Помоги проекту - поделись книгой:
Георгий Шторм
Повести
К ЧИТАТЕЛЯМ
Если вас спросят, как выглядел и вел себя Лжедимитрий, вы скажете, что он был невысок ростом, рыжеволос, порывист, смышлен, находчив в разговоре. Так же уверенно вы станете утверждать, что вождь крестьянской войны Емельян Пугачев перед казнью вел себя достойно, не испугался палачей и за минуту до того, как его голова упала на плаху, улыбнулся, узнав в толпе знакомого…
Почему же это так происходит? Ведь Лжедимитрий и Пугачев жили очень давно. Откуда же такое ощущение, что мы их видели вблизи, даже, быть может, разговаривали с ними?
В этом заслуга А. С. Пушкина, сумевшего в «Борисе Годунове» и «Капитанской дочке» не просто рассказать о событиях той далекой поры, но и показать своих героев как живых, воссоздать их облик, их характеры, особенности их поведения.
Вот почему нам нужны не только учебники истории, но и художественные произведения на исторические темы. Они помогают не просто узнать что-то о той или иной эпохе, но лучше представить себе ее, почувствовать, понять.
Учебники рассказали нам о ходе Бородинской битвы, помогли представить себе, где стояли редуты и батареи. Но только благодаря стихотворению М. Ю. Лермонтова мы знаем, что чувствовал простой солдат во время Бородинской битвы, о которой «недаром помнит вся Россия». Кутузов и Наполеон, герой партизанской войны Денис Давыдов и тихий, но бесстрашный капитан Тушин — с ними мы познакомились благодаря Л. Н. Толстому. И эти люди прочно вошли в наше сознание, в нашу жизнь.
Все большие писатели посвящали истории многие страницы своих произведений. Это понятно. Писатели, как и педагоги, формируют личность, воспитывают гражданина. А стать осознающим себя и свое место в обществе гражданином невозможно без знания истории, без умения увидеть сегодняшний день в перспективе, во взаимосвязи с минувшим и с будущим.
И не случайно в нашей стране ежегодно выходят в свет сотни книг на исторические темы. Среди тех, кто положил начало исторической теме в советской литературе, А. М. Горький назвал Алексея Чапыгина, Алексея Толстого, Юрия Тынянова и Георгия Шторма.
В книге, которую вы только что взяли в руки, представлены его исторические повести.
«Повесть о Болотникове» — это то самое произведение, которое имел в виду А. М. Горький, говоря о том, что молодые советские писатели переосмысливают с новых позиций отечественную историю. Одновременно с «Повестью о Болотникове» Георгий Петрович Шторм работал над переводом и подробным комментарием «Слова о полку Игореве». Эта работа была предпринята именно в расчете на юного читателя, впервые знакомящегося с замечательным произведением древнерусской литературы.
Георгий Петрович Шторм родился в 1898 году в Ростове-на-Дону. Он окончил историко-филологический факультет Донского университета. Ему не пришлось, как это часто случается, долго и мучительно искать свое призвание и место в жизни. Он не менял профессий, не пробовал себя в разных жанрах литературы. Г. П. Шторм сразу же определился как писатель-исследователь. Архивы, старинные рукописи и книги — вот поле поисков Г. П. Шторма и его собственные писательские «университеты». Глубокое и тонкое знание истории нашей страны, подлинный исследовательский темперамент — таковы сильные стороны дарования писателя.
Ему принадлежит увлекательное исследование о творческой истории «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева — книги, которую уже после ареста и ссылки автора переписывали от руки и в списках распространяли по стране. Г. П. Шторму удалось установить, что Радищев после своего возвращения из Сибири, на самом склоне лет, за два года до смерти, вернулся к своей уничтоженной, запрещенной книге, восстановил ее, сделал к ней очень важные дополнения и устроил в укромном месте ее тайную переписку. Этот полный текст «Путешествия» дошел до нашего времени. Книга Г. П. Шторма так и называется — «Потаенный Радищев».
Повесть о борьбе Киевской Руси в XI веке в союзе с Болгарией против завоевательной политики Византии («Подвиги Святослава»), повести о победе Руси над монголо-татарской ордой («На поле Куликовом»), о сражении со шведскими интервентами («Полтава»), о жизни знаменитого русского флотоводца адмирала Федора Ушакова. «Страницы морской славы», а также упоминавшаяся уже «Повесть о Болотникове» и перевод «Слова о полку Игореве» — один перечень этих произведений показывает широту интересов писателя.
Остается лишь добавить, что Георгий Петрович Шторм давно печатается в издательстве «Детская литература». Его первые книги для детей и юношества вышли в свет несколько десятилетий назад. Они многократно переиздавались и помогали многим поколениям советских читателей лучше понять и полюбить историю нашей страны.
ПОВЕСТЬ О БОЛОТНИКОВЕ
Часть первая
ПРЕДГРОЗЬЕ
Юрьев день
И тем крестьянам отказывается один срок в году: Юрьев день осенний.
«РОСПИСЬ, что прислал поминков[1] Рудольф цесарь к царскому шурину, к слуге и конюшему, боярину и воеводе… к Борису Федоровичу Годунову… часы стоячие боевые со знамены небесными, два жеребца, а попоны на них бархат черфчат. Да государя Бориса Федоровича сыну Федору Борисовичу шесть попугаев, а в тех попугаев два есть: один самец, а другой самка… а Федору ж Борисовичу две обезьяны…»
Царь Федор преставился.
Слуга и конюший, боярин и воевода сам «учинился на царстве». Вознесены были и попугаи, даренные цесарем: из боярского в царский пожалованы чин…
Как солнцу над Москвой-рекою блеснуть — скрипят под кремлевской стеной уключины и слышится волжский говор. А сухопутьем, цепляясь на заставах за мытные дворы, лениво ползут по слободам возы с кладью. Зорко осматривает товар стража — не спрятано ли вино, не везут ли из-за литовского рубежа грамот с умыслом на великого государя.
А царя Бориса в Москве нет: пошел на Оку «проведывать» крымского Казы-Гирея. Отовсюду согнали для похода людей: из Чернигова, из Ельца, из Воронежа, из Курска; дали всем по медному грошу: как придут люди с похода, те гроши они вернут, — сочтут воеводы, сколько пришло, скольким недостача.
Окна курных, черных изб закрыты деревянными втулками. Мимо огородов и пустырей тянутся возы. Крестьяне везут на боярские дворы шерсть, масло, свиней, кур, красные резные ложки. «Юрий холодный[2] оброк собирает», — говорят мужики и нахлестывают вязнущих в грязи лошаденок.
На Красной площади — лавки: каменные, сводчатые, с одним малым окном за железными ставнями. А перед ними спозаранку — каждый на свой голос и манер — шумят ряды.
Ноябрьское солнце горит на васильковых и темно-маковых сукнах, на песцовых, с цветною выбойкою одеялах; глухо позванивают оловянные блюда и чаши; громоздится оружие — пищали и бердыши.
Толпятся холопы, разъезжают дворовые конные. Их нынче много. Воеводы пришли на государеву службу с челядью, женами и детьми, со всем своим скарбом. У Фроловских ворот вовсе проезду не стало: приезжий народ в Кремль ходит, день-деньской бьет челом.
На земле меж рядов стрелец и старец играют зернью.
— Отче, за што тебя из монастыря выгнали? — спрашивает стрелец.
— За то, што по кабакам пью, иноческое платье с себя пропиваю и зернью проигрываю, — со вздохом отвечает старец.
— Эх, костки пёстры — зернщику сестры! — восклицает стрелец и ловко раскидывает кости.
Холопы, крестьяне и городские зеваки собрались подле них в круг.
— Крещеные! — раздался вдруг голос. — А не Юрьев ли нынче день? — Рослый крестьянин, оглядываясь по сторонам, вышел на середину.
— Юрьев! Вестимо, Юрьев!
— Сохнет и скорбит мужик по Юрьеве дне, а все ему льготы нету!
Игравший в кости стрелец вскочил и взял крестьянина за плечо:
— Косолап! Друг! Не чаял тебя на Москве встретить!
Тот усмехнулся и проговорил:
— Верно, крещеные: народ без выхода вконец погибает. Мысленное ли дело, чтобы нам с земли на землю не переходить?
Кругом зашумели:
— В иных вотчинах и корму нету, да на промыслы рук не напасешься!
— Побежим куда глаза глядят!
— Да по цареву указу беглых велено сыскивать и возить назад, где кто жил!
— Пойдем-ка всем миром к царю, — сказал крестьянин, — пущай нас не томит, выход даст, о людях своих порадеет.
— Да царь-то где? — крикнул стрелец. — На Оку пошел, нешто не знаешь?
— Или к царевичу! Он потеху любит — я его веселой речью утешу.
— Вали к боярам! Им о Юрьеве дне слово молвим!
— Шумом праву не быть! Эх, смутники! — прошамкал старец.
Звонили к обедне. В ясном безветрии стоял звон над городом.
Сбивая торговые лари, народ двинулся в Кремль.
Между жилыми покоями и теремами — место челобитчиков, Боярская площадка.
У крыльца — дьяки в высоких меховых шапках. На столах, крытых багряным сукном, — лубяные коробы, гусиные перья, заморская бумага. Два боярина стоят, не глядя друг на друга, оба грузные, потные, то и дело вытирая красные от гнева лица.
— И он меня обесчестил, сказывали, молвил про меня: «пьяный князь», — говорит боярин.
— Черти тебе сказывали, — отзывается другой.
— Из-под бочки тебя тащили!
— Псаренков ты внук!
— Полно вам лаяться, бояре, — говорит дьяк. — Уймитесь! Ужо вас царь рассудит.
Звон множества малых колокольцев раздался в сенях. Народ впопыхах неловко стал на колени.
Вышел царевич. Сокольничие несли за ним птиц: кречетов и челиг; подсокольничие держали птичий наряд: колокольца и клобучки, шитые по сафьяну золотою нитью.
Федор был толст, бледен и улыбался без причины.
Конюший Дмитрий Годунов сказал:
— Вёдро, государь! Радостен будет красного сокола лёт. Натешишься в поле вдоволь…
Невдалеке закричали стрельцы, сдерживая толпу напиравших холопов. Рослый, бывший впереди детина прорвался; за ним устремились другие.
Федор спросил:
— Чего им?
— Не мы жалобим, государь, — сказал детина, кланяясь царевичу в ноги, — Юрий осенний челом бьет!
Федор тихо, по-детски засмеялся.
— Кто таков? Скоморох? — хмурясь, спросил конюший боярин.
— Зовусь я Фомою, а живу с сумою, в гости хожу не часто и к себе не зову.
— Эй, буде глумиться! — крикнул боярин. — Сказывай, пошто народ поднял?
Толпа, заволновавшись, придвинулась:
— Крестьяне мы искони вечные!
— Выход нам, государь, пожаловал бы!
— Посылают нас на работу за два часа до свету, а с работы спущают в час ночи!
Поделиться книгой: