Опасная обочина

Но все случилось иначе: Эдуард повернул раньше.

— Ты куда?! — завопил Борька. — Я же сказал, за площадью!

— Цыц и не прыгай! — сквозь зубы процедил Баранчук, поворачивая к уже близкой милиции.

— Стой! — взвизгнул Борька. — Стой, говорю! Куда ты меня везешь? Мы куда едем?

— Узнаешь!

Баранчук затормозил прямо у входа. Он ловко выскочил из машины, на ходу ухватив монтировку, и тут же оказался по ту сторону «Волги». Борька сидел весь белый и перепуганный. Эдик рванул дверцу.

— Вылезай!

— Да ты что, рехнулся, что ли?! — прошипел Борька.

— Кому говорю, вылезай.

Эдик левой рукой ухватил воротник замшевой куртки, а правой сунул под нос ее обладателю тяжелую монтировку. Борька отшатнулся, и воротник, треснув по шву, остался в руках водителя.

— Ах, ты так?! Ты вещи рвать будешь?! — с холодной яростью изумился Борька и попытался ткнуть Баранчука ногой, не вылезая из салона.

Но Эдик был начеку. Он успел схватить брата за ногу и наконец выдернул его из машины на свет божий. Борька больно стукнулся об асфальт и больше сопротивления не оказывал, а лишь постанывал, яростно сверкая глазами, и громко дышал. Эдуард втащил его в дежурную комнату, приткнул к стене и потребовал у дежурного:

— Обыщите этого человека, у него может быть оружие. И арестуйте.

— Сейчас арестуем, — сказал дежурный капитан. — Кто это?

— То есть как это кто?! — удивился Эдик. — Это же мой двоюродный брат!

— Оснований для ареста немного, — миролюбиво улыбнулся дежурный. — Скажем, просто мало.

— Вы на него гляньте, товарищ капитан! Вы его сами разыскиваете. У нас его портрет в парке висит.

Шутливый тон вмиг покинул дежурного.

— Платонов, — приказал он сержанту, — обыщи.

При Борьке оружия не оказалось, документов тоже. Зато сержант извлек из заднего кармана брюк пачку валюты: какой, Эдик не разглядел. Пачка была довольно большая.

— Это уже кое-что, — сказал капитан.

Но Борька повел себя нагло, стал выкручиваться и врать:

— Это не мои деньги, товарищ капитан. Я за границу еду. С группой…

Но Эдик был начеку.

— Конечно, за границу, раз милиция разыскивает. Товарищ капитан, вы ему скажите, пусть он вас теперь «гражданин капитан» зовет.

Капитан поморщился.

— Пока не надо. Платонов, уведи.

Вскоре протокол задержания был оформлен. Дежурный от души пожал Эдику руку и записал ему на бумажке номер.

— Вот что, товарищ Баранчук, ты позвони попозже с линии, может, еще понадобишься сегодня. А так — молодец. В парк сообщим, какого парня воспитали. Пусть гордятся своими кадрами.

Баранчук вышел из милиции и закурил. Он не чувствовал угрызений совести, хотя все-таки какой-то осадок был: как-никак родственник, родная кровь, хоть и поганец.

Начинался час «пик», день близился к вечеру, и Эдуард, наверстывая упущенное, включился в работу. Он колесил по городу с пассажирами, а мысли его нет-нет да возвращались в одну точку: что такого мог натворить Борька? Видимо, что-то серьезное, раз милиция обратилась за помощью к таксистам, зря такой розыск не объявят, тут не до шуток.

Вскоре, как это и бывает, работа схлынула. На одной из стоянок уже перед самым концом смены Эдик решил маленько передохнуть и покалякать с ребятами. Он уже вышел из машины и, подходя к коллегам, услышал обычное «везу я сегодня одного пиджака», как вдруг вспомнил, что так и не взял ни одного заказа, хотя диспетчер дал ему целых два. Он вызвал со стоянки диспетчерскую и назвал свой номер, втайне надеясь, что все заказы в городе выполнены. Оказалось, что нет. А поскольку у Эдика знакомых среди диспетчеров не было, то и заказ он получил неважный: кому-то приспичило, на ночь глядя, ехать на дачу. Туда, конечно, хорошо, но обратно — «конем», как говорят таксисты.

Эдуард вернулся к цепочке машин и увидел, что водители сгрудились вокруг последней и о чем-то весело переговариваются. Баранчук сразу и не понял, в чем дело, а когда присмотрелся, стало ясно: в длинном ряду «Волг» последним стоял «Москвич». И не просто «Москвич», а такси. Все чин-чинарем: и шашечки, и зеленый «светлейший».

Баранчук от кого-то слышал, что в один из парков прислали небольшую опытную партию, это еще до его возвращения из армии. Правда, уважающие себя водители, говорят, отказались пересаживаться пусть на новые, но все-таки «Москвичи». И тогда их отдали на растерзание выпускникам досаафовских курсов, в общем, молодым водителям: дескать пусть испытывают. Впрочем, у Баранчука не было времени любоваться музейной редкостью. Он сел за руль своей «Волги» и, поскольку «Москвич» стоял прямо за ним, врубил заднюю скорость и, наезжая на капот «Москвича», сигналом потребовал дать дорогу.

«Ишь ты, — подумал он про себя, — ну обязательно этому салаге надо приткнуться к чужому багажнику».

Однако салага оказался расторопным: он шустро сдал назад, вежливо уступая место для маневра. Эдик выехал из ряда и помчался в сторону старого Арбата, а точнее, в один из его переулков.

Оказалось, что клиент уже расхаживает вдоль тротуара и нервно курит.

— Почему так долго, товарищ водитель? — раздраженно спросил мужчина средних лет и интеллигентной наружности.

— Вы ошибаетесь, я приехал на пять минут раньше, — возразил Баранчук.

— Ладно, ладно, не будем спорить. Поезжайте, только быстрей, прошу вас, я заплачу сколько нужно, — и он назвал адрес: дачный поселок у черта на куличках.

Баранчук поехал быстро, потому что это было и в его интересах — смена почти закончилась. Пассажир всю дорогу курил, а к тому времени, когда выехали за город, весь извертелся, то закрывая окно, то открывая ветровичок.

Они выехали за кольцевую, и Эдик «прижал». Он не задавал вопросов, уже по своему недолгому опыту зная, что извержение начнется само. Так оно и случилось: не доезжая километра три до места, клиент повернулся к нему и заискивающе заговорил, торопясь и глотая слова.

— Я хочу вам сказать, что… Ну то есть… Вы только поймите меня правильно… Как мужчина с мужчиной. Я, конечно, заплачу… вы, наверно, тоже женаты… Господи, что я говорю?! Слушай, парень, мы сейчас едем ко мне на дачу, а там моя жена… Словом, у нее кто-то есть. И я хочу в этом убедиться.

Поездка становилась интересной.

— Но я-то здесь при чем? — спросил Эдуард, который не был поклонником домостроя, хотя к супружеской неверности относился резко отрицательно, более того — брезгливо.

— Вы должны мне помочь, — сказал мужчина. — Надо как-то войти в дом, чтобы он… ну то есть тот… чтобы они не успели одеться и убежать… Я доходчиво излагаю?

— Хотите, я постучу и скажу: телеграмма, — предложил Баранчук.

Роль частного детектива сегодня просто улыбалась ему.

— Блестящая мысль! — прошептал мужчина. — Просто, но гениально! Давайте так и поступим.

Пассажир нервно полез в бумажник и достал какую-то купюру, сунул ее в ящик между сиденьями.

— Здесь деньги, их хватит, лучше нам рассчитаться сразу, мало ли что, — по-прежнему заговорщицким шепотом оттарабанил мужчина.

«Собственно, чего он боится? — подумал Эдик. — Что любовник убьет его и он не успеет со мной рассчитаться?»

Теплая волна сочувствия и нежности к этому благородному обманутому человеку захлестнула Эдика. И он уже представил себя высоким, стройным голубоглазым блондином (все верно, кроме того, что он был брюнет) в крылатке и цилиндре, с пистолетом «Лепажа» в руке у дверей шикарного особняка с колоннами. За ним понуро стоит ее муж. Они входят в особняк, минуют анфиладу комнат и распахивают дверь в спальню. «Полиция нравов!» — говорит между прочим Эдик. Любовник в ужасе отшатывается к стене, а она, в пеньюаре, легкая, воздушная и прекрасная, в облаке пушистых волос, бросается Эдику на шею и жарко шепчет: «Спасите, месье, они оба изверги…»

— Мы у цели, — сказал пассажир, — вот к этому забору.

До дачи последние метры они прошли пешком, на цыпочках поднялись на крыльцо. Эдик постучал. В доме зажегся свет, прошлепали чьи-то шаги и сонный женский голос из-за двери спросил с хрипотцой:

— Вам кого?

— Поли… — начал было Эдик, но вовремя спохватился. — Вам телеграмма.

В домике притихли. Потом тот же голос сказал:

— А вы положите под дверь.

Тут-то и произошло то, чего Баранчук не ожидал: с жутким криком выставив плечо, мужчина бросился на дверь. Та с грохотом распахнулась, и он влетел в проем, как греческая таранная машина. Верный долгу, Эдик последовал за ним и тоже вошел в комнату. Никого! Позади них, уперев руки в боки, стояла усатая неопрятная толстуха. Она усмехалась.

— Опять таксиста привел?

Мужчина подавленно опустил плечи и весь как-то сник, а Эдик вышел, на ходу подавляя в себе чувство невольного стыда. Он сел за руль и, включив дальний свет, стал по проселку выбираться на основное шоссе.

«Кто же польстится на такое чудовище? — думал он. — Не зря красавицы жалуются, дескать, мужиков нет. А вот на такую всегда найдутся, еще и выбирать будет, капризничать».

На обочине проселка в свете фар возникли две темных фигуры. Один из мужчин поднял руку, приглашая остановиться. Эдик затормозил.

«Уже лучше, — подумал он, — холостого пробега меньше, да и ехать веселей».

Но тут он вспомнил советы Жоры и на всякий случай, прежде чем подъехать, поставил двери на кнопки.

— Вам куда, ребята? — спросил Баранчук, перегнувшись через сиденье и открывая окно со стороны пассажиров.

— В город, шеф, — сказал, наклонившись, один из них. — Обижен не будешь. Заплатим как надо.

Парии как парни — обыкновенные, ничем не выделяющиеся, — и Эдик поднял кнопку задней дверцы. Правда, лицо одного из них, того, с усиками, показалось ему знакомым, но мало ли знакомых и похожих лиц на дорогах и улицах, каждый день похожих встречаешь…

Ребята уселись на заднее сиденье, Баранчук щелкнул тумблером таксометра, и они тронулись. Второй парень, тот, что без усов, ловко скользнул меж сиденьями и пружинисто опустился рядом с водителем. Достал папиросы, закурил.

— Здесь удобнее, — весело пояснил он. — Люблю впереди сидеть — обзор.

При выезде на основную трассу Эдуард включил левый поворот — к Москве. Но передний пассажир приказал:

— Давай направо!

Баранчук остановил машину.

— Но вы же сказали — в город?

— Правильно, только город городу рознь. Поехали в другой город.

— Нет, — заявил Баранчук, — у меня смена кончилась. Не повезу.

— Чего ты колотишься, шеф? — прищурился передний. — Копейка есть, будешь в порядке, я же сказал — заплатим.

— Не повезу, — Эдик отрицательно покачал головой. — И не уговаривайте.

— А ты глянь сюда, шеф, — негромко сказали с заднего сиденья. — Повернись, повернись…

Баранчук оглянулся на усатого: в машине было темновато, но не настолько, чтобы не увидеть пистолет в руке пассажира. И тут Эдик вспомнил, откуда ему знакомо это лицо: если бы не усы, за его спиной сидел бы копия Борьки.

«Попал», — мелькнуло у него в голове.

Выхода не было, и Баранчук повернул направо, лихорадочно соображая, что можно предпринять в такой ситуации. Выпрыгнуть на ходу из машины? Рискованно. Может, врубиться в столб… А потом что? Нет, это не выход…

Мысли потекли спокойнее. Раз они его сразу не стукнули, значит, он им нужен. Зачем?

Сидящий рядом с ним парень как бы угадал, о чем он думает, шевельнулся.

— Сделаешь все, как надо, — получишь сотенную. Понял?

— Понял…

«Интересно, за что расплачиваются такой купюрой?» — подумал он.

По ходу, но еще далеко засветились слабые огоньки. Эдик знал, что это пост автомобильной инспекции.

— Смотри не балуй, — предупредил передний пассажир.

— Они могут остановить. Как тогда?

— Очень просто: проедешь мимо.

Баранчук лихорадочно прокручивал варианты…

— Могут догнать. У меня движок слабый… после капиталки.

— Не догонят, — усмехнулся парень, — не на чем.

Вдали у будки, хорошо освещенной фонарями, действительно не было ни «коляски», ни «Жигуленка». На противоположной стороне стоял огромный рефрижератор, а его водитель шустро перебегал дорогу к остановившему его инспектору, тем самым выказывая уважение провинциального дальнобойщика к столичной милиции.

«На таких постах обычно дежурят по двое, — подумал Баранчук, — второй инспектор, видимо, в будке».

Он снизил скорость до сорока километров, как того требовал знак, и глянул в зеркальце заднего вида. Усатого не было, лег на сиденье, паршивец…

— Давай быстрей, — приказал передний. — Гони!

— А если за углом коляска?