работорговцы были приучены к скулежу от кучки пленных, но не к песне, и это им не понравилось. Голоса чудовищ были грубыми, как раны, сильными, примитивными и бесстрашными. Когда серафимы попытались заставить их замолчать, из толпы сильно стегнул хвост и сбил охранника с ног.
И потом, между одним взметнувшимся пламенем походного костра и следующим, пришли они. Кошмары. Спасители. Они пришли сверху, и работорговцы сначала удивленно подумали, что прибыло подкрепление. Но это были не серафимы. Крылья и крик, рога с шипами, оленьи рога, стегающие хвосты и сгорбленные медвежьи плечи. Щетина, когти.
Мечи и зубы.
Никто из ангелов не выжил.
Освобожденные рабы растворились на местности, таща мечи и топоры — и да, кнуты — их похитителей. В будущем их не так легко будет покорить.
Все осталось, как и было. Здесь тоже было нацарапано послание кровью — такие же слова будут найдены на местах подобных сцен в последующие дни.
«Мы воскресли. Мы восстали. Теперь ваша очередь умирать», — гласило послание.
РАЙ
Однажды ангел и демон полюбили друг друга и осмелились представить себе новый мир. Мир без резни, разорванных глоток и костров падших, без пропащих душ или армий бастардов, без детей, вырванных из рук матерей, чтобы в свою очередь убивать и умирать.
Однажды влюбленные сплелись воедино в тайном лунном храме. Они мечтали о мире, который был похож на шкатулку без драгоценностей, — рай ждал, когда они найдут его и наполнят своим счастьем.
Это был не тот мир.
СТРАНА ПРИЗРАКОВ
Акива, Азаил и Лираз ходили среди мертвых ангелов. Они не разговаривали, только смотрели, их молчание было сломлено яростью. Эти трупы, они были разорваны, словно кошка разорвала мышь. Акива не мог сказать, знает ли он их — размазанная кровь сделала свое дело, — но на нескольких лицах было достаточно плоти, чтобы понять, какие увечья были нанесены. Непристойных улыбок не видели уже поколениями, но все серафимы и химеры знали о них из глубинной памяти. Это был фирменный знак Военачальника.
Именно это он сделал со своим учителем-серафимом, когда восстал из рабства тысячу лет назад и изменил мир. Это был мощный и узнаваемый символ сопротивления.
— Гармония с животными, — сказала Лираз себе под нос. Она бросила ему его же собственные слова, что мог Акива сказать в ответ? То, что солдаты оставляли за собой сожженные деревни, попадавшиеся на пути, и у них не возникло и мысли, что жители ни в чем не виновны. Это прозвучало бы так, словно он считает, что они это заслужили. Акива так не думал, но не мог чувствовать возмущения, только глубокую печаль. Эти солдаты сделали то, что сделали и делали они это в ответ. Так оно и есть на самом деле.
В круговерти бойни, репрессии рождают репрессии, и так бывает всегда. Сейчас нет времени на философские мысли. Не теперь, когда над головой кровавая мазня; нельзя просто уйти на покой и оставить химер резвиться в свое удовольствие. Он оставил эти мысли при себе.
Поднималось солнце. Сказочным сиянием лучиков оно коснулось стеблей джесса, метелки которого раздувались, словно крылья на ветру. Зелено-золотистые, золотисто-зеленые, еще не созревшие, и уже несозреющие никогда. Солдаты сдерживали огонь по кромке поля, и пламя быстро распространялось по сухим гнилым деревьям. Прежде, чем солнце полностью взошло, джесс переломился и сгорел. Пожар принял мертвых. Для солдат не было никаких похорон.
Окрик сверху:
- Эй, ты там! Что ты делаешь?
Акива запрокинул голову. Лучи раннего солнца зажгли его янтарные глаза, и серафим, который был в воздухе, увидел, кого окликнул и побледнел.
— Простите меня, сэр. Я... Мне не сказали, что это Вы там.
Акива поднялся в воздух, чтобы встретиться с ним; его брат и сестра взлетели следом.
— Мы пришли с подкреплением с мыса Армазин, — сказал он.
Крупнейший гарнизон в бывших свободных владениях, мыс Армазин, отправил солдат, чтобы поддержать малый южный контингент в ответ на те нападения.
Молодой командир патруля, которого звали Ноам, казался несколько ошеломленным, когда понял, что находится рядом с Проклятьем Зверья.
— Это хорошо, что Вы здесь, сэр.
Уже во второй раз «сэр». Лираз хмыкнула. Акиве не следовало говорить «сэр». Хотя слава и давала ему особое почтение, он был Рожденным вне брака. Его положение было и будет всегда: низким.
— Что вы уже узнали? — спросил он.
Глаза солдата расширились.
— Битва была под акведуком, сэр.
Он находился позади них, массивный, древний, с деревьями, проросшими в его трещинах в достаточном количестве, чтобы создать некий воздушный лес. Акведук построили серафимы, это Акиве было известно, в ранние дни первой экспансии Империи, много веков назад, когда ангелы пришли в эти дикие земли примитивных, враждебных племен зверей, принесли сюда цивилизацию. Покорили их.
Покорили. Столь мягкое слово для рабовладельцев и сокрушения духа, которое подставило химер под кулак Империи. Военачальник уничтожил этот кулак, но это было давно, а сейчас Акива стал частью этих событий.
— Засада, — добавил Ноам. — Они были убиты при переходе, там их и подвесили, — он показал на красную надпись, нарисованную на акведуке и тянущуюся вверх.
Воскресшие. Восставшие.
Акива уставился на слова. Кто?
— Могли ли сельские жители сотворить такое? — заговорила Лираз.
Ноам посмотрел на мертвых.
— Это селение Капринов, козлиное селение, — просто начал он, что, как понял Акива, означало, что спокойные животные, выглядевшие как овцы, никогда не совершили бы такой поступок, не говоря уже о том, чтобы свалить трупы на акведук.
— Там есть вражеские трупы? — спросил он.
— Нет, сэр. Только наши и на их оружии нет крови.
То есть они не смогли нанести ни одного удара даже ради самообороны? А ведь это были опытные солдаты, которые выжили в войне.
— А там внизу, сэр, — Ноам показал на линию дороги, ведущей в южном направлении через холмы. — Караван рабов тоже попался.
Акива взглянул на эту пастораль: мягкость долины, холмы затеняли друг друга тень за тенью, все так спокойно, как и пение птиц. А там, задерживаясь чуть выше горизонта, была Эллай. Призрак луны, исчезнувшей на рассвете. «Я видела то, что случилось здесь, — дразнила она. — И я смеялась».
— А рабы? — спросил он Ноама.
— Убежали, сэр. В леса. Рабы были... отпущены с цепей.
— Отпущены с цепей? — повторил Азаил.
Ноам кивнул:
- Кандалы рабов.
Акива посмотрел на брата с сестрой, ожидая их реакции, но они не выказали оной. «Что бы сделали вы, — хотел бы он, чтобы у него была возможность спросить, — если бы кто-то заковал наш народ в кандалы?»
Рабы считались неизбежным злом в делах Империи, но Акива не разделял этого убеждения и не оплакивал потерю рабов. Солдаты, однако, — это другое дело, а их здесь было еще восемь. Количество погибших было большим и быстро растущим. Произошло уже пять нападений. За одну яростную ночь — в Данкрейке, Долине Духов, в Шепотах, в Иксими Мавров и здесь, в Холмах Маразела, патрули «зачистки» серафимов были застигнуты врасплох, убиты, искалечены. Их оставили в таком виде, в качестве жуткого сообщения для Империи.
«Это хуже, чем война, — подумал он. — Когда у тебя с каждой каплей крови вытекает жизнь в то время, как далеко твой народ восхваляет в танце Бога и поднимает кубки во имя мира».
Мир. Воистину.
Акива посмотрел вниз. К настоящему времени языки пламени уже добрались до половины поля и поглотили первого солдата. Шквал поднимавшегося жара лениво опадал вниз, срывая с насиженных мест, обалдевших от дыма травяных зимородков, которые носились в дыму перед огнем.
— Сэр? — спросил Ноам. — Можете сказать, кто все это сделал?
«Ревененты — воскресшие», — сразу же пришло на ум Акиве. Он повидал достаточно сражений, усыпанных мертвыми телами, чтобы понимать, что лишь самая огромная, самая чудовищная и бессердечная химера смогла бы нанести такие раны. Но ведь призраков больше нет.
— Скорее всего, кто-то из выживших в последней войне, — сказал он.
— Поговаривают, — нерешительно сказал Ноам, — что прежние монстры на самом деле не подохли.
Он подразумевал Военачальника и Бримстоуна.
— Поверь мне, — Акива припомнил их последние мгновения, — они мертвы, даже больше, чем мертвы.
Как бы расширились глаза молодого солдата, если бы он узнал, как горячо герой Проклятие Зверья желал, чтобы это было не так.
— Но послание. Мы восстали. Что же это еще, если не воскрешение?
— Это клич. Вот и все, — Военачальник и Бримстоун вышли за все рамки поиска. Он видел, как они умирали.
Но... он видел, что Мадригал тоже умерла.
Нить сомнения проскользнула сквозь его уверенность. Насколько это возможно? Пульс Акивы резко участился. Он подумал о кадиле, которое нашел, и небольшой надписи, нацарапанной твердой рукой: Кару. Если бы существовал еще один воскреситель, то слово не казалось бы такой насмешкой.
Нет. Ему не следует надеяться.
— Это мог только Бримстоун, — сказал он более жестко, чем следовало.
Лираз наблюдала за ним, ее глаза сузились. Знала ли она, о чем он думает? Она, конечно же, знала про кадило.
— Никаких больше секретов, — сказала она, и секретов больше не было. Краткая вспышка может считаться за секрет? Если так, то этот секрет он считал справедливым сохранить.
Ноам кивнул, принимая его слова. Легким тоном, словно это несусветная глупость, в которую он сам-то не верит, он сказал: — Остальные говорят, что это — призраки.
Поделиться книгой: