Похождения Тома Соуэра

Въ школѣ ученики до того ухаживали за нимъ и за Джо, и поглядывали на нихъ съ такимъ краснорѣчивымъ восхищеніемъ, что оба героя скоро нестерпимо «зазнались». Они принялись разсказывать свои похожденія жаднымъ слушателямъ, но не шли дальше начала, потому что разсказы эти конца имѣть не могли, въ виду неисчерпаемаго воображенія обоихъ повѣствователей. А когда они довершили эффектность своего изложенія, вытащивъ трубки и принявшись равнодушно курить, слава ихъ достигла своего апогея.

Томъ рѣшилъ, что можетъ обойтись теперь и безъ Бекки Татшеръ. Ему было достаточно славы. Для нея одной будетъ онъ жить! Можетъ быть, видя его отличіе, Бекки сама захочетъ передъ нимъ «выставляться». Пусть! Увидитъ, что и онъ можетъ оставаться равнодушнымъ, какъ другіе. Бекки вошла въ это время. Онъ притворился, что не замѣчаетъ ее, подошелъ къ кучкѣ мальчиковъ и дѣвочекъ и сталъ разговаривать; между тѣмъ, онъ видѣлъ, что она скоро принялась бѣгать взадъ и впередъ, вся раскраснѣвшись и съ блестящими глазками, «дѣлала видъ», что ей весело ловить подругъ и взвизгивала отъ хохота, когда ей удавалось кого-нибудь поймать. Онъ замѣчалъ, что и эти поимки происходили всегда у него по сосѣдству, причемъ она бросала въ его сторону увѣренный взглядъ. Это льстило всему его мелкому тщеславію, но не только не трогало его, а, напротивъ, лишь заставляло больше «задирать носъ» и представляться совершенно не замѣчавшимъ ея присутствія. Тогда она прекратила свою возню и стала ходить нерѣшительно, вздыхая, по временамъ, и поглядывая исподтишка на Тома, но примѣтила, что онъ обращается съ своимъ разговоромъ къ Эми Лауренсъ, чаще, чѣмъ къ кому-нибудь другому. Сердце у нея сжалось, она сразу почувствовала тоску и тревогу, попыталась уйти прочь, но ноги ей не повиновались и сдвинули ее, напротивъ того, опять къ той же группѣ. Она обратилась, съ поддѣльною живостью, къ одной дѣвочкѣ, стоявшей почти о локоть съ Томомъ:

— Ахъ, Мэри Аустинъ, дрянь ты такая! — зачѣмъ ты не была въ воскресной школѣ?

— Я была… Развѣ ты не видала?

— Нѣтъ! Неужели ты была? Гдѣ же ты сидѣла?

— Да въ классѣ миссъ Петерсъ, какъ и всегда. Я тебя видѣла.

— Въ самомъ дѣлѣ? Забавно, что я тебя не замѣтила. А мнѣ хотѣлось поговорить съ тобою о пикникѣ.

— Это весело, пикникъ! Но кто же его затѣваетъ?

— Мама собирается мнѣ устроить.

— Вотъ хорошо-то! Надѣюсь, она позволитъ мнѣ быть?

— Разумѣется. Вѣдь пикникъ для меня. Она позволяетъ всѣмъ, кого я захочу. А я тебя хочу.

— Это мило съ твоей стороны. А когда будетъ?

— Еще не назначено. Вѣрно во время каникулъ.

— Весело-то будетъ! Ты всѣхъ мальчиковъ и дѣвочекъ позовешь?

— Да, всѣхъ, кто со мной друженъ… или захочетъ быть… Она взглянула украдкой на Тома, но онъ разсказывалъ Эми Лауренсъ очень пространно о страшной бурѣ на островѣ и о томъ, какъ молніей сразило большую смоковницу, которая такъ и «разлетѣлась на щепки», въ то самое время, когда онъ стоялъ въ трехъ шагахъ отъ нея.

— О, могу и я быть? — спрашивала Грэсъ Миллеръ.

— Разумѣется.

— А я? — спрашивала Салли Роджэрсъ.

— Да.

— А я? — приставала Сюзи Гарперъ. — И Джо?

— Да.

И такъ продолжали всѣ, хлопая въ ладоши отъ радости, пока не напросилась такъ вся кучка, за исключеніемъ Тома и Эми. Но Томъ хладнокровно ушелъ, все разговаривая, и уводя Эми съ собою. У Бекки дрогнули губы и глаза застлались слезами, но она скрыла свое волненіе подъ притворной веселостью и продолжала болтать; только пикникъ потерялъ для нея всякую прелесть, да и все другое померкло. Она скрылась отъ подругъ, какъ могла скорѣе, забилась куда-то и тамъ «хорошенько выплакалась», какъ выражаются особы ея пола. Она просидѣла тамъ въ уныніи, съ уязвленнымъ самолюбіемъ, до самаго звонка; тутъ, она встала съ мщеніемъ въ глазахъ, отбросила назадъ свои заплетенныя косы и сказала себѣ, что знаетъ теперь, что ей дѣлать.

Во время перерыва уроковъ Томъ продолжалъ свой флиртъ съ Эми, ликуя отъ удовольствія, и пошелъ нарочно отыскивать Бекки, чтобы пронзить душу ей этимъ зрѣлищемъ. Онъ скоро увидѣлъ ее, но тутъ барометръ его опустился внезапно. Она примостилась уютно на скамеечкѣ за школой и разглядывала книжку съ картинками вмѣстѣ съ Альфредомъ Тэмпль; и оба они были такъ заняты этимъ, такъ тѣсно склоняли свои головы надъ книгой, что, повидимому оставались безучастны ко всему остальному въ мірѣ. Ревность пронеслась раскаленною стрѣлою по жиламъ Тома. Онъ возненавидѣлъ самого себя за то, что отвергъ возможность помириться съ Бекки, когда она сама давала ему случай къ тому: называлъ себя дуракомъ и другими бранными именами, какія только могъ придумать; ему хотѣлось даже плакать съ досады. Эми весело продолжала болтать, потому что сердечко у нея такъ и пѣло, но у Тома языкъ отказывался служить. Онъ и не слушалъ, что Эми говорила, а когда она умолкала, ожидая, что онъ скажетъ, онъ бормоталъ, что попало въ отвѣтъ, иной разъ совсѣмъ невпопадъ. И онъ все поворачивалъ за уголъ школы, чтобы терзать свои взоры ненавистною сценой; его такъ и тянуло туда, хотя онъ приходилъ въ ярость, видя, что Бекки какъ будто даже не подозрѣваетъ его существованія въ этомъ мірѣ! Такъ казалось ему, по крайней мѣрѣ, но она видѣла его и торжествовала, сознавая, что побѣда за нею и что онъ страдаетъ теперь, какъ она страдала. Беззаботная болтовня Эми становилась Тому невыносимой; онъ сталъ намекать на неотложныя дѣла; время было ему дорого… Но это не дѣйствовало, дѣвочка продолжала стрекотать. Томъ думалъ про себя: «О, чтобъ ее!.. Неужели никогда не отвяжется?» Наконецъ, онъ заявилъ, что ему нельзя болѣе мѣшкать съ тѣми дѣлами, прибавивъ коварно, что онъ будетъ «поджидать» ее послѣ школы. Вслѣдъ за этимъ онъ убѣжалъ, ненавидя ее за все.

— Пусть бы еще другого мальчишку выбрала! — размышлялъ онъ, скрежеща зубами. — Всякаго другого, лишь бы не этого фигляра изъ Сентъ-Льюиса, который воображаетъ о себѣ, что онъ щеголь и аристократъ!.. Прекрасно!.. Я отдулъ васъ, сэръ, въ первый же день, когда вы здѣсь показались, и отдую опять!.. Подождите только, я уже васъ поймаю и тогда… Вотъ!

И онъ сталъ облегчать себѣ душу, колотя воображаемаго мальчика, размахивая по воздуху кулакомъ, топча и подбрасывая кого-то.

— Вотъ тебѣ, вотъ тебѣ!.. Будетъ съ тебя?.. Знай впередъ!

Воображаемая расправа кончилась къ его удовольствію, но онъ убѣжалъ домой въ полдень. Совѣсть не дозволяла ему выносить болѣе выраженія счастія и признательности со стороны Эми, а ревность гнала прочь отъ другого нестерпимаго зрѣлища. Бекки принялась снова за разсматриваніе картинокъ съ Альфредомъ, но, по мѣрѣ того, какъ минуты проходили, а Томъ не являлся на муку, торжество дѣвочки стало блекнуть и картинки перестали ее занимать; она стала задумчива, разсѣянна и тосклива; два или три-раза настораживала уши, заслышавъ чьи-то шаги, но Томъ не показывался; она почувствовала себя, наконецъ, совершенно несчастной и сожалѣла, что зашла слишкомъ далеко. И когда бѣдный Альфредъ, видя, что она ему измѣняетъ по неизвѣстной причинѣ, попытался сказать:- О, вотъ прелестная картинка! Взгляните… — она вышла изъ терпѣнія к воскликнула:

— Ахъ, не надоѣдайте! Что мнѣ въ картинкахъ! — залилась слезами, вскочила и пошла прочь.

Альфредъ зашагалъ возлѣ нея и началъ было ее утѣшать, но она крикнула:

— Убирайтесь и оставьте меня въ покоѣ! Я васъ ненавижу! мальчикъ остановился, не понимая, чѣмъ онъ могъ ее разсердить. Сама она говорила, что будетъ смотрѣть картинки все время въ продолженіи рекреаціи. Между тѣмъ, она шла прочь, все плача… Альфредъ вошелъ въ пустую школу, раздумывая. Онъ былъ раздосадованъ, оскорбленъ и скоро догадался, въ чемъ было дѣло: дѣвочка выбрала его просто какъ средство для отмщенія Тому Соуеру. Ненависть его къ Тому нисколько не уменьшилась при этомъ открытіи и онъ сталъ придумывать, какъ бы насолить врагу, безъ риска для самого себя. Взглядъ его упалъ на учебникъ Тома; вотъ было кстати! Онъ открылъ книгу съ радостью на заданномъ къ вечернему классу урокѣ, и залилъ эту страницу чернилами. Бекки, заглянувшая въ окно въ эту минуту, видѣла эту продѣлку, но отбѣжала, не выдавъ себя. Она пошла домой съ намѣреніемъ найти Тома и разсказать ему все: онъ будетъ благодаренъ ей и всѣ недоразумѣнія кончатся. Но она передумала еще на полдорогѣ. Ей вспомнилось, какъ велъ себя Томъ во время ея рѣчи о пикникѣ, ей стало стыдно и она рѣшила, что допуститъ высѣчь его за испорченную книгу и будетъ еще ненавидѣть его во всю жизнь, сверхъ того!

ГЛАВА XX

Томъ пришелъ домой въ самомъ уныломъ расположеніи духа, а первыя слова, услышанныя имъ отъ тетки, показали ему, что онъ принесъ свое горе не туда, гдѣ могъ бы найти себѣ утѣшеніе.

— Томъ, я съ тебя живого готова шкуру спустить!

— Тетя, что я такое сдѣлалъ?

— Сдѣлалъ не мало. Я-то, старая дура, бѣгу къ Сиринѣ Гарперъ, думаю, что заставлю ее повѣрить всему этому вздору насчетъ сна, а, смотрите! Она уже знаетъ отъ Джо, что ты былъ здѣсь и подслушалъ всѣ наши разговоры. Не знаю, Томъ, что можетъ выдти изъ мальчика, который такъ поступаетъ. Больно мнѣ видѣть, что ты могъ пустить меня къ Сиринѣ Гарперъ, выставить меня передъ нею такою глупой, и слова невымолвилъ, чтобы меня удержать!

Это придавало новый оборотъ дѣлу. Утромъ Томъ восхищался своею находчивостью, находилъ шутку весьма остроумной; теперь она казалась ему низкой и подлой. Онъ потупился и не зналъ даже сначала, что сказать; наконецъ, проговорилъ:

— Тетя, мнѣ очень жаль, что я это сдѣлалъ… Но я никакъ не думалъ…

— Да, дитя мое, ты никогда не думаешь. Не думаешь ни о чемъ, кромѣ угодливости самому себѣ. Ты придумалъ, какъ добраться сюда съ острова Джэксона, чтобы посмѣяться надъ нашимъ гореваньемъ, придумалъ, какъ одурачить меня своимъ сномъ; но тебѣ не пришло въ голову пожалѣть насъ и избавить отъ безпокойства.

— Тетя, я вижу теперь, что это было подло, но, право же, я не хотѣлъ дѣлать подлости. И я явился сюда въ ту ночь вовсе ни для насмѣшки надъ вами.

— А для чего же?

— Мнѣ хотѣлось дать вамъ знать, что вы напрасно тревожитесь и что мы не утонули.

— Томъ, Томъ, не было бы конца моей душевной радости, если бы я могла вѣрить тому, что у тебя была такая добрая мысль" но я знаю, что ея не было… и самъ ты это знаешь.

— Право же, тетя, я хотѣлъ… Прирости мнѣ къ этому мѣсту, если я не хотѣлъ!

— О, Томъ, не лги… не лги. Ложь ухудшаетъ дѣло во сто разъ!

— Это не ложь, тетя, а сущая правда. Мнѣ хотѣлось успокоить васъ, я затѣмъ и пришелъ.

— Я отдала бы все на свѣтѣ, чтобы повѣрить тебѣ; это загладило бы тебѣ кучу грѣховъ, Томъ. Я обрадовалась бы тогда даже тому, что ты сбѣжалъ и продѣлалъ все дурное еще! Но это непослѣдовательно, Томъ: если за тѣмъ пришелъ, то отчего же ты не сказалъ, дитя мое?

— Видите-ли, тетя, когда зашла у васъ рѣчь о похоронной службѣ, мнѣ вдругъ пришло на мысль, что намъ славно будетъ придти въ церковь и притаиться, и мнѣ не хотѣлось такой штуки испортить. Вотъ почему я спряталъ кору опять въ карманъ и смолчалъ.

— Какую кору?

— А ту, на которой я вамъ написалъ, что мы отправились, чтобы стать пиратами. Я жалѣю, что вы тогда не проснулись, когда я поцѣловалъ васъ… честное слово, жалѣю!

Нахмуренное лицо тети Полли разгладилось и во взглядѣ ея промелькнула внезапная нѣжность.

— Ты поцѣловалъ меня, Томъ?

— Да, тетя.

— Въ самомъ дѣлѣ, Томъ?

— Въ самомъ дѣлѣ, тетя… Повѣрьте.

— Почему же тебѣ вздумалось поцѣловать, Томъ?

— Потому, что я люблю васъ, а вы такъ стонали и мнѣ было такъ грустно…

Слова звучали правдивостью. У старушки невольно дрогнулъ голосъ, когда она проговорила:

— Поцѣлуй меня опять, Томъ… А теперь, маршъ въ школу! Не надоѣдай мнѣ больше!

Лишь только онъ ушелъ, она бросилась къ шкафу и вынула изъ него изорванную куртку, въ которой Томъ воротился изъ своихъ похожденій. Но она остановилась, держа ее въ рукахъ.

— Нѣтъ, — говорила она себѣ, - не смѣю. Бѣдняжка, я знаю, что онъ солгалъ… но ложь-то благая, она такъ утѣшительна. Я надѣюсь, что Господь… я убѣждена, что Господь проститъ ему, что онъ солгалъ, потому что это сдѣлано отъ доброты сердечной. Но я не хочу удостовѣряться въ его лжи… не буду смотрѣть.

Она повѣсила куртку на мѣсто и постояла въ раздумьѣ съ минуту. Два раза протягивала она руку, чтобы снять вещь опять, и два раза отступала назадъ. Наконецъ, въ третій разъ, она рѣшилась, одобряя себя такой мыслью:

— Солгалъ съ доброй цѣлью… съ доброй цѣлью… и такая ложь не можетъ меня огорчить. — Она отыскала карманъ… Черезъ мгновеніе, она уже читала, сквозь слезы, написанные Томомъ на корѣ, и говорила:

— Я готова теперь простить мальчику цѣлый милліонъ грѣховъ!

ГЛАВА XX

Въ послѣднемъ поцѣлуѣ тети Полли было что-то смывшее съ души Тома всякую печаль; онъ былъ снова бодръ и веселъ. По дорогѣ въ школу, на лугу, ему посчастливилось встрѣтить Бекки Татшеръ. При своемъ новомъ настроеніи, онъ подбѣжалъ къ ней безъ всякаго колебанія и сказалъ:

— Я велъ себя очень подло сегодня, Бекки, и мнѣ досадно на это. Я уже болѣе никогда, никогда въ жизни, не буду поступать такъ. Помиримся, прошу васъ… Согласны?

Дѣвочка остановилась и взглянула ему въ лицо презрительно:

— Я буду вамъ очень благодарна, м-ръ Томасъ Соуеръ, если вы оставите меня въ покоѣ. Я не намѣрена разговаривать съ вами болѣе никогда!

Она отвернулась и прошла далѣе. Томъ былъ такъ пораженъ, что не нашелся даже отвѣтить ей: «Очень нуждаются въ васъ, мссъ Задери-носъ!», а потомъ подходящая для этого минута уже прошла. Онъ пошелъ въ школу, нахмурясь и очень сожалѣя о томъ, что Бекки не мальчикъ: задалъ бы онъ ей трепку! Она снова попалась ему на встрѣчу и онъ отпустилъ колкое замѣчаніе на ея счетъ. Она отвѣтила ему такимъ же порядкомъ и разрывъ сталъ окончательнымъ. Бекки была такъ озлоблена, что не могла дождаться, когда же «засядутъ» опять и Тому достанется за испорченный учебникъ. Если у нея было малѣйшее намѣреніе выдать Альфреда Тэмпля, то оно пропало послѣ обидныхъ словъ Тома.

Бѣдная дѣвочка не знала, какъ ее самое подстерегала бѣда. Учитель, м-ръ Доббинсъ, дожилъ до среднихъ лѣтъ, не удовлетворивъ своего честолюбія. Задушевною его мечтою было сдѣлаться докторомъ, но бѣдность присуждала его оставаться на всю жизнь учителемъ въ сельской школѣ. Онъ вынималъ, ежедневно, изъ своего письменнаго стола какую-то таинственную книгу и погружался весь въ ея чтеніе, когда не спрашивалъ учениковъ. Онъ держалъ эту книгу всегда подъ замкомъ. Не было ни одного школьника, который не томился бы желаніемъ заглянуть въ эту книгу, но это не удавалось никому. Каждый мальчикъ и каждая дѣвочка составляли свое представленіе о ней, но, при этомъ, не было и двухъ мнѣній схожихъ, а фактически добраться до истины было немыслимо, Въ этотъ разъ, проходя мимо учительскаго стола, Бекки замѣтила, что ключъ торчитъ въ замкѣ! Минута была драгоцѣнна. Бекки осмотрѣлась кругомъ, увидѣла, что она одна, и выхватила книгу. Заглавіе на оберткѣ: «Анатомія», какого-то профессора, не объясняло ей ровно ничего, и потому она стала перелистывать книгу. На первой же страницѣ ей представилась красивая раскрашенная гравюра, изображавшая человѣка. Въ это самое время какая-то тѣмъ заслонила свѣтъ: Томъ Соуеръ стоялъ на порогѣ и смотрѣлъ… Бекки быстро захлопнула «Анатомію», чтобы спрятать ее, но, второпяхъ, разорвала гравюру чуть не до половины. Она сунула книгу въ ящикъ, повернула ключъ, залилась слезами и крикнула съ яростью:

— Томъ Соуеръ, это болѣе чѣмъ низко съ вашей стороны, шпіонить за другими и смотрѣть на то, что они смотрятъ!

— Почему мнѣ было знать, что вы здѣсь что-то смотрите?

— Стыдитесь, Томъ Соуеръ!.. Вы хотите донести на меня!.. О, я несчастная, что мнѣ дѣлать!.. Меня высѣкутъ, а я никогда еще не была бита въ школѣ!

Она топнула своей маленькой ножкой и продолжала:

— Будьте такъ подлы, если желаете!.. А я знаю, что еще прежде случится. Подождите и увидите!.. Противный, противный, противный!.. — она выскочила изъ комнаты и убѣжала, зарыдавъ снова.

Томъ стоялъ неподвижно, ошеломленный такой бурной выходкой. Онъ думалъ:

— Что за глупый народъ эти дѣвочки! Никогда ее не били въ школѣ! Невидаль какая битье!.. Извѣстно, бабы; кожа нѣжна и сердце, что у курицы. Я-то, разумѣется, не донесу старику Доббинсу на эту дурочку, потому что могу ей отплатить чѣмъ-нибудь другимъ, безъ такой низости, но, все-таки, что же выйдетъ? Старикъ Доббинсъ станетъ спрашивать, кто разорвалъ книгу? Всѣ промолчатъ. Тогда онъ примется своимъ обычнымъ путемъ спрашивать всѣхъ по-очереди; и когда дойдетъ до настоящей виноватой, то угадаетъ и безъ ея словъ. У дѣвочекъ всегда можно узнать по лицу. Онѣ не умѣютъ себя выгородить. Быть ей битой. Да, плохо приходится Бекки Татшеръ, не отвертѣться ей… — Онъ поразмыслилъ еще, потомъ прибавилъ:- Ну и подѣломъ. Она порадовалась бы, если бы я такъ попался, пусть же сама отвѣдаетъ!

Онъ присоединился къ толпѣ школьниковъ, зѣвавшихъ по сторонамъ на дворѣ, но скоро учитель явился и всѣ «засѣли». Томъ не чувствовалъ особаго призванія къ занятіямъ и все поглядывалъ въ сторону дѣвочекъ; личико Бекки смущало его. Судя по всему, ему нечего было жалѣть ее, но далѣе этого безчувствія онъ не могъ идти; онъ не чувствовалъ ни малѣйшаго торжества. Когда же открылось, что учебникъ Тома испорченъ, мальчику стало уже не до чужихъ дѣлъ. Бекки какъ бы очнулась при этомъ изъ своей мрачной задумчивости и выразила большое участіе къ тому, что происходило. Она была увѣрена, что Тому никакъ не удастся оправдаться, если онъ и станетъ клясться, что не проливалъ чернилъ на свою книгу. И она не ошибалась: запирательство только ухудшило дѣло. Бекки полагала, что это ее порадуетъ, до вышло какъ-то не такъ. Въ самую роковую минуту, она чуть не вскочила, чтобы разсказать про Альфреда Тэмпль, но сдѣлала надъ собою усиліе и промолчала, «потому, — говорила она себѣ, - что онъ же хочетъ донести на меня, скажетъ, что это я разорвала гравюру. Такъ не промолвлю я ни слова, будь то даже для спасенія его жизни!»

Томъ перенесъ наказаніе и воротился на свое мѣсто безъ особеннаго унынія, думая, что, можетъ быть, онъ въ самомъ дѣлѣ самъ опрокинулъ чернильницу на свою книгу, какъ-нибудь зазѣвавшись. Если онъ отпирался, то лишь по формѣ, для соблюденія обычая, и не поступился своимъ отрицаніемъ, такъ сказать, изъ принципа.

Прошелъ цѣлый часъ, учитель дремалъ, сидя на своемъ тронѣ, въ воздухѣ стояло усыпляющее гудѣнье; но мало по малу м-ръ Доббинсъ началъ потягиваться, зѣвнулъ, потомъ отперъ свой столъ, запустилъ въ него руку, но только долго, какъ бы не рѣшался, вынуть-ли книгу или нѣтъ? Ученики поглядывали на него безучастно, но были среди ихъ двое, которые зорко слѣдили за всѣми его движеніями. М-ръ Доббнисъ повертѣлъ разсѣянно свою «Анатомію»; наконецъ, вытащилъ ее и усѣлся читать.

Томъ бросилъ взглядъ на Бекки. Ему вспомнился беззащитный, загнанный зайчикъ, на котораго нацѣливалось ружье. Въ эту же минуту всякое воспоминаніе о разрывѣ съ Бекки исчезло изъ его головы. Надо было придумать что-нибудь, сейчасъ же, въ это мгновеніе! По самая настоятельность этого лишала его возможности собраться съ мыслями… Вотъ! Придумалъ! Надо броситься къ Доббину, вырвать у него книгу и убѣжать!.. Но онъ поколебался съ минуту, потому время было уже потеряно: учитель раскрылъ книгу. О, если бы можно было воротить случай назадъ! Нѣтъ, было уже поздно и всякій путь спасенія для Бекки былъ отрѣзанъ. Еще мгновеніе и м-ръ Доббинсъ обвелъ глазами всю школу…и передъ этимъ взглядомъ потупились всѣ ученики, потому что въ немъ было нѣчто, наполнявшее страхомъ и сердца невинныхъ. Натступило молчаніе, въ продолженіи котораго можно было счесть до десяти; учитель насыщалъ себя гнѣвомъ; потомъ онъ прогремѣлъ:

— Кто изорвалъ эту книгу?

Все замерло. Можно было бы разслышать паденіе иголки. Молчаніе длилось и тогда онъ началъ всматриваться въ каждое лицо, ища въ немъ улики.

— Бенджаминъ Роджерсъ, ты разорвалъ книгу?

Отрицаніе. Новое молчаніе.

— Джозефъ Гарперъ, ты?

Опять отрицаніе. Волненіе Тома росло подъ медленною пыткою этого розыска. Перебравъ ряды мальчиковъ, учитель подумалъ съ минуту, потомъ обратился къ дѣвочкамъ:

— Эми Лауренсъ?.

Она трясетъ головою.

— Грэси Миллеръ?..

Тотъ же знакъ.

— Сюзаннъ Гарперъ, вы разорвали книгу?

Снова отрицаніе. Слѣдующей ученицей была Бекки Татшеръ. Томъ дрожалъ съ головы до ногъ отъ ожиданія, сознавая безвыходность положенія…

— Ребекка Татшеръ… (Томъ взглянулъ ей въ лицо: оно было блѣдно отъ ужаса) вы изорвали… Нѣтъ, глядите мнѣ прямо въ глаза. (Она подняла руки съ мольбою). Вы изорвали эту книгу?..

Въ головѣ Тома пронеслось молніей вдохновеніе. Онъ вскочилъ на ноги и крикнулъ:

— Изорвалъ я!..

Вся школа оцѣпенѣла при такомъ безуміи. Томъ простоялъ съ минуту, стараясь придти въ себя, а потомъ, когда онъ выступилъ впередъ для перенесенія наказанія, то благодарность и обожаніе, которое онъ прочелъ въ глазахъ бѣдной Бекки, показались ему достаточнымъ вознагражденіемъ и за сотню «дранья». Вдохновляясь величіемъ своего собственнаго подвига, онъ вытерпѣлъ, безъ малѣйшаго крика, самую безпощадную изъ всѣхъ расправъ, къ которымъ когда-либо прибѣгалъ м-ръ Доббинсъ; выслушалъ съ равнодушіемъ и добавочный жестокій приказъ: оставаться еще два часа въ школѣ послѣ окончанія классовъ. Онъ зналъ, кто будетъ ждать у порога конца его «высидки» и не будетъ считать этого потерею времени!

Ложась спать въ этотъ вечеръ, Томъ обдумывалъ планъ отмщенія Альфреду Тэмпль, потому что Бекки съ стыдомъ и раскаяніемъ разсказала ему все, не утаивъ и своего собственнаго предательства. Но даже мстительныя мысли заслонились у Тома болѣе пріятными, и онъ заснулъ, какъ бы слыша надъ собою послѣднія слова Бекки:

— О, Томъ, какъ могъ ты быть великодушенъ до такой степени!

ГЛАВА XXI