Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Будда - Гельмут Улиг на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Гельмут Улиг

Будда

Моим внукам

Тepриту Александру и Жану Кристоферу

Люди по своей глубинной сути — будды. Как вода — это лед. И как нет льда без воды, так и нет человека без будды. Горе людям, ищущим чего-то в дальних далях и не знающим, что лежит рядом! Они подобны тем, которые стоят в воде и воды требуют. Рожденные от богатейших и благороднейших отцов, безутешно бродят они, однако, в бедноте и нищете.

Причиной вечного круговорота в шестеричном царстве является мрачный путь собственного тупоумия и глупости. Но все темнее и темнее становится вокруг них во мраке заблуждения. Освободятся ли они когда-нибудь от жизни и смерти?

Дзэн-мастер Хакуин (1683–1768)

Глава I

Движение идет по Земле

Мощное движение идет по Земле. Мы все сильнее ощущаем его уже более сотни лег. Но оно возникло намного раньше. Оно идет из джунглей Индии, с равнины Ганга и долин южных Гималаев. Две тысячи пятьсот лет назад там возникло учение, которое живо и сейчас и которое для многих людей стало центром их существования — как тогда, так и сейчас.

Как говорят, один принц вызвал это учение, запустил в движение воображаемое колесо — колесо учения.

Но тут сразу же возникают противоречия, сомнения. В легенде, рожденной типично индийской фантазией, речь идет о принце — чудом рожденном и выросшем во дворце с райскими садами и лотосовыми прудами, в окружении прекраснейших подружек и тысячи слуг. В действительности же это был сын зависимого, избранного маленького князя, раджи — ребенок из благородной семьи, но по происхождению вовсе не великий мира сего, как это внушает нам легенда. Сиддхартха Гаутама было сто имя. Мир знает его как Будду Шакьямуни — «отшельник из племени шакья». Будда — это почетный титул, который носят Просветленные, жившие как до, так и после исторического Будды Шакьямуни.

В отличие от предшествующих и последующих носителей этого титула Будду Шакьямуни называют также Буддой Поучающим, Проповедующим. Отсюда исходят оба используемые в этой книге определения, которые называют, смотря по обстоятельствам, Будду как Просветленного или как возвышенного человека среди своих собратьев.

Сиддхартха Гаутама, будущий Будда, беспечно проведя годы юности, принял решение, полностью изменившее всю его прошлую жизнь, и стал благодаря этому не только известнейшей личностью индийской истории, но и величайшим явлением на Земле. Сегодня мы видим в нем одного из значительнейших людей, родившихся когда-либо, при этом непритязательного и скромного, как никто другой. В этой скромности выражалось познание. Его воздействие было огромным. Ни о каком другом человеке так много ни говорили, ни писали, ни философствовали и никого другого ни пытались так усиленно разгадать. Никого не представляли образно так часто, как его. Но это все началось уже после его земной жизни. Тогда перед ним начали преклоняться, как перед богом, хотя сам он никогда не называл себя богом или сыном бога и не ждал никогда почитания и поклонения и уж тем более не требовал его.

Будда рассматривал себя как учителя, но только после длительной внутренней проверки. Он спрашивал себя, правильно ли он сделает, если сообщит людям о своих познаниях, людям, о которых он знал, что в большинстве своем они неспособны понять его взгляды и следовать по его пути. Насколько оправданны были эти размышления, мы узнаем, оглядываясь на ход истории человечества, но общечеловеческому поведению. И нее же учение Будды стало для многих путеводной звездой и жизненной опорой и может снова и снова становиться таковым в будущем. Поэтому мы ищем причину и основу, то есть исследуем его жизненный путь и его речи.

В истории человечества Будда является нам трижды: как историческая личность, как глашатай мудрости и как центральная фигура чудесного венца легенд. Долгое время оспаривалось его земное превращение две тысячи пятьсот лет назад; тем мощнее действовало с тех пор его учение в отдаленных частях Азии. Его легенда нашла свое отражение даже в христианской поэзии средневековья — в романе «Balaam und Josaphat».

История жизни Будды постоянно пересказывалась и распространялась во многих странах — от Индии до Туркестана, от Шри-Ланки до Китая, а в последние сто лет также и в западном мире. Существуют многочисленные варианты его легенды. А его речи, сначала сохраненные монахами в устной форме, затем переведены с пали и санскрита на многие языки и прокомментированы в тысячах книг.

Для чего же тогда еще одна книга о Будде? Его жизнь исследована и многократно изображена. Его речи напечатаны. Многие из легенд, воспевающих его, вновь открыты и свободно переведены. Появились и опубликованы обширные материалы о Пробужденном.

Следствие: в последние десятилетия, особенно после второй мировой войны, Будда нашел большое число новых последователей и прежде всего у нас на Западе.

Движение идет по Земле, движение, вызванное тем, кто жил 2500 лет назад. При этом я не убежден, что многие приверженцы Будды, которые кажутся очарованными его учением, действительно понимают сто. Ведь неазиату трудно проследить его жизненный путь. Еще труднее понять его учение. Сохранившиеся речи Будды состоят из бесчисленных повторений, а его обросшая фантазиями легенда звучит для наших ушей как сказка из «Тысячи и одной ночи».

Если несмотря на это Будда имеет так много приверженцев, то возникает вопрос о том, как это могло произойти. Кажется, что его учение, которое и у нас — частично упрощенное, часто, к сожалению, фальсифицированное — находит все большее распространение, многими воспринимается как возможный указатель пути преодоления все более возрастающих тягот жизни. А оно, несомненно, может быть таковым. Поэтому появилась эта книга. Она призвана сформировать из тройного, насыщенного азиатским духом явления Будды и его действующего до сегодняшнего дня наследия единство, которое у нас каждый сможет понять, хотя за этим стоят 2500-летняя история и учение, которое нелегко усвоить даже убежденному последователю. Раскрыть и сделать понятным современному человеку путь Будды и его толкователей — это задача, как я думаю, которой стоит заняться.

Глава II

Сиддхартха принимает решение

Вот так это началось. Любимый и побалованный отцом Сиддхартха Гаутама провел беззаботные детство и юность. Он родился в мае 563 г. до н. э. в семье северо-индийского выборного царя — раджи Шуддходана из Канилавасту на сегодняшней границе между Индией и Непалом. В шестнадцать лет он женился по желанию отца на своей кузине Яшодхаре, дочери одного из братьев своей матери, умершей при родах. После тринадцати лет явно счастливого брака Яшодхара родила ему сына Рахулу.

Тогда Сиддхартхе было 29 лет. Его считали отрешенным от мира мечтателем, которому не нравилась расточительная, роскошная жизнь в доме его отца. Он рано осознал на собственном созерцательном опыте противоречия окружающего мира, ужасающую пропасть между бедностью и богатством. И он отчетливо ощущал поверхностность и неудовлетворенность чисто светским, ориентированным на удовольствия существованием.

Об этом он говорил со своим отцом, который, однако, не разделял жизненных представлений своею сына. Обремененный заботами о благополучии своей семьи, преуспевающий раджа надеялся, что Сиддхартха когда-нибудь будет избран его преемником. Но у Сиддхартхы было другое на уме. Он видел, как все больше и больше молодых людей вырывались из тесноты их домашнего круга и царящих в нем консервативных форм мышления старшего поколения, чтобы на природе найти правильный смысл своего бытия.

Северная Индия, где жил Сиддхартха, переживала в то время стадию политического и религиозного перелома. Уже несколько столетий эта область находилась в руках потомков завоевателей, ариев, проникших с запада на равнину Ганга и в Центральную Индию. Они ввели строгое деление общества, кастовую систему, которая лишала наследственных прав прежде всего коренных жителей — из них в Индии и поныне живут 500 родовых групп различной численности.

Власть находилась в руках верхних каст, брахманов, владевших таинством ритуального жертвоприношения, и кшатриев, которые были воинами и землевладельцами, то есть имущим классом, и осуществляли власть. Эта система господства еще до рождения Сиддхартхи привела к образованию государств, которые частично были основаны как княжества, частично развились в своего рода республики с избираемым вождем — раджой. В одном из таких маленьких государств и рос Сиддхартха, сын раджи. Каждой клеточкой своей чувствовал он противоречия того времени.

Между отдельными государствами возникали столкновения, которые иногда решались военным путем, а часто в действие вступали коварство, интриги, заговоры и обман. Брахманы, владеющие сложным ритуалом и организующие ритуальные действия жертвоприношения — особенно традиционное жертвоприношение лошади — сделали из этого первоначально ритуального обряда доходное дело, которое экономически разоряло население и многих людей довело до нищеты. Жажда наживы великих и власть имущих привела, особенно в новых, быстро растущих городах, ко все более увеличивающейся правовой неуверенности. Эксплуатация слабых сильными, бедных богатыми стала обычным явлением. Возникли первые формы мафии. В повседневной жизни царили произвол, обман и открытое насилие. «Большая рыба заглатывает маленькую рыбку», — метко говорит об этом индийская поговорка того времени.

Правители продавали сельские угодья тем богачам, которые предлагали большую цену. Торговцы стремились к наибольшей прибыли. Низшие касты и прежде всего неарии, не принадлежавшие ни к какой касте, все больше нищали. Они теряли свои хижины, многие не имели даже ежедневной чашки риса.

Это положение настолько обострилось в шестом пеке до н. э., что даже молодые люди, которых непосредственно это не касалось и которые не испытывали нужды, покидали свои города и деревни, чтобы стать бездомными. Они презирали роскошь и наслаждения. Так изо дня в день росло число нищих монахов и аскетов, бездомно блуждающих по стране.

Неизвестно, принадлежал ли отец Сиддхартхи, как раджа, к преступникам того времени. В истории его жизни мы ничего не находим об этом. Но мысли Сиддхартхи о побеге, которые он долго вынашивал в своем сердце, явно указывают на то, что его не удовлетворяло положение привилегированного богача. Об этом он, как мы знаем, многократно говорил своему отцу.

Но не столько внешнее сопротивление скверному образу жизни того времени, сколько недовольство своим внутренним состоянием заставило Сиддхартху принять то решение, которое в корне изменило жизнь 29-летнего человека. Он не только ненавидел окружавших его люден, погрязших в низменных поступках, по и давно понял всю бессмысленность этой праздной жизни. И эта преследующая его потребность ставить вопросы, которую он воспринимал как необходимость, привела к непоколебимому плану изменения жизни, который он, попреки давлению светской семьи, воплотил в жизнь.

Бросив последний взгляд на спящую Яшодхару и сына Рахулу, он однажды ночью покинул родительский дом, снял перед городом свои дорогие одежды и знаки сословия, отрезал волосы и стал, как многие другие, бездомным.

Это как раз то, что можно исторически достоверно сказать о великом решении Сиддхартхи и его исполнении, хотя и здесь, и в других сведениях, касающихся его жизни, единственным надежным источником являются речи будущего Будды.

С этой точки зрения Сиддхартха является одним из тысяч, беглецом, бунтарем против бездуховности своего времени и ее ужасных последствий. Но даже немногие факты наглядно говорят о том, что время Будды не так уж сильно отличается от нашего. А если полистать книгу истории дальше, то можно установить, что эти явления наблюдались во все времена — то явно, то более скрыто.

Сиддхартха ощутил не только нищету своего времени и своей страны. Более того, он познал, что эта нищета присуща человеческой жизни, что она заложена в сути нашего бытия, в человеческой судьбе.

Мы можем, разумеется, исходить из того, что не только бегство Сиддхартхи в бездомность и побудившие его к этому познания вели его по пути, сделавшему его Буддой, — и что более важно — способствовали его вхождению в историю.

Этот путь мог быть здесь предначертан или, по крайней мере, обозначен. Для того чтобы пережить тысячелетия в памяти и почитании человечества, требуется гораздо больше, требуется описанное выше триединство жизни, учения и легенды, без которого сегодня не было бы буддизма, хотя это триединство следует обосновывать не исторически, а по мере проявления.

Мир проявления и вместе с тем первый мир воздействия Будды принадлежит легенде. Он одновременно является знакомством, внутренним изображением и отображением. В ней отразились азиатские переживания и видение, мир видимого и невидимого, чудо в многообразном, необозримом образе.

Мы отступаем от сухой истории и вступаем не только в мир мечты, иллюзии, заблуждения, так называемую майю, по и в мир последних истин, который мы в конце концов познаем из тройного явления Будды — из его учения.

Поэтому мы должны отличать того молодого человека, который покинул родительский дом, жену и ребенка, чтобы искать свой путь, от того, который излучает блеск и творит чудеса, как об этом говорится в легенде, хотя для сегодняшнего наблюдателя последствия обоих явлений одинаковы.

Для 29-летнего цель еще очень далека. Но Сиддхартха достигает ее: он становится Буддой. Мы знаем об этом из его сохранившихся речей, в XIX веке переведенных также и на европейские языки, и из его легенды и чудес, описанных в ней. Она сохранилась наряду с его речами и сделала Будду бессмертным в нашей памяти. Событие, не имеющее примеров.

В ней дом превращается во дворец. Раджа становится могущественным королем. Мы сталкиваемся с жизнью, подобной восточной сказке. Ранняя Индия дала волю своей фантазии, и становление Будды стало ее продуктом.

Так мы уже здесь находим зачатки деления. Из одного становится два. Один человек показывает два лица: свое настоящее и другое, из легенды. Из этого другого лица возникает потом лицо Будды, которое мы все знаем, которое отражает его, заставляя забыть о сходстве. Его настоящее лицо из 80 лет земной жизни безвозвратно исчезло — это образ, который никто не знает. Но все мы создаем себе его портрет, картину его юности, его странствий и его нирваны — что бы мы под этим ни понимали. Мы же должны что-то подразумевать под этим, если хотим понять, о ком и о чем идет речь. Означает ли Будда в буквальном переводе Пробужденный?

Пробуждение было последним следствием решения о бегстве, которое было как освобождением из застенка домашнего быта, так и освобождением тела от телесности, которую он воспринимал как тюрьму.

И здесь все то же искажение образов, которое мы постоянно находим у Будды, так как мы знаем, что он был больше, чем Сиддхартха Гаутама из Капилавасту — склонный к размышлениям отпрыск кшатрия с невообразимой глубиной созерцания.

Почему это так, мы узнаем из легенды его происхождения, наслоившейся на его действительную жизнь. Мы не сможем понять ее, если не воспримем как часть индийской реальности, как действительность в смысле индийского мышления и веры. Поэтому мы хотим открыть здесь два доступа: во-первых, через саму легенду, а во-вторых, через попытку осветить ее местоположение и окружение в индийском мировоззрении — в круговороте рождений.

Глава III

Бодхисатва спускается. Рождение принца

Задолго до того, как из Будды рождается третье, решающее — его учение, которое сегодня является самым важным, мы постоянно встречаем его в двух ипостасях: в его истории рождения как принца и как бодхисатву. При этом на первом плане стоит бодхисатва как существо просветления. Принц — это только его преходящее последнее воплощение, которое мы встречаем в Капилавасту. Жизнь в качестве принца мало соизмерима с совокупностью бодхисатвы, который предстает перед нами, если мы следуем легенде, в немыслимом для неазиата образе: блистательное явление, существо, без ауры которого мы бы сегодня не знали о Будде и его учении.

Но прежде, чем мы поговорим о Будде, к которому мы пройдем в этой книге долгий путь, мы должны выяснить для себя, что означает бодхисатва. Это понятие также многозначно. Оно означает помимо людей, которые становятся бодхисатвой, также многочисленных более поздних представителей буддистского пантеона, которые никогда физически не присутствовали на Земле. Но здесь мы хотим поговорить о тех, кто в силу правильного образа жизни, в силу своей кармы после многочисленных возрождений стали бодхисатвами и до сих пор постоянно вновь появляются среди нас.

Только в следующей главе, где говорится о возрождениях, нам станет ясно, откуда исходит идея бодхисатвы. Здесь мы хотим кратко изложить, что означает это слово. Оно означает цель и программу. Человек достигает цели и выполняет программу, если он идет дорогой Будды, если он следует учению Пробужденного и преодолевает мир. Таким образом он поднимается на последнюю ступень к будде, к прекращению перевоплощений, к вступлению в нирвану. Но в отличие от будды, который вошел в нирвану, многие отказываются следовать его спасительному пути, отказываются быть буддой. Они становятся помощниками человечества на его пути к просветлению. Они дают обет, как написано в одной сутре знаменитой махаяны последующих веков, действовать как бодхисатвы, «пока не будет спасена последняя травинка».

В этом отличии действий будды и бодхисатвы заключается различие между изначальным буддизмом с его учением о спасении каждого отдельно взятого, как по нему жил и его провозглашал Будда, и более поздними формами так называемого северного буддизма, который распространен между Тибетом, Гималаями, Китаем, Кореей и Японией, и сегодня имеет столько же приверженцев, сколько и южный буддизм, который ставит перед собой задачу чистого провозглашения учения Будды.

В южном буддизме мы говорим о «малой колеснице» (хинаяна), которая ведет к просветлению и спасению отдельного человека, а на севере — о «большой колеснице» (махаяна), которая имеет целью спасение всех.

Самостоятельная идея бодхисатвы развилась 500 лет спустя после Будды и распространилась ка севере. Она является последовательным продолжением старого учения о перерождениях.

Бодхисатвы перерождаются, как все другие люди, но они уже не подлежат обусловленному их кармой принуждению к перерождению. Они добровольно начинают новую жизнь помощников. Последнее перерождение Сиддхартхи Гаутамы также было ему предопределено еще кармой. Поэтому поздний буддизм логично называет его в период его просветления бодхисатвой. Как таковой он появится в следующих главах.

Чтобы представить себе не только его легенду, но и ее язык, ее дух, обратимся к оригинальному тексту — возникшей примерно в 500 году н. э. «Ниданакатхе». Юлиус Дутойт перевел его впервые на немецкий язык почти сто лет назад.

Этот текст связывает зачатие и рождение Сиддхартхи Гаутамы с историческими событиями того времени, например, праздником Ашальхи-Накхата, в одно чувственно-сверхъестественное целое. Он рассказывает о том, как, по индийским представлениям, Великий ступает на пашу Землю. История рождения соответствует древнеиндийскому рассказу, в котором многообразно переплелись между собой реальность, мечта и чудо. Для того, кто слушал его, — а истории рассказывались длинными ночами у костра, — это было настоящей реальностью и настоящим сном. В этом смысле этот текст лучше читать вслух.

«В городе Капилавасту был объявлен Ашальхи-Накхата. Много народу торжественно праздновало Накхагу. Великая царица Майя в седьмой день до полнолуния примяла участие в празднике, который отмечался с великолепными венками и благовониями. При этом она воздерживалась от пьянящих напитков. На седьмой день она рано встала, приняла ванну с благовониями и дала большую милостыню в размере 400 тысяч монет. Потом усеянная украшениями, она прекрасно откушала, приняла решение осуществить восемь добродетелей и отправилась в свою великолепно украшенную спальню, где легла на свое княжеское ложе и заснула.

Ей приснился следующий сон: четыре великих царя подняли ее вместе с ложем и перенесли в Гималаи. Там они посадили ее на равнине Маносила, которая простирается на 60 миль, под огромное дерево, прикрывающее кроной семь миль, и отошли в сторону. Потом пришли их супруги и перенесли Майю к озеру Анотатта. Там они искупали царицу, чтобы очистить от человеческой грязи, одели в небесные одежды, побрызгали благовониями и осыпали небесными цветами. Недалеко оттуда находится серебряная гора, вершина которой представляет собой золотой дом. Там они устроили обращенное на восток ложе и уложили на него Майю.

После этого спустился бодхисатва, который в образе великолепного белого слона пребывал на близлежащей золотой горе, поднялся на серебряную гору — при этом он пришел с севера, — обхватил своим хоботом, имевшим цвет серебряной ленты, белый цветок лотоса и громко затрубил. Потом он вошел в золотой дом, трижды справа обошел ложе своей матери, дотронулся до ее правого бока и как будто бы пошел в ее тело. Так в последний день Ашальхи-Накхаты он принял свое перерождение.

Когда на следующий день царица проснулась, то поведала царю свой сон. Царь велел позвать 64 отличных брахмана и устроить для них на земле украшенные листвой и различными цветами дорогие сиденья. Когда брахманы сели, он велел принести золотые и серебряные блюда, наполнить их рисом, приготовленным с маслом, медом и сахаром, закрыть их золотыми и серебряными сосудами и отдал их брахманам. Обрадовал он также новыми одеждами, красными коровами и другими различными подарками. Когда все их желания были выполнены, он рассказал им сон и спросил: «Что же случится?» Брахманы ответили: «Не беспокойся, о великий царь! В чреве твоей жены находится плод, и плод этот мужской, а не женский. У тебя родится сын. Если он выберет домашнюю жизнь, то станет царем, всемирным владыкой. Если же он покинет дом и станет монахом, то станет буддой, от которого отступит в мире всякая темнота».

В тот самый момент, когда бодхисатва начал свое перерождение в чреве своей матери, покачнулись, задрожали и содрогнулись, как от удара, все десять тысяч миров. Появились тридцать два предзнаменования: необычайный свет залил десять тысяч миров; слепые, жаждущие увидеть это сияние, стали зрячими, глухие начали слышать, немые заговорили, горбуны распрямились, хромые снова начали ходить, все, кто был в оковах, освободились от цепей, оков и тому подобного. Во всей преисподней погас огонь, «голодные демоны» перестали ощущать голод и жажду, звери перестали бояться, у всего живого исчезли болезни, все существа заговорили приятно, мягко заржали лошади и затрубили слоны, все инструменты зазвучали сами собой, браслеты и другие украшения на теле людей зазвенели. Все небеса прояснились, подул приятный для всех живых созданий мягкий, свежий ветер, туча разразилась дождем, хотя еще не пришло время дождей, и из земли забила вода и потекла. Птицы перестали летать в воздухе, реки замедлили свое течение, в огромном мировом океане вода стала пресной, повсюду ее поверхность покрылась лотосами пяти различных цветов. Расцвели все цветы на земле и воде; на стволах, сучьях и ветках деревьев расцвели лотосы. Из земли выросли деревья лотосовых цветов, которые разломили скалы, каждую на семь частей одна над другой, с неба спустились вьющиеся лотосы, повсюду дождем сыпались цветы. В эфире зазвучали райские инструменты, и вся система десяти тысяч миров закружилась и была сжата, как шар рассыпанных цветов, как сноп связанных вместе венков; она, как украшенное венками сиденье, как из одного-единственного венка состоящая, насыщенная благоуханием цветов и ладана, достигла наивысшего великолепия.

Когда вот так Бодхисатва принял свое перерождение, с самого зачатия, четыре сына богов стали с мечами в караул, чтобы охранять Бодхисатву и его мать от несчастных случаев. У матери Бодхисатвы не возникало желания к мужчинам; ее высоко почитали, уважали и она была счастлива; ее тело не было вялым; и она видела находящегося в ее чреве Бодхисатву, как в прозрачном драгоценном камне видят заключенную в него светло-желтую нить.

И так как живот, в котором жил будущий Будда, подобно ларцу с реликвиями, не может быть обителью или наслаждением для кого-либо другого, го мать Бодхисатвы, когда ее сыну исполнилось семь дней, приказала долго жить и отправилась на небо тушита, где до этого обитал ее сын. И если другие женщины до или после десятого месяца рожают сидя или лежа, то у матери Бодхисатвы это было не так; после того, как она проносила свое дитя в чреве десять месяцев, она родила стоя. Это является особенностью матери Бодхисатвы.

И вот когда великая царица Майя проносила Бодхисатву в своем чреве, как масло кунжута в сосуде, десять месяцев и созрела для родов, захотела она отправиться в город своих родственников и сказала царю Шуддходане: «Я желаю, вождь, отправиться в принадлежащий моей семье город Девадаха». Царь словами «это хорошо» выразил свое согласие и велел выровнять и украсить дорогу от Капилавасту до города Девадаха банановыми ветками, наполненными водой горшками, флагами и тому подобным. Потом усадил царицу на золотые носилки, которые подняли тысяча слуг, и отправил ее с большой свитой.

Между обоими городами находится принадлежащий их жителям чудесный лес деревьев шала, называемый лес Лумбини. К тому времени разрослось все от корней до кончиков веток как бы в один-единственный плод, а между ветвями летали рои пятицветных пчел и всевозможные птицы, чирикающие сладкими голосами. Весь лес Лумбини был похож на райскую рощу и был как благоустроенный павильон для напитков могущественного царя.

Когда княгиня увидела этот лес деревьев шала, у нее появилось желание прогуляться в нем. Слуги сопроводили царицу в лес. Она подошла к великолепному дереву шала и захотела схватить его ветку. Ветка наклонилась вниз, как кончик пропитанного паром тростника, и приблизилась к ее руке. Она протянула руку и схватила ветку. И тут у нее начались схватки. Много людей поспешили к ней и какое-то время хлопотали вокруг нее. И пока она так стояла, держась за ветку шала, она родила своего ребенка.

В этот момент подоспели четыре божества чистого сердца с золотой сеткой и поймали Бодхисатву и эту золотую сеть; потом они поставили его перед матерью и сказали: «Будь благословенна, царица; у тебя родился могущественный сын.»

Если другие существа, когда они выходят из чрева матери, покрыты неприятными нечистотами, то это было совсем не так у Бодхисатвы. Он вышел из матери как проповедник с кафедры или как человек, спустившийся с лестницы; расставив руки и ноги, стоял он там и не был покрыт нечистотами вследствие пребывания в животе своей матери, чистый и белый, и сиял как драгоценный камень, положенный на одеяние из тончайшего хлопка.

Потом две тучи в честь Бодхисатвы и его матери пролились дождем с небес и освежили их тела.

Затем из рук божеств, которые поймали его золотой сетью и поставили на землю, его приняли четыре великих царя и положили на дорогое, изысканное, приятное на ощупь покрывало из шкур; из их рук приняли тогда уже его люди и положили на подушку из тонкого сукна. Он высвободился из рук людей, встал на землю и посмотрел на восток, и несколько тысяч миров были для его глаза как одно пространство. И чествовали его боги и люди благовониями, венками и тому подобным и говорили: «Ты великий герой, здесь нет тебе подобных; где найдешь более великого?»

И так посмотрел он на четыре страны света и на четыре промежуточные страны света, посмотрел вниз и вверх; и после того как он рассмотрел десять небосводов и не нашел себе подобного, он сказал: «Это север», — и сделал семь больших шагов, а бог Брахма держал над ним зонтик от солнца, а Суяма — опахало, а другие боги держали в руках обычные царские знаки власти и отличия. На седьмом шагу он остановился, голосом героя крикнул: «Я — первый в мире», — и испустил львиный рык…»

Наше предыдущее описание последующего ухода Сиддхартхи в отшельники вызывает вопрос о реальном фоне этого повествования. Его мы находим на месте — в городе Капилавасту, на празднике Ашальхи-Накхата и в лесу Лумбини, где свершилось рождение. Рождение в роще Лумбини долго оспаривалось, пока не было открыто в 1896 году место со знаменитой колонной царя Ашоки, который правил Индией примерно в 268–232 гг. до н. э. и распространил свое господство на отдаленные части субконтинента.

Каменная колонна, воздвигнутая в 245 году до н. э., имеет следующую надпись на североиндийском языке магадхи: «Двадцать лет спустя после своего коронования царь Ашока пришел сюда, чтобы почтить Будду, который здесь родился. Он построил эту колонну в знак того, что Пробужденный на этом месте появился на свет…» Эта надпись не только стала последним доказательством рождения Будды в роще Лумбини, но и рассеяла последние сомнения в его долго оспариваемом историческом существовании.

На этом примере мы видим связь действительности и легенды, которая встречается во всех историях, посвященных Будде. Переходы плавные, при этом рассказчики, устно передававшие свои тексты от поколения к поколению, совсем не осознавали явных для нас разрывов между реальностью и фантазией.

«Ниданакатха», из которой мы взяли рассказ о рождении, уходит своими корнями в действительные события тысячелетней давности. Она является частью возвышенной истории жизни, которую мы находим также в речах Будды как своего рода автобиографических очерках.

Совсем с другой точки зрения описывает ученик Будды Анаида в 123-й сутре «Маджджхима-Никайя» («Собрание наставлений средней длины») последнее возвращение Пробужденного на эту Землю. Ее понимание предполагает знание индийского учения о перерождениях, которое задолго до Будды существовало в Индии, — нечто само собой разумеющееся для любого индийца. Поэтому мы подробно рассмотрим его возникновение и значение в следующей главе. Знание этого учения является не только предпосылкой для понимания истории жизни Будды, но и правильным подходом к его учению.

Сутры — более поздние буддистские учебные тексты — имеют одно общее с речами Будды: повторения, которые должны углубить и сделать незабываемым сказанное. Этой форме следует и сутра «Маджджхимы-Никайя». Она постоянно повторяет начальную формулу «Когда Бодхисатва…» и дает понять, что все, что здесь происходит и соответственно высказывается, относится к нему — будущему Будде.

Сутра исходит не из событий на Земле, а из места пребывания Будды перед его последним перерождением. Это небо тушита, один из буддистских раев, где боги и бодхисатвы живут в невидимом для нас счастливом единстве до их следующей реинкарнации.

Хотя здесь нам предлагается совсем другой взгляд на рождение Сиддхартхи Гаутамы, бесспорно родство обоих текстов. Они рождены одним и тем же образом мыслей и имеют одну цель: показать нам исключительность и особое значение этого Бодхисатвы.

В сутре «Маджджхимы-Никайя», которая также была переведена на немецкий язык Юлиусом Дутойтом, мы читаем:

«Погруженный в раздумья и внутренне собранный, покинул Бодхисатва небо тушита и вошел в чрево своей матери.

Когда Бодхисатва покинул небо тушита и вошел в чрево своей матери, то в мире богов и людей, в мире Мары, в мире Брахмы, в роду аскетов и брахманов, богов и людей появилось беспредельное сияние, которое превзошло внеземную власть богов. И воздух между отдельными сферами не был более заполнен мглой и мрачной темнотой; и там, где сами солнце и луна так чудодейственны, так могущественны, но не имеют света, там появилось беспредельное сияние, которое превзошло внеземную власть богов. И создания, которые были поражены этим, узнали благодаря этому сиянию друг друга: «Есть и другие создания, которых поразило это. И вся система десяти тысяч миров качнулась, содрогнулась и задрожала, и появилось в мире беспредельное сияние, которое превзошло внеземную власть богов».

Когда Бодхисатва вошел в чрево своей матери, тогда явились четыре сына богов, чтобы стоять в карауле с четырех сторон, думая при этом: «Чтобы Бодхисатве или матери Бодхисатвы ни один человек, ни одно внеземное существо или еще кто-либо не нанес вреда!»

Когда Бодхисатва вышел из чрева своей матери, приняли его сначала боги, а потом люди.

Когда Бодхисатва вышел из чрева своей матери, встал Бодхисатва на землю: четыре сына богов приняли его, поставили перед его матерью и сказали: «Будь благословенна, госпожа; у тебя родился могущественный сын».

Этот текст перемещает нас в одну из само собой разумеющихся для буддистов внеземную сферу, которая дает представление о бесконечном в пространстве и времени космосе. Небо тушита, как место пребывания Сиддхартхи Гаутамы перед его последним перерождением, относится к этим космическим мирам вне нашего грубо структурированного земного местонахождения, которое, с западной точки зрения, до сих пор считается единственной жизненной реальностью человека.

Сиддхартха Гаутама после своего просветления, как Будда, разоблачит это наше западноевропейское представление о реальности, о действительности как иллюзию — как майю — и обоснует так трудно понимаемое учение Анатта о «не-самость» или «не-Я» как духовную основу своего мировоззрения.

Учение Анатта, положенное в основу буддизма, которое многие не принимают во внимание, хотя и склонны к буддизму, исходит из непостоянства всех явлений. Оно говорит, как указано в «Словаре буддизма» Ньянатилока, что «ни внутри, ни вне материальных и духовных явлений бытия нет ничего, что можно было бы обозначить в высшем смысле как существующую сама по себе независимую сущность «Я» или личность. Кто не увидел безличности всего бытия и не осознает, что в действительности существует только этот постоянно поглощающий себя процесс возникновения и исчезновения духовных и физических феноменов бытия, тот не в состоянии в правильном свете понять учение Будды».

Глава IV

Жизнь в круговороте перерождений

История рождения Сиддхартхи Гаутамы останется для нас просто сказкой, если мы не постараемся понять лежащие в ее основе идеи древнего индийского мышления и веры. Только так мы сможем постичь многослойность и многоликость явления, которое называем буддой. Чтобы понять его происхождение, изображение и воздействие, нам потребуется уйти далеко в индийскую историю и мир религии, разобраться во взаимосвязях, которые чужды нам, европейцам. Но без знания их мы не сможем найти подход к Будде и его учению. А открыть его в наше время прежде всего человеку Запада, как уже говорилось, является целью дайной книги.

Ранняя история Индии дошла до нас прежде всего как история духа. Ее корпи лежат в мышлении и пожертвовании, при этом жертвенность позже выродилась в продажность, а мышление — в лживость.

В Индии никогда не было историографии в европейском понимании этого термина. Индийские истоки спрятаны в мифах, сказаниях и легендах, которые вуалируют переход от реальности к миру иллюзий, сказок и богов. Они до сих пор преобладают в понимании истории простого индийца. Только этим объясняется в последние годы огромный успех пятидесятисерийного телевизионного фильма, поставленного по знаменитейшему древнеиндийскому эпосу Рамаяна. Но то, что для народа всегда составляло волшебный мир легенд о богах и героях, для высшего слоя — прежде всего для брахманов — было духовным.

Одно из древнейших иидоарийских слов «веда» означает знание. Ведами называются также древние поэтические произведения, возникшие на индийской земле. Можно спорить о времени их возникновения, но они дошли до наших дней. Они свидетельствуют о древних богах — Индре, Агни, Сурье, Соме, Вару не, об обычаях и уже упомянутых жертвоприношениях, которые, начиная с ведических времен, играли большую роль и были привилегией брахманов.

Кастовое общество, на которое они оказывали большое влияние, все больше и больше становилось классовым обществом с огромными духовными, экономическими и общественными различиями между верхом и низом — ситуация, которая обострялась в течение веков.

Несмотря на это или именно поэтому, мы не должны недооценивать огромное культурное достижение, которое представлено в ведических произведениях. Хотя многие брахманы столетиями консервативно цеплялись за дух вед и его выражение — жертвоприношение, это не означало застоя в индийской духовной жизни. К тому времени, когда у нас, даже в средиземноморском регионе, не могло быть и речи об абстрактных началах мышления, в Индии получили развитие самые различные направления мысли.

Ранняя индийская духовность действовала, при рассмотрении с сегодняшних позиций, как своего рода зажигание, которое почти одновременно вызвало одинаковые импульсы в Китае, Израиле, Персии и Греции. Это послужило для Карла Ясперса причиной назвать всемирно-историческую эпоху между VIII и V веками до н. э. осевым периодом, временем первого прорыва индивидуальной духовкой активности, которая, однако, привела, исходя из различных начал, к совершенно различным результатам — во всяком случае, к взглядам на мир, которые частично до сих пор определяют мышление и действия человека.

Скорее всего, мы никогда не сможем однозначно выяснить, идет ли речь о случайной одновременности начинающейся духовной активности в пяти далеко отстоящих друг от друга регионах или влиянии, проистекающем действительно из Азии. Но вне сомнения остается источник этого удивительного движения мысли в Северной Индии.

Этот источник уводит нас во второе тысячелетие до и. э., в то время, когда начался перелом, который, прежде всего на севере субконтинента, привел к разрушительным общественным последствиям. Одновременно он дал толчок для духовной активности, которая в Индии вызвала к жизни одну из новых литературных форм — упанишады, что буквально переводится сокровенное знание.

В то время, как народ продолжал довольствоваться жертвоприношением и религиозными ритуалами, хотя и очень страдал от этого экономически, самые активные из брахманов, а также кшатрии искали ответ на последние вопросы. Так возникла индийская философия.

Она началась с исследования смысла и цели традиционных жертвенных действий в честь богов.

Однако уже вскоре устремления лучших мыслителей вырвались из общепринятых оков религии и начали преследовать более общие, вызванные течением жизни цели. Соответственно различны упанишады и их сохранившиеся тексты. При этом в центр дискуссии выдвигаются два понятия: брахман и атман.

В многочисленных сочинениях ученые дискутировали об этих двух понятиях. Это подчеркивает трудность их объяснения. Представление о брахмане уходит корнями в ведийское время. Это — мировая душа, из которой вышли веды и которая стала позже богом Брахмой — Творцом вселенной, — который, как мы увидим, играет решающую роль и в легенде Будды.

С персонификацией брахмана идея сотворения мира приобретает образ, от которого, однако, Будда однозначно отмежевывается в своем учении.

Также и атман — индивидуальная душа — связывается с мыслью о творении и буквально означает творить, производить. Одновременно это — «сам»: Я или Ты — упапишад, что означает самопознание, возникшее задолго до того, как Декарт во Франции написал свое: «Cogito ergo sum» («Я мыслю, следовательно, существую»). В обоих высказываниях речь идет о человеке. Насколько они тем не менее далеки друг от друга, показывает дальнейшее развитие индийского мышления, сплетение в нем всего, что является полной противоположностью западноевропейскому рационализму.



Поделиться книгой:

На главную
Назад