Помоги проекту - поделись книгой:
Согласно одним данным, англичане потеряли в ходе сражения четыре человека; еще четыре или пять человек умерли от ран на следующий день. По свидетельству Томаса Беннета, потери англичан составили 60 человек.
Когда бой затих, Хокинс подсчитал, что ему досталось около двухсот пятидесяти пленных африканцев. В то же время воины «королей» Сьерра-Леоне и Каштруша взяли в плен 600 человек. Генерал надеялся, что союзники сдержат свое обещание и отдадут всех пленных ему, но просчитался. «Их величества» пожадничали и уступили ему, по разным данным, от семидесяти до ста пятидесяти человек.
Теперь на кораблях экспедиции находилось от четырехсот до шестисот невольников (согласно официальному отчету — 470). Оставаться у африканских берегов не было смысла. 3 февраля 1568 года флотилия Хокинса подняла паруса и направилась через Атлантический океан на запад, в Вест-Индию.
ВИЗИТ В КАРИБСКОЕ МОРЕ
Трансатлантический переход занял 52 дня. В ходе этого плавания от болезней и полученных в сражениях ран умерла часть моряков и солдат. Среди умерших значился и капитан пехотинцев Эдвард Дадли.
27 марта 1568 года корабли подошли к живописному, утопавшему в зелени тропических лесов острову Доминика. К берегу отправили шлюпки. Поскольку имелась опасность нападения со стороны индейцев-карибов, моряков охраняли вооруженные до зубов солдаты. Отыскав ручей, впадавший в море, матросы наполнили бочки водой, и еще до заката солнца шлюпки вернулись к кораблям. На следующий день люди снова высадились на берег, занявшись заготовкой дров, наполнением бочек водой и сбором плодов.
Затем вдоль подветренной стороны Малых Антильских островов участники экспедиции двинулись в южном направлении. Вскоре на горизонте появились три острова — Маргарита, Коче и Кубагуа, славившиеся своими жемчужными промыслами. Два последних острова не имели постоянного населения; лишь на восточном берегу Маргариты, в глубине извилистой бухты, находилась небольшая, в полсотни душ, испанская колония Асунсьон, охраняемая фортом и худосочным гарнизоном.
Тремя годами ранее Хокинс останавливался на Маргарите и наладил взаимовыгодный обмен с местными жителями. Колонисты, недовольные монополией севильской Торговой палаты, охотно купили у него не только изделия европейских мануфактур, но и африканских невольников, труд которых использовался на добыче жемчуга. Дрейк тоже имел возможность посетить Маргариту в составе экспедиции капитана Ловелла. Однако англичане не знали, как поведут себя испанцы на этот раз.
Флотилия Хокинса вползла в гавань Асунсьона на закате дня, произведя салют из корабельных пушек. В ответ — тишина. Пушки форта молчали, на берегу было безлюдно. Англичане предположили, что испанцы, напуганные частыми набегами французских корсаров, приняли их за очередную банду «ловцов удачи» и в страхе бежали вглубь острова.
Хокинс написал губернатору Маргариты любезное письмо, в котором объяснил цель своего визита:
«Ваша честь, я подошел к Вашему острову лишь для того, чтобы дать возможность моим людям пополнить запасы провианта, который Вы продадите мне за мои деньги или товары, предполагая пробыть здесь не более 5–6 дней. Заверяю Вас и всех прочих, что в указанный период с моей стороны и со стороны моих людей никому не будет причинен даже малейший ущерб, о чем Ее Величество королева Англии, моя госпожа, при моем отплытии из Англии велела мне всячески заботиться, а заодно служить с моим флотом Его Величеству королю Испании, моему бывшему господину, ежели в тех местах, куда я попаду, в том возникнет необходимость».
Когда шлюпочная команда, которая везла с собой послание Хокинса, высадилась в районе верфи, к ней приблизилась группа всадников. Англичане сообщили испанцам, кто они такие и чего хотят. Тогда один из всадников взял письмо для губернатора и пообещал вернуться с первыми лучами солнца.
На рассвете ответ губернатора был передан шлюпочной команде, которая доставила его на борт флагмана. Губернатор пригласил Хокинса пожаловать в «город» в девять часов утра, позволив ему приобрести все, в чем он нуждался. Генерал надел свое лучшее платье и отправился на берег в сопровождении вооруженного отряда солдат.
Администрация колонии и большинство колонистов встретили заморских гостей на центральной площади Асунсьона. Хокинс и губернатор пожали друг другу руки и с помощью Антониу Годдарда, игравшего роль переводчика, обменялись любезностями. После осмотра поселения и руин нескольких домов, сожженных шестью месяцами ранее французами, генерал флотилии и его офицеры были приглашены на обед.
Во время трапезы Хокинс попросил у губернатора разрешения закупить на острове говядину и баранину. Такое разрешение было дано, и в течение восьми дней на площади поселения шла бойкая торговля. С кораблей на берег доставили тюки с сукном и полотном, а также инструменты, гвозди и иные металлические изделия, в которых колонисты испытывали нужду. Все это меняли на провизию — вяленое мясо, рыбу, маис, овощи и фрукты. Кроме того, моряки охотились в окрестностях Асунсьона на птиц и запасались яйцами.
«В миле от острова, — сообщает Хортоп, — в море находится скала, на которой гнездится множество птиц, похожих на казарок. Ночью мы отправились в наших лодках и убили многих из них дубинками; и привезли их вместе с множеством яиц к нам на борт… Мы питались ими, найдя очень вкусными».
На девятый день корабли покинули Маргариту и с попутным ветром пошли вдоль венесуэльского побережья на запад, к Борбурате. Эта гавань служила «морскими воротами» для города Валенсия, находившегося в глубине провинции, примерно в 50 милях от побережья. Англичане подошли к Борбурате 4 апреля и стали на якорь в укромной бухточке между рифами и песчаными отмелями. Хокинс бывал здесь в 1565 году и установил деловые связи с губернатором Алонсо Бернальдесом. Однако визит в Борбурату капитана Ловелла, о чем рассказывалось выше, оказался менее успешным. Хокинс, по всей видимости, знал, что Бернальдес попал в опалу — его обвинили в незаконных сделках с корсарами-лютеранами и отозвали в Испанию. Поэтому англичане терялись в догадках, какой прием их ожидает в Борбурате на сей раз.
Губернатором провинции Новая Андалусия по-прежнему был дон Диего Понсе де Леон, резиденция которого находилась в Коро. Как ранее на Маргарите, Хокинс решил действовать дипломатично. Он отправил дону Диего письмо, в котором с величайшим сожалением сообщал: ему, мол, известно, что король запретил своим губернаторам в Америке выдавать лицензии на торговлю с иностранцами, но в силу сложившихся обстоятельств он все же хочет продать колонистам кое-что из товаров и 60 негров-рабов, чтобы было чем выплатить жалованье своим солдатам. В заключение генерал предложил губернатору встретиться тет-а-тет и побеседовать о делах, посулив ему от этой встречи немалую выгоду.
Дон Диего как раз инспектировал восточные районы провинции, поэтому гонец с письмом Хокинса отправился не в Коро, а в недавно основанный город Сантьяго-де-Леон-де-Каракас (современный Каракас). Путь ему предстоял неблизкий, и, пока он был занят поисками губернатора, англичане получили возможность спокойно заниматься своими делами в Борбурате.
Видя, что жители городка не проявляют враждебности, Хокинс 17 апреля подвел корабли ближе к берегу и под покровом ночи начал продавать английские товары и африканских невольников всем желающим. Городские власти смотрели на эти «шалости» сквозь пальцы, так что вскоре сделки стали совершаться не только по ночам, но и в дневное время. Моряки, не участвовавшие в торговле, занимались кренгованием судов, очищали и смолили борта, ремонтировали рангоут и такелаж, а также пополняли запасы воды и провианта, тогда как солдаты обеспечивали круглосуточную охрану гавани и лагеря на берегу.
Поскольку в Борбурате запасов мяса оказалось мало (перед приходом англичан городок был основательно разорен французскими корсарами под командованием Никола Балье), Хокинс решил достать провиант в Валенсии. В указанном городе, по его сведениям, находилась резиденция епископа, и генерал решил втянуть последнего в коммерческие сделки. Он написал епископу письмо, в котором попросил продать ему сотню быков и навестить англичан в Борбурате.
Ответ епископа был любезным. Он не возражал против присутствия иностранцев в гавани и их торговли с местными жителями. В то же время епископ выразил сожаление, что не сможет приехать на встречу с командующим флотилией — как в силу преклонного возраста и многочисленных недугов, так и из боязни скомпрометировать себя в глазах паствы.
Хокинс счел письмо епископа хорошим знаком и отправил ему в подарок двух рабов и 12 серебряных ложек.
В конце апреля королевский счетовод провинции Венесуэла Диего Руис де Вальехо привез наконец ответ губернатора. Последний с сожалением сообщал, что не может разрешить англичанам вести торговлю во владениях короля Филиппа. В то же время он не угрожал и не требовал немедленно покинуть венесуэльские воды. Хокинс сделал вывод, что никто не будет препятствовать ему в его бизнесе.
Некоторые купцы из Валенсии хотели прибыть в Борбурату и торговать с англичанами, но, испугавшись карательных санкций со стороны колониальной администрации, не рискнули это сделать. Когда об этом стало известно Хокинсу, он решил отправить в Валенсию 60 солдат во главе с Робертом Барретом. Отряд, ведомый проводником, вышел из Борбураты засветло, к полудню пересек прибрежную равнину и во второй половине дня достиг покрытых лесом холмов. Ни индейцы, ни испанцы не препятствовали его продвижению. Хортоп, участвовавший в походе, вспоминал:
«Когда мы поднимались на холм, двигаясь в сторону Пласенсии (Валенсии. —
Здесь водится много тигров (ягуаров.
Приближение вооруженного отряда, безусловно, не осталось не замеченным жителями Валенсии. Неудивительно, что, прибыв в город, англичане нашли его покинутым: убежали все, включая епископа, городских чиновников и купцов. Отыскав дом епископа, Баррет застал в нем лишь одного больного священника. В доме имелись кладовка и подвал, наполненные съестными припасами и бочонками с вином. Подкрепившись, солдаты двинулись в обратный путь и через несколько дней вернулись в Борбурату.
Пока часть моряков занималась очисткой и переоснащением больших судов, Хокинс решил отправить малые суда «Уильям энд Джон», «Грейс оф Год» и «Своллоу» на остров Кюрасао за шкурами и вяленым мясом; одновременно Дрейк с «Джудит» и «Эйнджелом» должен был посетить Коро и Рио-де-ла-Ачу. Хокинс поручил своему «дорогому кузену» вступить в переговоры с местными властями и договориться с ними о торговле.
Дрейк прибыл на рейд Рио-де-ла-Ачи 4 июня и для начала попросил у Мигеля де Кастельяноса разрешение взять пресную воду. Однако дон Мигель, усилив гарнизон форта сотней ополченцев — испанцев, индейцев и негров — и перекрыв подходы к городку баррикадами, прислал Дрейку отрицательный ответ. Английский пинас, направившийся к берегу, был встречен огнем из трех пушек. В ответ корсары тоже пальнули пару раз в сторону дома казначея. Одно из ядер влетело в окно и разбило стол; дон Мигель, к счастью, не пострадал, но, говорят, от неожиданности свалился с кресла на пол.
У англичан один человек был ранен выстрелом из аркебузы. Чтобы не подвергать суда неоправданному риску, Дрейк отвел их подальше от берега.
В течение нескольких дней «Джудит» и «Эйнджел» блокировали вход в гавань. В это время в море была замечена каравелла, направлявшаяся в Рио-де-ла-Ачу с провиантом и депешами от губернатора Санто-Доминго — административного центра острова Эспаньола. Дрейк тут же прыгнул в пинас и отправился на ее перехват. Испанские аркебузиры, находившиеся на берегу, попытались выстрелами отсечь англичан от каравеллы, однако сделать это им не удалось — судно было взято на абордаж. Забрав почту и провиант, Дрейк отпустил пленных моряков на берег с посланием для дона Мигеля: «Если не захотите с нами торговать, то мы, выбившие вам окно, уничтожим все дотла».
Вечером 9 июня, когда в Рио-де-ла-Ачу пришли корабли Хокинса, последний попытался действовать более дипломатично и убедить несговорчивого Кастельяноса разрешить ему продать местным плантаторам шесть десятков негров. Увы, озлобленный пиратскими действиями Дрейка, казначей не пожелал вступить в сделку с генералом флотилии и даже запретил ему набрать в бочки пресную воду. «Если вы попытаетесь высадиться, — с вызовом добавил он, — то встретите с нашей стороны должный отпор».
Англичане приняли вызов. На следующий день в двух милях к востоку от города на сушу высадился отряд в составе двухсот солдат. Приблизившись к городку, они наткнулись на бруствер, над которым развевался флаг Кастилии. На переговоры с казначеем был отправлен испанский пилот, присоединившийся к экспедиции в Борбурате. Но Кастельянос вновь отверг предложение решить вопрос полюбовно. Тогда Хокинс, желая свести свои потери к минимуму, решил уничтожить бруствер с помощью корабельной артиллерии. После нескольких залпов укрепление было частично разрушено и десантный отряд бросился в атаку. Испанский гарнизон встретил его залпом из аркебуз, но потом дрогнул и спешно отступил к окружавшему селение палисаду. Вместе с пехотинцами дали деру и два десятка всадников во главе с казначеем.
Когда стало ясно, что битва проиграна, все население Рио-де-ла-Ачи в панике бежало в окрестные леса. Преследуя противника, английские солдаты захватили в плен одного испанца, которого генерал флотилии отпустил через три дня. В ходе описанной операции, по данным Хокинса, погибли двое англичан, несколько человек получили ранения. Кастельянос в своем отчете королю утверждал, что его солдаты уложили 30 корсаров.
Овладев Рио-де-ла-Ачей, заморские гости выставили охрану и дождались прибытия парламентера. Посланник казначея передал Хокинсу письмо, в котором дон Мигель по-прежнему отказывался дать англичанам разрешение на торговлю. Генерал не сдавался. Через борбуратского пилота он передал Кастельяносу очередную просьбу о выдаче ему лицензии на право сбыта рабов и товаров из Европы. На этот раз свою просьбу он подкрепил угрозой сжечь поселение в случае отрицательного ответа.
Дон Мигель ответил, что даже если Хокинс «сожжет все Индии», он все равно не добьется своего.
Пока генерал переписывался с казначеем, его солдаты и матросы ограбили покинутые жилые дома и церковь, нашли шесть бочек вина, перепились и — возможно, по собственной инициативе — подожгли несколько домов. К тому времени, когда Хокинс приказал пожарной команде загасить огонь, сгорела почти треть селения.
Вскоре из леса прибыла еще одна группа парламентеров. Последние передали генералу очередное письмо от дона Мигеля, в котором он сообщал: если англичане сожгут весь город, у короля Испании найдутся средства, чтобы на его месте построить новый, еще лучший. Послание содержало также скрытую угрозу: если англичане не уйдут, они горько пожалеют об этом, ибо план их уничтожения уже составлен.
Хокинс решил воздействовать на несговорчивого казначея с помощью зажиточных жителей городка, оказавшихся среди парламентеров. Он зачитал письмо дона Мигеля вслух и открыто обсудил с ними его содержание, затем заверил испанцев, что не стремится к конфронтации и что торговля принесет прибыль обеим сторонам. Более того, он пообещал возместить ущерб тем колонистам, чьи дома и собственность пострадали во время пожара, а также заверил, что заплатит священникам компенсацию за погром, который его люди учинили в церкви.
Утром следующего дня на берег были выгружены две полевые пушки, призванные прикрыть подступы к Рио-де-ла-Аче со стороны суши. После полудня отряд разведчиков обыскал три дома, стоявшие по другую сторону палисада, и нашел небольшой склад оружия и личное знамя казначея.
Несколько дней прошли в бездействии. А 15 июня в английский лагерь прибыли какой-то мулат и чернокожий раб Педро, принадлежавший самому Кастельяносу. В обмен на обещание свободы африканец сообщил Хокинсу, что может показать, где дон Мигель укрыл королевскую казну, снаряжение и часть сбежавших жителей городка.
Вечером, когда стемнело, Педро повел в лес отряд англичан, насчитывавший около ста двадцати аркебузиров. Пройдя шесть миль, они вышли на поляну, на которой увидели несколько палаток. Испанский лагерь был взят практически без сопротивления; в плен попали в основном старики, женщины и дети, а также несколько домашних рабов. В одной из палаток налетчики обнаружили окованные железом сундуки, содержавшие кожаные сумки с жемчугом, ящики с золотым песком и самородками, серебряные и золотые монеты и немного изумрудов. В Рио-де-ла-Ачу к генералу было тут же отправлено сообщение с просьбой прислать подкрепление и две повозки.
На рассвете Кастельянос с небольшим отрядом солдат и индейцев предпринял попытку отбить захваченную неприятелем казну, но англичане были начеку и легко отразили нападение. Затем прибыл Хокинс с повозками, сотней солдат и пилотом из Борбураты.
Когда сокровища погрузили на повозки, генерал отправил к Кастельяносу парламентеров. Он велел им в присутствии жителей Рио-де-ла-Ачи передать казначею, что все богатства будут погружены на корабли и оставлены там в качестве залога, но, как только дон Мигель даст свое согласие на торговлю, будут немедленно возвращены законным владельцам. Хокинс пообещал, что заплатит испанской таможне семь с половиной процентов пошлины с цены за каждого проданного раба. Если же казначей откажется выдать лицензию на торговлю, все убытки от визита англичан лягут тяжким бременем на жителей Рио-де-ла-Ачи.
Кастельянос понял, что проиграл. Жители поселения, услышав о том, что предлагает английский генерал, сочли его условия вполне приемлемыми и потребовали, чтобы дон Мигель принял их. С тяжелым сердцем казначей согласился встретиться с Хокинсом в полдень этого же дня.
Переговоры шли в течение часа и завершились заключением взаимоприемлемого соглашения. Англичане получили разрешение на торговлю, после чего Хокинс велел своим людям освободить пленников и вернуть имущество тем жителям, которые пострадали от грабежей.
На следующий день королевская казна была возвращена Кастельяносу. Затем англичане передали испанцам 60 африканских невольников, получив взамен четыре тысячи золотых песо, взятых из упомянутой казны (возможно, это была плата за рабов, оставленных ранее капитаном Ловеллом). Кроме того, дон Мигель обменялся с работорговцем подарками и купил для себя за тысячу песо еще два десятка рабов. Подарок Хокинса включал в себя бархатный плащ, украшенный жемчугом и золотыми пуговицами, и отороченное мехом платье из тафты. В ответ казначей отправил ему широкий пояс, украшенный жемчугом, который он, скорее всего, изъял из сокровищницы короля Филиппа.
На другой день Кастельянос покинул Рио-де-ла-Ачу и больше не появлялся там до отплытия англичан. Когда он уехал, с борта «Джизес оф Любека» и «Миньона» на берег доставили большую партию рабов. Торговля велась в течение двух недель; колонисты купили от полутора сотен до двухсот африканцев и много тюков сукна и полотна. За все они расплатились звонкой монетой и жемчугом.
К началу июля Хокинс пришел к выводу, что экспедиция не только полностью себя окупила, но и принесла прибыль. Две трети товаров было продано. Теперь можно ставить паруса и идти дальше.
Перед уходом генерал не только возместил ущерб пострадавшим, но и отдал испанцам двух перебежчиков — негра и мулата. Оба были повешены, а Педро еще и четвертован.
Ночью, снявшись с якоря, флотилия проследовала дальше на запад, к небольшому селению Санта-Марта, куда прибыла в конце следующего дня. Губернатору было отправлено письмо с просьбой разрешить колонистам сбыть оставшихся на борту негров-рабов и закупить провизию. Хокинс рассчитывал получить ответ утром, но уже через пару часов от губернатора пришло ответное послание, в котором тот предлагал встретиться на следующий день в десять часов.
Утром Хокинс в сопровождении вооруженного эскорта отправился на берег, где у него состоялся разговор с местным губернатором и его помощниками. Испанцы согласились вступить с англичанами в торговую сделку после небольшого «потешного» сражения — эта инсценировка понадобилась для того, чтобы не уронить «честь» испанского оружия и замылить глаза правительству в Мадриде. Вскоре десант из ста пятидесяти солдат высадился на берег и бросился в атаку. Одновременно корабли открыли по селению огонь из пушек, но так, чтобы не повредить дома и церковь. Разрушенным оказалось лишь нежилое строение на окраине — его руины должны были засвидетельствовать факт пиратского налета.
На центральной площади Санта-Марты англичан встретил испанский парламентер с белым флагом. Он сказал, что губернатор и «лучшие мужи» находятся в дальнем конце селения и желают переговорить с Хокинсом об условиях капитуляции. Переговоры, как и ожидалось, завершились успешно: губернатор выдал генералу лицензию на право торговли, и в течение двух недель работорговцы и жители Санта-Марты наслаждались обоюдовыгодными сделками, обменом подарками и банкетами. Хокинсу удалось сбыть еще 110 невольников (половину из них приобрел губернатор) и часть товаров из Европы на сумму в 12–13 тысяч дукатов. Однако распродать весь «живой товар» все же не удалось — в трюмах осталось примерно полсотни африканцев.
26 июля участники экспедиции отправились из Санта-Марты к Картахене — «морским воротам» Новой Гранады и появились в виду города спустя шесть дней. Корабли свернули марсели и произвели салют из пушек. Городские батареи ответили любезностью на любезность. Тем не менее губернатор дон Мартин де лас Алас тут же призвал всех горожан к оружию. По свидетельству монаха Педро Симона, дону Мартину удалось собрать два отряда ополченцев: первый состоял из четырехсот индейцев, второй — из двухсот испанцев. Из состава последнего выделили небольшую группу аркебузиров, которую возглавил сын губернатора Грегорио де лас Алас, и эскадрон в составе шестидесяти всадников во главе с Педро де Барросом. Общее военное руководство осуществлял маэстре-де-кампо Педро де Мендоса. В авангарде он разместил упомянутый батальон индейцев; кавалерия заняла позицию в арьергарде. Кроме того, на пляже была установлена пушка и разбросано множество шипов, смазанных смертельным ядом. Еще одну пушку установили в форте Ла-Калета. Возможно, какая-то часть защитников укрылась в форте Бокерон, находившемся у входа во внутреннюю гавань.
Хокинс, однако, не собирался штурмовать Картахену. Он ввел свою флотилию в обширную внешнюю гавань через пролив Бока-Гранде, стал на якорь и отправил к губернатору Антониу Годдарда (по испанским данным — Жуана Кардозу) с письмом, в котором просил разрешения войти в город «лишь с целью торговли». Мартин де лас Алас ответил ему категорическим отказом, подчеркнув, что «единственными пунктами соглашения могут быть лишь ядра, выпущенные из пушек». После этого дон Мартин подарил парламентеру золотую цепь — в уплату за его службу — и приставил к нему эскорт из двадцати всадников, чтобы проводить его на берег моря. После ухода Годдарда аркебузиры произвели в сторону флотилии Хокинса несколько выстрелов, желая показать решимость защитников города драться не на жизнь, а на смерть. Тогда, согласно свидетельству Хортопа, «Миньон» обстрелял город и крепость из пушек. Испанская артиллерия открыла ответный огонь по кораблям корсаров, вынудив их отойти на безопасное расстояние.
Высадившись на живописном, утопавшем в зелени садов острове Тьерра-Бомба, люди Хокинса провели там целую неделю. В пещере, находившейся рядом с усадьбой Херонимо Родригеса, они нашли склад мускатного вина, оливкового масла маиса и иных продуктов. Вино, масло и маис англичане забрали себе, оставив испанцам партию шерстяных и льняных тканей стоимостью 300 дукатов.
Поскольку приближался сезон ураганов, Хокинс решил, что пора возвращаться домой. Корабли покинули Картахенскую бухту, взяв курс на северо-запад.
По данным Н. Хэзлвуда, в это время генерал отпустил на все четыре стороны французских пиратов, задержанных им в районе Зеленого Мыса, а также избавился от тихоходного португальского барка, взятого на реке Сан-Домингу, — его расснастили и пустили ко дну.
22 августа в районе кубинского мыса Сан-Антонио разыгрался жесточайший шторм, не утихавший в течение восьми дней. Флотилию понесло на север, к берегам Флориды. Когда ураган стих, выяснилось, что «Уильям энд Джон» пропал, а «Джизес оф Любек» протекает как решето. Необходимо было срочно найти удобное место, где можно починить флагман и другие потрепанные бурей суда. Не обнаружив таковое на флоридских берегах, Хокинс повернул на юго-запад, к побережью Юкатана.
11 сентября в заливе Кампече, в районе безлюдных островов Триангулос, англичане заметили два испанских парусника. Дрейк с «Джудит» и «Эйнджелом» отправился на их перехват и в конце концов задержал судно Франсиско Мальдонадо, шедшее из юкатанского порта Кампече. На призе нашли груз вина. Дрейк отбуксировал приз к борту «Джизес оф Любека», после чего отвел капитана Мальдонадо и его пилота, Бартоломе Гонсалеса, в каюту генерала флотилии. Пленные сообщили Хокинсу, что их судно направлялось в Сан-Хуан-де-Улуа — мексиканскую гавань, где имелась хорошая якорная стоянка, прикрытая с севера одноименным островом. В Сан-Хуане можно было пополнить запасы провизии и отремонтировать пострадавшие в шторм суда, однако, согласно информации Мальдонадо, туда вскоре должен был прибыть из Испании «серебряный флот». Несмотря на риск встретиться с испанскими военными кораблями, Хокинс решил взять курс на упомянутую гавань.
Пока английская флотилия продвигалась в юго-западном направлении, ей удалось захватить еще два небольших судна. На их борту обнаружили мед, воск и сотню пассажиров, включая двух монахов и богатого дворянина дона Агустино де Вилья-Нуэва. Эти пленники могли помочь Хокинсу найти общий язык не только с властями Новой Испании (Мексики), но, возможно, и с командующим «серебряным флотом».
СРАЖЕНИЕ В ГАВАНИ САН-ХУАН-ДЕ-УЛУА
Вечером 15 сентября корабли Хокинса подошли к гавани Сан-Хуан-де-Улуа — «морским воротам» Веракруса.
Город Веракрус, основанный завоевателем Мексики Эрнаном Кортесом, в то время находился примерно в 15 милях к северу от этой гавани. Сама гавань прикрыта от преобладающих здесь северных ветров невысоким каменистым островом, расположенным в полумиле от материковой земли. На его обращенной к материку стороне испанцы с помощью негров-рабов соорудили церквушку, здание таможни, несколько деревянных домов для гарнизона (он насчитывал полсотни солдат), складские помещения и набережную, к которой направлялись суда, желавшие стать на якорь в относительно безопасном месте.
Когда Хокинс появился в гавани, там стояли на якоре «двенадцать кораблей, которые, как говорят, имели на борту на 200 000 ф. ст. золота и серебра». Кроме того, в городе ожидали прибытия «серебряного флота» (официально — «флот Новой Испании») — ежегодной флотилии, доставлявшей из метрополии переселенцев и изделия европейских мануфактур, а потом увозившей на родину американские товары и сокровища.
Испанцы ошибочно приняли корабли англичан за суда этого флота. Хокинс прибег к уловке, отправив вперед три испанских судна, захваченных в заливе Кампече. Данное обстоятельство и ввело испанцев в заблуждение. Можно представить их испуг, когда, прибыв утром 16 сентября на борт флагманского галеона Хокинса, они обнаружили свою ошибку! Вся годовая выручка Мексики оказалась под контролем англичан. Однако генерал флотилии поспешил успокоить королевского казначея Франсиско де Бустаманте и заместителя городского головы Мартина де Маркану, заявив, что не собирается захватывать корабли с сокровищами, а лишь намерен отремонтировать свои суда и пополнить запасы продовольствия.
Отсалютовав испанскому гарнизону, находившемуся на острове и все еще не подозревавшему о том, что за гости пожаловали в гавань, английская флотилия стала на якорь недалеко от каменной набережной и подняла флаги с красным крестом Святого Георгия. Когда испанцы поняли свою ошибку, их охватила паника. Не слушая приказов своего молодого командира Антонио Дельгадильо, они бросились к лодкам и пинасам, чтобы перебраться на материк. В итоге с комендантом гарнизона осталось лишь восемь солдат. Поскольку ни о каком сопротивлении англичанам не могло быть и речи, Дельгадильо отправил на переговоры с ними двух своих людей. Последние вернулись назад с переводчиком Антониу Годдардом, который, успокоив коменданта, рассказал ему о мирном характере визита флотилии Хокинса.
Тем временем, вернув испанцам захваченные в заливе Кампече суда и отпустив с миром почти всех пленных (кроме Бустаманте, Вилья-Нуэва и одного или двух других заложников), Хокинс послал сообщение властям в Мехико с просьбой разрешить ему переоснастить свои корабли и купить в Веракрусе необходимое снаряжение и провиант. Он также добавил, что, будучи подданным английской королевы, «любящей сестры короля Филиппа», надеется на покровительство вице-короля в случае прибытия из метрополии флота Новой Испании.
Утром 17 сентября у входа в гавань Сан-Хуан-де-Улуа неожиданно появился галеон «Сан-Педро» — флагманский корабль генерал-капитана дона Франсиско де Лухана, сопровождавший полдюжины тяжело нагруженных торговых судов. На его борту находился новый вице-король Мексики дон Мартин Энрикес де Альманса. Затем на горизонте показался вице-адмиральский галеон «Санта-Клара», командир которого, дон Хуан де Убилья, вел за собой еще пять торговых судов. Хокинс оказался в весьма опасном положении. Он знал, что благодаря реформе дона Педро Менендеса де Авилеса испанские «серебряные флоты» всегда должны сопровождаться хорошо вооруженными
Комендант Дельгадильо, заметив на горизонте корабли «серебряного флота», тут же послал к ним Кристобаля Санчеса с предупреждением об опасности. Англичане тоже увидели паруса указанного флота, и Хокинс предпринял ряд мер по укреплению своих позиций в гавани. Он вызвал Дельгадильо на борт «Джизес оф Любека» и заявил ему, что возьмет батарею на острове Сан-Хуан-де-Улуа под свой контроль. Затем попросил коменданта отправиться навстречу испанским кораблям и передать генерал-капитану «серебряного флота» письмо, в котором сообщал, на каких условиях он позволит ему войти в порт.
Позиция англичан, безусловно, была более выгодной, так как под их контролем оставались остров и якорная стоянка, на которую они могли не пустить испанские суда; в таком случае первый же шквал с севера выбросил бы их на скалистый берег.
Флот Новой Испании лег в дрейф в трех лигах мористее, после чего в порт был направлен пинас с белым флагом перемирия. Если верить Хортопу, переговоры начались бурно. Хокинс потребовал, чтобы вице-король разрешил снабдить англичан необходимыми припасами и обеспечил ему возможность свободно выйти из гавани через один из проходов, тогда как сами испанцы могли войти туда через другой проход. На это дон Мартин Энрикес высокомерно ответил, «что он — вице-король и имеет тысячу людей, поэтому он непременно войдет».
«Если он вице-король, — дерзко ответил Хокинс, — то я представляю здесь мою королеву и, значит, такой же вице-король, как и он. И если у него имеется тысяча людей, то мой порох и ядра найдут себе прекрасное применение».
Стороны долго спорили по вопросу о том, кто будет владеть островом Сан-Хуан-де-Улуа. Хокинс настаивал на своем приоритете, и переговоры затянулись на несколько дней, пока то ли страх перед шквалом, то ли дипломатические способности Хокинса не заставили дона Мартина уступить.
Согласно достигнутому соглашению англичанам разрешалось отремонтировать свои суда и закупить в городе провиант. В качестве гарантии их безопасности испанцы позволили им владеть островом и держать на трех береговых батареях 11 пушек. Ни один испанец не мог сойти на берег с оружием в руках. В понедельник 20 сентября указанный договор был ратифицирован и стороны обменялись заложниками — десять англичан против десяти испанцев. После этого Хокинс счел возможным освободить казначея Бустаманте.
Вечером испанцы снялись с якоря и стали на ночь на внешней стороне порта. Во вторник утром, воспользовавшись приливом и попутным ветром, они под звуки труб вошли в гавань, и оба флота салютовали друг другу. Сначала испанские суда попытались стать возле английских, но Хокинсу подобное положение дел не понравилось, и весь вторник и среду испанские и английские моряки трудились над тем, чтобы развести оба флота на разные стоянки. Наконец суда разошлись, развернувшись носом к берегу острова, причем с бушпритов можно было легко соскочить на причал, не прибегая к помощи шлюпок. Ближе всех к испанцам стоял «Миньон», рядом с ним — «Джизес оф Любек»; расстояние между флотами не превышало 20 ярдов.
Еще находясь на внешней стороне гавани, дон Мартин отправил тайный приказ городскому голове Веракруса дону Луису Сегри прислать к нему 120 солдат, а в понедельник вечером распорядился скрытно посадить их на суда флота. Это наращивание сил, согласно официальной испанской «Реляции», продолжалось также в среду и четверг в соответствии с разработанным планом нападения на корсаров. Между «Миньоном» и двумя испанскими галеонами —
Необычное передвижение испанских отрядов и установка на кораблях дополнительных пушек не прошли незамеченными для Хокинса, и в четверг 23 сентября, приведя свою флотилию в полную боевую готовность, он через Баррета передал вице-королю протест. В ответ испанцы заверили его, что дополнительная артиллерия будет немедленно снята. Поскольку это не было выполнено, Хокинс послал повторный протест. Между тем находившиеся на берегу испанцы изображали из себя друзей англичан и усиленно угощали их спиртным. Ожидая ответ на свой второй протест, Хокинс решил спуститься в каюту пообедать.
За его столом в качестве гостя сидел знатный заложник — дон Агустин де Вилья-Нуэва, захваченный, как сообщалось выше, на одном из судов в заливе Кампече. Из его рукава неожиданно показалась рукоятка кинжала. К счастью, один из стюардов, Джон Чемберлен, вовремя заметил это и, навалившись на дона Агустина, обезоружил его. Хокинс вскочил на ноги.
— Схватите его, — приказал он, — и отведите в каюту слуг! Пусть двое охранников стерегут мерзавца.
Вооружившись арбалетом, генерал быстро поднялся на палубу и вскоре перебрался на борт «Миньона». Вахтенные сообщили ему, что на хульке испанцы ведут себя крайне подозрительно. Хокинс бросил взгляд на бак хулька и увидел там вице-адмирала Убилью: тот был вооружен и облачен в доспехи. Используя свой скромный запас испанских слов, Хокинс с презрением крикнул, что он — не джентльмен и ведет себя как мошенник. Это был вызов, и гордый испанец принял его. Генерал тут же выстрелил в противника из арбалета, а один из английских аркебузиров подстрелил какого-то солдата, появившегося на палубе хулька.
Перемирие закончилось. Убилья взмахнул белой салфеткой, подавая условный сигнал людям, прятавшимся на борту
Однако англичане, остававшиеся на борту судов, держали ухо востро. Едва была поднята тревога, как испанские корабли подверглись артиллерийскому обстрелу со стороны флотилии Хокинса.
Тем временем хульк сошелся нос к носу с английским вице-адмиральским судном, и испанские солдаты бросились на абордаж. «На это, — пишет Хортоп, — наш генерал громким и свирепым голосом крикнул нам: „Бог и Святой Георгий! Вперед на этих негодяев-предателей, очистите от них Миньон! Я верую в Господа, так что день будет за нами!“
Тогда моряки и солдаты перепрыгнули с „Джизес оф Любека“ на „Миньон“ и вышибли испанцев».
Надо заметить, что при первом же подозрении об измене Хокинс велел капитану «Миньона» Хэмптону быть начеку. Поэтому еще до того, как атака на его корабль была возобновлена, Хэмптон покинул прибрежную стоянку, отбуксировав судно на чистую воду кормой вперед, а потом обрушил шквал огня на горящую испанскую
Почти все англичане, находившиеся на берегу, были убиты в самом начале сражения. Среди трех уцелевших, как говорили, находился и Фрэнсис Дрейк: он спасся, прорвавшись через дерущуюся толпу на борт своего судна. Об этом, в частности, пишет испанский хронист Эррера, но Хортоп, который находился среди уцелевших, о Дрейке не упоминает.
Как только «Миньон» отступил, вражеский хульк повернулся в сторону «Джизес оф Любека»; в это время еще два испанских судна атаковали английский флагман, пытаясь взять его на абордаж. С трудом отбив натиск неприятеля, англичане перерезали главный швартов и укрыли флагманский корабль за «Миньоном».
Когда огонь пушек англичан стих, вражеская
Хокинс, однако, не пал духом. Попросив у своего пажа Сэмюэла кубок пива, он призвал пушкарей «стать к орудиям бодро, как приличествует мужчинам».
Едва командир отставил серебряный кубок в сторону, вражеское ядро сбило его.
— Не бойтесь! — воскликнул Хокинс. — Ибо Господь, спасший меня от ядра, спасет нас всех от этих предателей и негодяев!
Между тем «Эйнджел» был потоплен огнем береговых батарей, а изувеченный ядрами «Своллоу» взят на абордаж. Французский капитан Бланд попытался вывести из гавани судно «Грейс оф Год», но связанные цепью ядра сбили на нем грот-мачту. Француз велел своим людям поджечь изувеченный корабль и пустить его по ветру в сторону испанской флотилии, после чего вместе с командой перебрался на пинасе на борт английского флагмана.
Рангоут и корпус «Джизес оф Любека» тоже были разбиты, а фок-мачта свалилась на борт, задавив 12 человек. Когда Хокинс вернулся с вице-адмиральского корабля на свой флагман и увидел, в каком плачевном состоянии тот находится, он понял, что вывести эту развалину в море уже не удастся. Флагман пришлось прятать за «Миньоном» всю вторую половину дня. В это время к нему приблизился барк «Джудит», которым, как мы знаем, командовал Дрейк. До наступления темноты матросы перетаскивали с «Джизес оф Любека» на «Миньон» и «Джудит» провиант, оружие, порох, инструменты и деньги, вырученные в ходе экспедиции. Когда трюмы барка были заполнены, Хокинс велел Дрейку отвести «Джудит» к выходу из гавани и ожидать его там.
Неожиданно англичане увидели, как испанцы направили в их сторону два брандера — суда, начиненные порохом и другими горючими материалами. Это был весьма грозный и распространенный в ту эпоху маневр. Не ожидая приказов, экипаж «Миньона» стал в панике рубить швартовы и ставить паруса. Хокинс попытался остановить паникеров, но его никто не слушал. Когда «Миньон» стал отходить от флагмана, генерал в последний момент успел перепрыгнуть на его борт. Раненые моряки и солдаты из команды «Джизес оф Любека», не имевшие возможности эвакуироваться, были предоставлены своей судьбе.
«Миньон» направился к стоявшему в отдалении судну Дрейка. Что касается брандеров, то они прошли мимо английского флагмана, не причинив ему никакого вреда. Увы, вернуться назад Хокинс уже не мог: этому препятствовали как ветер, так и поднявшееся на море волнение.
Остаток дня «Миньон» и «Джудит» дрейфовали на расстоянии полета стрелы от испанского флота, а ночью, не зажигая сигнальных огней, барк Дрейка ушел в неизвестном направлении.
Ветер довольно быстро сменился на порывистые шквалы, налетавшие с севера, и это вынудило Хокинса два дня укрываться в подветренной стороне островка Сакрифисьос. Когда погода наладилась, он направился в сторону Пануко (современный Тампико). Испанцы, опасаясь новых шквалов, не стали преследовать его.
Дрейк, не имея, очевидно, никакого согласованного с Хокинсом плана действий, решил добираться до Англии самостоятельно. За это его потом не раз упрекали, обвиняя в дезертирстве. Почему он так поступил, теперь уже невозможно установить.
Поделиться книгой: