Я еду домой!

– В смысле? Пьяный совсем? – не понял я.

С Володей вообще подчас разговаривать сложно. Во-первых, он хохмач по жизни, и никогда не поймешь, всерьез он или шутит. А во-вторых, есть у него манера выражаться цветисто и многословно, даже если от него хотят получить конкретную информацию. И вот эта манера напрягает – не поймешь, что он действительно хочет сказать.

– Нет, мертвый совсем, – уточнил он. – Но шустрый. Я сдуру в дверь постучал, он на стук и пошел. А я ему навстречу вошел, насвистывая и о высоком думая. Он меня даже за куртку ухватить успел.

– И что?

Раз говорим, да он еще и посмеивается, то закончилось все хорошо, но все равно интересно.

– Вырвался, он за мной погнался, я насилу забежать за машину успел. Вроде и не быстрый, а как взял разбег с крыльца, так я еле увернулся. А про ружье я поначалу забыл с перепугу.

– И что?

– А то, что от него в магазине тетка пряталась, в подсобке. Он за мной ломанулся, а она выскочила да и давай орать – ратуйте, мол, люди добрые. Он к ней повернулся, а я про волыну вспомнил. Ну и шмальнул ему в башню с двух шагов. А он упал и затих.

– Про голову – это точно? – переспросил я.

– Точно. Железно. Вся страна уже знает – снеси ему башку, и оно сдохнет окончательно. Или просто прострели ее, башку эту самую.

Вот это уже полезно. В первый раз действительно конкретная информация. Наконец кто-то сказал вслух то, о чем я тут гадал: выстрел в голову убивает. Все. Осталось только найти, из чего эти самые выстрелы в голову производить.

– Отлично, – сказал я. – Так что с продуктами?

– Загрузился еще и там, весь твой «ниссан» под крышу загрузил, еле доехал обратно. Хватит нам не знаю… на год, наверное. Скупил у них почти все макароны, набрал даже бульонных кубиков, специй, всего. Соль-сахар-спички, само собой. А сейчас дрова таскаем. Бочку с соляркой я уже в гараж затащил, чуть не погиб под ней.

Это хорошо, что они запираются. Так мне спокойнее.

– Долго еще возиться осталось?

– Долго: дров полным-полно. Я таскаю с Юркой, а жена твоя с крыльца за нами смотрит, с ружьем в руке. Не пойму – то ли она нас охраняет, то ли надсмотрщиком себя чувствует. Настена с Сашкой в доме, их не выпустили.

Опять хохмить начал. Ну что поделаешь, такой уж человек.

– Володь, я вот что подумал… – сбил я его с дурашливой волны. – Знаешь, где мои мотоциклетные куртки в подвале висят? Мотоцикл-то продали, а снаряга вся осталась.

– Нет. Но Маша знает, как я думаю, – ответил он.

– На всякий случай… – задумчиво сказал я. – Не думаю, что какой-то зомби сумеет ее прокусить. Там кожа такая, что ножом не проткнешь. И щитки, и даже шлемы на всякий случай.

– Да? – Он явно задумался. – Знаешь, спасибо за совет, я потом померяю. Вот что еще: прилетишь – звони. Таксистов не осталось, как народ из аэропорта добирается, понятия не имею. А прорваться туда на машине пока совсем не проблема. Понял? И с ружьями можно уже открыто расхаживать, я своими глазами видел. Прорвемся.

– Спасибо, позвоню сразу, если прилечу. Боюсь больше всего где-то на пересадке застрять. Тут все же свои, и знаю, что делать, а где-то в Атланте, без всего… Ладно, черт с ним, Маше только о моих страхах не говори. Дай ей трубку, пожалуйста.

Хоть голос ее услышать. Не могу, тоскую так, что хоть в петлю лезь, а теперь еще и волнуюсь за нее так, что руки трясутся, как подумаю, что им грозить может.

О чем говорили? Да ни о чем, в общем, о нас. С детьми тоже поговорил. Юрка даже коту трубку передавал, чтобы тот в нее помурчал. Старший кот у нас как дизель на холостом тарахтит, если ему макушку чесать, что сын и проделал. Даже по котам тоскую, что уж о семье говорить?

– А если полеты закроют? – спросила она под конец разговора.

– Плевать. Все равно приеду.

– Как?

– Найму самолет. Найму пароход. Захвачу самолет, захвачу пароход. В конце концов, я дипломированный пилот, могу и сам прилететь, – напомнил я.

Ага, пилот, только легкой авиации. На поршневом взлечу и сяду, а что посерьезнее – вообще не в курсе, куда и как там нажимать.

– Ладно, пилот… – засмеялась она. – Будем надеяться, что все будет хорошо и ты вылетишь.

– Надеюсь. Но если не вылечу, то знай – я все равно приеду домой, чего бы мне это ни стоило. Ждите меня. Ждите обязательно. Даже если оборвется связь – знай, что я пытаюсь попасть домой, слышишь?

– Слышу.

Она всхлипнула. Я сдержался. Она отключилась.

Что буду делать, если не будет рейсов? Я ведь правду сказал Володе о том, что больше всего боюсь застрять в Джорджии. Здесь есть деньги, машина, дом, целое предприятие, где огромный склад и масса полезных вещей. Даже грузовик есть. Я знаю людей, а люди знают меня. Отсюда я могу организовать многое. Могу добыть себе оружие, в конце концов. А там, с одним рюкзаком – и в терминале аэропорта Атланты? Что я там буду делать?

А вообще я идиот. Это такое досужее наблюдение, но окончательное мнение только что созрело. Мне следовало с вечера выехать на машине в Солт-Лейк-Сити, и сейчас я был бы уже в аэропорту. И вылетел бы оттуда. Зачем мне рассчитывать на лишнюю пересадку? А заодно уже там бы определился, что же происходит на самом деле. Есть ли смысл пытаться лететь дальше или начинать искать другие пути? И была бы у меня с собой прокатная машина, и, если не получилось бы улететь, повернулся и поехал обратно, спокойно и уверенно. Но раньше об этом надо было думать, раньше. До Солт-Лейк-Сити миль семьсот, наверное, а это больше тысячи километров, ехать долго.

Что у нас со временем? Долго еще ждать. Кстати, что делается на работе? Что без толку дома сидеть? Такси все равно вызывать бесполезно, так что добираться придется самому.

Я подхватился и через минуту заводил мотоцикл в гараже. Когда выезжал со двора, заметил Тома Райли, стоящего у окна у себя в гостиной. Он перехватил мой взгляд, помахал рукой. Я тоже взмахнул в ответ. Хороший он мужик – получше многих в этом поселке.

По знакомому до последней трещинки на асфальте маршруту проскочил до моста через хайвей, на котором было непривычно пусто, переехал на противоположную сторону. Замелькали слева и справа сады и грядки со всякой всячиной, затем дорога разбежалась в стороны, и я свернул направо, промчался, уже не стесняясь особо в скорости, по широкой пыльной улице через промзону, полюбовался в очередной раз на обшарпанные трейлеры в парке, после чего свернул к складу. И резко зажал передний тормоз, потому что прямо посреди дороги валялось мертвое тело.

Опа, вот оно как… К утру кого-то прислать обещали. Забыли? Или это новый? Я вывернул руль так, чтобы объехать труп впритирку. Пахло. Пахло разложением, над телом тучей роились мухи, гудение пробивалось даже через тарахтение одноцилиндрового мотора. Да, это тот самый и есть, о котором Джефф говорил. От одной руки – только кости, скрепленные сухожилиями, измазанная спекшейся кровью белая кость, как в мясницкой. Сомнений нет: руку кто-то объел. Во лбу дыра от пули, бок черепа вывален – выходное отверстие. Судя по одежде, один из обитателей трейлер-парка или вообще бродяга.

В пыли лужа запекшейся крови. Джефф говорил, что он успел кого-то укусить. Лужа немаленькая – значит, укусил сильно. Если все так и есть, как говорят в Интернете, укушенный уже сам кого-то съесть пытается или лежит с простреленной головой. Почувствовал, как мутная волна тошноты поднимается из желудка, в глазах потемнело, голова немного закружилась. Чтобы не свалиться вместе с мотоциклом, отвернулся резко, прибавил газу и подъехал к воротам. Гадство, непривычный я к таким зрелищам, да еще вот так буднично лежит себе труп посреди улицы.

Возле вагончика офиса был припаркован старый белый «Форд Бронко» – большой и крепкий внедорожник, в свое время очень популярный. Сам о таком мечтал, помню, когда сосед по московскому гаражу притащил такой же откуда-то. Да и вообще машина что надо для этих краев – сломать трудно, чинить легко, мотор не сложней «волговского».

Джефф вышел из вагончика с ключами – вид настороженный, рука на кобуре. Разглядев меня, кивнул и распахнул ворота. Я проехал внутрь и встал возле его внедорожника, слез с мотоцикла, заглушив мотор. Джефф указал рукой на лежащий в пыли труп, сказал:

– Видите? Так и лежит. Никто не приезжал.

Смотреть я не стал: чего я там не видел? Джефф сокрушенно покачал головой. Такой непорядок у него пока в сознании не укладывался.

– Да, разглядел. Тихо было?

– Часов в пять утра стреляли где-то неподалеку. Не слышали?

– Нет, уже спал в это время, – покачал я головой.

– Крепкие нервы. Не каждый уснет в такой ситуации, – усмехнулся он.

– У нас в Койотовой Купальне было тихо.

– Вы улетаете сегодня? – спросил он, помолчав.

– Надеюсь улететь, – вздохнул я. – Глядя на все это, не очень верится, что получится. Как-то не укладывается у меня в голове, что при всем том, что творится, я смогу пройти регистрацию, попить пива в зале ожидания и вылететь самолетом, как будто все нормально.

– Кто знает? – спросил он философски. – Кто вас отвезет? Я слышал, что таксисты не ездят уже.

– Сам поеду. И оставлю мотоцикл на стоянке в аэропорту. Если вернусь, то заберу его, не вернусь – значит, уже не вернусь никогда и плевать, что с ним будет.

– Я мог бы отвезти, – сказал он. – Оставили бы его в гараже. Или здесь.

– Спасибо за предложение, но думаю, что к середине дня у тебя других проблем будет хватать. Ситуация ухудшается.

– Говорили с Москвой? – угадал он.

– Говорил. Мне кажется, что мы повторяем здесь все, что уже случилось там. А там совсем плохо.

– Значит, и здесь будет плохо, – согласился с моими выводами Джефф. – Не думаю, что наше правительство умеет действовать жестче вашего. А болтовня по телевизору уже не поможет, – задумчиво добавил он. – Во время «Катрины» они это прекрасно доказали: столько саморекламы и никакого толку, с бедствием в одном городе справиться не могли.

Тут я с ним молча согласился. Пусть в наши времена Россия и не образец организации функционирования общества, но на подобные бедствия реагирует куда лучше, чем американцы, которые чуть не месяц не могли даже наладить патрулирование города от мародеров. Да и потом наладили через задницу, иначе не назовешь, когда для этой цели вынуждены были наемников из «Блэкуотер»[8] приглашать – национальная гвардия оказалась пшиком, полиция сбежала первой… не о том я, в общем.

Главное, в чем я действительно с ним соглашался, – это в том, что в Америке ситуация может сложиться даже хуже, чем в России. Слишком большие индивидуалисты сами американцы, слишком не приспособлена к проблемам внутри страны власть, слишком не на те задачи нацелена армия. Да и морально американцы, на мой взгляд, к внутренним проблемам не готовы. То ли дело мы, когда у нас что ни год – или понос, или золотуха, нас… того, а мы крепчаем.

С улицы донесся звук малолитражного дребезжащего мотора, и у склада появился «Сатурн» Паблито – серая потрепанная малолитражка. А буквально следом за ним показались машины Терезы и Джека, к моему, признаться, большому удивлению. Не думал, что они появятся на работе так вот вовремя. Тогда я просто собрал их в офисе, налил себе холодной воды из кулера и произнес речь. Рассказал, что делается в Москве, рассказал о мертвецах, рассказал о том, что дальше будет только хуже. Все сидели на своих местах, смотрели на меня молча, и я даже не мог понять, доходят до них мои слова или кто-то из них сейчас извинится, выйдет из трейлера якобы до ветру, а сам срочно начнет звонить в ближайшую психиатрическую клинику. Однако когда я закончил, Джефф, так пока и не уехавший, согласно кивнул, Тереза ойкнула, а Джек спросил, что же они должны делать.

– А делать вы уже ничего не должны, – объявил я, обведя всех взглядом. – Езжайте домой, думайте, как спасаться. Если все наладится – жду вас здесь, а вы ждите меня. Если не наладится… Ну, для начала помните, что у нас есть здесь крепкое здание склада за крепким забором, и здесь можно укрыться. А вообще – запасайтесь оружием, готовьтесь защищаться. Больше ничем не могу никому помочь, кроме как советом.

Закончив, я встал, попрощался со всеми разом и направился к выходу из трейлера. О чем здесь еще трепаться? Поеду лучше у аэропорта подежурю, выясню, что там делается. Только сперва домой заеду, рюкзак прихвачу.

Неожиданно прямо у мотоцикла, когда я надевал шлем, меня остановил Паблито.

– Хефе! – окликнул он меня по-испански. – Хочу вам пару слов сказать – я только за этим и приехал, если честно.

Я повернулся к нему:

– Чего ты хотел?

Он заулыбался по обыкновению, а затем заговорил со своим отчаянным испанским акцентом, широко жестикулируя:

– У меня появилась идея, как мы с вами можем помочь друг другу. Я уже знаю про мертвых, которым не терпится пойти гулять, и знаю, что им надо стрелять в голову. А еще я живу в Сан-Луисе, и наши банды почувствовали, что у копов не хватает на них времени. А мне никогда не удавалось накопить денег на хотя бы простой дробовик – слишком много у меня детей, и все они хотят есть, причем все время. И мне не из чего стрелять мертвым в голову и нечем отбиваться от банд в городе.

Затем он замолк, выжидательно глядя на меня и продолжая улыбаться.

– И что ты хочешь предложить? – спросил я, уже догадываясь.

– Хефе, я никогда не был осужден, я уже десять лет как гражданин этой страны и резидент этого штата последние четырнадцать лет. Никто и ничто не может мне запретить купить винтовку или пистолет, только мой кошелек всегда мне мешал. А вот у вас есть деньги, вы застряли в нашем штате, но не имеете права просто пойти к торговцу и купить что-то, что поможет вам защищаться.

Я усмехнулся. Ну можно ли к такой простой идее подходить так издалека?

– Продолжай.

– Хефе, если я куплю оружие в магазине, то смогу продать его любому человеку, кто даст мне свои данные и является резидентом благословенного штата Аризона. И у меня нет возможности проверить, правдивые эти данные или нет. Я же не АТФ,[9] согласитесь. Я вынужден верить на слово покупателю и лишь записать те данные, которые он мне даст о себе. В лучшем случае мне достанется фотокопия его водительской лицензии. Но ведь он мог предъявить мне и фальшивую, верно?

При этом он заулыбался так, что усы разъехались чуть не до ушей, а зубы засверкали на солнце. А я подумал, что предложение неплохое, но нужно ли оно мне? А если я улечу все же?

– Я же улетаю сегодня.

– Я знаю, – кивнул он и полез в карман, достал оттуда какую-то визитную карточку и протянул мне. – Вы уж простите, но я вовсе не уверен, что вы сможете улететь. Возьмите это. Это один ломбард в Юме, там работает приемщиком мой родственник – двоюродный брат жены. Он не будет возражать, если я вас там подожду пару часиков. Если вы не улетите в полдень, то уже в час дня наверняка сможете быть там.

– Ломбард?

Ломбарды в Америке, особенно в западных штатах, торгуют оружием в больших количествах. Разным и в разном состоянии, в основном подержанным, но можно найти и многое в хорошем состоянии за разумные деньги. Подчас даже очень разумные – в оружейном магазине отдашь раза в три больше. Но это уже как повезет.

– Хорошо, договорились, – кивнул я. – Как насчет данных покупателя?

– Я уже подобрал из наших накладных, – ответил Паблито. – Я хочу тысячу долларов за все. На эти деньги я смогу что-то купить. Ну а сколько потратите вы – дело ваше. Мой родственник, его зовут Хесус, сможет подобрать что-то приличное для нас. Ну а если вы улетите, то тогда вам удачи.

– Спасибо.

22 марта, четверг, день. Округ Юма, Аризона, США

Когда я снова заехал к себе в поселок, мне показалось, что все прячутся по домам и смотрят в окна. Я словно кожей чувствовал взгляды, направленные на меня, когда ехал по Колорадо и Кортес, на которой жил, но сами улицы были пустынны. Мотор трещал, эхо от стен домов возвращалось ко мне. Вообще сегодня всюду бросалась в глаза пустота. Пустота на дорогах, пустота на улицах. Словно все спрятались по домам и ждут, что же будет дальше. А может, так оно и есть, кто знает?

Перед домом ничего подозрительного не было, я даже не стал заезжать в гараж, а слез с мотоцикла на подъездной дорожке. Но забежал внутрь все же побыстрее: как-то уже неуютно я стал ощущать себя на открытых местах.

Пробежался по комнатам, огляделся. Схватил со стола открытый ноутбук, захлопнул, не выключая, лишь выдернув «фиговинку» мобильного модема, быстро запихал в рюкзак, поближе к спине. Что еще? Все собрано, все на месте, все готово. Остальные вещи так в шкафах и остались – если не улечу, то все равно вернусь домой.

Еще раз по комнатам: утюги – чайники – кофеварки включенные есть? Нет. Значит, пожара не ожидается. Запрещенные с собой для провоза предметы – ножи, жидкости, ножницы, пилки для ногтей? Тоже нет. А на нет и суда нет. Все, побежал, побежал, побежал. Черт, где распечатка на билеты? Можно и без нее, но с ней проще. Вот же она, у меня в кармане. Документы на месте, все на месте, мобильный заряжен, зарядник в сумке с ноутбуком. Багажа нет вообще, лечу налегке. Не до вещей теперь – лишь бы добраться.

Так, вот самое главное – четыре тысячи долларов в конверте, одними двадцатками. Здесь это не слишком принято, но у меня привычка – без наличных не оставаться никогда и ни при каких условиях. Тем более что нам и на работе иногда приходилось принимать наличные от хорошо знакомых покупателей, да и самим платить «бумагой», как здесь говорят, – за транспорт, например. Поэтому эти четыре тысячи хранились в большом желтом конверте всегда и неизменно, при необходимости пополняясь.

Конверт – в сумку, шлем – в руку и вновь на улицу, к машине. Опять увидел Тома в доме напротив, у окна гостиной, но без винтовки в руках на этот раз. На улицах нашего и без того тишайшего поселка вообще пустота, лишь кто-то одинокий бредет посреди дороги в конце аллеи. Интересно, кстати… А кто это будет посреди дороги бродить? Именно бродить – медленно так, вальяжно. Ведь ощущение надвигающейся беды просто в воздухе висит, как пыльная буря, что часто приходят сюда из пустыни. Воздух становится красным и мутным, жаркий, тяжелый ветер мешает дышать… А сейчас с такими же ощущениями идет беда, я ее позвоночником ощущаю. А там кто-то прогуливается?

Я вновь бросил взгляд на Тома, стоящего в эркере панорамного окна. И увидел, как он указывает мне на медленно бредущего человека, что-то пытаясь дать понять. Я замер со шлемом в руках, затем сделал максимально выразительный жест, показывая, что не понимаю. Он махнул рукой – подожди, мол, исчез из оконного проема, чтобы через несколько секунд появиться на крыльце с винтовкой в руках. К ней еще добавился револьвер в кобуре на поясе – здоровый такой, никелированный и с рукояткой из черной резины. По всей окружности пояса в гнездах патронташа разместились изрядного калибра патроны с белыми алюминиевыми гильзами. Приготовился к неожиданностям.

Том перебежал через улицу, остановился рядом, спросил:

– Привет, как дела?

– Нормально, в аэропорт собрался. Что не так с этим парнем?

Я указал рукой в сторону медленно приближающейся покачивающейся фигуры. Пьяный, что ли? Странно идет как-то.

– Посмотри на него.

Том протянул мне свою неизменную ковбойскую винтовку, на которой теперь появился небольшой оптический прицел. Я взял у него из рук, вскинул, приложив к плечу, навел на идущего человека. Ах, вот оно что! Без увеличения не разглядеть – он еще далеко, а в четырехкратный прицел видно отлично: зомби. Без всяких сомнений. Обвисшие мышцы лица, мертвая бледность, странная походка – словно марионетку ведут за ниточки. Я навел перекрестье прицела ему в середину лба, затем опустил винтовку и отдал ее обратно.

– И что делать? – спросил я. – Стрелять?

– Не уверен, – мотнул он головой. – Джереми Бирман в окно таращится, знаешь его?

– Бирман? – переспросил я.