Николай Константинович Рерих
Врата в будущее. Эссе, рассказы, очерки
Мысли о Рерихе
Славны те, кто с опасностью для жизни среди бескрайних и пустынных песков ищет истоки великой реки.
Вдвойне славен тот, кто в пустыне будней ищет истоки Великой Реки Жизни.
Все видели не раз, как ребенок подсматривает в запретную щель, как слуга тайком подслушивает беседу господина.
Праздное любопытство. Не о нем говорим.
Знаем любопытство иного рода – благородное любопытство ищущих красоты и мудрости.
Ему хвала. Ему преклонение.
Говорим о том, чье искусство, по вещему слову гениального поэта Индии Рабиндраната Тагора, «ревниво оберегает свою независимость, потому что оно велико».
Говорим о том, чей мир есть мир истины и красоты, а пути – пути благословения.
Говорим о том, чье имя «на устах всего мира».
Говорим о Рерихе.
Из далекого Севера, где озера, как сталь, а почва пропитана железом. Из земель, где вековые курганы еще таят нож и топор первобытного человека, а жизнь хранит память о татарском огне. Из цветущих долин Тибета и Индостана. Из Чикаго и Лондона слышим слова. Слова художнику, обращенные к нему со всех концов мира: «Благодаря вам мы нашли такие прекрасные горы, где залежи руд неисчерпаемы. По вашей ярости подковы коней наших подбиты чистым серебром, недосягаемым в преследовании. Благодаря вам шатры наши светятся синим огнем».
Я пишу эти строки. Я смотрю на золотисто-ржавое «Заклятье огня» Рериха. На языки яростного и всепожирающего пламени. И мне отрадно знать, что пламя его теперь иного цвета.
Около Фалюта на путях к Канченджунге растет черный аконит. Ночью, когда спит все живущее, его цветок светится, как неугасимое пламя. Тем, кто знает легенду русского «жар-цвета», этот «бодрствующий» в ночи цветок напоминает, что для «исполнения всех желаний нужно бдение».
Я видел пламя аконита на полотнах Рериха.
Только люди, чувствующие грандиозность новых задач, новых обобщений и практических выводов.
Только зоркие, привыкшие всматриваться вглубь и вдаль.
Только люди искусства и знания видят очертания заманчивых скал и полосу светлеющего на горизонте неба, видят то, чего еще не видят все, – видят Будущее.
Один русский геолог, ум светлый и открытый, рисуя себе гармоническую картину грядущего мира, представляет будущее в виде «прекрасного города из яшмы, окруженного стенами из цветного камня и горящего огнями подобно лучшим драгоценным камням. Все необычно в этом городе. Красота и радость в нем мерило человеческого богатства. И старый мир, взвешиваясь на новых весах, не по весу золота, не по длине серебряных свитков и шелка, а по глубине радости и счастья, по гармонии и мощи небывалой земной красоты, приобретает новые, до того скрытые черты».
Картина нам непонятная; но разве нам понятно будущее в каких-либо иных его формах?
Я не знаю, каким мыслит себе Рерих будущий обновленный мир. Но я знаю картины Рериха. Знаю пламенную проповедь его о гармонии и красоте, об искусстве как «музыке духовного призыва, звучащей вне состояния бирж и вне заседания Лиги Наций», и я утверждаю, что его представление о грядущей счастливой поре окрыленного человечества во всем совпадает с «мечтой» моего ученого коллеги, прозревающего будущее мира в подлинно «рериховских» живописных тонах.
Слепы те, кто видит в Рерихе только живопись. Мудры, видящие в нем одного из величайших духовных вождей нашей эры.
Многоязычна проповедь о Прекрасном. Многообразны пути, ведущие к Истине и Красоте.
Но едина цель. Ибо все «борцы против пошлости – в одном стане».
Рерих пишет: «Одинокие люди, разделенные горами и океанами, начинают мыслить о соединении элементов, о творческой гармонии».
Как в искусстве, так и в науке. «Не об исторических местах говорю. Не о памятниках древности. Музей – музеем. А жизнь – жизнью. Теперь не нужно мыслить о былом. Теперь – настоящее, которое для великого будущего. И еще скажу вам: «Помните, сейчас пришло время гармонизации центров, это условие будет краеугольным в борьбе против «механической цивилизации», которую ошибочно иногда называли культурою».
Так говорит Рерих в своих «Путях Благословения».
Сотни примеров подтверждают сказанное. Назовем два, из числа самых крупных.
Кто читает «Дейли экспресс» или органы советской прессы, тот знает о юноше Миронове, замечательном художнике-самородке, Миронове, которого крупный английский портретист сэр В. Орпен называет «необычайным талантом». Сын шахтера, проведший детство в Уральских горах, в кругу суровых золотоискателей, Миронов, в наше время прославления индустриализма и рабства перед промышленной инженерией, зовет всем своим искусством к истокам совершенной гармонии и красоты, к «художественной человечности».
А вот другое. В старом Гейдельберге ученый В. Гольдшмидт и его ученики, стремясь воссоздать прошлую историю кристалла, пытаются в характере его постройки и условиях роста познать тайну мировой гармонии. Раньше Гольдшмидт и его ученики изучали процесс разрушения, гибели этой постройки; сейчас в их мастерской-лаборатории раскрывается тайна ее роста.
Итак. Все об одном и том же. Без устали. До последнего часа. О мудрости и красоте. Это главное.
Ни тома запыленных книг, обреченных на гибель и забвение. Ни нищета скудных слов о том, что «будет», а краткое радио о том, что «есть», что творится в мире, вот то, что нам нужно в наши дни.
В старинном особняке – дворце на Риверсайд-Драйв, в Нью-Йорке, помещается музей Рериха. За два года в нем собрано свыше 600 картин мастера.
Специальный отдел музея содержит более 80 картин, посвященных Индии («Его страна», «Сиккимский путь», «Зарождение тайн», «Гималаи»). Отдел этот носит имя Елены Рерих, жены художника, постоянной спутницы его странствий.
Неисчислимы сокровища духа. Безмерно велика роль почина, предпринятого зачинателями собрания.
Слава народу, воспитавшему творчество художника. Слава стране, приютившей так щедро его картины.
Россия и Америка – это не случайно. Велики культурные связи, соединяющие две эти страны. Велика культурная миссия, предназначенная обоим народам. Недолог срок, и творческое объединение наступит для обеих стран. Среди прочих сочувственных голосов об этом свидетельствует и Рерих, «названный другом Америки».
Музей Рериха – не «темница», а дом Красоты.
Музей Рериха – очаг, у которого «греются человеческие сердца», очаг, на который держат путь все, кому дорого «красивое в жизни природы и возвышенно-героическое в жизни человека».
Вспомним, что о создании такого музея мечтал некогда и благородный Рёскин.
Мечтал, создавая свой музей в Меербрукском парке Шеффилда.
Теперь эта мечта осуществлена. Будем же верны ей до конца. Создадим сеть музеев, подобных дому Красоты на берегах Гудзона, ибо надлежит помнить, что «нужна открытая, громкая песнь о любимом, нужны ясные слова о том, что хочешь сказать».
Рерих прав: «Дайте искусство народу (скажем – народам). Украсьте не только музеи, театры, школы, библиотеки, здания станций и больниц, но и тюрьмы».
Больше того, саму природу украсьте заботами о ней.
Или вы не видите, «сколько молодых сердец ищут прекрасного и истинного»?
Учитель на вершине мирового признания не нуждается в прославлении.
Зато радуется сердце Учителя, видящего рост и успехи учеников.
Помните полотно Рериха «И мы трудимся»? Разве не сбылось предсказанное!
Растет круг последователей. Крепнет мощная международная художественная организация.
Сколько стран, сколько народов братски объединила она.
Сколько предстоит ей еще объединить.
Пополняются ряды и новыми отдельными именами. Последним примкнул величайший поэт современной Италии Габриэль д’Аннунцио.
Только ли имена? Нет, имена и люди. А люди – значит, и людской труд.
Так строится под рукой мудрого зодчего мощное сооружение, творится одно из замечательных дел нашей эпохи – дело Corona Mundi.
Наивно говорить о славе там, где речь идет о бессмертии. «Люди, встречавшие в жизни Учителей, знают, как просты, и гармоничны, и прекрасны они».
Рерих «научился от земли и от всех голосов любви, говорящих в его душе, любить и понимать жизнь и человечество».
Тысячи послушных учеников, «обрадованных радостью познания новых далей», мысленно тянутся со всех концов к нему.
Велика армия проводников искусства и знания в мире – юные, старики, женщины и дети. Всего больше юных. За ними будущее.
Велика армия, но ведь и это только начало. Сколько готовых вступить, но еще не призванных в ее ряды. Знаем, дойдет черед и до них. Истинно: правы те, кто говорит: «Все люди – художники, но мало кто знает об этом». Скоро узнают. Узнают все.
Мы разучились дышать полной грудью. И живя в тесных и темных ущельях, называемых нами домами, мы в какой-то мере уподобились первому человеку, чье жилище мало чем отличалось от логова зверя.
Но он, наш предок, знал восторги свободы, знал упоение в открытой борьбе, знал детскую радость неожиданных открытий.
Мы лишены и этого. Мы потеряли представление о том, что такое свет, воздух, сила, крепость и красота.
Мы сузили наш взгляд на задачу художника, видя сущность всего его дела в поставке картин на наш рынок.
Мы преступно пренебрегли живым источником художественного вдохновения, полными современной гармонии образцами космического творчества – причудливой окраской и формами животных, растений и камней.
И мы несправедливы, называя мертвыми создания тревожного и пламенного человеческого духа, продукты творческой воли, работу трепетной, живой человеческой руки.
Мы забыли, что памятники искусства, отражающие жизнь, – суть куски самой жизни.
Как забыли и то, что всякое творчество, направленное на улучшение, обогащение, просветление и продолжение этой прекрасной, единственной по своей красоте земной жизни до пределов поистине чудесного, нетленного существования, есть, конечно, художественное творчество.
Мы жестоко ошибаемся, исключая из семьи великих художников Бербенка, занимавшегося всю жизнь вопросами улучшения растительных видов, или игнорируя любого иного работника мысли, погруженного в заботы об улучшении нашего людского существования.
Наука и искусство – родные сестры.
И мы знаем несчетные примеры, подобные примеру Фламмариона, когда научный труд читается нами как поэма, а поэма дает материал для точных выводов.
Исследователи неведомых стран – все Нансены, Козловы, Свен-Гедины, ученые всех видов – Освальды, Боры и Менделеевы, мудрецы – Сакиа Муни, Конфуции и Магометы, изобретатели, подобные Эдисону и Маркони, простые смертные бывают больше художниками, чем те, кого мы привыкли называть этим именем.
Но их творчество распылено.
В их задачу не входит забота о прекрасном, и они служат ему, не сознавая значения и красоты результатов своего труда.
Они разъединены, разбиты на лагеря, далеки друг от друга, и одинокие голоса их тонут в шуме голосов безличной толпы.
Протекая в сфере как бы полунамеков и выражая то, что еще не осознано в полной мере, творчество Рериха задевает все вопросы, поставленные нами на разрешение.
Мы читаем его картины, как книгу, и видим себя героями его эпических вымыслов.
В нем самом нас пленяет редкостное сочетание – огромные знания, обычно присущие лишь изверившимся и малоподвижным натурам при наличии бодрости и сил, свойственных человеку, едва вступившему в жизнь.
Мы знаем, что он не разделяет наших сомнений и колебаний. Но мы верим и будем верить, что Рерих не остановится на полпути. Но пойдет дальше. Исследуя. Поучая. И преображая своим чудесным искусством нашу темную, бессолнечную действительность.