Русские во Второй мировой

Крушение Польши

Фантастически точно сбылось предсказание фюрера — западные союзники не шелохнулись. Тридцать три дивизии, оставленные Гитлером на Западном фронте, зря ожидали удара. 70 французских дивизий с 3 тысячами танков стояли на месте, когда Польша приняла на себя удар страшной силы.

Германские бомбардировщики нанесли удар по штабу польской армии, по основным коммуникациям страны и — ради устрашения — по польским городам. 4-я германская армия, действовавшая с территории Померании, уже соединилась с 3-й армией, наступавшей со стороны Восточной Пруссии. Польского «коридора», отделявшего Восточную Пруссию от основной части рейха, больше не существовало. К 7 сентября рухнула линия обороны поляков по реке Варте, западнее Варшавы, и польская столица оказалась открытой перед штурмующими колоннами немцев и с севера, и с запада. А на юге уже в 50 километрах от Варшавы оказалась южная группировка германских войск.

Командиры всех трех армий получили приказ встретиться не в Варшаве, а значительно восточнее, на берегах реки Буг. Варшава была окружена 17 сентября, и методичный противник польской армии начал безжалостные бомбардировки польской столицы, которые продолжались до 27 сентября, когда защитники столицы капитулировали. 6 октября 1939 г. сопротивление польских вооруженных сил прекратилось. Примерно 100 тысяч солдат и офицеров польской армии перешли границу Литвы, Румынии и Венгрии. Польское государство, воссозданное в 1918 году, снова погрузилось в пучину исторического небытия. Германия развязала себе руки на востоке и могла отныне концентрироваться для наступательных действий на западе.

И хотя часть германского генералитета все еще считала, что нацистский вермахт — не чета великолепной кайзеровской армии (фон Браухич в присутствии Гитлера в рейхсканцелярии 5 ноября 1940 года), всему миру стало ясно, что Германия создала военную машину феноменальной прочности и эффективности. Поляки, при всем их национальном рвении, ничего не могли противопоставить танковым частям Гудериана и Клейста, их стратегии и тактике, боевым качествам немецких солдат.

Против танков, самолетов-штурмовиков, повсеместно введенного радио поляки выставили эскадроны с пиками. Большинство из пятисот польских самолетов было разбито на земле. Мир узнал, что такое блицкриг. Тридцать пять польских дивизий продержались лишь неделю. Следующей после Варшавы целью стал Брест-Литовск. Именно сюда 17 сентября вышли патрули группировки генерала Листа с юга и танки Гудериана с севера. К этому времени польское правительство, покидая страну, уже пересекло румынскую границу.

Нет сомнения в том, что быстрота действий немцев поразила Сталина. Молотов, реагируя на германское предложение выступить против Польши, говорил 5 сентября, что «время еще не пришло». Но время могло и не прийти. О том, что Москва была в растерянности, говорит исходившее оттуда требование соблюдать разделение зон. Очевидно, Сталин боялся полной оккупации Польши, нарушения немцами договоренности, выхода вермахта к советской границе на огромном ее протяжении. Переписка этих дней не похожа на почти союзнические тосты 23 августа. Видно, как быстро наглеет одна сторона и как смешаны чувства другой, понимающей, что оправдываются ее худшие подозрения.

Широко открыл глаза весь мир. Предполагалось, что начнется повторение Первой мировой войны с ее окопами и многолетним стоянием на месте, что оборона будет сильнее нападения. Теперь нападение благодаря мотору оказалось сильнее обороны. Немцы сокрушили Польшу ценой 11 тысяч убитых и 30 тысяч раненых. К немцам в плен попали 694 тысячи польских солдат. В плену у Красной Армии оказалось 217 тысяч.

Кремлевское руководство испытывало неприятное потрясение — здесь рассчитывали минимум на «семь недель польского сопротивления» (так говорил Молотов германскому послу 10 сентября). Теперь политика тоже должна была ускорить свой шаг.

Встреча посла с наркомом состоялась 16 сентября:

«Военное вмешательство Советского Союза будет совершено вскоре — возможно, даже завтра или днем позже. Сталин в настоящее время консультируется с военными руководителями… Советское правительство намерено оправдать свои действия следующим образом: польское государство распалось и более не существует, поэтому все соглашения с Польшей недействительны; третьи державы могут попытаться воспользоваться возникшим хаосом; советское правительство считает себя обязанным вмешаться с целью защиты украинских и белорусских братьев и сделать все возможное, чтобы этим несчастным людям можно было работать в мире».

В 2 часа ночи 17 сентября Шуленбурга принял Сталин и объявил, что Красная Армия пересечет польскую границу в 6 часов утра. Он «с величайшей охотой» (слова Шуленбурга) пошел на желаемые немцам изменения в советском коммюнике по этому поводу. Секрет договоренности прятался так хорошо, что, когда генерал Йодль узнал о выступлении Красной Армии, он спросил: «Против кого?» Немецкие части в некоторых местах на 200 км углубились на территорию, которая, согласно опубликованной в газете «Правде» карте, являлась зоной ответственности Советского Союза. На следующий день (18-го) германские и советские части встретились в Брест-Литовске, в городе, где более двадцати лет назад немцы навязали России жестокий договор.

Не будем преувеличивать достоинств возникшего квазисоюза. Сталин чрезвычайно боялся нарушения немцами соглашения. Он постоянно спрашивал, будут ли немцы соблюдать условия соглашения.

«Учитывая хорошо известную недоверчивость Сталина, — писал Шуленбург в Берлин, — я был бы благодарен, если бы мне позволено было сделать заявление, снимающее такие подозрения». Риббентроп успокоил Сталина: «Соглашения, которые я заключил в Москве, безусловно будут соблюдаться, они рассматриваются нами как краеугольный камень новых дружественных отношений между Германией и Советским Союзом». Но в тот же день Сталин пошел еще дальше. По его поручению Молотов сообщил Шуленбургу, что «первоначальное намерение советского правительства и Сталина лично позволить существование остаточной Польши уступило место намерению разделить Польшу по линии Нисса — Нарев — Висла — Сан. Советское правительство желало бы начать переговоры по этому поводу».

Риббентроп 23 сентября ответил положительно: «Русская идея о разграничительной линии по четырем хорошо известным рекам совпадает с точкой зрения правительства рейха». Он согласен прилететь в Москву для окончательного разрешения вопроса о границе.

Шуленбург сообщал в Берлин 25 сентября: «Вся провинция вокруг Варшавы, распространенная до Буга, должна стать нашей долей. В обмен мы должны отказаться от притязаний на Литву». Сталин старался получить все возможное, используя нестабильность ситуации: возвратить территории, потеря которых началась в период исторической слабости России в Брест-Литовске, ввести в состав Союза прибалтийские государства. В то же время он предложил Гитлеру инкорпорировать в германскую зону все польское население. Таким образом, выходя к Балтике, СССР укрепит свои стратегические позиции в Европе, а Германия получит Польшу с ее бессмертной традицией борьбы за национальное возрождение.

Рейхсминистр иностранных дел прибыл в Москву во второй половине дня 28 сентября 1939 года. В Кремле его встретил сам Сталин. На следующий день он уведомил Сталина о приказе Гитлера эвакуировать в Германию 86 тысяч фольксдойче из Эстонии и Латвии. По мнению А.Буллока, «для Сталина контроль над Литвой позволил бы русским закрыть балтийский «коридор», ведший к Ленинграду, чему он придавал исключительное значение». В 5 часов утра 29 сентября после дискуссий, изучения топографических карт и внутренних совещаний Молотов и Риббентроп поставили подписи под новым договором — «Германо-советским договором о границе и дружбе». Сталин, согласно немецкому отчету, светился от удовлетворения. Обед в честь германского посла превосходил роскошью все прежнее, после обеда в честь посла в Большом выступали звезды балета.

Гитлер нуждался в стабилизации положения и согласился передать Литву в советскую зону влияния: «Я хочу установить достаточно прочные и тесные отношения». Что Сталин прокомментировал так: «Гитлер знает свое дело». В «Правде» появилась новая карта Польши, на которой германская доля была увеличена.

Переходя в сослагательное и вопросительное наклонение, можно задаться вопросом: мог ли Гитлер продолжить свой блестящий успех в Польше, показавший всему миру мощь вермахта, требуя от Сталина уступок в Польше, Прибалтике, на юго-востоке Европы? Мог, но это было рискованно. На западе ему объявили войну Англия и Франция, и Гитлер предпочел быть уступчивым в сентябре 1939 года, чтобы «спокойно» решить свою западную задачу. А Сталин в ноябре 1939 года говорил примирительно о нацистах ближайшему окружению: «Это буржуазные националисты, способные на резкий поворот; они гибкие, они не привязаны к капиталистическим традициям»[3]. Теперь он советовал позабыть о прежних концепциях и «думать о путях, диктуемых меняющимися обстоятельствами». Подписание договора с Германией он назвал «поворотным пунктом в истории Европы, да и не только Европы». (Даже после войны он периодически демонстрировал ностальгию: «Эх, вместе с немцами мы были бы непобедимы»[4]. В апреле 1941 года Сталин был готов распустить Коминтерн ради сохранения дружбы с Германией.)

Сталин и Молотов произносили свои звучащие сейчас дико тосты во славу германского оружия, но оба государства, Германия и Советский Союз, понимали, что конечное выяснение отношений им еще предстояло. Вопрос заключался в том, с какими силами обе стороны придут к нему.

Глава 4

БЛИЦКРИГ НА ЗАПАДЕ

Весь мир был удивлен тем, что Англия и Франция не помогли Польше в те дни, когда германская военная машина сокрушала польское государство. Английские самолеты лишь разбрасывали листовки над германской территорией. По просьбе французского правительства они даже не бомбили немецкие цели — французы боялись возмездия.

Заметим, что если британские гарантии Польше носили общий характер, то французская сторона имела довольно четкие обязательства. Во время франко-польской военной конференции 19 мая 1939 года было решено, что французы «в прогрессирующем порядке» начнут наступательные операции на третий день после начала всеобщей мобилизации (таким днем стало 1 сентября). Кроме того, французы обещали:

«Как только главные германские войска станут разворачиваться против Польши, Франция начнет наступательные действия против Германии основной массой своих войск на пятнадцатый день после первого дня всеобщей французской мобилизации». Было определено, что в этих операциях примет участие тридцать пять — тридцать восемь французских дивизий. Когда Польша гибла, ее союзники развлекали свои войска футбольными матчами. Первый британский солдат погиб на Западном фронте 9 декабря 1939 года. На Нюрнбергском процессе генерал Йодль скажет: «Мы не потерпели поражение в 1939 году только потому, что во время польской кампании примерно 110 французских и британских дивизий на западе бездействовали, стоя перед 23 немецкими дивизиями».

«Странная война» велась на суше, но не на море. 3 сентября германские подводные лодки начали топить английские суда. У англичан в то время был крупнейший в мире торговый флот водоизмещением в 21 миллион тонн. У немцев имелись 60 боевых подводных лодок и еще одна сотня подводных лодок должна была быть готова в 1940 году.

В эти дни новый первый лорд адмиралтейства Черчилль был далек от оптимистической оценки международной ситуации. «Польша покорена за неделю; Франция представляет собой слабое отражение бывшей воинственной нации; русский колосс больше не является союзником, а может даже стать и противником, Италия не является другом. Япония не является союзником. Вступит ли Америка снова в войну? Силы Британской империи пока не тронуты, и она объединила их, но она плохо подготовлена, хотя и все еще владычествует на морях. Это позволило осуществить блокаду Германии». Германские торговые корабли замерли в портах, где они находились 3 сентября. В конце сентября примерно 325 германских торговых кораблей водоизмещением 750 тысяч тонн были интернированы в иностранных портах или конфискованы.

Выступая по радио 1 октября 1939 года, Черчилль сказал:

«То, что русские стоят на разграничительной линии в Польше, объясняется необходимостью обезопасить Россию от нацистской угрозы. В любом случае, уже существует демаркационная линия и Восточный фронт все же создан. Я не могу предсказать действия России, это загадка… Но, возможно, к ней существует ключ. Этим ключом являются национальные интересы России. Не может совпадать с интересами безопасности России то обстоятельство, что Германия разместится на берегах Черного моря, или то, что она захватит балканские государства и подчинит народы Юго-Восточной Европы. Это было бы противоположно жизненным интересам России».

В свете вышесказанного, полагал Черчилль, советско-германские противоречия неизбежны.

Советско-германское сотрудничество

Итак, в результате раздела Польши Сталин получил территорию в 120 тысяч квадратных километров с 13 млн. человек, преобладающее население которой были белорусы и украинцы. Гитлер включил в рейх 55 тыс. кв. км с 10 млн. населения. Оставшаяся территория в 60 тыс. кв. километров образовала т. н. генерал-губернаторство с населением в 11 млн. человек. Губернатором был назначен юридический советник Гитлера Ганс Франк. Гитлер начал осуществление программы германизации Восточной Европы. Первой его идеей было выселение 6 млн. чехов из Богемии — Моравии. Но продукция чешской промышленности была так важна, что весной 1939 г. от программы пришлось отступить. В середине 1941 г. в Польшу переехали 200 тыс. германских переселенцев, получившие десятую часть пахотных польских земель. В завизированном Гитлером докладе Гиммлера от мая 1940 г. предписывалось «разбить бывшее польское государство и его многочисленные расы (поляков, украинцев, белорусов, евреев) на возможно большее число частей и осколков… Расово ценные элементы следует извлекать из этой мешанины… в течение десяти лет население сведется к остаткам недочеловеков… рабочей силы, не имеющей лидеров и способной ежегодно снабжать Германию разнорабочими».

Между августом 1939 года и июнем 1941 года лежит период, когда Советский Союз стремился показать Германии свою надежность как партнера, свою полезность и готовность к сотрудничеству. Германские материалы свидетельствуют, что на советской территории на берегах Черного моря, Арктики и Тихого океана определялись порты, через которые Германия могла получать стратегическое сырье, закрытое для нее на Западе британской блокадой. Торговые отношения расширялись. Сырье, зерно и нефть шли в рейх.

В обратном направлении шли станки и оборудование. Гитлер 30 марта 1940 года отдал приказ о приоритете поставок в СССР даже перед германскими вооруженными силами. (Разумеется, это была плата за благожелательный нейтралитет.) Частью платы немцев был также недостроенный тяжелый крейсер «Лютцов». Рассматривался вопрос о продаже Советскому Союзу чертежей гигантского (самого большого в мире) линкора «Бисмарк». Характерная черта того времени — личное участие Сталина в переговорах конца 1939 года. Сталин поразил скрупулезных немцев знанием деталей и жесткой хваткой. Он счел нужным напомнить немецким торговым представителям, что Советский Союз «оказал очень важную услугу Германии и, оказывая эту помощь, обрел много врагов».

В августе 1939 года СССР и Германия договорились о торговле объемом в 150 миллионов рейхсмарок в год. В феврале 1940 года были подписаны соглашения на последующие восемнадцать месяцев. Их минимальная стоимость составляла 640 миллионов рейхсмарок. Речь шла о тяжелых морских орудиях, тридцати новейших германских военных самолетах («Мессершмиттах-109 и 110», штурмовиках «Юнкерс-88»). СССР получал оборудование для электротехнической и нефтяной промышленности, локомотивы, турбины, генераторы, дизельные моторы, корабли, машинное оборудование, закупал образцы германских орудий, танков, взрывчатых веществ. Немецкая сторона в течение первого года экономических обменов получила миллион тонн зерна, 100 тысяч тонн хлопка, 500 тысяч тонн фосфатов, многие другие сырьевые материалы. Шкурре утверждал, что Сталин пообещал ему помощь при закупке сырьевых материалов в третьих странах. «Это соглашение означает для нас открытие Востока… Эффект британской блокады будет ослаблен в решающей степени».

Снижение значимости британской блокады многое объясняет в поведении Гитлера зимой 1939/40 года. Он поддержал СССР в ходе советско-финской войны, закрыл глаза на создание советских военных баз в прибалтийских государствах. Им в это время владела одна идея — удар по Западу, а позиция СССР была для него первостепенной поддержкой. К примеру, в октябре 1939 г. германский флот стал в Баренцевом море пользоваться советскими портовыми гаванями. Германские торговые заявки в СССР быстро выросли с 70 млн. марок до 1,4 млрд. До подписания нового торгового договора немцы позволили советским специалистам ознакомиться с последними германскими военными разработками, в ноябре 1939 г. те посетили экспериментальные лаборатории и самые секретные заводы. Складывается впечатление, что немцы хотели ошеломить низшую расу, неспособную, с их точки зрения, обойти в военно-промышленных разработках признанных мировых лидеров. Речь шла о новейших самолетах, орудиях, кораблях, танках.

В час ночи 7 января 1940 г. Сталин пригласил в Кремль членов германской делегации — советская сторона готова подписать договор. Текст договора занял 42 машинописные страницы через полтора интервала. Немцы обязывались передать прототипы всех новейших немецких самолетов, военных судов, технических и химических новшеств. СССР поставлял миллион тонн фуражного зерна, почти миллион тонн нефти, полмиллиона тонн фосфата, 100 тысяч тонн хромовых руд. Было оговорено право закупать сырье в Румынии, Иране, Афганистане, на Дальнем Востоке. В апреле 1940 г. Гитлер приказал поставлять Советской России оружие даже за счет потребностей вермахта. Гудериан делится в своих мемуарах:

«Весной 1940 года Гитлер издал специальный указ, требующий, чтобы российской военной миссии были показаны танковые школы и заводы; в этом приказе он настаивал, чтобы от русских ничего не утаивалось. Русские офицеры отказывались верить, что танк IV являлся нашим самым тяжелым танком. Они постоянно повторяли, что мы, должно быть, прячем от них новейшие модели, и жаловались, что мы не выполняем приказа Гитлера показать им все. Они так настаивали на этом, что в конечном счете наши производители и офицеры-заготовщики пришли к следующему заключению: «Кажется, что русские уже обладают более тяжелыми и совершенными танками, чем наши». Только тогда, когда в конце июля 1941 года танк «Т-34» появился на фронте, загадка новой русской модели была решена».

Пользуясь поддержкой Германии, Сталин, удивленный финской несговорчивостью, потребовал от командования Красной Армии силового решения для проведения новых финских границ. Наступление Ленинградского военного округа началось 30 ноября 1939 г. Поражения первых недель охладили шапкозакидательские настроения советского генералитета. 15 января 1940 г. советская артиллерия начала шестнадцатидневный обстрел линии Маннергейма. Прорыв был осуществлен лишь 17 февраля 1940 г., а 22-го финны отошли на новую линию обороны. 11 марта был подписан мирный договор, согласно которому к СССР перешел весь Карельский перешеек, балтийский порт Ханко и полуостров Рыбачий на севере.

Германский генеральный штаб самым внимательным образом изучал опыт Зимней войны и пришел к такому выводу: «Советская «масса» не может противостоять армии и искусному командованию». Генералы согласились с Гитлером, что славянская военная сила не устоит перед расово превосходящими немецкими войсками.

В первые дни 1940 г. дуче прислал Гитлеру письмо, в котором выразил «глубочайшее убеждение», что даже с помощью Италии Гитлеру никогда не удастся победить Англию и Францию — Соединенные Штаты не позволят такому случиться. Муссолини напоминал: «Это же факт, что именно Россия больше всего выиграла в Польше и Прибалтике, не сделав при этом ни единого выстрела. Я, человек, родившийся революционером и не изменившийся ни на йоту, говорю вам, что вы не должны жертвовать непреходящими принципами вашей революции ради тактических потребностей преходящей фазы политического развития. Уверен, вы не можете выбросить знамя антибольшевизма и антисионизма, которым размахивали двадцать лет». В марте он встретился с Гитлером на Бреннерском перевале и еще раз попытался отговорить Гитлера. Безрезультатно.

Пораженчество на Западе

В целом союзники 1939 года очень отличались от Антанты, которая выступила против Германии в августе 1914 года. Во Франции прежний дух реванша иссяк, потеря полутора миллионов человек в Первой мировой войне не могла быть забыта. Стратегическая мысль отстала от требований дня. Во Франции (как и в Англии) не осознали значимость того факта, что бронированные движущиеся механизмы способны превозмочь артиллерийский огонь и продвигаться на многие километры в день. Написанная полковником де Голлем книга «Действия танков» — яркая и убедительная апология маневренных танковых действий — не получила никакого отклика в военной среде. Стареющая плеяда французских военачальников во главе с маршалом Петэном была неспособна воспринимать новые стратегические идеи.

К началу 1940 года положение западных союзников было не лучше, чем в 1914 году, Россия (Советский Союз) не являлась союзником Запада, как в Первой мировой войне. Западные союзники очень надеялись на Соединенные Штаты, но те еще не вышли из состояния изоляции и отнюдь не спешили присоединиться к западной коалиции. Министерства финансов Британии и Франции уже начинали жаловаться на истощение долларовых запасов. Англия в это время подписала пакт о взаимопомощи с Турцией, но в Лондоне уже трудно было найти средства, которыми можно было бы скрепить эти узы. Советско-финский конфликт ухудшил отношения западных союзников с СССР. Англия в это время продолжала обхаживать Италию, желая всеми возможными средствами оторвать ее от Германии. Но Муссолини уже твердо решил выступать на стороне Германии.

Девятнадцатого января 1940 года германский пилот приземлился с важнейшими документами на бельгийской территории. Плохая видимость не позволила ему найти аэродром в Кельне. Он пытался уничтожить имевшиеся при нем материалы, но бельгийская полиция успела вовремя — британское и французское правительства получили копии документов, из которых следовало, что германское командование готовится к вторжению в Бельгию, Голландию и, северным путем, во Францию. В тех, кто сам хотел спрятаться в скорлупе неверия в немецкое наступление, легко было заронить сомнение в аутентичности полученных данных. Черчилль указывал, что самое худшее, что могли бы сделать для себя немцы, — это подослать документы, в которых говорилось о возможности нарушения бельгийского суверенитета — ведь только это могло заставить стремящихся уклониться от участия в конфликте бельгийцев примкнуть к англичанам и французам. Бельгийский король, вопреки очевидной опасности, отказался поверить в те планы, о которых он неожиданно узнал. В начале 1940 года Высший военный совет союзников обсуждал вопрос о помощи западных союзников Финляндии в ходе советско-финского конфликта, о посылке, в частности, весной 1940 года в Финляндию воинских частей из Англии и Франции. Положительным казался фактор прихода к власти во Франции кабинета Поля Рейно, обещавшего с большей энергией готовиться к войне. На первом же заседании союзнического совета с участием Рейно Франция и Англия приняли торжественную декларацию, обещавшую «не заключать перемирия или договора о мире без взаимного согласия».

Западные союзники усматривали две слабые стороны позиции Германии: отсутствие запасов железной руды и отсутствие запасов нефти. Основные месторождения этих ископаемых находились в противоположных концах Европы. Железная руда шла к немцам с севера, из Швеции, а нефть в основном поставляла Румыния. Главной слабостью союзников Черчилль считал отсутствие национальной решимости сражаться до конца.

Фактор США

В обстановке тупика «странной войны» все большее значение приобретала политика США. Президент Рузвельт отдавал себе отчет в том, что именно Франция и Англия представляют собой передний край обороны Америки. Оценка же их сил и возможностей была пессимистической. Об этом можно судить, например, по воспоминаниям заместителя государственного секретаря Самнера Уэллеса: «По мнению высших правительственных кругов США, «политический хаос», царивший во Франции, почти не оставлял надежд на ее способность оказать реальное сопротивление Германии».

Следовало не допустить их быстрого поражения и таким образом выиграть время для наращивания собственной военной мощи. Вот почему в Вашингтоне вызвали пристальный интерес новые усилия Парижа и Лондона отвлечь от себя угрозу удара гитлеровского вермахта посредством переадресования его на восток против СССР. Поскольку Франция и Англия полагали, что достигнут этой цели военной поддержкой Финляндии и воздушной бомбардировкой Кавказа, в Вашингтоне сочли необходимым помочь им сделать следующий шаг — найти общий язык с Гитлером. Об этом 1 января 1940 года открыто заявил Хэлл, подчеркивая намерение США использовать в данном направлении свое моральное и материальное влияние.

Президент решил отправить в Европу Самнера Уэллеса для переговоров с правительствами Германии, Италии, Франции и Англии. Миссии был придан характер поездки представителя строго нейтральной страны.

Уэллес прежде всего направился в Рим, где с Муссолини и Чиано обменялся мнениями о политическом положении в Европе. Уэллес конфиденциально сообщил, что Муссолини «верит в возможность установления мира».

В Берлине же проявили несговорчивость. Здесь не сомневались в том, что Вашингтон взял на себя роль посредника, исходя из стремления направить агрессию гитлеровской Германии на восток. Завершая подготовку к вторжению в Норвегию и Данию, Берлин был заинтересован вместе с тем в том, чтобы запугать Англию и Францию. Поэтому в соответствии со специальной инструкцией, разработанной для переговоров с Уэллесом, официальные лица в основном говорили о могуществе Германии и ее решимости «победоносно завершить войну». Причем открыто заявлялось о намерении предпринять наступление на западе.

Противоположная картина открылась ему во Франции, куда он прибыл 7 марта. Его поразило подавленное настроение парижан. «Казалось, даже на зданиях, — писал он позднее в мемуарах, — лежала печать той же угрюмой апатии, которую можно было прочесть на лицах большинства прохожих, встречавшихся на малолюдных улицах. Всех охватило предчувствие ужасного бедствия». Не лучшими были и его впечатления от бесед с членами правительства. «Опыт моих встреч в Париже в мартовские дни 1940 года, — резюмировал он, — вызвал шокирующий эффект».

В беседе с глазу на глаз, длившейся около двух часов, премьер-министр Франции сразу же заявил, что готов договориться с Италией и Германией. Правда, он назвал их требования чрезмерными, но считал, что частично они могут быть удовлетворены. Так, он соглашался поделиться с Италией французскими владениями в Сомали, Тунисе, в районе Суэца, признать включение Судетской области и западной части Польши вместе с Данцигом в состав Германии, а взамен требовал восстановления Чехословакии и Польши.

Уэллес обнаружил в Париже и противников компромисса с гитлеровской Германией. Такой позиции придерживался, например, председатель палаты депутатов Эдуард Эррио, считавший, что нельзя вступать в переговоры с противником, ведущим двойную игру. А семидесятисемилетний президент сената Жанненэ, встречавший уже третью войну с Германией, говорил с американским гостем в духе Клемансо: «Есть только один способ обращения с бешеной собакой — убить ее или сковать стальной цепью, которую нельзя разбить».

Однако подавляющее большинство французских государственных деятелей по своим взглядам были близки к точке зрения Даладье. Примирительную позицию занимали вице-премьер Шотан, министр иностранных дел Бонне и многие другие. Даже министр финансов Поль Рей-но, пользовавшийся репутацией самого твердого в отношении Германии члена правительства, был настроен пессимистически. Он пожаловался Уэллесу на то, что Франция приближается к тому моменту, когда все ее ресурсы будут брошены на закупку вооружений в США.

Большинство в правительственных сферах Франции так или иначе выступало за переговоры с Германией. Визит Уэллеса усилил эту тенденцию, поскольку заронил несбыточные надежды на эффективность переговоров.

В Лондоне Уэллес убедился, что в английских политических кругах существовала сильная группировка, возглавлявшаяся У. Черчиллем и А. Иденом и выступавшая против соглашения с Германией. Но, как и в Париже, многие члены правительства придерживались иной точки зрения. Премьер-министр Чемберлен и министр иностранных дел Галифакс, беседуя с Уэллесом, высказались за компромисс с Германией. Поисками путей к примирению с ней были заняты министр финансов Саймон, министр без портфеля Хэнки, советник премьер-министра Хорас Вильсон.

Двенадцатого марта, когда Уэллес еще находился в Европе, был заключен мир между Финляндией и Советским Союзом, вызвавший растерянность среди политиков Англии и Франции. Чемберлен с досадой заявил в палате общин, что он вынужден отказаться от отправки в Финляндию уже закончившей все приготовления 100-тысячной английской армии. А один из его советников так комментировал это событие: «Мы потерпели второе поражение, и теперь нам надо искать какую-нибудь другую возможность».

Разочарование охватило и правящие круги в Париже, внутри которых усилились разногласия. Одни критиковали премьер-министра за недостаточную твердость в отношении Германии, другие, напротив, за якобы упущенную возможность вступить в сговор с ней на антисоветской основе. Последние, в частности, негодовали по поводу того, что французские войска численностью 50 тысяч человек, которые еще 26 февраля были готовы к отправке в Финляндию, так и не попали туда.

Внутренние распри в правительстве привели 19 марта к отставке Даладье с поста премьер-министра. Его сменил Поль Рейно. Характерно, что сформированный им кабинет получил вотум доверия большинством всего лишь в один голос. Это достаточно ясно характеризует слабость позиций нового правительства. Состав же его почти не отличался от прежнего. Даже Даладье сохранил портфель министра национальной обороны. Что же касается Рейно, то его искусство вести дебаты в парламенте не могло компенсировать отсутствие умения эффективно руководить страной в условиях нависшей над ней военной угрозы. Стране явно не хватало Клемансо.

Выступая 5 апреля 1940 года перед Национальным советом консервативных ассоциаций, премьер-министр Чемберлен заявил, что Гитлер «пропустил свой автобус». Даже если допустить, что Чемберлен не хотел травмировать национальную психику англичан, следует все же признать, что это выражение было неудачным. Германия находилась на четвертом году интенсивного перевооружения, Англия и Франция (в лучшем случае) — на втором. Ход событий должен был вскоре определить, кто же на самом деле «пропустил автобус».

Блицкриг в Скандинавии

Стратеги в Берлине поспешили: 8 апреля Германия начала высадку войск в Дании и Норвегии. В течение 48 часов Дания капитулировала, а все стратегически важные пункты Норвегии оказались в руках немцев. Через три дня Черчилль дал оценку действиям немцев:

«Безжалостность и маневренность, с которой действовали немцы, проводя эти большие операции, заставляют меня думать, что все это только прелюдия более масштабных событий. Возможно, мы пришли сейчас к первому важному столкновению в этой войне».

Два обстоятельства заставили Гитлера выбрать в качестве следующей военной цели Норвегию. Во-первых, западные союзники в ходе Зимней войны СССР с Финляндией в 1939 — 1940-х годах намеревались оказать Финляндии помощь через Норвегию, а это сразу задевало интересы германской военной машины, нуждающейся в превосходной шведской железной руде из Кируны. Во-вторых, адмирал Редер неустанно напоминал Гитлеру, что, только владея норвежскими базами, Германия не будет заперта во внутренних водах, избежит изоляции (столь памятной немцам по Первой мировой войне), сумеет направить в Мировой океан свое самое эффективное военно-морское оружие — подводные лодки. Но только после того, как в декабре 1939 года лидер норвежских фашистов генерал Квислинг посетил Берлин, Гитлер отдал приказание Оберкомандо вермахт (ОКВ) начать планирование операции против Скандинавии.

Толчком к ускорению планирования и переходу дела в конкретную плоскость послужил поход «карманного линкора» «Граф Шпее» против союзнических торговых судов в Южной Атлантике. Британские крейсеры прижали его к побережью Уругвая. «Граф Шпее» после битвы при Ривер-Плате вынужден был 13 декабря 1939 г. войти в бухту Монтевидео. Это унижение германских военно-морских сил взвинтило Гитлера. Теперь не было места абстрактным разговорам, специалисту по операциям в горных условиях генералу фон Фалькенхорсту было поручено приготовить конкретный план. В задачу Фалькенхорста входили и предложения по оккупации Дании как моста к норвежским фиордам. 7 марта 1940 г. Гитлер выделяет для операции восемь дивизий.

Эффект неожиданности помогал германскому руководству. Копенгаген никак не видел себя втянутым в мировой конфликт, и угроза бомбардировки подействовала незамедлительно, как и высадка 9 апреля на датском побережье германских войск. Испуг и изумление норвежцев были не менее искренними, но норвежское руководство не было готово сдаться на милость агрессора. Старинные пушки гавани Осло заработали, и германский крейсер «Блюхер» пошел ко дну Королевская семья отправилась в изгнание в Лондон. Непокорившиеся норвежские войска сконцентрировались на побережье, чтобы не позволить немцам проникнуть в норвежский хинтерланд и к Тронхейму. 18 апреля в районе Тронхейма начали высаживаться британские и французские войска, чтобы преградить путь немцам, движущимся на север от Осло.

Германские войска отступили лишь на крайнем севере, где превосходящие силы англичан заставили их уйти морским путем и по пути потопили 10 германских миноносцев. Командующий германским экспедиционным корпусом генерал Дитль ушел в горы всего с двумя тысячами пехотинцев и двумя с половиной тысячами солдат морской пехоты. Отступая, он сумел дойти до шведской границы. Гитлер восхищался Дитлем, и тот стал его фаворитом в норвежском Заполярье. Итак, на протяжении немногих недель Германия утвердилась на европейском севере, нанесла западной коалиции чувствительный фланговый удар, ставший предвестником блицкрига на Западном фронте.

Проскуров уходит

Решающим для природно честного и прямодушного Проскурова был последний день конференции, посвященной опыту войны с Финляндией — 17 апреля 1940 года. Огромные потери в войне омрачили все обсуждение. А Сталин задумался над достоинством прямолинейности Проскурова, хотя его честное отношение к делу вызывало уважение у многих.

Даже сидящим в зале стало понятно, что Проскуров начинает вызывать раздражение Сталина. А поскольку все искали козлов отпущения неудачной Финской войны, одним из них становилась разведка. В мае 1940 года Тимошенко сменил Ворошилова на посту наркома обороны. Именно тогда Проскуров послал свой второй выдающийся доклад Сталину, основанный на визите в германское посольство в Москве полковника Герхарда Мацке, немецкого военного атташе в Токио. Мацке объяснял немецкие успехи постоянными тренировками, в то время как французы проспали всю зиму.

Война на Западе

Двадцать второго апреля 1940 года в Париже на заседании высшего военного совета союзников премьер-министр Поль Рейно сделал обзор военной ситуации, значительно ухудшившейся для западных союзников в связи с успехами немцев в Скандинавии.

«География, — сказал Рейно, — дала Германии постоянное превосходство из-за возможности внутренних перемещений войск». У немцев в это время было 190 дивизий, из них 150 могли быть использованы на Западном фронте. Против этих сил союзники могли выставить 100 дивизий, из них 10 — английских. (Напомним, что в предшествующую войну в Германии проживало 65 миллионов человек, и та сумела мобилизовать 248 дивизий, из которых 207 в конце войны находились на Западном фронте. Франция, со своей стороны, мобилизовала 177 дивизий (110 сражались на Западном фронте); Великобритания — 89 дивизий (из них 63 на Западном фронте). В целом на Западном фронте находились 173 дивизии союзников против 207 германских дивизий. Равенство было достигнуто только тогда, когда прибыли американцы с их 34 дивизиями. Насколько же хуже было положение западных союзников в 1940 году! Население Германии достигло 80 миллионов, она могла создать 300 дивизий. Франция в то же время едва ли могла рассчитывать, что к концу года на Западном фронте будет 20 английских дивизий. Западные союзники стояли перед фактом превосходства, которое приближалось к соотношению 2:1. Германия имела также превосходство в авиации, артиллерии и общем объеме военных запасов.

Верховный совет союзников обратился к голландскому и бельгийскому правительствам, пытаясь привлечь их к совместным с западными союзниками мерам. На заседании впервые присутствовал генерал Сикорский, который заявил, что он может создать польскую армию из 100 тысяч человек. Было решено, что если Германия вторгнется в Голландию, союзные войска войдут в Бельгию без предварительного уведомления бельгийского правительства, а их ВВС будут бомбить германские военно-промышленные объекты.

И именно в эти недели и месяцы разразилась война на Западе. То был немецкий «блицкриг» в классическом исполнении. Надежды Сталина на взаимное изматывание Германии и ее противников не сбылись. 4 июня англичане покинули Францию. Париж пал 14 июня, а через три дня маршал Петэн приказал французской армии сложить оружие. Предполагаемая затяжная война окончилась неожиданно быстро. Частью последствий было увольнение Проскурова с поста оказавшейся недальновидной военной разведки ГРУ.

Поражение в Норвегии вызвало чрезвычайное недовольство англичан. Леопольд Эмери процитировал знаменитые слова Кромвеля, обращенные к так называемому «долгому» парламенту: «Вы сидели здесь слишком долго для того, чтобы сделать что-либо хорошее. Уходите — я говорю вам. Во имя господа бога, уходите!» Как пишет Черчилль в воспоминаниях, эти страшные слова отражали общее настроение в стране.

Западный фронт: подготовка сторон

Ради консолидации польских приобретений Гитлер 6 октября 1939 г. обратился к Франции и Британии с предложением признать «естественность» судьбы польского государства, но те, памятуя о непреклонном стремлении Гитлера утвердить свою гегемонию в Европе, отказались «пойти на мировую» с нацистской Германией. Германские генералы получили приказ заняться излюбленным делом — планированием наступательных операций. 9 октября — еще до того, как Париж и Лондон ответили на германские предложения, — фюрер издал директиву № 6 о наступлении на западе.

В ней Гитлер говорит об исторической несправедливости, как он ее понимал: великие западные державы всегда, особенно после Вестфальского мирного договора 1648 года, стремились держать Германию разделенной и слабой. Национал-социалистическая Германия этого не потерпит:

«Наступление должно быть спланировано посредством движения через Люксембург, Бельгию и Голландию, оно должно начаться в ближайшее возможное время, поскольку всякое замедление будет угрожать нейтралитету Бельгии и, возможно, Голландии, усиливая союзников. Целью данного наступления будет нанесение максимально возможного поражения французской армии и сил, выступающих на стороне союзников, а также захвата максимально возможной территории в Голландии, Бельгии и северной Франции для дальнейшего успешного ведения воздушной и морской войны против Англии, для надежной защиты экономически жизненно важного Рура».

Этот план получил название «желтый» план, и детали проработать поручалось Оберкомандохеер — командованию сухопутных сил (ОКХ). Гитлер тогда еще не имел союзников и преданных людей среди генералитета (каковыми позже станут Кейтель и Йодль), он вынужден еще был с определенным почтением относиться к военной элите Германии. Недолго. 22 октября он отдает Гальдеру прямой приказ: выполнение «желтого» плана должно начаться 12 ноября 1939 года — и никаких отсрочек.

Начинается решающая фаза противостояния того высшего офицерства, которое надеялось видеть главу государства отстоящим от непосредственных военных дел (как это делали оба кайзера Германской империи). Гитлер старался участвовать в планировании, и он добился своего, сумев расколоть военную элиту. Гитлер привлек на свою сторону командующего группой армий «А» фон Рундштедта и начальника его штаба фон Манштейна. Особенно полезен был Манштейн — именно он обрушился на творение Гальдера и Браухича. Идеи Манштейна были близки инстинкту самого Гитлера — ударить там, где не ожидают, в долине реки Соммы, в Арденнах, а не повторять всем привычный маршрут Шлиффена с выходом во Францию с севера через Бельгию.

Манштейн слал наверх меморандум за меморандумом — всего шесть, в которых торопил военное командование, пока Гальдер не послал его с повышением в Восточную Пруссию (командовать корпусом). Новый командующий корпусом, согласно германскому протоколу, должен был представиться главе государства. Обычно это бывала дежурная церемония. Но не в этот раз. Гитлер провел со своим генералом все утро 17 февраля, и вдвоем они выработали план, который не смогли, не посмели отвергнуть руководители ОКХ — Браухич и Гальдер.

Мощные танковые колонны прорвутся через лесистые Арденны там, где французы ожидают их меньше всего. Никакой имитации Шлиффена — времена изменились, оружие нападения опять превосходит оружие защиты, германская согласованность будет соединена с мощью германских моторов. План «Sichelschnitt» — «Болезненный удар» — требовал четких согласованных действий трех групп германских армий.

План Манштейна, соединенный с собственными идеями Гитлера, был прост, но обещал победу. Группа армий «Б» под командованием фон Бока прорывается через Бельгию в Северную Францию, имитируя непреложность идей Шлиффена. Если ему удастся зайти за французские части с севера, то он неизбежно и мощно будет угрожать Парижу. Если французы и (высадившиеся) англичане встанут всей силой на его пути и даже оттеснят на восток — тогда еще лучше. И чем дальше на восток уйдут французы основными своими силами, тем замечательнее.

На левом фланге группа армий «С» (генерал Вильгельм Риттер фон Лееб) постарается заставить французов всерьез защищать «линию Мажино», а по возможности и прорвать ее. Но в любом случае решать судьбу войны будет не он. А командующий группой армий «А» генерал Рундштедт, который прорвется через Арденны, захватит переправы через Сомму и Динан, проскользнет между Седаном и Динаном, а затем повернет на северо-запад по долине реки Соммы к Амьену, Аббевилю и побережью Ла-Манша. Именно здесь будут задействованы семь из десяти танковых дивизий вермахта. У Лееба на юге не будет ни одной танковой дивизии, а у Бока только три.

Немцы надеялись на превосходство в воздухе. Да, у них было меньше самолетов, чем у французов, но на войне качество нередко компенсирует количество. Превосходный «Мессершмитт-109» преобладал над французскими моделями в скорости, маневренности, вооружении. А пикирующий бомбардировщик «Юнкерс-87» не имел аналогов как борец с танками и другой наземной силой противника. Мильх и Кессельринг были талантливыми воздушными стратегами. На земле главной ударной силой становился танк «Т-VI». Второй германский танк — «Т-III» — уступал лучшим французским и британским моделям, но в тени своего старшего коллеги был достаточно полезен.

Решающей особенностью тактического превосходства немцев было то, что их танки были объединены в дивизии и не были обременены другими родами войск. Это был кулак современной войны, о которой проницательно думали накануне Гудериан, де Голль и Тухачевский, но только первый реализовал свои идеи. И хотя у немцев танков было меньше, чем у французов (2400 против 3000), их консолидированная мощь принесла результаты.

Французы встретили войну без гения, хотя бы отдаленно напоминающего наполеоновский. Французская армия уступала германской в численности дивизий (101 против 120), но, что важнее, армия-победительница 1918 года не считала нужным менять победные порядки. Французы сражались с пресловутой пушкой в 75 мм, у них была устаревшая техника, их стратеги не шли дальше Жофра и Фоша. Их танки были вспомогательным орудием, их самолеты не шли в ногу с танками.

Главная надежда французов 1939 года — это их «западный фронт в бетоне» — «линия Мажино», система весьма солидных укреплений, устаревшая, как только танки начали играть первую скрипку в боевых действиях. Усидеть в новой войне ни за какой бетонной стеной было невозможно. Но этого тогда никто не знал. Более того, вся Европа верила, что герои Вердена не посрамят себя. Семь миллиардов франков было израсходовано на пресловутую линию укреплений, которая должна была спасти следующее поколение французов от геноцида. Но «линия Мажино» имела недостаточную протяженность — менее 150 километров фортификаций. Оставалось 400 километров абсолютно незащищенной границы — там, где Франция соприкасалась с Бельгией.

Французскому военному командованию не оставалось ничего иного, кроме как предусмотреть рывок вермахта по проторенной дороге 1914 года. 4 октября 1939 года маршал Гамелен издает приказ, по которому предполагается, в случае нарушения Германией бельгийского суверенитета, выйти в Бельгии на линию реки Шельды. Это было целесообразно и с точки зрения необходимости стыковки с ожидаемым британским экспедиционным корпусом (во Франции никогда не забывали, что Британия в 1914–1918 годах, начиная почти с нуля, создала многомиллионную армию). В декабре 1939 года англичане прислали пять своих превосходных дивизий, но это было все, что они имели. В четыре первых месяца 1940 года Лондон прислал спешно созданные еще четыре дивизии, но их подготовка, их качество оставляли желать лучшего. Французские войска не напоминали победоносную армию 1918 года. Особенно тяжелое впечатление оставляло моральное состояние этих войск, слабость их воли к победе, исчезновение пресловутого elan vital — боевого порыва.

Восьмого мая 1940 года Гитлер окончательно установил дату наступления на западе — через два дня. В этот день лейбористы начали атаку против правительства, обвиняя его в некомпетентности. Возмущенный Чемберлен заявил, что не боится критики и что у него «есть друзья в палате общин». Это было, по меньшей мере, неудачное выражение. Обращение к партийной политике в час национальной опасности сделало премьер-министра уязвимым. Поднялся бывший премьер Ллойд Джордж, которому было в то время около восьмидесяти лет. Это была самая сильная из его речей. Ллойд Джордж использовал слова Чемберлена о «друзьях»: «Вопрос не стоит о том, кто является другом премьер-министра. Поставлен гораздо более важный вопрос. Премьер просит о жертве. Нация готова на любые жертвы до тех пор, пока правительство ясно показывает, к чему оно стремится, и до тех пор, пока нация уверена, что ее лидеры делают все от них зависящее. Я должен торжественно заявить, что сам премьер-министр должен дать образец жертвенности, потому что ничто не может содействовать победе в этой войне больше, чем сдача им своих полномочий».