Зимой змеи спят

Это они начали ту войну, Юр, а теперь ты их собираешься защищать?

— Я сейчас выстрелю, — сказал Ренжин, и Ставров понял, что его бывший боевой соратник вовсе не шутит.

И тогда он прыгнул через то пространство, которое их разделяло — теперь уже навсегда…

* * *

— Где тебя черти носят? — накинулась на Ставрова Ольга, когда он вновь появился в обувном отделе. И не удержалась от присущих ей образных сравнений: — Мы уж хотели в лапоть насрать и за тобой послать!..

— В туалет большая очередь была, — пояснил Георгий. — Пришлось ждать… Ну, как дела? Всё уже перемеряли?

— А что толку-то? — сказала жена. — У дочки нога какая-то нестандартная. То мало, то хлябает…

— То не нравится, — вставила Капка, начинавшая скучать. — Мам, пойдем отсюда, а?

Мне уже здесь надоело!

— Навырост надо брать ей обувь, навырост, — авторитетно сказал Ставров.

— Ага, — с иронией сказала дочь. — А потом носить, как бабка старая, с двумя парами шерстяных носок, да? Нет уж, спасибо! — И она демонстративно отвернулась.

— Может, и мне что-нибудь примерить? — задумчиво спросила неизвестно кого Ольга.

— А то черные сапоги прохудятся, не дай Бог — и вообще нечего будет надеть!

— Мам, ну пойдем отсюда! — заныла Капка. — Поехали домой! Я уже кушать хочу!

— Вот засранка! — сказала жена Ставрову. — Если ей ничего не купили — значит, и другим ничего не надо!.. Ну что за ребенок?

Что за ребенок, мысленно повторил Ставров, и перед ним всплыло лицо другого ребенка, когда он ударом ноги сорвал с петель хлипкую дверь туалетной кабинки.

Одного взгляда Ставрову тогда хватило, чтобы испытать неимоверное отвращение…

А ту безобразную сцену, которая последовала, Ставрову хотелось вычеркнуть из своей памяти на всю оставшуюся жизнь, но он знал, что из этого ничего не выйдет и что воспоминание это так и будет преследовать его в самый неподходящий момент… «Гаденыш» так перепугался, увидев Ставрова — хотя в руках у того не было оружия — что обмочился прямо в приспущенные штаны и стал заикаться.

«Д-д-дядя, — с трудом выговорил он, трясясь и не отрывая взгляда от лица Ставрова, — н-не н-надо!.. С-скаж-жи, что ты-ты-ты х-хочешь? Х-хочешь дд-денег, а?»… «Нет, — сказал ему Ставров. — Не хочу. Я только хочу, чтобы ты на всю жизнь запомнил и зарубил себе на носу: деньги не всесильны. И еще я хочу, чтобы ты не брал пример со своего папаши. Иначе когда-нибудь плохо кончишь. Как и он…». Он развернулся, собираясь уходить, но краем глаза уловил сзади себя подозрительное движение. Повернулся как раз в тот момент, когда мальчишка доставал из кармана куртки черный пистолетик. Еще немного — и он успел бы выстрелить. Пневматика пневматикой, но при выстреле с такого близкого расстояния вполне можно человека сделать уродом, а то и убить — если попадешь в висок. «Ишь ты, чего удумал», пробормотал Ставров, отбирая у мальчишки пистолетик. В следующее мгновение он вскрикнул от боли в укушенной руке — маленький извращенец впился зубами в запястье Ставрову, словно вампирчик. Схватив его за волосы, Георгий с трудом подавил в себе желание шмякнуть его мордочкой о кафель так, чтобы мозги разлетелись во все стороны. Вместо этого он сунул мальчишку лицом в унитаз, приговаривая: «Хлебни, хлебни, сучонок!»… Мальчишка хлюпал, пытаясь кричать, и сучил ногами, но Георгий держал его цепко. Потом Ставров извлек мальчишку из унитаза, связал ему руки за спиной его же ремнем и сказал, приблизив свое лицо к его мокрой и искаженной страхом и ненавистью мордочке:

«Сиди здесь, пока тебя не найдут. А будешь дергаться — тогда тебя найду я, и никакая охрана тебе не поможет!»…

— Эй, — сказала громко Ольга, и Ставров очнулся. — Ты меня слышишь или спишь на ходу?

— Да, — невпопад ответил Ставров. И подумал: «Если бы все это было сном!»…

* * *

Юрка Ренжин оказался прав. Через три дня в передаче «Дорожный патруль» по шестому каналу сообщили о том, что на одной из окраин Москвы, в скопище гаражей и строительных свалок, были обнаружены два трупа неизвестных, расстрелянных в упор, причем один — из автомата Калашникова, а другой — из револьвера. Впрочем, неизвестными они были только для милиции. Когда мертвецов показали крупным планом, то в одном из них Ставров опознал Ренжина, а в другом — громилу-охранника. Мафия не прощала ошибок и неудач, и особенно — своим «шестеркам»…

Ставров и не подозревал, что задание, выполненное им в «Детском Мире», было его первым испытанием, и уж тем более он не ведал, какую цель преследуют те, кто проверяет его таким способом. Впрочем, даже если бы тогда кто-то и раскрыл Георгию глаза на происходящее, истина эта показалась бы ему плодом чьей-то необузданной фантазии…

Глава 5

Пулька ударилась в центр нарисованного на листе белой бумаги черного кружка размером с редиску и отрикошетила в потолок. Капка тут же заорала и запрыгала, как сумасшедшая. Ставров приложил палец к губам, но было уже поздно. Дверь комнаты отворилась, и на пороге возникла фигура Ольги. Руки ее были в мыльной пене, и она держала их опущенными вниз, словно опасаясь испачкать мылом передник.

— Ну что вы с ума тут сходите? — укоризненно осведомилась она. — У вас совесть есть? — Несмотря на употребляемое ею множественное число, обращалась она исключительно к Ставрову. — Я там, понимаешь, пашу, как проклятая… раком в ванне второй час торчу с этой стиркой, а они тут развлекаются!.. Ну как так можно, а?

Ее голос дрогнул, а на глазах показались слезы. Ставров виновато сказал:

— Оленька, ну мы же не хотели!..

— А папулька интересную игру придумал, мам! — подхалимским голосом сказала Капка, словно не замечая сурового лица матери. — Мы с ним по очереди из игрушечного пистолета в мишень стреляем, и сначала у меня никак не получалось попасть, а теперь я даже метче, чем он, стреляю! Хочешь, покажу?

С этими словами Капка вскинула пистолет в боевое положение. Ольга невольно попятилась и торопливо сказала:

— Вот мне только еще не хватало глазеть, как вы тут дурью маетесь!.. Ну ладно бы ребенок в пистолетики играл — хотя и ей такие игры не нужны, она же девочка! — а ведь и папаша, как малое дитятко, увлекся… Детство в одном месте заиграло у тебя, Гер, что ли?

— Оль, ну что ты? — опрадывался Георгий. — Просто Капке стало интересно, вот я и решил показать, как надо целиться… А насчет того, что девочка… Может, когда-нибудь ей это пригодится в жизни?

— Еще чего не хватало! — отрезала жена. — «Пригодится»!.. Думай, что говоришь-то! Или мало тебе самому Чечни было, раз ты и ребенка куда-то собираешься отправлять воевать?!..

— При чем здесь война?.. — начал было Ставров, но Ольга, не слушая больше его, покинула комнату и захлопнула за собой дверь так, что из косяка вывалился кусочек шпаклевки.

Капка толкнула отца в плечо, протягивая ему черный пластмассовый пистолетик.

— На, пап, — сказала она просительным тоном. — Твоя очередь…

Ставров, тяжко вздохнув, взял пистолет и, не целясь, послал в мишень, прикрепленную к противоположной стене, одну за другой три пластмассовых пульки.

Ни жена, усматривавшая в этом времяпровождении мужа пустую забаву, ни дочка, считавшая, что Ставров стремится просто поиграть с ней, не предполагали и предполагать не могли, что таким образом Георгий готовился к выполнению очередного задания Ассоциации…

… После наказания «гаденыша» в «Детском Мире» несколько дней прошли тихо и без чьих-либо попыток войти в контакт со Ставровым. Георгий начал уже подумывать, что Ассоциация решила в одностороннем порядке расторгнуть заключенный с ним, хотя и устный, договор. Но это было не так. Отправившись однажды на оптовый рынок за куриными окорочками, Ставров был потрясен, когда, в ответ на его просьбу выбрать «ножки Буша» попостнее, продавщица, мило улыбнувшись, предложила ему войти в контейнер и самому порыться в картонном ящике с товаром. Удивленный таким нежданным сервисом Георгий последовал совету торговки и был просто-таки сражен наповал, когда узнал в мужчине, сосредоточенно разбивавшем топором мороженые брикеты окорочков в недрах контейнера, своего вербовщика, столь походившего на Штирлица-Тихонова. Впрочем, сейчас сходство этого человека с известным киноактером было куда меньше, чем в прошлый раз, если учесть, что, в полном соответствии с обстановкой, он был одет в грязный бушлат полувоенного образца, вязаную шапочку и резиновые сапоги, а щетинистое лицо его было искусно перепачкано чем-то черным.

— Пока вы выбираете себе окорочка — кстати, искренне рекомендую этот ларек, здесь в мясе намного меньше холестерина, чем в других местах, — проговорил, как ни в чем не бывало Заказчик (про себя Ставров стал его называть так, учитывая, что «Штирлиц» явно не собирался представляться, а если бы и сделал это, то не было бы никакой гарантии, что его действительно зовут именно так, а не иначе), — выслушайте наше очередное задание…

Георгий машинально стал перебирать застывшие куриные ножки, словно действительно стремился отыскать среди них поистине образцовые.

— А почему вы так уверены, что я не передумал работать на вас? — осведомился он вполголоса.

Заказчик мягко улыбнулся.

— Потому что другого выхода, Георгий Анатольевич, у вас нет, — вполне дружелюбно и даже как бы сочувственно произнес он. — Змеи проснулись, Георгий Анатольевич, и усыпить их вновь теперь едва ли будет возможно… К тому же, полагаю, не в ваших интересах, если определенные… м-м… органы узнают о том, что вы заделались киллером.

Ставров резко вскинул голову.

— Но-но, полегче! — предупредил он. — Во-первых, я еще никого не убил…

— Вы так полагаете? — церемонно поинтересовался Заказчик, словно в задумчивости поигрывая огромным топором перед лицом Георгия. Чувствовалось, что даже с таким оружием, как топор, Заказчику приходилось обращаться не раз. — А этот ваш бывший сослуживец… Ренжин, кажется?.. тот, что пал от руки неизвестного? Так ли уж неизвестен его убийца, если его пальчики остались на рукоятке пистолета, из которого он выстрелил в лицо своему бывшему другу? И, в общем-то, совершенно правильно сделал, потому как свидетелей надо убирать в любом случае, невзирая на степень близости с ними… Спокойно, Георгий Анатольевич, — предупредил Заказчик, наблюдая за лицом Ставрова, — не делайте резких телодвижений… Я ведь чисто гипотетически анализирую ситуацию и, конечно же, вовсе не собираюсь выдавать вас упомянутым мною органам… равно как и шантажировать вас. Я просто напоминаю вам, как обстоит дело с нашим договором, а он теперь не просто подписан нами… хотя и в уме, разумеется… он подписан кровью, Георгий Анатольевич, и я хочу, чтобы вы осознали все последствия этого.

Несмотря на гнусное стремление выражаться заумно и витиевато, незнакомец был полностью прав. Георгий уставился в ящик с окорочками, но видел он перед собой лица жены и Капки и ничего больше. «Болван, какой же ты болван, Герка, — сказал он себе. — Ты думал, что будешь воевать за попранную справедливость, а тебя просто-напросто поймали на крючок. Ты думал, что будешь сражаться на стороне честных и порядочных людей, а оказалось, что тебя собираются использовать в разборках между мафиозными группировками… Нет, мало все-таки тебя и других таких же идеалистов, как ты, посылали под пули в Грозном!.. Ничему, абсолютно ничему не научила эта война ни тебя, ни твоих товарищей. А особенно главному — нет и не может быть никаких оправданий тупой смелости, потому что в конечном счете она хуже трусости… Ведь признайся, что если бы ты обладал хоть крупицей здравого смысла, то давно сообразил бы, что не случайно именно тебя выбрали в качестве „бла-ародного мстителя“. И не случайно именно тебе поручили расправиться с гадким мальчишкой — ведь те, кто заказывал тебе это, прекрасно ведали, что ты и охранник пацана не просто друзья — фронтовые друзья… А, может быть, и с Сашкой Левтоновым всё было совсем не так, как казалось?» — кольнула Ставрова неожиданная мысль, но он постарался прогнать ее прочь, потому что если поверить еще и в это, то тогда вообще следовало волком завыть от сознания того, что тебя унизительно обманули, словно неразумного младенца…

— Ладно, — глухо сказал он, когда, наконец, все эти мысли пронеслись в его голове, а мышцы, сведенные желанием нанести парочку ударов от души, расслабились. — Что там вы мне заготовили?

— Вы современной эстрадной музыкой увлекаетесь? — вопросом на вопрос ответил Заказчик.

— Не очень…

— Что ж, придется вникнуть в нее поглубже… Впрочем, надеюсь, этот певец вам известен? — В руке Заказчика, как кролик из шляпы фокусника, возникла аудиокассета с портретом длинноволосого молодого человека, мечтательно улыбающегося туманным далям.

Ставров невольно почесал затылок. Сказать, что певец был очень известен, значило ничего не сказать. Наверное, если бы даже в какой-нибудь глухой российской деревне, где телевизор принимает только первую программу, да и то с помехами, спросить древнюю столетнюю бабку, как зовут этого артиста, она безошибочно бы прошамкала беззубым ртом его имя и фамилию!..

— Да-да, вы правильно меня поняли, по глазам вижу, — опередил его удивленное восклицание Заказчик, пряча кассету в карман. — Давно пора очистить нашу эстраду от пошляков и бездарей!.. Только учтите, что подобраться к нему на расстояние даже не пушечного, а хотя бы пистолетного выстрела будет чрезвычайно трудно — господина артиста охраняют почти как нашего президента, если не лучше!.. А Ассоциация совсем не хотела бы, чтобы ее агенты выполняли задания методом камикадзе. Посему постарайтесь, Георгий Анатольевич, не только остаться целым и невредимым, но и не попасться… кому бы то ни было. Тем более — с поличным… Еще вопросы?

— Я хотел бы знать, какое отношение он имеет к Чечне и к вашей идее ветеранской мести, — не удержался от иронии Ставров.

Заказчик пристально посмотрел на Георгия.

— Самое прямое, поверьте мне, — наконец сказал он. — Надеюсь, вы поверите мне на слово, если я скажу вам, что эстрадная деятельность давно уже стала ширмой для этого мерзавца. Вы думаете, у него большие доходы от концертов? Отнюдь нет, дорогой Георгий Анатольевич, на самом деле этот душка успешно ведет нелегальную торговлю оружием и именно его банда поставляла автоматы чеченским головорезам, которые из этих автоматов убивали вас и ваших друзей из-за угла. А вот деньги, вырученные от своего грязного бизнеса, молодой человек отмывает весьма оригинальным способом — вкладывая их в свои видеоклипы, компакт-диски и аудиокассеты. Конечно, у него есть кое-какие музыкальные способности, но музыку заказывают не ему, а заказывает он сам…

Требовать доказательств от Заказчика было бы, конечно же, глупо и бессмысленно.

— Сроки? — спросил Георгий.

— Мы не спешим, — сообщил Заказчик. — Но и тянуть не стоит…

На заочное, но весьма детальное знакомство со звездой эстрады у Ставрова ушло почти три недели. За это время Георгий сумел разыскать и изучить все публикации о нем в прессе, прослушать все песни в его исполнении, просмотреть все его видеоклипы — но это было только цветочками. Гораздо больше времени и усилий было затрачено Ставровым, чтобы установить те данные, которые вовсе не афишировались публично, начиная от адреса певца и кончая численностью и персональным составом его охраны. И с каждым днем Георгий все больше убеждался в правоте Заказчика.

Уничтожить певца так, чтобы при этом не только не быть схваченным, но и не дать повода для подозрений, было практически невозможно. Неизвестно, действительно ли был этот любимец публики замешан в незаконном бизнесе оружием или дело было в его известности, но охраняли его на славу. Ни одна муха не могла пролететь незамеченной в особняк, который принадлежал певцу. Ни один камушек на дороге перед машиной певца не мог ускользнуть от внимания охраны. И уж вовсе было безумством думать о том, чтобы убить его в каком-нибудь ресторане или ночном клубе — туда просто не пускали посторонних, а те, кого пускали, неусыпно контролировались на случай «мало ли чего»…

Между тем, время шло, и Ассоциация тоже начинала нервничать. Однажды Георгию кто-то позвонил прямо в институт и спросил — очевидно, полагая, что попал в террариум, — не грозит ли опасность змеям впасть в спячку посреди лета («Нет, не грозит, — с вялым юмором ответствовал Ставров, — просто у них еще не отросли зубы»).

Надо было срочно что-то придумать.

И Ставров придумал. Идея пришла к нему как раз в тот момент, когда он, наверное, уже в сотый раз лениво просматривал видеозапись одного из последних концертов певца. Оставалось сделать совсем немного, прежде чем воплотить ее в жизнь. И, прежде всего, — научиться стрелять из игрушечного пистолета так же метко, как из настоящего…

* * *

Клим Лазарев сидел в артистической уборной и равнодушно разглядывал себя в большое зеркало. Давным-давно прошло то время, когда он себе не нравился и страшно переживал из-за этого. Воистину — если человек прикладывает усилия, чтобы выглядеть лучше, значит, он еще на что-то надеется в этой жизни. Климу было без малого тридцать пять, но он уже ни на что особо не надеялся. Он знал: всё, что можно достичь, он уже достиг, а то, чего он не достиг, достигнуть невозможно и, следовательно, не стоит по этому поводу комплексовать…

Рядом и сзади него суетились гримерши. Почтенные женщины, знающие толк в своем ремесле. Но даже им сейчас не удавалось скрыть одутловатость лица и набрякшие под глазами круги — неизбежная плата за попойки ночи напролет. Не поворачивая головы, Клим бросил гримершам:

— Ну всё, достали уже!.. Пшли вон!

Те не возмутились, привыкнув за долгие годы к грубости со стороны своего работодателя. По их мнению, за такие деньги, которые им платил Лазарев, можно было бы стерпеть еще и не такие унижения…

Когда дверь открылась, пропуская гримерш, в уборную донесся нечленораздельные выкрики и глухой ропот зала, «разогревающегося» перед приступом массового фанатизма. В который раз за этот день Клим внезапно ощутил безотчетный страх и сам удивился этому. Чего он боится? Чего еще можно бояться в его-то положении?

Ареста? Публичного разоблачения его тайной деятельности? Ну, это вряд ли…

Во-первых, те, кто мог бы это сделать, давным-давно опутаны по рукам и ногам регулярными подношениями. Во-вторых, повсюду внедрены свои, проверенные на деле, люди, которые, в случае, если что-то против Клима и намечалось бы, не замедлили бы оповестить своего хозяина… Так откуда же взялся этот спазм животного ужаса, от которого потеют ладони и спина и кровь стучит в висках? Может, ты опасаешься покушений со стороны киллеров, нанятых «конкурентами»? Но это же смешно, если учесть, сколько человечков заняты исключительно обеспечением твоей безопасности!.. Даже сейчас ты, в сущности, не совсем один, потому что за дверью уборной дежурит парочка охранников, да и вокруг самой сцены телохранители расставлены так, что ни одно подозрительное движение в зале не ускользнет от их бдительных взглядов. Да что там говорить — ты ведь имел возможность убедиться в действенности своих опекунов, разве ты забыл тот злополучный концерт на стадионе в Алма-Ате в девяносто четвертом? Какой-то придурок, накурившийся гашиша, вздумал подпалить тебя из ракетницы, которую каким-то чудом сумел протащить сквозь милицейские кордоны. Милиция не успела ничего предпринять, но ведь твои ребята, Клим, успели. На два счета. На счет «раз» телохранитель, находившийся ближе всего к тебе, сбил тебя на пыльную, пахнущую паркетной мастикой сцену и надежно прикрыл тебя своим большим, широким телом. А на счет «два» второй мальчуган из твоей охраны положил придурка метким выстрелом из своей «беретты».

Это уж потом досужие писаки ужасались, как это он не побоялся ненароком попасть в кого-нибудь из зрителей, тем более, что толпа на трибунах была очень плотной.

А ничего удивительного в этом не было — просто Клима Лазарева всегда охраняли профессионалы, лучшие из лучших…

Дверь уборной открылась, прервав размышления Лазарева, и он услышал позади себя знакомый, нарочито бодрый голос:

— О чем задумался наш народный артист? «О подвигах, о доблести, о славе…»?

— Народный артист почему-то боится идти на сцену, — сказал Клим, следя в зеркало за вошедшим. Это был не кто иной, как его менеджер и сообщник по торговле «железяками» Артур Ишпахтин. Глаза Артура блестели, волосы тоже, и весь он как бы блестел, переливаясь на свету всеми цветами радуги, словно покрывал его тончайший слой какой-то невидимой смазки.

— Да? А я думал, народные артисты уже ничего не боятся, — сказал Артур, плюхаясь сбоку через подлокотник в глубокое кресло так, что ноги его вознеслись в воздух под углом в сорок пять градусов, и наливая себе в стакан виски из начатой бутылки. — Извини, тебе не предлагаю, тебе нельзя перед выступлением…

Клим подавил в себе невольное раздражение.

— Знаешь, Арчи, — сказал он, — это не совсем страх. А, может быть, и не страх вовсе. Скорее всего, это подсознательное нежелание кривляться перед этими сволочами… Слушай, может быть, завяжем с моей певческой карьерой? Чего нам с тобой не хватает, а?

Артур, чуть не поперхнувшись, отставил стакан на гримерный столик и вскочил.

— Да ты что, Клим?! — с неподдельным возмущением воскликнул он. — Крыша поехала у тебя, что ли? Да ведь если ты перестанешь выступать, то как мы будем оправдываться перед всякими там акулами пера, на какие средства, собственно, существуем сами и на какие средства существуют созданные нами фирмы и филиалы?!.. Это сейчас в глазах журналистов и прочих любознательных граждан мы — спонсоры-доброхоты… А потом нас спросят — откуда у вас денежки, господа бывшие артисты? От бывших гонораров? Но сколько мы можем так оправдываться — год? Два?

А потом?..

— Дурак ты, Арчик, — притворно-ласково сказал Лазарев. — Я же пошутил… Но насчет того, что мне действительно противно паясничать перед несколькими тысячами идиотов и идиоток, это я — серьезно…

Артур пристально глядел на своего дружка и непонятно было, какие мысли крутятся сейчас в его голове.

— Во-первых, — сказал он наконец, — не перед тысячами, а перед десятками тысяч… По предварительным данным, трибуны сегодня заполнены битком, и это — несмотря на то, что мы подняли минимальную цену на билеты до ста баксов. Разве помешает дополнительный доходец?.. А во-вторых, друг мой певчий, тебя же не заставляют драть глотку вживую — как всегда, будешь шпарить под «фанеру», и поверь, ничего унизительного в этом нет. Вон, даже Майкл Джексон и Мадонна пользуются фонограммами — и это считается нормальным. А мы что, хуже?.. Так что, давай-ка ты бросай эти упаднические выходки!

То, что говорил Ишпахтин, было верно, и Клим знал, что все равно никуда не денется и что, когда прозвенит третий звонок, послушно встанет и двинется на сцену, которую еще пять-шесть лет назад почитал почти как пьедестал почета, а теперь проклинает как свой эшафот. Но именно поэтому он еще больше злился.

… Взять бы сейчас своего блестящего дружка и подельника за грудки, подтянуть неторопливо к себе и с наслаждением прошипеть прямо в лицо, словно плюясь словами: «А я больше не желаю отдуваться ради того, чтобы ты мог на этот самый „доходец“ по вечерам сорить бабками в казино и содержать дорогих шлюх! Ты неплохо устроился за моей спиной, но когда-нибудь эта лафа для тебя обломится!..

Если я захочу, то тебя завтра же не будет, понял, придурок?»…

Клим даже зажмурился. Он ощутил, что непонятный страх в душе нарастает, и поспешил взять себя в руки. В уборной прозвенел звонок, и подобострастный голос директора киноконцертного зала предупредил: «Клим Сергеевич, до выхода на сцену остается три минуты, выход — по третьему звонку»…

Лазарев полез в карман, достал оттуда пластиковую коробочку и вытряхнул на ладонь один шарик. Упаковка была из-под «Тик-Така», но шарики, которые в ней хранились, не имели ничего общего с «двумя калориями свежести», и Ишпахтин отлично знал это. Он укоризненно воскликнул:

— Климчик, ты чокнулся? Тебе же сейчас выступать!

Но Клим уже бросил под язык шарик и, прикрыв глаза, покатал его по рту, чувствуя, как по всему телу разбегается приятный бодрящий холодок.

— Ничего, ничего, — рассеянно пробормотал он Артуру. — Не дрейфь, Арчи, всё будет, как надо…

Шарик был из семейства бензоидов, похмелье после него наступало жутчайшее, как после попойки натощак, но зато теперь в течение полутора часов можно было вновь чувствовать себя сильным и уверенным в себе. А главное — имеющим хоть какую-то цель в этой паскудной жизни!

— Что-то я тебе еще хотел сказать, — задумчиво произнес Артур, ставя пустой стакан прямо на пол и глядя в потолок, — а вот что — убей не помню… А-а, вот!.. От Усмана вчера человечек прибыл, они просят еще два контейнера изделий…

Клим жестом остановил его: