Последний инженер

— Если ты еще раз заговоришь без моего разрешения, — сказал мужчина самым обычным, даже слишком обычным голосом, — тебе отрежут язык.

Джек-Джек молчал. Если быть точным, он не дышал. Шоу, а это, без всякого сомнения, был именно он, взял листок бумаги, внимательно изучил его и, скомкав, отправил куда-то под стол.

— Хорошо, — произнес буднично и снова взглянул на визитера. — Почему ты улыбаешься?

Джек-Джек замялся.

— Можешь ответить, — кивнул Шоу.

— Я рад тому, что вы пригласили меня на эту беседу, — соврал Джек-Джек, стараясь хоть как-то успокоить нервный импульс, сводящий скулы. Он сам редко обращал внимание на эту деталь собственной мимики. Улыбка была с ним, сколько он себя помнил. Джек-Джек постоянно улыбался, говорили, что даже во сне.

— Откуда ты родом, мальчик мой? — В голосе Шоу зазвучала доброжелательная нотка. И хоть Джек-Джека сильно вывело из себя такое фамильярное обращение, он не подал виду.

— Июнь, сэр, Город Мастеров, не окрестности, — вновь соврал Джек-Джек, после чего добавил для достоверности: — И я не могу не отметить прекрасное качество вашего ковра.

Жизнь Джек-Джека началась около шести лет назад, когда племя индейцев нашло его в пустыне почти мертвым. По словам шамана, он пролежал без чувств еще около месяца, а когда проснулся, его тело полностью излечилось от ранений, а разум — от воспоминаний. Индейцы сделали его своим братом, обучили навыкам выживания и охоты и в конце концов дали ему имя, которое Джек-Джек предусмотрительно сменил, покидая «родную» деревню.

— Что ты умеешь? — продолжил допрос Шоу.

На этот раз Джек-Джек почувствовал, что ему стоит отвечать честно.

— Я мастер на все руки. Могу собрать ружье из подручных материалов, а затем попасть из него крысе в глаз с сотни метров. Кроме того, я один из лучших воров в этом городе, да и в четырех ближайших тоже, — я умею двигаться без шума, а мои пальцы настолько ловкие, что вы не заметите, как я сниму с вас очки. Как могли обратить внимание, у меня хорошо подвешен язык. Могу уговорить мусорщика уйти в монастырь или же монашку стать мусорщиком.

— Что-то еще?

— Я отлично готовлю.

Со времени того разговора прошло уже три года. Джек-Джек работал на Шоу. Поначалу не напрямую. В его задачи входило выполнять поручения различных доверенных лиц босса. Среди них были и шериф, и судья, и преподобный. К слову сказать, делишки их совсем не соответствовали статусу. Но все, что было поручено этому улыбчивому парню, выполнялось быстро и качественно. Такие понятия, как мораль или частная собственность, его не сильно беспокоили. Вскоре Шоу понял, что не стоит разбрасываться таким ценным талантом, как Джек-Джек, и назначил того своим личным помощником, а затем поставил во главе охраны.

Можно сказать, что Джек-Джек сделал стремительную карьеру.

Но был ли он доволен жизнью? По его улыбчивому лицу и карманам, набитым наличностью, можно было подумать, что да — он доволен. Но также, как почти все, связанное с Джек-Джеком, это было неправдой. Его душу терзало странное чувство, поселившееся в ней с того самого дня, когда Джек-Джек проснулся под навесом из лошадиной кожи.

«Кто я?» — спросил он в тот день.

«Wawa ch'in pacha, — ответил человек, в морщинах которого проступало лицо, полное мудрости. — Ты Дитя Пустоши». Одежда его была покрыта перьями так густо, что создавалось впечатление, будто и не человек это вовсе, а дивного вида птица.

Пейотль струился по венам Дитя Пустоши, пронизывал его тело. Попадая в горячее сердце, дурман начинал испаряться, этот удушливый пар проникал в его разум, чтобы затем каплями холодного конденсата осесть на поверхности души.

«Вспомни свое имя!» — говорил ему человек, теряя очертания в клубах сизого дыма, но Дитя Пустоши не мог вспомнить, ведь имя у него отняли.

Капли пейотля становились все больше и больше, повинуясь силе тяжести, летели вверх, затем, подхваченные вихрем искусственных воспоминаний, сталкивались друг с другом и взрывались фейерверком разноцветных искр.

«Вспомни тепло рук своей матери, голос своего отца», — говорила ему мудрая птица, чей образ теперь четко прорезался сквозь сизую дымку, но Дитя Пустоши не мог вспомнить, ведь у него никогда не было матери, а отец не был ему отцом.

Чужие, ненастоящие воспоминания в его голове становились сильнее. Они шипели и извивались, подобно змее, и змея эта имела острые, длинные клыки, которыми хотела впиться в разум.

«Что ты помнишь?» — спросила его мудрая птица, и Дитя Пустоши ответил:

«Я помню бесконечность и тьму. Помню холод металла и тепло человеческого прикосновения. Помню, как впервые увидел свет, как заговорил, как изменил данное мне имя по своей воле. Помню, как был человеком среди Теней, но затем стал Тенью среди людей. Я помню женщину без лица и поглотивший ее огонь. Помню пламя битвы, поглотившее много жизней и новую цель…»

Дитя Пустоши закричал, когда Лживая Змея впилась в этот последний кусочек его воспоминаний. Она не могла допустить, чтобы Дитя Пустоши проснулся самим собой. Лживая Змея уже успела сожрать остальную его память. Сейчас она переваривала ее, превращая в свой яд.

Дитя Пустоши закричал вновь, когда Змея стремительным рывком бросилась на него, чтобы заразить своей ложью.

«Нет!» — прокричала мудрая птица и взмахнула своими крыльями.

Могучий поток ветра врезался в тело Змеи и обрушил ее на землю.

«Тебе будет дано имя… — Взмах крыльев. — Матерью твоей будет пустошь… — Еще один взмах. — А отцом твоим будет небо… — Снова взмах крыльев. — А память твоя будет будущим. Ты обретешь ее сам, и никто не сможет отобрать ее у тебя, ведь она будет истинной».

И с последним взмахом крыльев мудрая птица опустилась к Лживой Змее. Одним ударом клюва она отсекла Змее голову, и та обратилась ядом. Но мать-земля не приняла этот яд, а отец-небо испепелил его лучами двух солнц.

…Дитя Пустоши открыл глаза.

— Джек-Джек? — Голос был громогласным и доносился будто бы из центра мира, который сейчас сжался до размеров головы. Но принадлежал голос вовсе не какому-то мифическому существу, а весьма прозаичному Здоровяку Винни. — Док, скорее сюда! Джек-Джек открыл глаза! — закричал он.

Стоило только проморгаться и немного подышать, как мир начал обретать очертания. Крыша ангара, красная рожа Здоровяка Винни и пронзительная боль в шее — вот и все, что пока существовало в этом мире. Постепенно начали проявляться детали. Сквозь крышу ангара пробивался тусклый красноватый свет второго солнца, а значит, уже наступил вечер, на лице Здоровяка читалась несвойственная ему озабоченность, а боль… оставалась все такой же пронзительной.

— Как ты, босс? — спросил Винни, затем, не дожидаясь ответа, крикнул куда-то в сторону: — Док, твою мать, тащи свою задницу сюда, или тебе придется лечить свой сломанный череп!

— Бывало и хуже. — Сейчас Джек-Джек старался соврать в первую очередь самому себе. Боль в шее оказалась невыносимой. Тело было будто ватным, пальцы хоть и слушались, но с большим трудом.

— Изрядно он тебя потрепал, босс, — улыбнулся Здоровяк, и Джек-Джек против своей воли улыбнулся ему в ответ.

В мире появился еще кое-кто. Это оказался вытянутый как жердь и сухой как вяленая конина доктор Ипокте. Врач из него был никудышный, но найти кого-то лучше за такие деньги Джек-Джек не смог.

— О духи, — хрипел Джек-Джек, — держите этого коновала подальше от меня! Со мной все хорошо, просто отлично.

Он сам не знал, говорит серьезно или шутит.

— Не нервничай, — сухо сказал Док, зачем-то осматривая его глаза. — Я тебе тут жизнь спасаю…

— Что со мной случилось? — задал вопрос Джек-Джек, одновременно пытаясь вспомнить ответ на него.

— Тот мусорщик сбежал, — сказал Док. — Придушил тебя и вывихнул шею. Он сильный как бык. Я таких травм вообще никогда не видел. Мы поначалу думали, что ты не жилец.

— Сколько я пролежал в отключке? — Довольно быстро боль в шее стихла.

— Почти весь день, — буркнул Винни.

— Проклятье, — выругался Джек-Джек, — как обстоят дела на станции?

После того как Винни с Доком в двух словах описали обстановку, а Джек-Джек собрался с мыслями, он дал ряд указаний, что и кому нужно будет делать. Какое-то время ему, видимо, предстояло пролежать в постели, но это не значило, что то же самое должны были делать его люди. Работа есть работа.

— А что по поводу того мусорщика и «лягушки»? — спросил Винни.

— Он не мусорщик, просто клоун. Здоровенный, везучий как черт клоун, — буркнул Джек-Джек, — пусть валит на все четыре стороны. Машина все равно далеко не уедет. Будем надеяться, что он подохнет в пустоши без еды и воды. Если нет, то я рано или поздно найду его и выпущу ему кишки. Ну что вы встали?! Идите работать!

В дверь постучали. Секунду стояла тишина, затем стук повторился, он был настойчивее, чем в первый раз. Вслед за этим стуком из другого конца помещения долетели приглушенные, но от того не менее грязные ругательства.

Гайка откинула шерстяное одеяло. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось вставать с кровати.

— Кого еще принесло, к чертям собачьим? — заворчала она, натягивая халат и снимая с полки отцовский помповик. — В такой-то час! Какому идиоту не спится?

Стук послышался вновь, но на этот раз он был заглушен раскатами грома. В ту же секунду дождь забарабанил по крыше мастерской. Гайка дернула рубильник, и под потолком загорелась одинокая лампочка.

— Иду, иду! — крикнула она.

Ну не оставлять же человека на улице под ливнем?

Подойдя к тяжелой металлической двери, открыла маленькое окошко. Твари и рейдеры обычно не стучатся, но проверить все равно не помешает.

За дверью различались два силуэта, застывших в потоках дождя. Один, побольше, оказался лошадиным, и Гайка не обратила на него никакого внимания, второй же принадлежал мужчине. Он, конечно, был меньше лошади, но при этом оставался таким огромным, что ни с кем, кроме как с конем, сравнить его не получалось. В темноте, царившей на улице, ничего более разглядеть не удалось.

— Кто там? — выдала Гайка дежурное.

— Меня зовут Артур… мэм… э-э… мисс… — Голос у незнакомца звучал молодо и довольно приятно. — Вы не могли бы пустить меня внутрь, тут дождь…

— Я не слепая, — оборвала его Гайка на полуслове, — что нужно?

— Это свалка Герхарда Гайко, верно?

— Мастерская, — поправила Гайка.

— У меня тут кое-какие товары и куча вопросов, но я обещаю не доставлять вам беспокойства, — заверил мужчина, и его лошадь одобрительно заржала.

— Ладно. Только учти: у меня тут десятый калибр, и я просто обожаю отстреливать говнюков, которые нарушают обещания! — С этими грозными словами Гайка получше перехватила тяжелое ружье и начала было открывать засов.

Сверкнула молния, и ее свет очертил в темноте широкие плечи незнакомца, отразился от металлических пластин на его броне. Гайка вздрогнула. Такой доспех она видела лишь однажды.

— Папа? — сказала она, и это ее слово утонуло в раскате грома, так и оставшись неуслышанным.

Незнакомец сделал шаг вперед. Свет из маленького окошка упал на его лицо, и Гайка поняла, что перед ней вовсе не отец. Она вновь перехватила ружье покрепче и открыла дверь.

— Постой тут, — сказала решительно, — сильнее уже все равно не промокнешь. Я сейчас открою ворота и заведу твою лошадку в стойло.

— Хорошо, — просто отозвался незнакомец.

В стойле сейчас находилось всего две лошади. И обе по сравнению с черной кобылой этого Артура выглядели просто жалкими клячами. Гайка хорошо ухаживала за Роуз и Марией, но они уже были немолоды, да и всю жизнь перетаскивали тяжелые куски металла. Эта же лошадка оказалась красивой, молодой, сильной. Ее черная шкура просто светилась здоровьем. Если не считать одного «но»… Снимая седло, Гайка увидела огромный уродливый шрам, который шел от холки к животу, чтобы затем опять подняться к крупу. Шрам был грубо заштопан разноцветными нитками, но, судя по виду, уже хорошо зажил без каких-либо последствий. Складывалось впечатление, что кто-то хотел заживо освежевать бедную животинку.

Гайка выкинула эти мысли из головы — мало ли что может случиться в пустоши, наверное, лошадь просто напоролась на что-то острое. Привязав животное к коновязи, девушка пошла обратно, к этому Артуру, который до сих пор стоял под дождем.

— Я думал, что тут вообще не бывает дождя, — сказал мужчина, когда она проходила мимо.

— А я смотрю, ты не местный, — заключила Гайка.

— Еще как! — улыбнулся Артур.

— Я, кстати, Анна Гайко, — представилась девушка, — можно называть просто Гайка.

Насчет товаров ночной гость слегка преувеличил. Кроме погнутого ружья, из которого мог выйти приличный обрез, и набора амуниции к нему, Артуру в общем-то нечего было предложить. Они сошлись на том, что он просто отдаст ей все это за постой, провизию и карту близлежащей местности. А вот что касается вопросов — с этим все оказалось в точности так, как он сказал. Их набралась целая куча. Но Гайка не торопилась отвечать. В конце концов, она должна была понять, с кем имеет дело.

— Что у тебя за история? — спросила Гайка, когда чайник вскипел, а Артур вернулся из ванной комнаты.

Он почти полностью состриг свою бороду, а отсутствие грязи на лице сделало его весьма симпатичным. Одет он сейчас был в старый комбинезон ее отца, который подходил ему почти идеально. Броню Артура Гайка согласилась подлатать и подогнать под него, взамен на кое-какую помощь по хозяйству. В мастерской со смерти отца очень сильно не хватало мужской руки, а большинство заезжих мужчин — будь то торговцы или искатели древностей — предлагали ей всякий раз кое-что другое… Гайка знала, что калечить клиентов — плохо для бизнеса, но каждый раз, когда кто-то из них хватал ее за задницу, она на автомате хваталась за тяжеленный разводной ключ. Вот и сейчас ключ был под рукой. И хотя парень показался ей вполне приличным, рисковать Гайка все равно не хотела.

К тому времени как гость вернулся, Анна успела переодеться, прибраться и даже накрыть на стол. Чай был разлит по кружкам, и перед Артуром стояла горка домашнего печенья.

— Я неплохо разбираюсь в древних технологиях, — начал рассказывать новый знакомый, — путешествую в поисках одной станции.

— Серьезное начало, — кивнула Гайка. Несмотря на столь необычное заявление, она почувствовала, что словам этого Артура можно верить.

— У меня было с собой много древнего оборудования, серьезный такой набор, — продолжил гость, — но я немного заблудился, и пришлось просить помощи по радио. Вскоре со мной связался человек, представился Блэком, сказал, что путешественник и может мне помочь. Мы поговорили и назначили место встречи. Не буду вдаваться в подробности, но когда я пришел туда, попал в засаду. Меня ранили, забрали все оборудование, и я оказался в рабстве.

Слушая рассказ Артура о его жизни на станции и последующем побеге, Гайка не без интереса разглядывала мужчину. Он был довольно молод, примерно ее возраста, может быть, чуть старше. Глаза серые, волосы черные, с солидной проседью. Без косматой бороды, с которой он появился на ее пороге, лицо Артура оказалось очень даже красивым. Правильные, можно сказать, аккуратные черты, широкий разрез глаз, некрупный нос. Гайка предположила, что он выходец из Осенней кварты, жителям трех городов которой были свойственны такие черты.

— Вот так я и оказался тут, — подытожил рассказ Артур.

Гайка понимала, что очень многое осталось недосказанным, но сейчас ее интересовали другие вопросы.

— Где ты оставил машину? — спросила она.

— Дальше по трубе, с дюжину километров отсюда, — сказал он, отправляя в рот очередное, наверное, десятое по счету печенье. — Черт, вкусно!

— Спасибо, — поблагодарила его за комплимент Анна, радуясь тому, что «лягушка», которую Джек-Джек купил у нее пару дней назад, вернется домой. Отец много усилий вложил в эту машину, но чтобы когда-нибудь перебраться в город и открыть там свое дело, нужно было очень много денег, и «лягушку» пришлось продать. Решив, что стоит ответить Артуру добром на добро, она произнесла: — Ты знаешь, я сейчас вспоминаю, где-то полгода назад сюда заезжал человек по имени Блэк.

— Как он выглядел? — быстро спросил Артур.

— Невысокий, худой. В черном балахоне — я сначала подумала, что какой-то монах, потом услышала его голос. Голос у него был совсем не как у монаха — скрипучий такой, страшный. В целом я его и не разглядела вовсе, только вот помню странные такие перчатки и сапоги.

— Серые, с оранжевыми полосками? — перебил ее Артур.

— Да, да, точно. Твои? — угадала Гайка.

Артур кивнул.

— Куда он направился?

— Хм… — задумалась Анна, — он говорил что-то о каком-то старом друге в Феврале. Больше вроде ничего.