Помоги проекту - поделись книгой:
На западе лежал Береговой Хребет, и, кроме того, побережье Уединенное, дом для череды деревень и народа, который мог жить как в воде, так и вне ее, и который ускользал, словно юркая рыбка, завидев врага, отступая в свои глубоководные убежища, пока не минует угроза.
А на юге: грозные Хинтермост, высочайшие горы в Эретце, а также втрое превосходящие своей протяженностью любой горный массив в мире. Они создали эпическую стену серых бастионов и крепостных валов, и естественных амбразур, ущельев продырявленных речушками, которые врезались в сердцевины скал и сбегали вниз по склонам многочисленными водопадами, поблескивая, переливаясь радугой на солнце. Поговаривали, там было множество проходов (лабиринты ущелий и туннелей), которые вели на зеленые просторы по другую сторону хребта, непроходимые, но которые все же можно перейти с помощью легушьего местного племени, живущего преимущественно во тьме. А самые высокие ледовые шапки издалека виделись хрустальными дворцами, но при приближении оказывались пустынными лабиринтами, по которым гуляет один лишь ветер, компанию которому составляют лишь штормовики, гнездящиеся здесь, высиживающие свои огромные яйца, да покоряющие бури, которые разбили бы о скалы любое другое крылатое создание, не успев-то сделать и двух взмахов крыльями.
Таковыми были естественные границы этого южного континента, который серафимы давно пытались приручить, и зеленая земля, простирающаяся под Акивой, теперь стала огромным диким сердцем, слишком большим, чтобы удержать, даже если все солдаты многочисленного войска Империи будут отправлены, чтобы попытаться. Они могут (и будут) сжигать деревни и поля, но химеры здесь были больше кочевниками, чем оседлыми фермерами, скорыми на смену стоянки и потому неуловимыми, и серафимам не удастся сжечь все поселения подчистую, даже, если они очень постараются (вопреки всему этому морю черного дыма) — но они и не старались.
Пожары были нужны только для того, чтобы согнать беглецов на юг и восток, туда, где леса редели, а ручьи сбегали вниз, чтобы присоединиться к великой реке Кир, и серафимы смогли бы изгнать их. А если им это удастся?
Акива надеялся, что все-таки нет. По правде говоря, он делал больше, чем просто надеялся: он употребил все свои навыки шпиона и следопыта, чтобы самому не быть выслеженным. В тех местах, где, как он предполагал, могли быть химеры (например, там, где углубления в пологе намекали на ручей), Акива прилагал все усилия, чтобы отправить взвод другой дорогой, а оттого, что он считался Проклятьем Чудищ, никто не ставил его решения под сомнение. За исключением, разве что Азаила, и то, сомнение, если и оно было, можно было увидеть только по глазам.
Лираз с ними не было; их команда была сильной дюжиной, и она была назначена в другую. Акива не мог сдержать удивление в течение всего дня от того, с каким рвением его сестра следовала приказам.
— Так, что же ты на самом деле думаешь? — внезапно спросил Азаил. День неумолимо катился к вечеру, а они еще не нашли ни одного беглого раба или крестьянина.
— О чем же?
— О том, кто стоит за этими нападениями?
Что он думал? Он не знал. Весь день Акива был на войне с надеждой — стараясь не позволять себе надеяться, частично потому, что это было чересчур неправильное чувство, появившееся у места резни, и отчасти из простого страха, что оно может оказаться бесплодным. Был ли другой воскреситель? Не был ли?
— Во всяком случае, не призраки, — выдал он, в качестве безопасного ответа.
— Нет, наверное, не призраки, — согласился Азаил. — Однако, любопытно. Никакой крови на клинках наших солдат, никаких следов, ведущих в то место, где схоронились беглецы, и пять нападений за одну ночь — так сколько всего нападающих? Они должны быть достаточно сильными для того, что сделали, и, возможно, иметь крылья, чтобы прийти, а потом исчезнуть, не оставив следов, и предположу, что у них хамзасы, иначе бы наши солдаты должны были ответить хоть какими-то сопротивлением. Действовали просто и открыто. — Это была оценка ситуации; Акива и сам думал обо всех этих вещах. Азаил пристально посмотрел на него. — Акива, с чем мы имеем дело?
В конце концов, он должен был произнести это вслух.
— Это, должно быть, ревенанты.
— Еще один воскреситель?
Акива помедлил:
- Возможно.
Понимал ли Азаил, что это могло значить для него, если бы здесь был еще один воскреситель? Догадывался ли он о его надежде — что Кару, может быть, снова жива? И как бы он отнесся к его надеждам? Предположим, что его прощение зависело от того, что Кару была мертва, как будто сумасшествие Акивы было в прошлом, чем-то уже пройденным, так что они снова могли двигаться дальше, как ни в чем не бывало.
Для Акивы не могло быть «как ни в чем не бывало». Тогда как могло быть?
— Там! — позвала командир патруля, вытрясая серафима из его мыслей. Кала была лейтенантом Второго Легиона, крупнейшего на сегодняшний день, в войсках Империи, иногда его называли общей армией. Она указывала вниз, в овраг, где бахрома деревьев не слишком сходилась вместе, и где, как наблюдал Акива, одна вспышка движения породила другую, и еще одну, и потом спешное шевеление тел. Движение стада. Козлиное. У него скрутило живот, и первым импульсом был гнев. Какие же дураки живут на всей этой большой дикой земле, если позволили себя заметить.
Было слишком поздно, чтобы отвлечь внимание дозора от них, не осталось ничего, что бы он мог сделать, только следить, как Кала повела отряд вниз по направлению к деревьям. Она была оповещена о засаде, и жестом показала Акиве и Азаилу быстро выметаться к противоположной стороне оврага, что они и сделали, пристально вглядываясь в разорванное пространство между верхушками деревьев, надеясь на хорошую видимость, которую они не получили — только проблески шерсти и движения иноходью.
Акива держал меч с горечью. Его обучение было четким. Возьмите оружие и вы станете инструментом с такой же определенной целью, как и само оружие: найти артерии и вскрыть их, конечности — и разорвать их; взять то, что живое и доставить его к смерти. Не было больше никакой другой причины, чтобы держать оружие, никакой другой причины быть им.
Он больше не хотел быть оружием. Ох, он мог дезертировать, он мог исчезнуть прямо сейчас. Он не должен быть частью этого. Но этого было не достаточно, чтобы он перестал убивать химер. Он мечтал о многом больше, чем один раз.
Деревья шептали зеленью, когда он и Азаил сошлись с другими, и голос, который заполнил его голову, был таким, какой он слышал лишь однажды. «Это жизнь распространяется, чтобы заполнить миры. Жизнь твой хозяин или смерть?» Когда Бримстоун говорил эти слова, они ничего не значили для Акивы. Сейчас он их понял. Но как могли солдаты поменять хозяев?
Как же он с мечами, сжатыми в обеих руках, мог надеяться на то, что крови больше не прольется?
САМАЯ ХУДШАЯ РАЗНОВИДНОСТЬ ТИШИНЫ
«Сколько же существует разновидностей тишины», — подумала Свева, прижавшись лицом к плечу Рата, и стараясь не дышать. Эта была наихудшей. Это — «звенящая смертью» тишина, которую, хоть прежде она никогда и не испытывала, Свева интуитивно поняла. Она была еще чревата и тем, что пришлось разделить ее с таким количеством душ. Разве можно полностью доверять себе, а ведь тут еще тридцать с лишним незнакомцев?
С младенцами?
Они сидели под земляным выступом на берегу ручья; мимо них протекала вода, слегка ударяя по их копытам (и по огромным когтистым лапам Рата), бормотание ручья могло заглушить некоторые другие звуки — всхлипывания или пофыркивания. Из-за ручья, как заметила Свева, она не слышала никого и ничего. С закрытыми глазами ей казалось, что она одна, но она ощущала тепло Рата с одной стороны и Нур с другой. Напротив нее мать Каприн держала в руках своего ребенка, и Свева ждала, что Лель заплачет, но та не плакала. «Эта тишина, — подумала она, — замечательна: великолепная, мерцающая и хрупкая. Как стекло — если разобьется, осколки никогда не собрать снова вместе».
Если заплачет Лель, если чье-то копыто потеряет точку опоры и кто-то скатится на берег, если малейший звук разнесется над невинным бормотанием ручья, все они умрут.
И если ее испуганная часть и хотела обвинить Рата в том, что он привел их сюда, то сама она не смогла этого сделать. О, не то, чтобы она не старалась. Хорошо, когда есть кто-то, кого можно обвинить, но проблема была в том, что если она отмотает назад, то окажется, что именно она, Свева, бросилась в долину вперед Саразал — ветер развевал волосы и она не обратила внимания на то, что сестра просила повернуть назад. И это не была вина Рата, и больше того, они с сестрой были бы уже мертвы, если бы не он. И если бы не Каприны, они прямо сейчас уже были бы мертвы. Вот именно в этот самый момент.
Как странно и ужасно это понимать.
Если бы Рат не учуял Капринов и не пошел за ними, не догнал и не присоединился к ним, этой полной тишины не было бы вообще. И вместо крика овнов, этот самый воздух пронзили бы блеющие крики, плакала бы Лель, милый маленький сверток, как и все остальные.
— Овны! — сказал Азаил, смеясь (смеясь от облегчения, как показалось Акиве), и он увидел, что в овраге были только овны: лохматый, винторогий скот и ни одного Каприна, ни одной химеры.
— Ты и ты, — Кала указала на двух солдат. — Убейте их. Остальные... — она повернулась на 180 градусов, разглядывая свой отряд. Кала зависла в воздухе, крылья были достаточно широкими, чтобы задевать наклонившиеся деревья, стоящие на краю оврага, и роняла снопы искр:
- Найдите их владельцев.
Свева слышала крики скота и еще сильнее прижалась лицом к плечу Рата. Рат убедил овечий народец отогнать стадо, повернуть назад вдоль ручья, выбраться из того оврага, а в другом (в этом) — укрыться. Их было так много, всех вместе, а их овцы были слишком громкими, слишком непослушными, чтобы доверять им свою жизнь. Рат сказал, что их бы увидели, и он был прав.
Теперь овны умирали.
Свева схватила сестру за руку; она была безвольной. Крики овнов были ужасными, даже на расстоянии. Но они не длились долго, а когда наконец-то затихли, она представила, что может чувствовать ангелов, которые кружат в небе над головой. Ангелы охотящиеся. Охотящиеся на них. Она вцепилась в рукоять, своего украденного клинка и это заставило ее почувствовать свою незначительность тем больше, чем больше был сжимавшийся большой и жестокий кулак ангелов.
Может, ее пронзит один из них. На что это будет похоже? О, ее ненависть была яростной; она почти надеялась, что у нее будет шанс. Конечно, она всегда ненавидела ангелов, но как-то отдаленно и смутно. Они были чудовищами из сказок на ночь. Она никогда не видела ни одного до того, как ее поймали. Веками эти земли были безопасны — такими их делали войска Военачальника. Вот ведь незадача, жить во времена, когда здесь стало небезопасно. Теперь внезапно серафимы стали реальностью: злобные мучители. Прекрасные отвратительной красотой.
А потом, там появился Рат, ужасный в прямом смысле слова... ну, если и не красивый, то, в конце концов, царственный. Гордый. Как странно, обрести утешение в обществе хищника, но так оно и было. И снова Свева почувствовала себя выскребающей собственное местечко на мелководье; с тех пор, как ее забрали в рабство, ее мир перевернулся. Она увидела серафимов и воскрешенных; она увидела смерть и ощутила ее. А сегодня, лишь сегодня, она узнала о разных народах столько, сколько не постигла за все четырнадцать лет. Во-первых, Рат, потом Каприны: овечий народец, который она приняла за стадо животных, но который ушел бы, чтобы постоять за себя. Нур сделала припарку для Саразал и дала ей приправы с водой в надежде сбить жар. Они поделились едой, а Лель, которая пахла травой, добралась до Свевы и некоторое время каталась верхом у нее на спине. Ее маленькие ручки обвились вокруг талии Свевы в том месте, где несколько дней назад была черная скоба.
Глаза Свевы были закрыты. Ее лицо было напротив плеча Рата, бедра прижимались к Нур. Тишина держала их вместе. Это была худшая разновидность тишины, но лучший вид близости. Это бы не ее народ, но... они были здесь. Может быть, это означало, что кто-то всегда принадлежит кому-то. Приятно было думать об этом, когда рушился мир. Свева подумала, что, если она вернется когда-нибудь домой к матери и отцу, она расскажет им об этом.
Она попыталась молиться, но всегда молилась только на ночь. Ей казалось, что луны стали бы плохой защитой от ангелов, которые вышли на охоту днем.
В конце концов, той, кто указала им дорогу, была не Лель, а Саразал.
Дернувшись, она проснулась. Ее вялая рука внезапно сжалась и вырвалась из руки Свевы. Лихорадка прошла — пряности и припарки Нур сработали. Когда большие темные глаза Саразал распахнулись, они были куда более ясными, чем когда Свева видела их в последний раз. Вот только... они распахнулись, чтобы увидеть в нескольких дюймах от своего лица страшное лицо Рата.
Саразал открыла рот и закричала.
УТРОМ ДЬЯВОЛЫ НИКУДА НЕ ДЕНУТСЯ
— Послушай вот это, — сказала Сусанна. — Дьяволица, скорее всего в южной Италии...
— Синие волосы? — спросил Мик. Это прозвучало приглушенно. Уткнувшись лицом в подушку, он пытался заснуть.
— Вообще-то, розовые. Я предполагаю, что легионы Сатаны исследуют свои цветовые варианты, — она сидела на кровати, читая со своего ноутбука.
— Итак, она взобралась по стене собора и зашипела, после чего свидетель смог установить, на расстоянии нескольких сотен футов, что ее язык был раздвоенным.
— Хорошее зрение.
— Да, — она надула щеки и вернулась к экрану поисковика Google. — Что за кучка дебилов.
Мик выглянул из-под подушки.
— Там снаружи светло, — сказал он. — Войди в мое логово.
— Логово. Это несколько фантастическое логово, которое вы подразумеваете, господин.
— Это очень подходящий размер для моей головы.
— Угу, — неопределенно сказала Сусанна. — Вот еще одна новость вчерашнего дня, гм, Бейкерсфилд, Калифорния. Синие волосы, клевое пальто, плавает. Ура! Мы нашли Кару! Что она делает в Бейкерсфилде, Калифорния, преследуя школьников, так и не понятно, — она издала ироническое фырканье и вернулась к экрану Google.
Мир, как могло показаться, был захвачен дьяволами с синими волосами. То же самое творилось и на форумах. Они сообщали о том, что ангелы среди нас, они также отслеживали ситуацию и с дьяволами, и причудливо совпадали — гм — с тех пор, как по телевидению показали сражение на Карловом мосту. Дьяволы, как правило, были с синими волосами, в черных длинных непромокаемых пальто и с татуировками в виде глаз на ладонях рук.
Кару была лицом Апокалипсиса, который, как думала Сусанна, был отличным пинком под зад в отношении того клейма позора, которое было навешано на Кару. Она даже появилась на обложке Таймс с заголовком: «Вот так выглядит Дьявол?» Там же была фотография, которую кто-то сделал в тот день, когда она столкнулась с ангелами. Ее волосы необузданно развевались, вперед выброшена рука с хамзасом, во взгляде суровая сосредоточенность с намеком на... дикий восторг. Сусанна помнила этот дикий восторг. Это было немного странно. Таймс пытались взять интервью и у нее, но, как ни странно, не напечатали ее ответ, полный ругательств. Каз, конечно же, их не разочаровал.
— Давай спать, — снова попытался Мик, — утром дьяволы никуда не денутся.
— Через минуту, — сказала Сусанна, но минутой это не ограничилось. Час спустя она сделала себе чашку чая и переместилась в кресло возле кровати. Форумы никуда не привели ее: туда заходили лишь сумасшедшие, чтобы поиграть. Она сузила поиск. Девушка уже проследила IP-адрес одной электронной почты Кару в Марокко, что не стало сюрпризом. В последний раз, когда она слышала что-то от своей подруги, это было то, что она находится в Марокко. Это был хоть и не Марракеш, но город назывался Уарзазат — произносится как Уар-за-зат — в регионе пальмовых оазисов, верблюдов, и Казбу на окраинах пустыни Сахары.
Прах и звездный свет? С чего бы это. Кто бы знал.
Жрица песчаного замка? Казбу, действительно, выглядели необычно, как песчаные замки. Жаль, но их было около пятидесяти миллионов, разбросанных на сотни миль. Тем не менее, Сусанна была взволнована. Это должно быть правильно. Эта глупая песенка «Раскачай Казбу» застряла у нее в голове, и она напевала ее, когда пила чай и просматривала дюжину других сайтов, на которых в основном появлялись данные о прокате снаряжения у поставщиков или предлагалось приобрести «настоящий опыт жизни кочевников» в отелях Казбу. Все они были со сверкающими плавательными бассейнами, которые не выглядели для нее по-кочевнически.
А потом она наткнулась на блог путешественников, где французский парень писал о своем походе в горы Атласа. Это было всего пару дней назад и в основном там были просто пейзажи, тени верблюдов, а дети, все в пыли, продавали ювелирные украшения на обочине дороги. Но там был еще один снимок, который заставил Сусанну отставить чашку в сторону и сесть. Она увеличила его и наклонилась ближе. Это было ночное небо с прекрасной половинкой луны, достаточно неясное, и она не заметила бы их, если бы не искала — фигуры. Шесть из них с крыльями, они были в основном видны тогда, когда заслоняли собой звезды. Трудно было определить масштаб на фото с небом, но у снимка был подзаголовок: «Не говорите истребителям ангелов, но у них тут слишком уж большие ночные птицы».
ПЛОХОЙ ЗНАТОК МОНСТРОВ
Кару направилась к реке, чтобы искупаться. Она чувствовала себя нелепо, когда мыла волосы, а потом еще более абсурдно, когда сушила их порядка пятнадцати минут на горячем камне. Когда она вернулась в цитадель, с ее двери исчезла задвижка.
— Куда она делась? — требовательно спросила она у Тен.
— Откуда мне знать? Я была с тобой.
Да, была, даже несмотря на то, что Кару этого не желала. Тьяго сказал, что ей небезопасно ходить одной, даже к неглубокой реке, которая вытекала из гор и протекала вниз по склону с крепостью, прямо под башней с часовыми. На реке было несколько больших камней, которые укрывали ее наготу от пристальных глаз. Химера была так же заинтригована ее человеческой внешностью, как Исса и Язри, но нравилась ей эта внешность, куда меньше, чем им.
— Ты какая-то необычайно гладкая, — заметила сегодня Тен, пробежав по Кару взглядом вверх-вниз, и не находя хвоста, когтей, копыт.
— Спасибо, — откликнулась Кару, погружаясь в реку, — я стараюсь.
У девушки появилось мимолетное желание, позволить потоку унести себя под воду, просто вниз по течению ручья, где она сможет стать, хотя бы на полчаса, свободной от волчицы. Последние несколько дней, Тен ходила за Кару, словно привязанная: она была ее помощницей и провожатой, надсмотрщицей и тенью.
— И что ты сделаешь, когда мне нужно будет пойти за зубами? — спросила Кару у Тьяго тем утром. — Пошлешь ее со мной?
— Тен? Нет, не Тен, — ответил он таким образом, что Кару сразу же поняла, что он имел в виду.
— Ты? Собираешься пойти со мной?
— Признаюсь, мне любопытно посмотреть на тот мир. Там должно быть нечто большее, чем эта пустыня. Ты можешь показать мне.
Он был серьезен. Желудок Кару сжался. Она-то шутила на счет Тен, а он?
— Ты не сможешь. Ты не человек, тебя увидят. И ты не умеешь летать.
«Еще ты отвратителен, я не хочу находиться рядом с тобой».
— Мы что-нибудь придумаем.
«Неужели», — подумала Кару, представляя Тьяго в «Отравленном гуляше». Его волчьи лапы лежат на гробу, он пережевывает гуляш своим беспощадным чувственным ртом. Она гадала, грохнется ли Сусанна в обморок, пораженная его красотой, как это было у нее с Акивой. Но тут же подумала: «Нет. Сьюзи увидела бы его всего насквозь».
Но в этом был и один недостаток. Сусанна ведь не смогла разглядеть, кто есть Акива на самом деле, так? Равно как и она сама. Вероятно, Кару была плохим знатоком монстров, что было весьма прискорбно, учитывая ее нынешнее положение.
— Кто ее забрал? — требовательным тоном, спросила она. Ее сердцебиение нарушилось, переходя в незначительное стаккато.
— Чего ты так беспокоишься? Это всего лишь кусок дерева.
— Это всего лишь моя безопасность.
Это должно было стать платой за чистые волосы? Как могла она спать спокойно, когда всякий мог с легкостью сюда зайти? Она и так достаточно плохо спит. Кару кольнула мысль о том, что она спокойно спала у себя в квартире, когда в нескольких шагах находился Акива, той ночью в Праге. Что такого случилось с ее инстинктами, что рядом с ним она чувствовала себя в безопасности?
— Это ведь была твоя идея? Это потому что я заперлась от тебя тогда? — даже скобы в стене были вырваны. Так что она не могла найти другую задвижку, чтобы поставить ее на место. — Ты хочешь, чтобы кто-нибудь убил меня, когда я сплю?
— Успокойся Кару, — сказала Тен. — Никто не хочет убивать...
— О, в самом деле, никто не хочет или никто не станет?
Неужели она ожидала, что Тен подсластит горькую пилюлю?
— Хорошо. Никто не станет, — сдалась волчица, — ты находишься под защитой Белого Волка. А это лучше любого деревянного куска. А теперь пошли. Давай возвращаться к работе. Еще надо закончить с Эмилион, и Гвита идет сегодня вечером к яме.
Поделиться книгой: