Из рассказа Софьи Захаровны Бугловой: «Произошло это буквально за несколько дней до войны. Я и моя пятилетняя сестра пошли в лес за клубникой. Неожиданно Варя запнулась и упала. Я подала ей руку, чтобы помочь ей подняться с земли, и тут вся душа моя похолодела, я увидела, что Варя была вся-вся в крови! Голова, руки, ноги и ее лицо были алые от крови. С белокурых кудряшек моей маленькой сестры капала кровь, так, как если бы ее кто-то поливал из лейки. Мне было дико и непонятно происходившее, ведь упала она не на камни, а на мягкий, зеленый лесной мох. Девочка не плакала, а просто с любопытством разглядывала свои окровавленные ручки. И в этот самый момент я увидела неподалеку стоявшую от нас женщину в черных одеждах. „Вот так же скоро вся земля покроется кровью“, – тихо, но внятно сказала женщина и тут же исчезла. Я взглянула на сестру и увидела, что она в чистой одежде, без крови, в такой же, в какой мы с ней пошли в лес. Варя по-прежнему вертела ручками, явно ища признаки крови, которой на ней уже не было. Я обняла сестру и спросила: „Варя, ты видела, в чем испачкалась?“ И она ответила: „В крови“. „Значит, мне это не почудилось“, – подумала я и, схватив сестру за руку, понеслась домой, напрочь забыв про ягоды. Когда же я рассказала дома об этом маме, она отмахнулась, сказав: „Нечего выдумывать“. Но дед маму не поддержал. Он сказал: „Нет, девки, это к большой беде, как бы война не разразилась!“»
Из письма Ильи Петровича Солодникова: «Накануне войны произошел в нашей семье странный случай. Как сейчас помню, проснулся я и слышу, как мой отец испуганным голосом рассказывает маме: „Я еще сеть из воды не вынул, смотрю, на небе икона, я даже рот открыл от удивления, а вода вокруг меня красной сделалась, как кровь. Потом все разом пропало, ни иконы, ни крови. Я сеть бросил и бежать, кому сказать – никто не поверит“. Мама вскрикнула и сказала: „Не к войне бы только“».
Из письма: «Евдокиюшка, здравствуй! Пишу тебе вот по какой причине. Иконка Спасителя мироточит. И мироточит в том месте, где у Господа глазоньки. По виду как будто Господь плачет. Я и не знаю, к чему это. Может, кто помрет, или еще к какой беде? Помолись, чтоб семья моя не разжилась покойником. Так боюсь, что и словами не сказать!»
Письмо это датировано 12 мая 1941 года.
Из письма М. Ф. Ильиных: «Здравствуй, Евдокиюшка. Собралась к тебе на Троицу, но не смогла, дочь родила двойню. Нужно помочь, сама не управится. Беспокою тебя вот почему. Люди говорят, что будто они иконы видят, кто на воде, а кто на небе. И рассказывают это не брехуны, а честные люди. Есть ли в этом худое? Может, крестный ход нужен? Не по себе что-то от этих слухов. Сама же я вижу худые сны. Вороны стаями летают, огромные, как аэропланы, и кости кучами, кучами, и черепа кругом. По всему ясно – не к добру это. Отпиши мне, когда время сыщешь. Кланяюсь тебе, матушка, и обнимаю. Мария Федоровна».
Из рассказа деревенского пастуха Никиты Фролова: «Я не спал, и это мне не привиделось. Был я трезв, и вообще самогона я не пью, т. к. я желудком хвораю. Около пяти часов с левой стороны от меня, из ниоткуда взялась женщина. Была она необыкновенной красоты и вся в черной светящейся одежде. Губы ее не шевелились, но я слышал ее голос у себя в голове, она сказала: „Смотри“, и подняла руку, и я посмотрел туда, куда она указала. Я видел, как видят кинокартину в клубе. Только там на стене, а здесь я видел в воздухе. Видел, как люди стреляли друг в друга и кололи штыками. Видел, как взлетает земля и горят дома. Длилось это недолго, и все исчезло так же внезапно, как и появилось, а через неделю началась война».
Из письма Алевтины Зуевой: «В тот день, когда началась война, происходили странные, даже жуткие вещи. Мы завтракали, и вдруг на обеденном столе лопнул стакан, к которому в тот момент никто не прикасался. В стакане не было ни воды, ни чая, он просто рассыпался на куски… На дворе завыла собака, и мой дед (ныне уже покойник) сказал, что ночью его давил домовой».
Из воспоминаний Ожеговых: «Примерно за семь дней до войны мы наблюдали на небе сразу три радуги, а старики говорили, что в Покров люди слышали плач. Плач был ночью. Но когда люди вышли из домов, было непонятно, откуда он доносился. И все спрашивали: „Это у кого так плачут, умер, что ли, кто?“ Потом плач прекратился».
Из воспоминаний Глеба Захаровича Роговца:
«Случай этот со мной произошел накануне войны. Я ехал в МТС и увидел на обочине старушку. Притормозив, я предложил ей подвезти, но женщина отказалась. Тогда я ее спросил, к кому из нашего села она идет? А она ответила: „Я жду тебя, чтобы сказать: завтра будет война, и ты лишишься обеих ног“. Как только она это проговорила, то тут же исчезла. Дома я рассказал об этом маме, но думаю, что она мне не поверила, потому что сказала: „Наверное, опять вчера жрал самогонку“. На другой день началась война. Я отвоевал ровно неделю, домой вернулся инвалидом, без обеих ног. До сих пор думаю, что было бы, если бы я тогда не пошел воевать? Сохранил бы я себе ноги, или бы их все же оторвало, взрывом в тылу? Ведь село наше в войну тоже бомбили».
Записано со слов Марии Ивановны Кузнецовой: «Никогда не забуду ужас, который перенесла накануне войны. Я проснулась от звука открываемой двери. Несмотря на то, что была глубокая ночь, из окна падал свет луны. Я видела, как ко мне приближается силуэт женщины, которая, подойдя к кровати, присела у меня в ногах. Когда женщина заговорила, я обомлела от ужаса, ведь это была моя покойная мать, которая умерла девять лет назад. От страха я не могла кричать, у меня закрутило живот, и я подумала, что сейчас обмараюсь. Моя мертвая мать сказала: «Завтра же уезжай к тетке в Москву или будешь войной убита». После этих слов она встала и пошла к двери. Я слышала стук закрывающейся двери и тут же подбежала к ней, я была абсолютно уверена в том, что вчера вечером я ее закрывала. Дверь действительно была закрыта. Произошедшее меня так напугало, что я быстро собралась и, не продавая дом, поехала к тетке Полине в Москву.
А через день, как я до нее добралась, объявили войну. Я абсолютно уверена, что своим появлением мама спасла мне жизнь, так как наше село было сожжено дотла».
Из воспоминаний Максима Григорьевича Федорова: «Когда я пошел воевать, у меня дома оставались жена и маленький сын. Примерно за день до войны мой сын, который еще тогда говорил плохо и мало, сказал: „На, будешь стрелять!“ – и подал мне палку. Я очень удивился, потому что мы дома никогда таких слов не говорили. Сам я не охотник, откуда маленький ребенок мог слышать слово „стрелять“, мне до сих пор не ясно, видно, сам Бог его устами предупреждал нас о войне».
Чему учила бабушка
Только одно утро
Я проснулась. Сумерки. В комнате потрескивают дрова, и я слышу тихую бабушкину речь. Она низко склонилась к поддувалу и монотонно говорит заговорные слова:
Я услышала тихие всхлипывания и сразу же догадалась, что это плачет пришедшая к бабушке соседка. Муж у нее загулял, и она приходит к нам по зорям уже третий день подряд.
«Не реви, – приказала бабушка, – все сладится, обида забудется, а сердце твое с его сердцем слюбится. Ступай, мне еще нужно утренние молитвы почитать».
Скрипнула дверь – это Настасья пошла домой. Я тут же свернулась клубком, пытаясь продлить свой сон, но бабушка, приметив, что я проснулась, негромко, но твердо сказала: «Вставай, душа моя, давай Богу за людей помолимся, а потом я тебя вкусненьким чаем с вареньицем угощу. Вставай, касатушка, сон мил, но молитва нужней».
Прочитав утренние молитвы, мы стали пить чай с вареньем. Однако в дверь вскоре постучали. Я привыкла, что с раннего утра к нам приходили люди. Бабушка принимала это как должное, и я никогда не замечала, чтобы она раздражалась тем, что ее тревожили в любое время суток.
Калека без рук и без ног
На подводе привезли калеку. Я видела разных больных, но вид этого человека меня сильно напугал. Бабушка, как только увидела больного, у которого была видна только голова, быстро взглянула в мою сторону. Мне, девятилетнему ребенку, было действительно страшно видеть изуродованное тело. Пока калеку раздевали, бабушка присела возле меня на корточки и сильно дунула мне в лицо. Я смотрела в ее темные глаза и чувствовала, как все вокруг меня начало меняться. Вначале бабушкины губы двигались быстро, и я ясно различала то, что она произносила. А потом она стала говорить тише и медленнее.
Слова ее доносились до меня будто из-под земли. Все тише, все глуше. А я то ли спала, то ли не спала, то ли видела, то ли не видела, то ли слышала, то ли не слышала. Только когда калеку увезли, заговор стал меня отпускать. Я понимала: бабушка сделала это для того, чтобы я не боялась. Придя в себя, я спросила, зачем привозили того калеку. Бабушка ответила, что кровообращение у таких людей нарушено и они очень страдают от боли. Вот бабушка и заговорила того несчастного, чтобы он ее не чувствовал. Несколько лет спустя я узнала этот заговор.
Чтобы не «увели» душу
Помню, бабушка повела меня вечером под Троицу к реке и говорит: «Ты, моя хорошая, не бойся. Я сейчас буду звать тех, у кого в этом году душу сумели увести». Я ее спрашиваю: «А разве можно душу забрать?»
«Кто может, а кто не может», – сказала она почти про себя. Я поняла, что не нужно к ней лезть с расспросами, и замолчала.
У реки бабушка развела костер, посадила меня рядом с ним и сказала: «Сиди тихо, ладно? Что не ясно будет, потом объясню».
Вижу, она готовит место: выкладывает поле камнями, не спеша венки плетет и кладет на кресты. Время до заката еще было. Вода в котелке на костре закипела. Стала она варить венки. Сумерки подступали.
Достала бабушка из-за пазухи свой платок и стала мне на голову надевать, шептать обережные слова. Потом мне стало ясно, что «столб» она мне делает, после которого человек пребывает в каком-то странном состоянии полусна-полуяви. Делала она это для того, чтобы я не испугалась, сидела тихо и не шевелилась. Надо сказать, что во время обучения бабушка часто делала на меня «столб». Учить-то надо, а я маленькая еще была (девять лет), всего мне не объяснишь, да и испугаться могу, даже если буду держаться изо всех сил. Мастера всегда так поступали со своими маленькими учениками, чтобы и знаниями необходимыми поделиться, и не напугать до полусмерти. А еще «столб» помогает при лечении больных: если у кого серьезная рана или перелом, мастера читают этот заговор, чтобы человек во время лечения не чувствовал боли. Своего рода анестезия. Но заговор этот сложный, поэтому сейчас я ему учить вас не буду.
И вот сижу я застолбенелая. Вижу, слышу все, но пошевелиться не могу, и покой на душе такой, какой редко бывает.
Подготовив все для вызова духа, бабушка встала левой ногой на рогатину и стала читать заговор. То, что я увидела, нельзя передать словами. Сумерки, которые разбивал свет костра, вокруг порхают ночные мотыльки, слетевшиеся на огонь, шелест деревьев и плеск воды. Бабушка, в балахоне, босая, с распущенной косой, двигалась по кругу, продолжая произносить слова заклинания. Я все видела и примечала. Помню, прошло тогда много времени, я было уже решила, что вызов не удался, и стала думать о молоке и о пряниках, которые были у бабушки для помин. Если помните, я объясняла, что после каждой работы делают помин: едят особое поминальное угощение, поминая все плохое и стараясь закрепить работу.
И вдруг вижу, из осинника кто-то выходит и приближается к нашему кругу. Бабушка задала ему три вопроса (простите, нельзя их называть) и отпустила. Потом залила водой, в которой варила венки, костер. Мы поели и стали собираться домой. «Баб, – решилась я все же спросить, – кто это был?» «Это? Костя Безродный», – ответила она.
Я сама не была у него на похоронах, но в деревне и в школе говорили, что нашли его убитым и изувеченным. Родителей у него не было, тетка за полгода перед его гибелью умерла. Костя был из тех, кто всему был рад. Его так и называли – Чурачок. Не дурачок, а вроде как ласково – Чурачок. Видно, кто-то решил, что ему тетка добра много оставила. Убили с пытками, отняли у него душу за барахло. Видно, бабушка ждала ночи под Троицу, чтобы узнать, что произошло и кто виноват. (Нас с ней в деревне на тот момент не было: уезжали мы с ней на три месяца.)
Шли мы назад, а она мне и говорит: «А чего ты дома есть не стала, а когда я начала работать, про еду думала? Не про пряники нужно думать, когда учу, а про дело». Вижу – сердится, считала мои мысли. И я, чтобы загладить вину, стала спрашивать – вроде небезразлична мне работа. А она любила, когда я проявляла любознательность.
– Баб, что ты с ним сделаешь, с тем, кто убил Костю?
– Не с ним, а с ними. Посмотрю в душу, есть ли раскаяние, а там решу.
И решила.
Раньше заговор-оберег от «убивцев», как бабушка называла таких нелюдей, назывался «Чтобы душу не увели», то есть насильно не забрали, не убили. Читают его в последний день любого месяца, называя имена всех тех людей, которых желаете защитить. Слова обережного заговора такие:
Отнятый сон
Мне вспоминается один случай. Пришли к моей бабушке люди из сельсовета – мужчина и женщина – и давай ей всякие вопросы задавать да уму-разуму учить. Сразу стало понятно, что так просто они не отстанут. А я-то знала, как бабушка уставала в последнее время: у нее было сразу несколько очень тяжелых больных. Все время бабушка проводила в молитвах и постах и совсем измучилась, а эти молодые люди прекрасно видели, что ей плохо, но все равно не уходили. «Как не стыдно, у нас какой век уже, а вы все живете в доисторическом веке. Обвешались иконками. Какой пример молодежи подаете? Люди к вам отовсюду ездят», – все повторяли и повторяли они. Особенно усердствовала женщина.
Бабушка слушала-слушала, а потом спокойно ответила, что сама никого не зовет, но и гнать не гонит, ведь Господь велел любить ближнего своего, она и следует этой заповеди. Да и как можно отказать человеку, который на коленях умоляет спасти его от смерти и тяжкой болезни.
На это женщина ей возразила:
– Чепуха все, не верю, мы сами творцы своей судьбы. И не могут на мою судьбу повлиять какие-то там потусторонние силы и безграмотные сельские старухи. Главное, жить правильно и честно, тогда и спать будешь хорошо.
– Ну, коль так, – сказала бабушка, – сегодня у нас понедельник, а в пятницу приди ко мне, детка, и расскажи, как спала, так ли уж ладно и спокойно.
Когда люди из сельсовета наконец-то ушли, я спросила бабушку:
– Бабуль, что ты хочешь сделать?
– Сон заберу, поучу ее немножко, хотя она и не виновата – так ее воспитали.
Через несколько дней к нам прибежала та молодая женщина из сельсовета и пожаловалась, что не может заснуть вот уже несколько дней. Правда, она была уверена, что к колдовству ее беда не имеет никакого отношения, а бабушка ей это просто внушила.
– Ладно, иди, – вздохнула бабушка, – спать будешь. Что толку тебе объяснять? Не поймешь. Только запомни: будешь мешать мне помогать людям, и я бороться с тобой стану по-своему. А если ты про меня где писать будешь или говорить, тут же я тебе и отвечу, как бы далеко ты ни была от меня. А теперь иди с Богом, иди.
Думаю, теперь вы понимаете, мои дорогие читатели и ученики, что бывают способы, с помощью которых можно отнять сон. И естественно, знахари знают, как отчитать эту беду.
Прежде всего необходимо поставить на порченого человека оберег. Заговорные слова читают над водой, которой затем умывают несчастного перед иконами.
После этого хорошо читать молитвы на сон грядущий. Таких молитв очень много, обращены они к Господу нашему, Пресвятой Богородице, Ангелу-хранителю человека и всевозможным святым. Вот одна из этих молитв, обращенная к Господу:
Смерть седьмого ребенка
Женщину эту звали Марья, я хорошо помню ее темно-синий сарафан и белые, как лен, волосы. Рассказывая о своей беде, она не плакала, и только по ее безумным глазам можно было понять, как она страдает. Все ее дети умирали, не дожив до двух лет, и, когда она родила седьмого ребенка, муж сказал Марье: «Если и этот ребенок умрет, я тебя прогоню. Мне нужен наследник, сын, а у тебя, видимо, проклятое чрево». Марья не помнит, чтобы ее кто-нибудь проклинал, но ее дети, действительно, умирали за два, за три месяца до своего двухлетия.
Прослышав о моей бабушке, женщина отпросилась у мужа и приехала к нам. Уложив ее спать, бабушка позвала меня в свою комнату и стала рассуждать. Она всегда рассуждала вслух, так, чтобы я могла слышать все ее мысли и решения. Понизив голос, она сказала: «И этого ребенка она может потерять, тут нужна трава нечуй-ветер, но взять ее следует из-под ног слепой, я этого не делала, но меня этому матушка учила. Завтра же поутру отправлю Глафиру за незрячей. Бог даст, все получится, ведь если Марья дитя свое потеряет, то в аккурат умом повредится». Подперев щеку рукой, бабушка глубоко задумалась, а за перегородкой тяжело ворочалась во сне и стонала Марья. Утром следующего дня Глаша, бабушкина помощница, привезла к нам слепенькую.
«Аня! – сказала ей бабушка. – Я могу помочь одной горемыке отвести от ее дитя смерть. Но для этого мне нужно, чтобы ты прошлась босой по траве. Я буду читать молитву, а ты иди. Ты поранишь ногу, и я возьму из-под твоей окровавленной ноги то, что остановит гибель Марьиного рода. Ты, конечно же, можешь отказаться, но до двухлетия ребенка осталось мало времени, а мне еще будет нужно успеть отвести годовые помины, так что, голубка, тебе решать».
Анна согласилась, и мы поехали за травой нечуй-ветер. Вез нас дед Архип. Когда мы приехали, уже смеркалось, но бабушка знала, где растет эта трава. Архип же остался сидеть на телеге, а мы с бабушкой взяли Анну за руки и пошли к нужному месту. Наконец мы дошли, Аня сняла обувку и пошла по траве. Она ходила по кругу в том самом месте, где ее поставила моя бабушка. Я стояла рядом и слышала, как бабушка читает заговорные слова:
Анна топталась по траве, покалывая ноги об камушки и сучья, а бабушка читала и читала эту молитву. Наконец она взяла из-под ноги слепой женщины траву, на которой была Анина кровь, и мы молча поехали к дому.
Дома она подсушила траву в духовке, специально растопив для этого печь. Уже утром Марья, взяв траву, поехала к своему ребенку. Ей было велено купать дитя вместе с этой травой. А через много лет к нам приехала в гости женщина с парнишкой. Это были Марья и ее сын Матвей.
Филин на церковном кресте
Я подметала двор, когда в калитку вошла высокая, худая женщина. Это была матушка Устинья, жена нашего местного священника отца Леонтия. Проходя мимо меня, она кивнула головкой, повязанной красивым, ажурным платком, и прямиком направилась к двери. Мне было любопытно узнать, что могло случиться в доме отца Леонтия, и я, отбросив веник, понеслась следом за попадьей.
Матушка Устинья, развязывая узелок и выкладывая на стол бублики и яички, говорила: «Пришла я, Евдокиюшка, вот почему. Вчера я сама видела, как на крест нашего храма сел филин. Прихожанки, которые были во дворе, все заохали и в один голос стали твердить, что хуже этой приметы для священнослужителя не бывает, что это к гробу того, кто служит в этой церкви. Вот я и хочу спросить, правда ли это и можно ли как-то подсобить отцу Леонтию».
Выслушав попадью, бабушка подтвердила, что, действительно, есть примета, что если филин усядется на крышу храма, то вскоре должен будет умереть тот, кто по сану старший в этой церкви.
Видя слезы попадьи, бабушка утешила ее обещанием, что она три утренние зори будет отчитывать отца Леонтия от внезапной смерти. И она действительно его отчитала.
Для того чтобы и вы знали эту отчитку, я сейчас ее напишу:
Невестина беда
Мне не раз приходилось видеть больных сучьем выменем. Я уже и сама умела его заговаривать. Но такое сучье вымя, как я увидела у девушки по имени Нина, я видела впервые. Она рассказала моей бабушке, что у нее через неделю должна быть свадьба и что она знает, кто посадил ей эту болезнь. Оказывается, Нина гуляла с одним, а выходила замуж, как это часто бывает, за другого. Вот мать брошенного ею парня и подстроила ей «подарочек» к свадьбе. По пухлым щекам Нины бежали горестные слезы, она страдала не только от боли, но и оттого, что на свадьбе будет неуклюжей, а значит, некрасивой невестой – ведь с этой болезнью много не потанцуешь.
Бабушка осмотрела больную и сказала: «Приди к вечеру, я знаю, у кого собака ощенилась, сдою ее и испеку на этом молоке лепешку». Вечером девушка пришла. Бабушка поводила лепешкой по сучьему вымени, поплевала через левое плечо и сказала:
Через неделю, как и намечалось, у Нины состоялась свадьба. Всего за три дня Нина исцелилась от сучьего вымени.
Лампада жизни
Из письма мастера Василия Осьмина:
Бабушка Евдокия учила меня очень многому. Некоторые опыты для меня казались совершенно ужасными, и она всякий раз перед сеансом заговаривала меня от страха. Я слепо и преданно верила в то, что моя бабушка не допустит ничего плохого, и я буду полностью ею защищена. Дорогая моя бабушка обучала меня разумно, чередуя постижение тайных знаний с играми и забавой. Она умела это делать так, что я с большой радостью училась тому, что мне было необходимо знать и запоминать. Когда, например, мы были в лесу, она тихим голосом заклинала змей, и они целыми семьями сползались к нашим ногам, не причиняя нам никакого вреда. Заяц, бежавший мимо нас, застывал на тропинке и не двигаясь сидел, как плюшевая игрушка. Она звала к себе дичь, чтобы я запоминала колдовские чары, слова из заклинаний для хорошей и удачной охоты. Она на конкретных примерах показывала мне, как можно словом приручить или остановить зверя. На своей крови она учила, как можно ее заговорить или остановить. А когда она учила меня искусству оморочки, я с удивлением видела, как палка начинала казаться веревкой. Она водила меня к больной, полудохлой корове в соседнем селе, и я видела, как эта же самая корова уже после третьей бабушкиной отчитки давала целое ведро молока, а глаза у нее из мутных превращались в блестящие, волоокие. Конь останавливался на скаку как вкопанный, а больная кобыла, которую уже готовили к живодерне, вдруг поднималась, крепла и впоследствии давала крепких и веселых жеребят.
Люди, которые уже прощались с Божьим светом, выздоравливали и рожали детей. Будучи уже взрослой, я не раз слышала от людей: «Если бы не Ваша бабушка, моя бабка тогда бы умерла, а значит, сейчас бы не было ни моей мамы, ни меня, потому что, не будь мамы, не родилась бы и я». Целые поколения появились и сохранились благодаря Божьим знаниям на исцеление, и я счастлива, что имею эти знания и теперь могу передать их вам. Про лампаду жизни я узнала, когда мне было десять лет. Сделала ее тогда бабушка опять же для того, чтобы я поняла, что это такое, но в современной жизни знания эти вряд ли пригодятся, потому что вы можете взять и позвонить близкому человеку, чтобы узнать, как его дела. А вот тогда, когда еще не было быстрой телефонной связи, для того чтобы узнать, как чувствует себя интересующий вас человек, изготавливали лампаду жизни. Для ее изготовления берут богоявленскую воду и капают в нее кровь близкого человека, который собирается надолго в дальний путь. Кровь берут из пальца левой руки в прозрачный сосуд, плотно закрывают воду с кровью и сразу же делают специальное заклинание на иконе и кресте.
Человек уезжает, но остается его мумие (кровь в богоявленской воде). Сосуд устанавливают за иконой «Всевидящее око» и, когда необходимо, смотрят на лампаду жизни (сосуд с кровью и водой). Доказано, что лампада жизни отражает то, что происходит с человеком, чья кровь влита в этот сосуд. Если человек счастлив, то сосуд светел и как бы сияет. Если человек болен, то внутри флакона образуется темнота, а при взгляде на лампаду становится тревожно и неспокойно. А когда близкому человеку грозит какая-то опасность, сосуд отдает холодом, а вода лишена какой-либо искры света, ну а если тот, чья кровь в лампаде жизни, умер, то сосуд просто дает трещину или разрывается. Подчеркиваю, я лично являлась свидетелем этих опытов, все это абсолютная правда. Я наблюдала людей и лампаду, и все совпадало с действительностью. Теперь, когда уже есть телеграммы и телефонная связь, лампада жизни без надобности, как и керосиновая лампа, на смену которой пришло привычное для нас электричество. Изготавливались также лампады, по которым можно было узнать, какой смертью умер человек, насильственной или же собственной. Но этому я вас научу в следующей своей книге.
Как бабушка порчу снимала
С раннего детства я наблюдала за тем, как моя бабушка снимает с людей сглаз и порчи. Порчи бывают разные как по названию, так и по быстроте действия. Порчи бывают временные, постоянные, для потехи, растущие, смертные и т. д. Но у всех них есть одно общее и странное свойство – они всегда переходят по крови на других кровных членов семьи и, конечно же, в первую очередь на детей. Обучая меня, бабушка сравнивала порчу с деревом, у которого все едино, она говорила: «Семья это древо, корни – дед и бабка; ствол – мать и отец; ветви – дети, а листья – это внуки. Самое слабое в дереве – это ветви и листья. Именно их крушит и ломает ветер. Так и в семье, испорчен дед или бабка, а страдают дети и внуки». Правильный (грамотный) мастер, если берется снимать порчу, то отчитывает от нее сразу всех кровных членов семьи. Иначе все равно рано или поздно порча доберется через кровную связь и до остальных родных. Если в ссоре была сделана порча на женщину, убирая порчу, нужно обязательно отчитывать и ее детей, иначе она на них сойдет. Я спросила бабушку, какая порча считается самой сильной, и она ответила, что про порчу нельзя сказать, что эта безобидная, а эта страшная. На то и порча, что портит она и человека, и всю его жизнь.
Портят не только людей, но и дома, в которых после этого невозможно жить. Люди в таких порченых домах сильно болеют, без конца ссорятся и зачастую заканчивают жизнь самоубийством. Помню, как бабушка мне рассказала о том, что один мастер, Семен Петров, решил наказать говоруна (сплетника). Он взял икону «Неопалимая купина» и прочитал над ней семь раз молитву задом наперед. Так у этих людей, на чей дом он читал, каждые семь лет случались пожары. Только они отстроятся – пожар, и все дотла. Они строят, и снова и снова их настигает слово Семена. Хозяин дома с отчаяния наложил на себя руки, еле успели откачать. После того случая его жена приехала к нам, к бабушке, за защитой от немилосердного колдуна. Бабушка позвала к себе Семена и на правах старшей запретила ему добивать отчаявшихся людей. Тем более что и срок-то прошел уже со дня ссоры немалый. Семен покорился бабушкиному слову и снял свое заклятие, с тех пор больше у тех людей никогда не было пожара.
Бывает также порча растущая, уже будучи мастером, я и сама почувствовала по своей работе, что эта порча, пожалуй, самая адская. Дело в том, что как бы эту порчу мастер ни снимал, проходит определенный срок, глядишь, а на человеке снова подросла порча. Я хорошо запомнила, как об этой порче мне толковала моя бабушка. Она говорила: «Видишь, душа моя, в поле травы полным-полно? И ведь сколько ее ни рви, ни поли, она все равно вылезет снова. Так и порча растущая. Один только раз ее сделать, и она сама уже будет расти и разрастаться». Делают эту порчу на семена сорной травы. Собирают ее в поле 3 августа, кладут в подмышки и идут с ней сперва в церковь, а затем на кладбище. Там ищут могилу с именем на кресте, таким же, как у того, кого мастер решил погубить растущей порчей. Правой рукой вытряхивают из-под левой подмышки семена на могилу. А левой рукой смахивают семена из-под правой подмышки. Затем двумя руками перемешивают могильную землю с семенами сорняков и тут же быстро несут их в чистое поле. Там могильную землю с семенами наотмашь бросают, говоря при этом заклинание для растущей порчи. И все, с этого раза год за годом будет вырастать брошенная трава, а вместе с ней будет расти порча на том человеке, чье имя было на кладбищенском кресте. Мастер будет искренне стараться снимать с человека эту порчу, но этого будет хватать ненадолго. Так же, как если бы вы вырывали в поле сорную траву, а она через промежуток времени снова появляется и растет. Стоит задуматься тем людям, с кого снимают и снимают порчу, а она вновь появляется, и это первый и верный признак того, что у вас именно растущая порча. И не нужно осуждать опекающих вас мастеров за их работу. Если бы не их усилия вам помочь, кто знает, не задавила ли бы вас совсем растущая порча.
Еще есть порча на след, кровь, одежду, волос, тень, фотографии, именную икону и многие другие. Сегодня я научу вас заговорам, молитвам и заклинаниям, которые я еще никогда не печатала в своих книгах. И которые были очень успешными в работе моей бабушки.