Русские во Второй мировой

«Что вы предлагаете?» — спросил Сталин. Жуков предложил укрепить Центральный фронт не менее чем тремя армиями, дополнительной артиллерией и возглавить фронт опытным командиром, скажем, Ватутиным. Жуков предложил отозвать с Дальнего Востока восемь полностью экипированных дивизий, они перекроют путь на Москву. «Вы предлагаете отдать Дальний Восток?» — спросил Сталин. Жуков не ответил на этот вопрос и поставил вопрос о том, чтобы отвести войска Юго-Западного фронта за Днепр и перевести на север пять дивизий этого фронта. «А что о Киеве в этом случае?» — спросил Сталин. Жуков изложил аргументы в пользу исправления линии фронта и важности Центрального фронта. В последовавшем споре Жуков сказал, что если он способен говорить лишь «чепуху», то недостоин своего поста. Через сорок минут после того, как он ушел со своими картами, Сталин снова вызвал его. Начальником Генерального штаба будет маршал Шапошников, а Жуков посылается командовать Резервным фронтом, но останется членом Ставки. А «чепуха», о которой говорил Жуков, стала уже в ближайшие недели лучшим стратегическим советом для нашей отступающей армии, вступившей в кризисную фазу конфликта.

Предпоследняя линия обороны

В конце июля между Ржевом и Вязьмой частями Красной Армии была создана новая линия обороны. 30 июля германская директива № 34 повелела окружить советские части, расположенные к северо-западу от Днепра. 2 августа, после многодневного постоянного отступления, Красная Армия начала двадцативосьмидневную танковую битву в районе Ельни. Гитлер отметил успехи Гудериана тем, что его танковой группе было присвоено название «Группа армий Гудериан». Это давало ему большую свободу маневра. Прибывший к Гудериану адъютант Гитлера полковник Рудольф Шмундт украсил его Рыцарский крест дубовыми листьями. Разговоры Гудериана с Шмундтом представляют интерес. Согласно Шмундту Гитлер рассматривал три цели:

1) захват Ленинграда сделает Балтику немецким озером, обеспечит бесперебойное поступление шведской железной руды, надежную связь с армейской группой «Север»;

2) захват Москвы, «чья промышленность имеет важное значение», лишит русских важнейшего транспортного узла;

3) овладение Украиной обеспечит Германию углем и хлебом.

Гудериан со всей страстью уговаривал Шмундта обратиться прежде всего к Москве, «сердцу России». До нее оставалось примерно двести пятьдесят километров.

6 сентября советские войска в жестокой контратаке возвратили себе Ельню. Даже не ведающий сомнений Гитлер «оговорился» 4 сентября после посещения штаба группы армий «Центр» в Борисове: «Если бы я знал, что у них столько танков, я бы дважды подумал, прежде чем начать вторжение». Потом, в октябре, у Ельни советские войска будут окружены и уничтожены, но их доблесть, доблесть обреченных, отодвинет дату решающего наступления немцев на Москву.

Совещание высших немецких офицеров в Борисове требует особого внимания. Штаб группы армий «Центр» ощущал себя элитой германского офицерства. И эта элита позволяла себе видеть в действиях Гитлера отстранение германского рыцарства, лучших представителей прусской касты, от решений, определяющих судьбу Германии. Группа офицеров во главе с генерал-майором Хеннингом фон Тресковым и Фабианом фон Шлабрендорфом, узнав о намерении фюрера посетить штаб фельдмаршала Бока, решила арестовать «ефрейтора», судить военным судом и восстановить традицию, когда армия является арбитром государственных дел Германии, высшим аналитическим советом и средоточием власти в рейхе. Шлабрендорф и Тресков решили остановить автомобиль с Гитлером и посадить вождя нацизма под стражу. Гитлеру предстояло предстать перед независимым военным судом. О дальнейшем офицеры предпочитали не задумываться. (В определенном смысле это была подготовка к выступлению 20 июля 1944 года.)

А.Кларк полагает, что заговорщики персонифицировали «лучшие качества своей страны, рациональный интеллектуализм в союзе с самоотверженной смелостью. Их целью было создание «достойной Германии»… Будучи немцами, они считали военную мощь и конституционный порядок основными элементами «достоинства». На фронте, будучи на расстоянии восьмисот километров в глубине России, им было легче оценить реальности данной кампании. Они могли видеть, что неукротимая мощь вермахта столкнулась с неколебимым объектом и «…когда наши шансы на победу испарятся очевидным для всех образом, уже ничего нельзя будет поправить»[49]. Заговорщики пытались найти подход практически к каждому армейскому генералу, и никто из касты военных не предал их, не позвонил Гиммлеру.

Вера в то, что вооруженные силы должны стать арбитром и руководителем нации, была достаточно широко распространена среди германских офицеров. Возможно, если бы заговорщики преуспели, фельдмаршал Бок согласился бы их возглавить. Но в текущей ситуации он не хотел рисковать — ведь он и без того возглавлял группу армий «Центр», он будет национальным героем — покорителем Москвы. И фон Бок не принял активного участия в захвате Гитлера. Талант Гитлера сказался в том, что он сумел разъединить генералов. Три раза он откладывал время визита в Борисов.

3 августа прибыл конвой из эсэсовцев, привезших свои собственные автомобили. И когда самолет Гитлера приземлился, войска СС прикрыли его на всем пути продвижения. На протяжении всего визита молодым германским офицерам не удалось даже приблизиться к Гитлеру, не говоря уже о том, чтобы произвести выстрел. Гитлер же вызывал военачальников по одному, сидя в кабинете фельдмаршала фон Бока вместе с адъютантом Шмундтом и двумя адъютантами из СС. Пред ним предстали прежде всего Бок, Гудериан, Гот, Хойзингер.

Обсуждался вопрос, что является первостепенной целью вермахта. Выслушав поток мнений, Гитлер вынес свое суждение. Он объявил первой целью захват Ленинграда. Его захват отрежет русских от Балтики и обеспечит бесперебойное поступление шведской железной руды. Далее по шкале ценностей должен быть сделан выбор между Москвой и Украиной. Гитлер дал понять, что Украина — его приоритет. Ее завоевание даст рейху огромные ресурсы. Фюрер приказал после оккупации Крыма осуществить десант через Керченский пролив и двигаться в направлении Батуми.

В прежние времена Гудериан был способен открыто протестовать против решения фюрера, с которым не был согласен. На этот же раз он пишет: «Как только решение атаковать Украину было подтверждено, я делал все возможное, чтобы выполнить приказ как можно лучше. Я упросил Гитлера не разбивать на части мою танковую группу, а бросить ее в бой целиком». А. Кларк полагает, что «трудно определить, в какой степени увод целой армейской танковой группы повлиял на неудачу наступления на Москву… Но это был катастрофический спор, последствия которого для итогов войны едва ли даже можно измерить»[50].

Посетив штаб группы армий «Юг» в Бердичеве, Гитлер возвратился в Вольфшанце. Штаб-квартира войск СС в Берлине получила донесение командующего германской полицией на центральном участке фронта фон дем Бах Зелевского, что его подразделения уничтожили с начала войны 30 тысяч человек. Глава гестапо Мюллер потребовал держать в курсе массовых экзекуций фюрера.

И все же в конце июля немцев посетили первые сомнения. Победы вермахта перестали быть безусловными. Завершение первой фазы «Барбароссы», при всем триумфализме, не дало необходимых результатов. Красная Армия не была сокрушена. Разведка обнаруживала новые и новые дивизии. Русские сражались, а не бежали и не сдавались.

Август

В начале августа появились первые признаки того, что не все подвластно германской армии. По крайней мере, оккупация Кавказа и Мурманска стала казаться уже недосягаемой в ходе данной кампании целью.

Германская военная машина начала перестраиваться на ходу. Обнаружилось нечто странное для педантичных немцев — у них не было планов на период, непосредственно следующий за вторжением на территорию СССР. Да, они ворвались в ворота Советского Союза, но вот что делать с противником, не желающим складывать оружие после первых поражений, они не знали. А колесный транспорт не поспевал доставлять горючее танкам. Во весь рост встала задача перевода железнодорожного транспорта на русскую колею, только железные дороги могли решить проблему снабжения наступающих частей.

19 июля немцы взяли Ельню (22 км к юго-востоку от Смоленска). Но 6 сентября Красная Армия освободила Ельню — первая, пусть не очень впечатляющая победа Красной Армии в этой войне.

В это время, согласно воспоминаниям наркома ВМФ адмирала Кузнецова, Сталин «мало-помалу» овладевал началами военного искусства, началами ведения военных операций. Сталин все чаще навещал кабинет наркома Тишошенко в Комиссариате обороны, именно там он встречал ведущих военачальников. Уже с определенным знанием дела он спрашивает Кузнецова о возможности перевода морской артиллерии с балтийских островов для обороны Таллина. 8 августа 1941 года Верховный Совет СССР назначил его Верховным Главнокомандующим всех вооруженных сил.

А в дневнике Гальдера появляются ноты сомнений, прежнее ощущение триумфа отходит на задний план. На 51-й день войны — 11 августа — он пишет с явными нотами тревоги:

«Во всей обстановке на фронтах в целом становится ясным, что колосс Россия, который сознательно готовился к войне, при безудержности, присущей тоталитарным государствам, был нами недооценен. Эта констатация относится как к организационным, так и к экономическим силам, а в особенности к чисто военному потенциалу… Их дивизии, конечно, вооружены и оснащены не в нашем понимании этого слова и командование ими в тактическом отношении во многом неудовлетворительно. Но они есть. И если дюжина их разбита, русские выставляют новую дюжину. Они выигрывают время благодаря тому, что находятся поблизости от своих источников силы, а мы все больше от них отдаляемся. Наши раздерганные по всему огромнейшему фронту и не имеющие никакой оперативной глубины войска снова и снова подвергаются атакам противника, которые имеют определенный успех, ибо на невероятных просторах поневоле остается много разрывов между войсками».

11 августа советская стратегическая авиация осуществила свой первый рейд на Берлин. В ответ Гитлер приказал уничтожить все аэродромы, с которых был возможен вылет на германскую столицу.

На следующий день Сталин сказал эмиссару президента Рузвельта Гарри Гопкинсу: «Величайшая слабость Гитлера заключается в огромной численности порабощенных народов, которые ненавидят Гитлера и аморальные методы его правительства». Эти народы, равно как и «бесчисленные миллионы людей в еще не завоеванных нациях, могут получить моральную помощь, укрепить свою моральную силу, которые им необходимы, только из одного источника, а именно из Соединенных Штатов».

Сталин попросил Гопкинса прислать алюминий. Это обрадовало Гоп-кинса как ничто иное — терпящие крах государства просят автоматы, а не алюминий. Сталин говорил, что его страна «может сражаться в течение трех или четырех лет». Россия производит 1800 самолетов и 1000 танков в месяц. Сталин боялся, что Германия сможет превзойти СССР в промышленном производстве — особенно в производстве танков. Заметим, что, когда Сталин беседовал с Гопкинсом, Смоленск уже две недели был в руках немцев; три армии, которым Сталин приказал взять Смоленск любой ценой, окружались немцами; Верховный Главнокомандующий отдал приказ начать создавать «Можайскую линию», на гораздо большее расстояние (чем обещанные Гопкинсу сто километров) отстоящую от Смоленска к Москве.

А далеко на западе, в концентрационном лагере Освенцим, на русских военных в августе было испробовано самое дешевое средство массового убийства — использовавшийся прежде как пестицид газ «циклон-Б». Как сказал Черчилль в радиообращении к англичанам в августе, «германские полицейские войска хладнокровно уничтожают тысячи русских патриотов, защищающих свою собственную землю. Со времен монгольского вторжения в Европу никогда еще не было такой методичной безжалостной бойни в таких масштабах».

Стараясь осмыслить стратегический замысел германского командования, Жуков, командуя Резервным фронтом, в середине месяца отмечает «потерю интереса» немцев к центральному участку фронта. 18 августа он пишет Сталину и Ставке: «Враг, убежденный в мощной концентрации наших войск на дороге к Москве, видя на флангах Центрального фронта и в районе Великих Лук сосредоточение наших сил, временно отставил планы удара по Москве и, обратившись к активной обороне против Западного и Резервного фронтов, бросил все свои мобильные ударные и танковые силы против Центрального, Юго-Западного и Южного фронтов. Возможные намерения противника: уничтожить Центральный фронт и, прорвавшись в район Чернигов — Конотоп — Прилуки, ударом с тыла уничтожить Юго-Западный фронт».

Чтобы предотвратить такую возможность, был создан Брянский фронт. Сталин пишет: «Вы, товарищ Еременко, назначены командующим Брянским фронтом. Поезжайте туда завтра и организуйте фронт как можно быстрее. Танковая группа Гудериана действует на Брянском направлении, и здесь предстоят тяжелые бои. Вы получите то, чего хотели. Вы встретите механизированные части вашего «старого друга» Гудериана, чьи методы должны быть известны вам по Западному фронту». Увы, импровизированного фронта, сил Еременко оказалось недостаточно, чтобы предотвратить катастрофу на юге.

Судьба Ленинграда

На Северо-Западном фронте маршал Ворошилов прибыл в Ленинград в качестве главкома направления. Официально — согласно документам — в его руках были тридцать дивизий, в реальности же у него были лишь пять полностью экипированных и готовых к бою дивизий. Немцы планировали пробиться к Ленинграду через свои плацдармы в Ивановском и Сабеке — до города на Неве было примерно сто километров. В начале августа Ставка отправила к Ворошилову девять пехотных и две кавалерийские дивизии.

На северо-западном направлении в девять часов утра 8 августа 1941 года германская армия начала наступление, которое ее генералы считали последним. 19 августа немцы вошли в Новгород Великий, до сих пор единственный русский город, никогда за тысячу лет не видевший иноземной оккупации (за исключением шведского господства в 1611–1617 гг.). Они перерезали в Чудове Октябрьскую железную дорогу, соединявшую Москву с Ленинградом. К 24 августа танки Рейнгарда вышли к пригородам Гатчины — сорок километров до северной столицы. Связь Ленинграда с остальной Россией была прервана. Ленинград приготовился к уличным боям, карта обороны города была уже открыта, когда прибыли Молотов и Маленков с задачей «организовать оборону города».

26 августа Сталин разрешил укреплять оборонительные позиции танками, непосредственно сходящими с заводских конвейеров города, и обещал четыре авиационных полка для прикрытия города сверху. Когда слабым местом обороны города стало справедливо казаться высшее руководство, Сталин решил прислать в Ленинград Жукова. Его назначение означало только одно — Ленинград будет сражаться до конца.

Город покинула лишь та наука, без которой Россия не мыслила ни своего выживания, ни своего возрождения. Ведущие ленинградские институты двинулись на восток. Оборудование грузилось на платформы, книги складывались в грузовики. Физико-технический институт был переведен в Казань — в 797 км к востоку от Москвы. Страна требовала быстрых, полезных решений. Курчатов и Александров были заняты защитой судов военно-морского флота от магнитных мин. Будущий президент Академии наук Александров отправился на Северный флот, а Курчатов остался в Севастополе. Флеров надел мундир ВВС и был приписан к Академии военно-воздушных сил в Йошкар-Оле. Он был уверен в ведущейся ядерной гонке и просчитывал шансы России. В ноябре 1941 года он послал письмо в ГКО со своей оценкой российских возможностей в создании атомного оружия.

Курчатов возвратился в Казань больным воспалением легких. Больной и слабый, он поклялся не бриться до дня победы. Мир узнал его с бородой. Курчатов приветствовал идеи Флерова (этот доклад Флерова Курчатов до последних дней держал в ящике своего письменного стола). Его страсть была дорога будущему руководителю нашего атомного проекта. У обоих этих людей столь органично соединилась любовь к отечеству с научным скептицизмом. Рядом с Курчатовым стояли изобретатели лучшего в мире танка, конструкторы прекрасных боевых машин авиации, создатели непробиваемой брони, творцы «катюши», изобретатели радара. Эти «недочеловеки» заставили Германию задуматься. Их умом и талантом был остановлен враг.

Самое тяжелое решение

По признанию самого Гитлера, ему понадобилось почти шесть недель для принятия «самого тяжелого решения во всей восточной кампании».

21 августа он принял его вопреки мнению ОКХ. Гитлер назвал в качестве своих целей Ленинград, Крым, Донбасс. Москва следовала лишь на четвертом месте.

«Приказываю следующее: 1. Важнейшей целью, которой следует достичь еще до наступления зимы, является не взятие Москвы, а овладение Крымом, промышленным и угольным районом на Донце и прекращение русского снабжения нефтью из района Кавказа, а на Севере — блокирование Ленинграда и соединение с финнами… Овладение Крымским полуостровом имеет наиважнейшее значение для обеспечения нашего снабжения нефтью из Румынии. Поэтому всеми средствами, включая также применение подвижных соединений, следует стремиться быстро форсировать Днепр в направлении Крыма, прежде чем враг подбросит сюда новые силы… Только блокирование Ленинграда, соединение с финнами и уничтожение русской 5-й армии создает предпосылки и высвобождает силы для того, чтобы с перспективой на успех атаковать и разбить вражескую группу армий Тишошенко»[51].

По мнению германского историка Г.-А. Якобсена, «это было далеко идущее решение, больно ударившее по ОКХ, которое уже с августа с несомненной обескураженностью вынуждено было констатировать, насколько сильно оно недооценило способность Советского Союза к сопротивлению и имеющиеся у того возможности в кадровом, техническом, а также и в политическом отношении. Понимание этого пришло слишком поздно».

Это решение впоследствии приведет к весьма суровой критике немцами фюрера. Послевоенные историки теперь будут говорить то, чего не говорили самые скептичные из современников: Гитлер не обладал ни военным опытом, ни соответствующим образованием, среди специалистов вермахта он был дилетант. Поначалу, рассуждает Якобсен, «он высказывал свои планы большей частью в виде спонтанных экспромтов или как бы случайно в разговоре. Это были молниеносные озарения и в гораздо меньшей степени — конкретные предложения, причем не вполне продуманные и не обоснованные до конца. Не владея аргументацией офицера Генерального штаба, он давал полную волю всем своим интуитивным и внезапным мыслям. Импровизированно сказанное им его военные советники должны были облекать в надлежащую форму». Но после побед на западе в психологии Гитлера произошли глубокие изменения. Квалифицированные генералы перестали быть для него неоспоримыми профессиональными авторитетами. ОКХ теряет свое значение центра принятия решений. Немцы вручают Гитлеру право принимать роковые для себя решения. Отказ от движения на Москву был классическим примером отхода от германской доктрины «бить по критически важной точке».

В конце августа 1941 года к Гитлеру прибыл Муссолини. Он нашел Гитлера уверенным в себе. Вместе они осмотрели руины Брестской крепости. Фюрер признал, что «плохая работа разведки дала ему полностью неверные данные о размерах и качестве русских войск, а также о решимости, с которой они идут в бой». Именно тогда русские танки у Великих Лук бросились в наступление и через сутки были остановлены. По ленинградскому радио поэтесса Вера Инбер процитировала слова Герцена: «Рассказы о сожжении Москвы, о битве при Бородино, о переправе через Березину, о падении Парижа были легендами моего детства, моими «Илиадой» и «Одиссеей». В наступившие времена Россия пишет для своих внуков новую «Одиссею» и «Илиаду». Именно в эти дни отступающие советские войска взорвали плотину Днепрогэса. Финские войска взяли Выборг и вышли к границе 1940 года.

Сентябрь

Относительно дальневосточного союзника Германии 11 сентября 1941 года Риббентроп сообщал руководству рейха: «Токио очевидно намеревается отложить действия против Советского Союза, чтобы выждать дальнейших успехов Германии на Восточном фронте»[52]. Риббентроп и Вайцзеккер предложили «оказать давление на Японию с целью побудить ее атаковать Владивосток.

1. По военным соображениям, поскольку это облегчит нашу военную задачу.

2. По внешнеполитическим соображениям, поскольку это докажет, что Япония явным образом встала на стороне «оси». Но Гитлер был против «активного давления на Японию; он опасался того, что это будет интерпретировано как знак немецкой слабости»[53].

То спокойствие, с которым Сталин обсуждал проблемы войны с Гарри Гопкинсом, базировалось на нескольких объективных обстоятельствах. Во-первых, помимо донесений Зорге, советская военная разведка фиксировала факт отсутствия концентрации японских войск в Маньчжурии. Японцы не могли начать завоевание советского Дальнего Востока без серьезной предварительной подготовки. Ее пока не было. Более того, все более явственной становилась ориентация Токио на южное направление. В начале октября 1941 года можно уже было полагаться определенно на то, что СССР сможет избежать ситуации борьбы на два фронта. А это в реальности значило, что боевые порядки Дальневосточной армии становились резервом Главного командования. Во-вторых, на наличии крупной армии на Украине, способной не только сохранить эту богатейшую республику Союза, но и оказать давление во фланг движущимся к Москве германским армиям.

В сентябре 1941 года война, полагали немцы, заканчивается. По оценке Эриксона, «кровавое побоище на юге, осуществленное с устрашающей эффективностью, было только преддверием — «необходимым условием», если пользоваться терминологией Гитлера — массированного наступления против советских армий, защищающих Москву». Но Гитлер насторожился. 11 сентября он отменяет приказ о сокращении производства для армии, военные заводы снова заработали на германскую восточную армию. Военно-морская программа, рассчитанная на битву с Британией, была отложена.

Великая страна ощутила нависшую угрозу. К последней неделе сентября 1360 крупных промышленных предприятий в западной России были эвакуированы на Урал, в Западную Сибирь, Казахстан и Центральную Азию. Крупные заводы Харькова и Краматорска были подготовлены к переезду за несколько дней. Полтора миллиона вагонов перевозили целую индустрию на восток, а навстречу, на запад, продвигались два с половиной миллиона солдат.

На северо-западном направлении 1 сентября немцы окончательно взяли станцию Мга, и Ленинград 8 сентября попал в страшное кольцо блокады. Кейтель уведомил фон Лееба, что Гитлер не имеет ничего против бомбардировки и обстрела великого города. Гитлер не хотел боев в городских кварталах, но он уже решил, что Ленинград будет сметен с лица земли. Под давлением немцев финны, остановившиеся было на старой советско-финской границе, в сентябре 1941 года, после нового наступления немцев на Ленинград, снова бросились вперед и пересекли реку Свирь. Прямой путь из Мурманска в Москву был перерезан, но действовала обходная ветка. Над Ленинградом нависла угроза прорыва врага.

Утром 13 сентября самолет с Жуковым взлетел с Внуковского аэродрома на север. С ним были генералы Федюнинский и Хозин. Ударные части немцев неуклонно приближались к Ленинграду, они штурмовали Пушкин, Тосно, Мгу и Шлиссельбург, дошли до реки Волхов, где в южном течении реки Свирь надеялись встретить наступающих на юг финнов. Подавленный Ворошилов сдал командование и отбыл в Москву. Под бортом его самолета лежали 700 километров противотанковых надолбов, 5000 огневых точек, 25 километров баррикад. И город, готовый пожертвовать собой.

Жуков сократил периметр обороны, отставив прежнюю «линию Луги». На западном направлении Таллин был оставлен, Балтийский флот возвратился в Кронштадт. Против устремившихся из Красного Села к Урицку немцев он послал последний резерв. В координационной комнате Жуков демонстративно сгреб в угол всевозможные карты и схемы, оставив в центре внимания одну: карту собственно города. Линию Пушкин — Гатчина — Колпино приказал защищать до последнего патрона.

Все силы были сконцентрированы на поисках резервов и укреплении оборонительных линий. Он издал также приказ № 0098, требовавший расстрела всех отступающих как «пособников» немцев. Ни у кого не оставалось сомнения, что город будет сражаться до последнего дыхания. Знаменитые ленинградские мосты были заминированы — от минеров потребовали взорвать их до 17 сентября. 40 тонн взрывчатки привезли на основные заводы. Последние позиции перед городом были обозначены между Пулковом и собственно городом. Но пал Пушкин, немцы вошли в Слуцк и Кузьмино, но Колпино держался. К19 сентября фронт стабилизировался по линии Пулково — Кузьмино — Парголово.

18 сентября 1941 года была создана советская гвардия. В приказе о ее создании Сталин учит: «Будучи атакованным противником, не следует паниковать, бросать свое оружие, не следует бежать в леса, перестать кричать «Мы окружены!», но постараться организованно отвечать противнику ударом на удар, нейтрализовать паникеров, безжалостно пресечь трусов и дезертиров, возвратить дисциплину в войска».

Немцы: стратегический обзор

А германское ОКХ создало обзор стратегического положения, одобренный Гитлером.

«1. В данный момент еще нельзя сказать, как можно будет высвободить крупные силы с наступлением зимы на востоке и сколько их потребуется в следующем году для ведения операций при тяжелых погодных условиях.

2. Если поход на Восток в 1941 г. еще не приведет к полному уничтожению советской силы к сопротивлению (как на то рассчитывало высшее командование), военное и политическое воздействие этого на общее положение может быть таковым:

а) Выступление Японии против России может задержаться. С другой стороны, Америка может дать Японии непосредственный повод для вторжения (вероятно, нет!).

б) Объединению сил России и ее союзников через Иран воспрепятствовать не удастся.

в) Турция отнесется к этому ходу событий с большим недовольством. Несмотря на это, она будет выжидать до тех пор, пока не убедится в крушении России…

Разгром России — ближайшая и решающая цель войны, которая должна быть достигнута применением всех сил, без которых можно обойтись на других фронтах».

Катастрофа на Украине

Итак, выполняя приказ, Гудериан повернул свои танки под углом 90 градусов на юг. Он нашел щель между войсками Тимошенко и Буденного и ринулся в южном направлении. Тем самым он уходил от опасности быть атакованным 5-й советской армией и войсками, выходившими из-под Гомеля. Гудериан шел впереди с двумя танковыми дивизиями, за ним следовала ощущающая близость победы основная масса его войск. На третий день пути, пройдя примерно сто километров, Гудериан взял нетронутый мост через Десну у Новгород-Северского, преодолевая тем самым последний естественный рубеж между северными силами и движущимися с юга, со стороны Черкасс и Кременчуга, танками Клейста. Огромные силы, сосредоточенные под командованием Буденного в районе Киева, могли двигаться лишь со скоростью человеческого шага. Вокруг же ревели моторы моторизованных германских частей. 16 сентября германские танковые колонны сомкнулись в Лохвице.

Сталин сместил Буденного, но разрешил общее отступление лишь двумя днями позже немецкого окружения. Поздним вечером 17 сентября Шапошников связался с Кирпоносом. «Главнокомандующий позволил вывести войска из Киева». Но как выйти из окружения? Генерал Бурмистренко утром 18-го посоветовал Кирпоносу полагаться лишь на себя. После четырех дней непрерывного отказа разрешить отступление, маршал Тимошенко разрешил генералу Кирпоносу отводить войска. Пробились на восток 15 тысяч, более полумиллиона попали в плен. В течение 24 часов Киев пал. Кирпонос приказал прорываться.

Большие и малые группы начали прорываться на восток. Кирпонос погиб 20 сентября. К этому времени огромная масса советских войск была лишена общей координации, у нее уже не было горючего, необходимых боеприпасов, общего планирования на случай создания бреши. С последними патронами шла пехота в контратаки, чтобы лечь навеки в украинских полях — германская артиллерия твердо знала свои цели. После пяти дней массового уничтожения немцы начали брать пленных. Их было ни много ни мало шестьсот пятьдесят пять тысяч — треть боевой силы Красной Армии в начале войны. 19 сентября немцы вошли в город — «мать городов русских». Берлин объявил, что с начала Восточной кампании германская армия потеряла только 86 тысяч убитыми.

Под Киевом замолкли последние выстрелы. На запад потянулись не-считаные эшелоны вагонов из-под скота, переполненных советскими военнопленными. Потери Красной Армии после начала войны были неслыханными. По оценкам ОКВ, она к концу сентября потеряла два с половиной миллиона человек, 18 тысяч танков, 22 тысячи орудий, 14 тысяч самолетов. Такую оценку сделала германская разведка. Но она же несколькими месяцами ранее именно такими (или меньшими) цифрами оценивала совокупную мощь Советского Союза. На чем же держалась его мощь после потрясающих поражений? В любом случае, считали немцы, еще одно такое поражение, и у русских просто не будет солдат.

Берлин прислал сонм фотографов, и сейчас мы можем взглянуть в лица тех, кто потерпел крушение, на обожженные танки, на горы оружия, на трупы наших солдат до горизонта.

Как пишет английский историк А.Кларк, «столь любовно собранный, этот документальный «материал» раскрывает меру тевтонского садизма, германского восторга перед насилием и брутальностью. Фотографии выдают ужасающий характер снимавших. Упоенные победой, немцы даже не старались проявить хотя бы некую меру неприятия дикости и безжалостности. Ничто не может трогать больше, чем фотографии военнопленных. Эти длинные, молчаливые колонны брели мимо усеянной кратерами земли. В глазах русских видна глухая, «бычья» обреченность людей, которые сражались за свою родину и потерпели поражение. Могли ли они представить себе, что ждет их впереди? Сознательно подготовленный голод, лагеря, пораженные тифом, двадцатичасовой рабский труд на заводах Круппа под ударами бичей эсэсовцев. «Медицинские эксперименты», физические муки, четыре года сознательной жестокости самого ужасающего и непростительного вида. Могли ли они предположить, что лишь тридцать из каждой тысячи увидят снова свои дома. Но пока мы задаем эти риторические вопросы, задумаемся на секунду. Понимали ли немцы, наблюдая за почерневшими тракторами в степи, что они, сея ветер, пожнут бурю?[54]»

Сталин ликвидировал Юго-Западное командование. Тимошенко (последний главком после потерявших свои посты Ворошилова и Буденного) был назначен командующим Юго-Западным фронтом. В конце сентября ради укрепления Крыма Сталин приказал эвакуировать Одессу. Москва начинала терять надежду. Не только она. Стажировавшийся при Германском штабном колледже между 1936 и 1938 годами американский майор Альберт Ведемейер предсказал 11 сентября 1941 года, что к 1 июля 1942 года Германия будет владеть всем к востоку от Белого моря, Москвы, Волги. Россия к этому времени будет в военном отношении бессильна.

Увы, Рундштедт с Гудерианом разбили в прах успокаивающее Сталина ощущение, что в районе Киева еще стоят нетронутые кадровые войска. Видя потерю Украины, Сталин впервые заколебался. Мы впервые видим признаки отчаяния Верховного Главнокомандующего. По личному приказу Сталина посол Майский передает премьер-министру Черчиллю 3 сентября его личное послание, в котором содержится просьба, во-первых, открыть в текущем году театр военных действий «где-нибудь на Балканах или во Франции, что отвлекло бы 30–40 германских дивизий с Восточного фронта». Во-вторых, предоставить Советскому Союзу к началу октября 30 тысяч тонн алюминия и ежемесячную минимальную помощь в 400 самолетов и 500 танков. «Без этих двух форм помощи Советский Союз будет либо разбит, либо ослаблен до такой степени, что надолго потеряет способность помочь своим союзникам активными операциями на фронте против гитлеризма».

13 сентября Сталин идет еще дальше. Англичанам предлагается «высадить 25–30 дивизий в Архангельске или в южной части Советского Союза через Иран для военного сотрудничества с советскими войсками подобно тому, как это делалось в последней войне во Франции». Американцам Сталин предлагает занять американскими войсками любой сектор на советском фронте под американским командованием. Американцы и англичане решили не связываться с тонущим кораблем.

Германский посол во Франции Отто Абец прибыл к Гитлеру в Вольф-шанце 16 сентября 1941 года. Гитлер поделился с ним планами на Востоке. Ленинград будет сметен с лица земли — это «ядовитое гнездо», откуда уже долгое время «распространяется азиатская злоба». Азиаты и большевики будут вышвырнуты из Европы. «Будет положен конец двумстам пятидесяти годам азиатской заразы». Урал станет новой границей поверженного врага. Россия к западу от Урала станет германской Индией. Железорудные месторождения Кривого Рога обеспечат Германию миллионом тонн руды в месяц. При этом экономически самодостаточном новом порядке Франция получит свою долю. Условием является ее участие в разгроме Британии.

Но в тот же день фон Лееб убедился в невозможности пробиться к Ленинграду и начал отгружать танки на Московское направление. Обеспокоенный Гальдер записал в дневник: «Отныне дренаж наших сил под Ленинградом будет продолжаться. Противник сконцентрировал значительные силы и большой объем боеприпасов, такая ситуация сохранится до тех пор, пока голод не выступит нашим союзником». А Гитлер продолжал делать экскурсы в будущее. Крым обеспечит Германию цитрусовыми, хлопком и резиной. «Мы будем снабжать зерном всю Европу». Среди русских «мы найдем человеческий материал, необходимый для обработки пашни. Немецкие поселенцы и надзиратели будут жить в замкнутом сообществе, как в крепости. Но наши конюшни должны быть лучше, чем у туземцев».

Дикие мечтания Гитлера имели основания — за спиной германских солдат стояли ворота Киева, впереди — Москва.

Но и это страшное поражение Красной Армии не было решающим. Советские войска сумели — страшными усилиями — восстановить линию фронта. Потеряв Харьков, они все же сомкнули ряды восточнее. Немцы бросились к Азовскому морю и сумели взять ключ к Кавказу — Ростов-на-Дону. Но на дальнейшее германская армия не была способна — силы концентрировались на севере, в направлении Москвы. Германское командование уже не могло всерьез думать о захвате северо-кавказских нефтяных месторождений, они не могли и препятствовать потоку горючего по волжскому пути.

В это же время финны, видя, что немцы, при всех усилиях, не могут выйти к Неве, следуя безошибочному внутреннему чувству, остановились в сентябре на старой границе Финляндии и СССР. Поворачиваясь к Москве, Гитлер решил задушить город русской славы в блокаде, бросая основные силы на центральное направление. Об этом решении Сталин узнал от разведывательной сети в Германии — «Красной капеллы», когда признаки ослабления давления на Ленинград еще не ощущались. Но 23 сентября Пулково штурмовали лишь 12 танков. Жуков зафиксировал ослабление этого давления 25 сентября. В городе уже во второй раз уменьшили рацион хлеба.

На Ленинград в этот день обрушилась самая большая с начала войны масса снарядов и бомб. 276 германских бомбардировщиков убили тысячу мирных жителей. Пострадал Кронштадт и его верфи. Миллион ленинградцев двадцать четыре часа в сутки копали окопы. Великий город готовился дорого отдать свои жизни. Немцы думали, что делать с северной русской столицей. Генерал Варлимонт составил следующий меморандум. Оккупация как таковая места иметь не будет. Детей и пожилых следовало выпустить из города, а остальных оставить умирать. Наилучшим решением было бы запереть жителей в город, окружить город колючей проволокой с пропущенным в ней током, поставить на высотах пулеметы. Были предложения «филантропу Рузвельту» вывезти жителей Ленинграда. Варлимонт завершил свой анализ так: «Замкнуть Ленинград герметически, ослабить население посредством террора и усиливающегося голода. Весной мы оккупируем город, уберем выживших в глубину России и сровняем Ленинград до нулевого уровня взрывчатыми веществами». Йодль поощрил подчиненного: «Это увеличит хаос и поэтому облегчит нашей администрации эксплуатацию оккупированных территорий». Германские бомбардировщики постоянно бомбили Ленинград. Бадаевские склады уже сгорели. Пострадала главная верфь.

В октябре группа армий «Север» предприняла еще одну попытку пробиться к Ленинграду — удар был нанесен к востоку от Тихвина; немцы надеялись на восточной стороне Ладожского озера встретить финнов. Удачей было то, что финны остановились на своей прежней границе. Немцы всячески уговаривали Маннергейма, но у финнов были свои соображения. Гитлер приказал считать Ленинград «второстепенным театром операций». Гитлер начал осуществлять блокаду шестью или семью дивизиями и перенацеливать основные силы на Москву.

Разведка

В английском поместье Блечли 1500 английских специалистов по дешифровке продолжали свою работу. Мы уже знаем, что они прочитали варианты кода «Энигма», применяемого немцами в радиообмене между Берлином и Восточным фронтом. По приказу Черчилля в Москву были доставлены дешифрованные данные о дислокации германских войск на Восточном фронте. Кроме Сталина, эти данные получал толь-

ко один человек — начальник Генерального штаба маршал Шапошников. На вопросы об источнике этих сведений английский связной Сесил Барклай отвечал, что у английской разведки есть свой человек в германском Военном министерстве.

Советская разведка имела свои источники. Наверное, самым важным из них была «Красная капелла» — разведывательная сеть, базировавшаяся на германском министерстве авиации. В нее входил Шульце-Бойзен из люфтваффе, Дольф фон Шелиа из министерства иностранных дел, Арвид Харнак из министерства экономики. Используя секретную радиостанцию, «Красная капелла» снабжала Москву сведениями о главных операциях германских вооруженных сил, особенно детально об их планах. Так советское руководство узнало о том, что после взятия Киева Клейст не собирается к кавказским предгорьям, о том, что Гитлер решил взять Ленинград измором, а не прямым штурмом.

В Токио группа Зорге была близка с помощником премьера Коное. Уже в конце июня Зорге докладывал, что Япония решила оккупировать французский Индокитай и голландскую Ост-Индию — они устремляются на юг, а не к советским границам. Третьим важнейшим источником была группа «Люси» в Швейцарии. Историк Эриксон отмечает: «Информация, поступавшая в Москву, была столь точной и невероятно детализированной, что вызвала сомнения, что работает опытный специалист по дезинформации из абвера, что это гигантская западня. Но в конечном счете Москва признала аутентичный характер информации «Люси» о планах германских вооруженных сил, ее способность ответить на самые сложные вопросы относительно обсуждений самого высокого уровня в германской армии». (В то же время немцы не имели ни малейшего представления об основных процессах в Советском Союзе; они оставили сами попытки организовать подлинно стратегическую разведку и полагались лишь на допросы военнопленных, на слежение за перемещением полков и дивизий. Воздушная разведка давала тоже мало — советские части перемещались преимущественно ночью, их тылы не были глубокими, они быстро исчезали из поля зрения.)

Пока немцы наступали, работа разведки была менее заметна и значима. Но когда речь зашла о стратегической обороне, незнание противника становилось для вермахта существенно значимым. На фронтах полевые командиры получали информационную помощь со стороны партизан, чего немцы никогда не имели. И хотя немцы ввели практику убивать 50 советских людей за одного немца, они не могли остановить рост партизанского движения. Расстреливая, немцы старались попасть жертвам ниже пояса, часто хороня заживо мучающихся раненых. Как пишет А.Кларк, «немцы получали от репрессий садистское удовольствие. Они совмещали долг и спорт; совмещали рвение крестоносцев и специфическое физическое удовольствие, которое столь многие немцы извлекают из причинения боли другим. В долгие летние вечера «охота на людей» предпринималась по малейшему поводу; деревни окружались, а жителей избивали прямо на улицах. В Германию отсылали «сувениры». Один из оккупантов отослал в Германию «локон волос русской девушки-партизанки. Они сражаются, как дикие кошки, и это явные недочеловеки».

Часть планировщиков Берлина уже начала считать поставленные в России цели достигнутыми. Ленинград был изолирован, Украина завоевана, Донбасс отрезан от советской экономики. Военное министерство стало планировать возвращение в Германию восьмидесяти дивизий, половину которых предполагалось уже расформировать. Военное управление на Востоке будет иметь в своем распоряжении «мощные мобильные силы в главных индустриальных и коммуникационных центрах; каждая воинская группировка, помимо своих обычных оккупационных обязанностей, будет в состоянии посылать быстро действующие боевые группы в центры неоккупированных территорий с целью сокрушить любую попытку сопротивления еще до того, как она стала представлять опасность». Нужно сказать, лишь Рундштедт (с пассивным сочувствием Браухича) в эти дни и недели эйфории стоял за то, чтобы остановить германскую армию на Днепре и дожидаться весны 1942 года. Другие — Бок, Гудериан, Гот, Клюге — и слышать не хотели о паузе в войне, для них сама мысль о замедлении операции была абсурдной.

На оккупированной территории, следуя указаниям непосредственно Гитлера, Гиммлер, Борман и Кох действовали по принципу: мы — господа, они унтермениш. Немцы должны господствовать и управлять. Как отмечает немецкий историк Г.-А. Якобсен, «любую попытку считаться с чувствами и образом жизни русских они отвергали как сентиментальничанье». Рейхсфюрер СС сформулировал свое отношение одной фразой: «Что касается русских… мне совершенно безразлично, живут ли они в достатке или подыхают с голода; меня они интересуют лишь постольку, поскольку мы нуждаемся в них как в рабах для нашей культуры, а до остального мне дела нет». По оценке германского историка М. Геринга, Германия «ярчайшим, потрясающим образом показала всему человечеству, в результате каких обстоятельств культурный народ смог с гордой высоты погрузиться в самую мрачную бездну. На его примере подтвердился опыт истории, на его примере была доказана незыблемость твердых, имманентных природе вещей законов». Эти законы исключали безнаказанность массового насилия.

Постепенно, капля за каплей две простые идеи стали навещать головы немцев: Россия огромна, русских много. Ответом на зверскую жестокость немцев стала бездонная ненависть русских.

Глава 9

НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО

Между 10 июля и 10 сентября 1941 года Красная Армия потеряла полмиллиона солдат и офицеров, 1350 танков и 900 самолетов. Согласно германским документам, в плен только под Смоленском сдались 400 000 солдат. Британский историк Второй мировой войны Бэзил Лиддл-Гарт делает вывод:

«Азартная игра Гитлера в России не дала результатов ввиду отсутствия у него достаточной смелости. Он терял недели в критической фазе, теряя невосстанавливаемое время». Британец прав только частично. За восемь недель группа армий «Центр» получила весьма значимые подкрепления — в том числе 4-ю танковую группу, 8-й воздушный флот люфтваффе. По-немецки методично была организована система доставки подкреплений и вооружений по железной дороге западнее Смоленска. Танковые дивизии подверглись капитальному ремонту. Войска же Тимошенко слабели под напором второй фазы смоленской операции немцев. Все наблюдали за колоссальной трагедией киевской группировки Красной Армии.

К середине октября 1941 года историческая судьба России приближается к нижайшей точке. Многие из жизненных центров были уже потеряны, многие не могли работать, находясь в смертельной опасности. В армию уходила самая деятельная часть населения, из деревень уходил кормилец, под пули шла лучшая часть нации. Ее ум, ее интеллигенция копала противотанковые рвы, записывалась в истребительные батальоны, бессловесно — как и весь народ — жертвовала собою.