Знакомьтесь: МУР

Знакомьтесь: МУР

ПРЕДИСЛОВИЕ

Советскому уголовному розыску — 70 лет.

Трудный, но славный путь борьбы и побед прошел уголовный розыск рука об руку с другими службами милиции социалистического государства за семь десятилетий своей истории, самоотверженно обеспечивая решение важных социальных задач, которые ставила Коммунистическая партия на каждом этапе развития нашего общества.

Время диктовало главные направления уголовно-розыскной работы. Бескомпромиссная борьба с вооруженными бандами и профессиональной преступностью в годы иностранной интервенции и гражданской войны, обеспечение общественной безопасности в лихолетье Великой Отечественной, планомерная, базирующаяся на широкой общественной основе работа по предупреждению правонарушений и своевременному раскрытию преступлений в настоящее время.

Эти исторические вехи славного пути советского уголовного розыска, беззаветно защищающего революционные завоевания трудового народа с первых дней Великого Октября до сегодняшних дней, ярко раскрыты на примере Московского уголовного розыска в документальной повести В. Полубинского «Знакомьтесь: МУР». В книге обстоятельно и полно показан сложный путь рождения и становления МУРа как органа нового, социалистического типа, коренным образом отличающегося от дореволюционного сыска. Автор правильно акцентирует внимание на том, что путь этот был непростым, нелегким, сопряженным не только с большими трудностями, но с постоянным качественным ростом эффективности борьбы с преступностью.

Автору удалось в популярной форме раскрыть наиболее важные отличительные черты советского уголовного розыска — тесную связь и опору на широкие трудящиеся массы, защиту интересов народа от преступных посягательств, самоотверженность при исполнении сотрудниками розыска своего долга перед Родиной. Повесть строится на подлинных фактах, что придает ей достоверный, убедительный характер. В ней в занимательной форме впервые раскрываются перед массовым читателем многие малоизвестные страницы истории Московского уголовного розыска.

Уверен, что документальная повесть В. Полубинского с интересом будет прочитана не только теми, кто увлекается историей уголовного розыска, но и широким кругом читателей.

В. ПАНКИН,

генерал-лейтенант милиции,

начальник Главного управления

уголовного розыска МВД СССР

ОТ АВТОРА

Петровка, 38…

МУР…

В сознании большинства москвичей, да и не только жителей столицы, эти два понятия давно уже стали синонимами. При слове «МУР» каждый, кто более или менее знает Москву, вспоминает красивое здание с ухоженным сквером перед главным входом, расположенное наискосок от сада «Эрмитаж». А стоит назвать адрес «Петровка, 38» и — восемь против десяти — вы услышите уточнение: «Вам нужен Московский уголовный розыск?»

Далеко не всем известно, что в этом шестиэтажном здании бок о бок с МУРом «расквартированы» и другие службы столичной милиции, каждая из которых решает свои специфические задачи охраны социалистического правопорядка, профилактики правонарушений и борьбы с преступностью. Однако широкую известность Петровке, 38 принес именно МУР — своеобразная «практическая академия» советского уголовного розыска и муровцы — пионеры милицейского сыска.

О Московском уголовном розыске сложены песни, о его сотрудниках и поныне ходит немало удивительных рассказов. Не сказок и побасенок, а реальных былей, захватывающих воображение людей даже не наделенных богатой фантазией. Из дел Московского уголовного розыска писатели и журналисты почерпнули столько сюжетов для повестей, рассказов и очерков, что, собери их творения воедино, составится довольно внушительная коллекция.

Повышенный интерес к личности сотрудников МУРа, их делам не случаен. Он вызван характером их работы, той ролью, которую играет уголовный розыск в общей системе правоохранительных органов.

Сотрудник уголовного розыска находится на переднем крае борьбы с преступностью, на том ее острие, которое направлено на защиту жизни, здоровья и достоинства советского человека, его имущественных прав. Почему можно так утверждать? Да потому, что ущерб, наносимый расхитителем, спекулянтом, фальшивомонетчиком, гражданин, как правило, ощущает опосредованно, не воспринимая его как личную утрату. Горе же, причиненное грабителем, вором, хулиганом, обрушивается на него непосредственно — переживается им остро и тяжело.

А кто оберегает граждан от этого горя, предупреждая и пресекая замышляемые преступления? Кто первым приходит на помощь людям, когда в их жизнь входит несчастье, а то и невосполнимая утрата, принесенные злоумышленником? Чаще всего именно он — сотрудник уголовного розыска!

Уголовный розыск нередко сравнивают с армейским авангардом, а сотрудников этой службы — с солдатами войсковых ударных подразделений. Всякие сравнения вообще условны, а в данном конкретном случае тем более.

Для сотрудников уголовного розыска мирного времени не бывает. Они постоянно в состоянии войны — войны с преступностью. На их фронте еще не объявлено перемирия, а тем более окончания многотрудных, подчас драматических, с риском для жизни, операций против воров, грабителей, убийц, насильников.

Нарушитель социалистического правопорядка орудует чаще всего исподтишка и тщательно маскирует свои следы. Изобличить его порой не так-то просто. Раскрытие преступлений — сложный и кропотливый процесс, требующий высокого профессионального мастерства.

Не случайно во многих странах мира существуют специальные, автономные от других служб общественного порядка подразделения, которые занимаются только розыском и изобличением преступников. Это так называемая сыскная или криминальная полиция.

Московский уголовный розыск тоже начинался как самостоятельная служба борьбы с преступностью, обособленная от охранной милиции, паспортной службы, железнодорожной милиции. В тяжелейших условиях борьбы с преступным наследием прошлого складывался МУР, в сложной обстановке революционной ломки старого мира формировался его оперативно-розыскной аппарат.

Царизм и буржуазное Временное правительство оставили Советской власти в наследство не только нищую, измученную и обескровленную мировой войной Россию, но и невиданную по размаху профессиональную преступность. Перед трудящимися Советской республики и их боевым авангардом — партией большевиков встали труднейшие задачи: отстоять завоевания социалистической революции, использовать государство диктатуры пролетариата для достижения полной победы над эксплуататорскими классами, для осуществления социалистических преобразований в многомиллионной экономически отсталой буржуазно-помещичьей стране. Решение этих задач молодому государству рабочих и крестьян пришлось осуществлять одновременно с организацией борьбы за утверждение революционного правопорядка, с ликвидацией профессиональной преступности.

В первые годы после революции вопрос о жизни молодого Советского государства решался как в вооруженных схватках с внутренней контрреволюцией и иностранными интервентами на фронтах гражданской войны, так и в борьбе с преступностью, в частности бандитизмом. В постановлении Совета Труда и Обороны от 8 декабря 1920 года, подписанном В. И. Лениным, Ф. Э. Дзержинским и наркомом юстиции Д. И. Курским, подчеркивалось, что обеспечение «устойчивого советского режима является вопросом жизни и смерти…, вопросом исключительной важности для всей советской федерации, ее международного положения, а сама борьба с бандитизмом представляет большую самостоятельную стратегическую задачу».

Успехи в борьбе с преступностью не пришли сами собой. Они завоевывались упорной и героической деятельностью партии и народа, государственных органов в ходе утверждения диктатуры пролетариата и социалистического строительства в стране.

Активными участниками непримиримой борьбы нового со старым были и работники уголовного розыска Москвы — беспредельно преданные своей многотрудной службе люди. Из плеяды тех советских тружеников-патриотов, чью гражданскую, социальную позицию еще в 1920 году В. И. Ленин охарактеризовал как «настоящий патриотизм, без которого мы три года не продержались бы. Без этого патриотизма мы не добились бы защиты Советской республики, уничтожения частной собственности…»

Патриотические начала личности проявляются не в словах, даже самых возвышенных, а в поступках, в конкретных делах человека. Для муровцев всех поколений делом их жизни было и остается верное служение Родине на ниве защиты социалистического правопорядка от преступных посягательств. Подтверждение тому — насыщенная до предела будничной работой и драматическими событиями история Московского уголовного розыска.

В неимоверно трудных условиях гражданской войны и разрухи закладывались принципиально новые основы оперативно-розыскной работы МУРа, оттачивалось мастерство его сотрудников. Они внесли огромный вклад в искоренение профессиональной преступности не только в столице, но и за ее пределами. Многие воспитанники МУРа направлялись на укрепление аппаратов уголовного розыска в союзные и автономные республики, края и области Российской Федерации. Они делом утверждали принципы пролетарского, социалистического интернационализма в национальных регионах страны.

Вместе с другими сотрудниками столичной милиции работники уголовного розыска несли службу охраны общественного порядка в дни, когда немецко-фашистские захватчики рвались к Москве, участвовали в ликвидации последствий вражеских бомбардировок, вылавливали лазутчиков и диверсантов. Призванные в действующую армию, они доблестно сражались на фронтах Великой Отечественной войны. В составе партизанских отрядов и истребительных батальонов совершали рейды по тылам врага.

И сегодня, в новых условиях, определяемых стратегией ускорения социально-экономического развития нашего общества, муровцы достойно несут бессменную вахту на переднем крае борьбы с преступностью, делами своими приумножая боевые и трудовые традиции старших поколений МУРа. В уголовном розыске, как и во всех правоохранительных органах страны, происходит серьезная перестройка, призванная обеспечить более высокие показатели оперативно-служебной деятельности в условиях демократизации советского общества и широкой гласности. Задача эта решается путем дальнейшего укрепления уголовно-розыскной службы политически зрелыми, безупречными в нравственном отношении людьми, сочетающими высокую профессиональную подготовку с гражданским мужеством, неподкупностью, обостренным чувством справедливости. Улучшается научно-методическое обеспечение деятельности МУРа, более активно используются в повседневной практике научные рекомендации и передовой опыт профилактики правонарушений и борьбы с преступностью. Совершенствуется структура и пересматривается расстановка сил, чтобы поднять уровень интенсификации труда сотрудников, повысить индивидуальный вклад каждого из них в общее дело охраны жителей столицы от преступных посягательств.

Глава первая

ИСТОКИ

МРАЧНОЕ НАСЛЕДИЕ ПРОШЛОГО

От Хитрова рынка до Сухаревского. Мир «ширмачей» и «хипесников». «Цветочки» и «ягодки» амнистии Керенского. Конец банды Яньки Кошелька. Похождения извозчика

В первые послереволюционные годы среди сотрудников Московского уголовного розыска официально бытовали термины «преступная Москва», «преступный мир Москвы».

Преступная Москва — понятие отнюдь не административное, хотя и территориальное. Работники уголовного розыска вкладывали в него вполне определенный смысл. Преступный мир Москвы в прошлом — это «дислокация» в городе множества воровских «малин», мест сбыта краденого и сборищ уголовников, а также всевозможных притонов и их постоянных клиентов — преступников-профессионалов.

Хорошее знание преступной Москвы почиталось в те времена первейшей и непременной обязанностью сотрудника МУРа. Чем лучше и полнее он знал имена, клички, «рабочий почерк» преступников, их связи и места сборищ, тем более ценным считался работником. В Московском уголовном розыске служили десятки людей, обладавших в этой области поистине энциклопедическими знаниями.

Это сейчас к услугам оперативных работников есть компьютеры с их электронной памятью, другие технические средства закрепления и поиска служебной информации, которой при необходимости можно воспользоваться в ходе раскрытия преступления. Раньше же сотруднику МУРа приходилось надеяться только на свои познания криминальной среды города да на память своих товарищей. Тем более, что большинство документов прежнего сыскного отделения было уничтожено вместе с бумагами разгромленного еще 3 марта 1917 года охранного отделения московской жандармерии, которое располагалось в одном с ним здании по Большому Гнездниковскому переулку, 3. А в дни Октябрьского вооруженного восстания погибли многие архивы градоначальства и комиссариатов милиции буржуазного Временного правительства. В одном из обзоров Отдела управления Моссовета за 1920 год отмечалось:

«Пролетарская, рабоче-крестьянская революция, происшедшая в октябре 1917 года, застает бывший комиссариат Московского градоначальства в хаотическом состоянии. Само здание градоначальства, находившееся на Тверском бульваре, 22, подверглось обстрелу. Служащие бывшего градоначальства, состоящие преимущественно из прежних царских чиновников, покинули помещение. Уходя, они уничтожили дела или привели их в беспорядок. Инвентарь — шкафы, стулья, столы, пишущие машинки — все это было сломано или попорчено. Почти все стекла здания были выбиты. Вот в каком виде унаследовала Советская власть огромный орган, ведавший управлением столицы с ее миллионным населением».

Не в лучшем состоянии оказались и многие комиссариаты милиции свергнутого буржуазного правительства. Так что новая уголовно-розыскная служба по существу все начинала сначала, и ее сотрудникам приходилось надеяться в основном на собственные силы.

Преступный мир Москвы складывался десятилетиями. Все попытки царских властей и буржуазного Временного правительства хотя бы как-то ограничить влияние этого мира на социальную жизнь города оказывались безрезультатными. Лишь Советская власть основательно и всерьез занялась ликвидацией профессиональной преступности в стране и в довольно короткий исторический срок успешно решила эту нелегкую задачу.

Для современных жителей столицы сочетание «преступная Москва» — анахронизм. Но всего семь десятилетий назад это было понятие, овеществленное во множестве трактиров и кабаков, десятках городских рынков и толкучек, ночлежных домов и притонов, располагавшихся не только на далеких окраинах, но и в самом центре города.

Давайте на несколько минут перенесемся в дореволюционную Москву и совершим небольшую экскурсию по ее улицам и площадям. Помогут нам в этом старые путеводители по городу. Не будем забираться в закоулки когда-то печально известной Марьиной рощи или Коптевских выселок, окраинных Мневников или Цыганской слободы, даже недалекие от Кремлевских стен Хамовники или Зацепу оставим в стороне. Пройдем по самому центру «второй столицы» — от Яузы через Китай-город на Тверскую, затем через Цветной бульвар поднимемся до Сухаревской (ныне Колхозная) площади.

Начнем прогулку от сквера, что на нынешней площади Максима Горького. И до революции здесь тоже была площадь — небольшой клочок земли, зажатый с одной стороны Солянкой, а с другой — Яузским бульваром. Лежал он в окружении обшарпанных домов со множеством флигелей и пристроек. Единственным «украшением» угрюмых зданий были незамысловатые вывески трактиров и лавок.

«Путеводитель по Москве и ея окрестностям» 1903 года этот уголок города живописует так:

«Между Солянкой и Яузским бульваром, посреди Подколокольного переулка, находится последняя достопримечательность Белого города — Хитров рынок с его биржей труда и ночлежными домами… здесь можно увидеть крестьян, еще не знакомых с Москвой, рабочих, уже побывавших в Москве, всякого рода городскую прислугу, потерявшихся неудачников и между ними хитровских завсегдатаев с темным прошлым и таким же настоящим, издавна прозванных «золотой ротой». Последняя категория живет за счет всех остальных, прибегая к всевозможным ухищрениям, мошенничеству и даже насилию, чтобы раздобыть денег, которые пропиваются в трактирах и притонах. Этому сорту людей Хитров рынок и обязан своей дурной славой».

«Путеводитель по Москве» 1905 года добавляет:

«Хитров рынок — убежище московских босяков».

Со временем оборотистые хозяева громоздившихся вокруг рынка строений приспособили свои дома под ночлежки. Именовались ночлежные дома по фамилиям их владельцев — Румянцевские, Кулаковские, Ярошенковские, Степановские. В них, по скромным подсчетам полиции, ютилось до десяти тысяч постояльцев: бродяг, нищих, пропившихся интеллигентов, профессиональных преступников.

Антиобщественную сущность ночлежек очень точно раскрыл еще Фридрих Энгельс. Он писал, что всякая из ночлежек является очагом преступности и ареной возмутительных деяний, которые без этой насильственной централизации порока никогда, может быть, не были бы совершены.

Трущобы Хитровки блестяще иллюстрировали эти выводы.

Обитатели дна строго придерживались «субординации» при расселении по ночлежным домам. У содержателя квартиры, дававшего приют перекупщицам краденого, никогда не квартировал вор. Нищего не принимали в ночлежке, облюбованной барышниками. Столь же строго неписаный «табель о рангах» соблюдали и посетители местных трактиров. Каждый посещал питейное заведение лишь своего разряда.

В нижнем этаже румянцевской ночлежки помещался трактир, который хитровцы называли между собой «Сибирью». Здесь собирались преимущественно воры и скупщики краденого. Люд рангом пониже — барышники и нищие — облюбовали себе «Пересыльный». И хотя располагался он рядом с «Сибирью», хитровская мелкота туда не совалась. Питейный люкс помещался в доме Ярошенко и носил название «Каторга». В этом притоне кутили «сливки» Хитровки — громилы, грабители, народ «деловой».

Обитатели хитровских ночлежек признавали лишь свои неписаные законы да пудовые кулаки двух городовых 3-го участка Мясницкой полицейской части Рудникова и Лохматкина. Эти блюстители порядка, несшие здесь службу вплоть до Октябрьской революции, знали большинство хитровцев в лицо и умели неплохо с ними ладить. Большой знаток московских трущоб, писатель и журналист Владимир Алексеевич Гиляровский в одном из своих очерков привел примечательный разговор следователя по особо важным делам городского суда с городовым Рудниковым:

«— Правда ли, что ты знаешь в лицо всех беглых преступников на Хитровке и не арестуешь их? — поинтересовался судебный чиновник у полицейского.

— Вот потому двадцать годов и стою там на посту, а то и дня не простоишь, пришьют, — ответил страж порядка. — Конечно, всех знаю».

Хитровцы тоже хорошо знали своих городовых. Поэтому многие из тех, кто жил в неладах с законом, годами скрывались здесь от его «всевидящего ока», не опасаясь попасть в руки правосудия.

Хитров рынок был типичным образчиком дна империи Романовых. Не случайно, когда в 1902 году Московский Художественный театр готовил первую постановку пьесы Максима Горького «На дне», К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко с группой артистов театра именно здесь знакомились с трущобной жизнью. А художник театра В. А. Симов писал эскизы своих знаменитых декораций к горьковской пьесе прямо в притонах Хитровки.

«Экскурсия на Хитров рынок, — вспоминал позже К. С. Станиславский, — лучше, чем всякие беседы о пьесе, разбудила мою фантазию и творческое чувство. Явилась натура, с которой можно лепить живой материал для творчества образов».

Но не единой Хитровкой славилась Москва в дореволюционные годы. Москвичи знали с десяток других, не менее примечательных мест трущобного мира в городе. Просто наша прогулка по центру старой Москвы началась отсюда.

Поднимемся от Хитрова рынка, именовавшегося в обиходе просто Хитровкой или Хивой, по Солянке на Старую площадь и вступим в Китай-город. Путеводитель «Москва и окрестности» 1896 года сообщает:

«Китай-город… служит средоточием многомиллионной торговой деятельности Москвы. В нем идет как бы постоянная ярмарка, торжище… Это — Сити г. Москвы».

«Московское Сити» выглядело весьма многолико.

«Стоит только спуститься по одной из лестниц, идущих от Варваровки (нынешняя улица Разина. — В. П.), вниз по направлению к той стене Китай-города, которая примыкает к Москве-реке, из кварталов европейского типа вы сразу попадаете в трущобный мир старой Москвы. Тут все характерно: и грязные кривые переулки, и двухэтажные, с обсыпавшейся штукатуркой, жалкого вида домишки, сплошь облепленные примитивными вывесками, и внутренние дворы со специфическими чертами социального дна… Но и здесь, как и везде в Китай-городе, кипит бойкая торговая жизнь, хотя и особого рода, — жизнь, дирижером которой является мелкий барышник, паразитирующий за счет ремесленной бедноты; здесь нашла себе приют шумная страстная биржевая спекуляция — только в ином масштабе, чем там на Ильинке или в «Славянском базаре».

Так описывает эту часть города путеводитель «Москва» 1915 года.

Отсюда, через Красную площадь, выйдем на Охотный ряд. Мы попали, как свидетельствует «Всеобщий путеводитель по Москве и окрестностям» 1916 года, на «центральный рынок Москвы с многомиллионными оборотами». Но это было и самое грязное место в центре города. Портящиеся мясо, рыба, овощи издавали такое зловоние, что «охотнорядский дух» чувствовался за много кварталов отсюда.

Пройдем через плотную толпу торговцев с корзинами и мешками, шныряющих между ними блинников и воров-карманников, сбитенщиков и профессиональных попрошаек. Перед нами известный московский притон шулеров, налетчиков, барышников и громил — гостиница «Лондон». Стены ее темных номеров видели столько человеческих трагедий и слышали столько излияний, радужных надежд и безысходного горя, что их хватило бы не на одну «Человеческую комедию».

От гостиницы рукой подать до Тверской, или «губернаторской», улицы. Так ее называли потому, что здесь располагался дворец московского генерал-губернатора. Тот самый, в котором ныне помещается Моссовет. Он величаво выпирал вперед, на проезжую часть улицы. Это уже позже архитекторы и строители «осадили» дом назад и выпрямили улицу Горького.

Из книги «Москва, или Исторический путеводитель по знаменитой столице государства Российского» 1831 года узнаем, что перед

«домом генерал-губернатора находится порядочная квадратная площадь и напротив самого дома, к стороне Дмитровки (ныне улица Пушкина. — В. П.) частный дом Тверской части, под оным гауптвахта».

Да, на том самом месте, где сейчас на Советской площади зеленеет сквер, до революции помещался 2-й участок Тверской полицейской части с тюрьмой, гауптвахтой, пожарной командой и моргом. Сюда везли буянов из гостиниц и трактиров, воров и бродяг, задержанных в центре города. Для пьяниц тут имелась специальная «пьяная комната» или «холодная», некий прообраз медвытрезвителя. В тюрьму полицейской части, не без основания именуемую «клоповником», доставляли арестованных преступников, а в морг — подобранные на улице трупы их жертв.

По соседству с Тверской частью, так сказать, под полицейским оком, размещались самые затрапезные трущобы — известные всей Москве Черныши, или Олсуфьевский дом. Управлял этим огромным, по тем временам, четырехэтажным домом с многочисленными надворными постройками и пристройками квартальный из бывших городовых. Ни в трущобы, ни в меблированные комнаты, которые содержала некая Чернышова, полиция не смела носа сунуть, побаиваясь управляющего, состоявшего одновременно порученцем для личных услуг при генерал-губернаторе.

По существовавшему в те времена порядку, установленному «отцами города», во время полнолуния — видна ли луна на небосклоне или прячется за густыми тучами — уличные фонари нигде не зажигались. Даже «губернаторская» улица утопала во мраке ночи. Известный писатель Борис Лавренев, обращаясь к юному поколению советских граждан, вспоминал свое детство. Есть в его воспоминаниях и описаний ночного российского города дореволюционной поры:

«Никакого света на улицах нет. Кромешная тьма. Лишь кое-где на пуховик пыли ложится бледная полоска света керосиновой лампочки, тускло горящей за окном в этот поздний час. В ночную тишину врывается вдруг отчаянный вопль: «Караул! Грабят!» Крик обрывается стоном, и снова тишина. Продолжая наш путь, мы неожиданно натыкаемся на лежащего в пыли человека. Он хрипло дышит. Зажигаем спичку и видим, что человек держится рукой за бок и между его пальцами текут струйки крови. Он еще жив, но глаза его уже тускнеют… Истекая кровью, ограбленный бандитами человек умирает на улице. Никто не поможет. Никто не рискнет выйти на улицу, боясь за свою жизнь. И зачем особенно беспокоиться? Это самое обычное ночное происшествие на этих улицах. Утром пройдет городовой, остановит проезжающего ломовика. Вдвоем они грубо, как мешок, бросят мертвое тело на подводу и свезут в морг».

Не удивительно, что в дореволюционную пору Москва с наступлением темноты цепенела в потемках. Улицы ее словно вымирали. Лишь редкие прохожие, спешившие под защиту собственных квартир, да какие-то подозрительные типы в подворотнях изредка попадались навстречу. Добропорядочный обыватель рано отходил ко сну. Зато оживали трактиры и кабаки, всевозможные притоны и тайные игорные дома, здесь жизнь начинала бить ключом.

А мы у Тверского бульвара свернем направо и продолжим наш путь от женского Страстного монастыря, который стоял когда-то на нынешней Пушкинской площади, через строй фланирующих раскрашенных девиц вниз по бульвару мимо широко известного дома свиданий Виноградова, где номера сдавались на час, полтора, два часа, до Петровских ворот и далее до Трубной площади.

Слева начинается скандально известный в полицейской хронике Цветной бульвар. Знаменит он был тем, что редкая ночь обходилась здесь без ограблений и даже убийств. По вечерам на бульвар выползали загадочные личности, отсиживающиеся в светлое время суток в своих вонючих конурах на Грачевке и в Арбузовских ночлежках, да стекались завсегдатаи подпольных картежных притонов и дешевых публичных домов, которыми славились Грачевские переулки.

Полиция не особенно беспокоила содержателей притонов, а подчас и покровительствовала им. При таком отношении представителей власти трущобный мир Москвы «благоденствовал» без страха и упрека.

От Цветного бульвара совсем недалеко до Сухаревского рынка. «Путеводитель по Москве и окрестностям» 1884 года свидетельствовал:

«Один из самых оживленных рынков Москвы — Сухаревка, куда по праздникам стекается масса народа за всевозможными покупками, начиная от старых сапогов и кончая золотыми и бриллиантовыми вещами и дорогой мебелью».

Более поздний путеводитель «По Москве и ея окрестностям» 1903 года подтверждал:

«Возле Сухаревой башни на площадях постоянно происходит торг и в палатках и с рук, но по воскресеньям вся площадь устанавливается в несколько рядов палатками и сплошь заполняется народом, стекающимся со всей Москвы».

Сюда устремлялись все, кто рассчитывал что-либо купить или продать, кому просто хотелось поглазеть на товар или прицениться на будущее, кто надеялся поживиться в карманах заезжих провинциалов или на лотках торговцев. Здесь можно было по дешевке купить, а затем ловко перепродать искусно подделанные под золото медные брошки, кольца, другие украшения.

На Сухаревку с утра спешили и те, кого ночью ограбили или обворовали. И частенько расчеты пострадавших оправдывались. Вся Москва знала, что Сухаревский рынок — основное место сбыта краденого.

Рынок занимал огромную площадь в пять гектаров, окруженную тесным кольцом магазинов, лавок, пивных, трактиров и просто распивочных. Но славился он на всю Россию своей толкучкой. Тысячи людей с утра и до позднего вечера толкались на пяти гектарах между сотен временных палаток и рядами разложенного прямо на мостовой старья. В этой толпе уверенно чувствовали себя десятки карманников, барышников и мошенников.

Недобрую славу рассадника преступности в Москве вместе с Хитровкой и Чернышами по праву делили Ермаковка в Орликовом переулке, Морозовка на Таганке, чердаки Бахрушевских домов в Козицком переулке, владения Солодовникова на 2-й Мещанской улице и десятки им подобных мест — средоточий бездомных и безработных, нищих и беспризорных.

Вот и окончилась наша воображаемая прогулка по центру дореволюционой Москвы с помощью старых московских путеводителей. Этот более чем двухмиллионный город в канун Великой Октябрьской социалистической революции был не только крупнейшим экономическим, политическим и культурным центром России, но и столицей российского преступного мира.

Дореволюционные издания нередко представляли Москву, в отличие от шумного и чопорного Петербурга, тихим и добропорядочным городом, а москвичей — двойниками героев бессмертных творений А. Н. Островского, сошедших с подмостков Малого театра. Однако в традиционно степенном купеческом центре России, с его богатыми лабазами, ухоженными церковными и монастырскими подворьями, за фасадом внешнего мещанского благополучия с кисейными занавесочками на окнах и геранью на подоконниках существовала и другая Москва. Многолюдная, с шумными рынками и грязными толкучками, сотнями кабаков и трактиров, вонючими ночлежками и притонами. Здесь царили свои нравы и обычаи, действовали свои законы.

Боярская, а позднее купеческая Москва еще со времен Ваньки Каина — знаменитого преступника, вымогателя и провокатора первой половины XVIII века, славилась своими «татями», «душегубами», аферистами. С годами в городе сложилась особая каста людей, живущих только преступлениями.