Ну и самое главное – очень меткая и кучная винтовка, особенно с поправкой на короткий шестнадцатидюймовый ствол. Американская М-4 по точности на уровень «зига» никак не тянет.
– Магазинов всего два? – поморщился я.
– Не проблема. Эта модель стандартный военный магазин от М-16 принимает, – отмахнулся Хесус. – А у нас их несколько ящиков, и к ним что угодно набирай. По тридцать, по сорок и по сто патронов «бета-си». Тебе что надо?
– По тридцать. Еще… почем они?
– Если брать совсем хорошие, стальные с тефлоном, то по двадцать пять. Алюминиевые с тефлоном – по пятнадцать. И есть пластик по двенадцать. Что возьмешь?
Я задумался. Сталь рулит, это не вопрос. Другое дело – насколько рулит? Винтовка сама алюминиевая. Это я так в себе жабу успокоил, чтобы не душила.
– Давай четыре алюминиевых.
Хесус полез в шкаф, извлек оттуда четыре плоских серых матовых магазина, запечатанных в полиэтилен, выложил на стол. Я взял один в руки, посмотрел – не тайваньская дешевка, местное изделие, качественное. Сойдет, отодвинем к винтовке.
– А патроны? – поинтересовался Хесус. – Тебе модные, в красивых коробочках, или военное имущество?
– Мне попроще.
Дорогие патроны мне точно не нужны – достаточно стандартного армейского качества. Армия, кстати, дерьмо не закупает, там боеприпасы испытания проходят, да и основной автомат у американских военных от плохих патронов быстро загибается. Зато мне их нужно побольше. Хесус открыл гулкие створки здоровенного стального шкафа, извлек оттуда увесистый полимерный пакет цвета хаки, запаянный с двух сторон. Показал мне пальцем на этикетку:
– Есть армейские оболочечные М193, «Федерал», без сердечника, по девяносто за упаковку в двести штук, десять пачек в упаковке, по двадцать патронов в каждой пачке. Они лучше всех этих «бюджетных» коммерческих – все же по правительственному заказу сделаны.
– Отлично! – обрадовался я, затем вспомнил про свой новый пистолет: – А что, есть «девять-люгер»?
– Тоже попроще и побольше? – уточнил он.
– Именно, только чтобы утыкания на каждом выстреле не было или перекоса, – подтвердил я его предположение. – Качественные, но без изысков.
Он полез в другой шкаф, чем-то загромыхал, выволок картонный ящик, заполненный непривычными коричневыми коробками с надписью «Фьокки». Достал одну, погремел у меня перед носом.
– Итальянские, очень неплохие, они недавно стали популярны. Стоят пятнадцать пятьдесят за пятьдесят, и за них ни единого цента не жалко. Но бывают проблемы с некоторыми моделями – форма под патронник не подходит. Во что будешь заряжать?
Я откинул полу куртки, достал «таурус». Хесус кивнул, сказал:
– И с «береттой», и с «таурусом» лучше всего работает. Будешь доволен.
– Понял, – кивнул я. – Подожди минут пять, пока я финансы прикину.
– Не вопрос. Могу предложить что-то попить, – сказал Хесус, указав на прозрачный холодильник – такой, какие стоят в супермаркетах. – Там и пиво есть.
– Спасибо. Но я лучше воды пока.
Я вытащил из-за мгновенно покрывшейся туманом стеклянной двери бутылку минеральной, скрутил пробку и хлебнул из горлышка. Вода оказалась такой ледяной, что горло перехватило. Я мысленно пробежался по затратам, прикидывая, что в совокупности перебираю заранее запланированные расходы всего сотни на две, если считать с дополнительными мелочами вроде ремня для карабина, разгрузки и съемных черных «почей» под магазины. А если еще напрячься, и…
– У тебя оптика на такой карабин есть? – спросил я у Хесуса, не обнаружив ничего похожего, лежащего открытым.
– Нет, – мотнул он лысой головой. – Если и есть, то такое дерьмо, что своим не предложишь. Развалится после трех выстрелов.
– Тогда… есть маленький револьвер тридцать восьмого?
– В смысле, на щиколотку? – вскинул брови Хесус.
Действительно, какая уж тут щиколотка, когда чуть ли не из пушек на улицах стреляют.
– Почти. Но с подвесной кобурой.
– На плечо?
– Плечо и пояс, универсальная.
– Нет проблем.
Он полез на «пистолетные» полки и взял оттуда два почти одинаковых револьвера с коротким двухдюймовым стволом и обтянутой резиной рукояткой, показал мне. Один был вороненым, второй – никелированным.
– Тридцать восьмой калибр, пять патронов, «чартер армз», модель «Андеркавер». Черный двести пятьдесят, светлый – двести восемьдесят.
– Черный.
На кой дьявол мне переплачивать только за внешний вид? Не надо нам такого.
– Патроны? Скорозарядники?
– Скорозарядник не нужен, потому как думаю, что больше одного раза из него стрелять не придется, – усмехнулся я. – А патронов… что есть? Но уже из хорошего.
– «Хорнади» неплохие, с полым наконечником, двадцатка за двадцать пять патронов.
А вот это будет оружием последнего шанса, и даже с патронами рисковать нельзя. Это спасательный круг. Но все же протратился. Впрочем, как из песни слова не выкинешь, так и здесь ничего не сделаешь. Патроны для краденого дробовика нужны? Нужны. Взял двести штук чешских с картечью, вот те и пожалуйста. Самое главное – тысяча двести патронов для «зига». И тысяча пистолетных. А еще нужны ремни, разгрузка не лишней будет, поэтому, как ни экономь, а денежки уходят.
После того как я рассчитался, Хесус совсем расцвел и подарил мне большую тактическую сумку для всех покупок, прозрачно намекнув, что стоила она сотню долларов, чему я не очень поверил – дешевую азиатскую подделку видно сразу. Но все равно спасибо – и халява, и тащить все удобно.
Закончив со своими делами, я вновь посмотрел на Пабло, спокойно сидящего в углу все с той же бутылкой ледяного чая.
– Пабло, что ты думаешь делать дальше?
Тот задумчиво покрутил почти пустую пластиковую посуду в пальцах, поставил на стол.
– Пока буду дома. Что потом – покажет время.
– Хочешь добрый совет? – спросил я.
Хесус, возившийся с товаром, тоже остановился, прислушиваясь.
– Если совет хороший, то хочу, хефе, – с совершенно серьезным видом кивнул Паблито.
– Если почувствуешь, что дела идут плохо, езжай к нам на склад. Сегодня возьми грузовик и на нем езжай домой. И если ситуация начнет ухудшаться, загрузи в него всех и приезжай на работу. Там забор, там хорошие ворота, генератор – можно продержаться какое-то время, пока не придумаем что-то получше.
– Хефе, вы сказали «нам». Вы планируете туда переехать?
– Не знаю, – вздохнул я. – Но это очень вероятно. Если нет, то ты знаешь, где меня искать.
– Знаю.
– Вот и не стесняйся. Проявись, если приедешь туда.
Я попрощался, подхватил с пола тяжелую сумку и направился к двери. В последний момент, когда уже взялся за ручку, спохватился и не вышел решительно и смело во двор, а сначала выглянул в окошко. Затем еще раз, приоткрыв створку. И лишь потом быстро поволок сумку к фургону. Пора избавляться от мирной привычки смело топать куда глаза глядят, потому что сожрать могут.
Надпись на борту. Закрасить бы надо, а то слишком вызывающе получается. Юма – город маленький. Хотя… Я присмотрелся повнимательнее. Прекрасно, здесь виниловая пленка с логотипом, а вовсе не краска. Как я не сообразил сразу? Попробовал подцепить ее ногтем, и она на удивление легко стала отделяться от белого борта фургона. Я оглянулся. Хесус с любопытством наблюдал за мной от дверей. Когда мы столкнулись взглядами, он понимающе улыбнулся.
22 марта, четверг, вечер. Округ Юма, Аризона, США
Дорога до Уэлтона была на этот раз вообще пустой. Ехали только я и следом за мной «Сатурн» Паблито, который решил не откладывать дела в долгий ящик и направился на склад за фургоном. У нас был большой «исудзу» с кузовом-«ящиком», на котором Паблито частенько доставлял товар заказчикам. Я тоже решил ему помочь, хотя бы прикрыть в силу моей здорово возросшей огневой мощи. Однако в Уэлтоне было тихо, даже выстрелов не слышно. Что-то горело к северу от города, но что именно, я так и не смог понять – в тех местах, кроме песка, и нет ничего. Чему там гореть?
Охраны на складе не было, естественно. Ворота закрыты, и даже офис не разорен. Поэтому процедура изъятия фургона прошла рутинно – Паблито взял ключи в трейлере, пересел в него, выгнал на улицу, я запер ворота, и мы разъехались. А я направился прямо к дому: во-первых, не терпелось убедиться, что он на месте, во-вторых, хотелось разобраться с оружием, а то, к моему позору, «зиг» даже не был заряжен. Хорошо, что догадался натолкать патронов в ружье, в магазин и в патронташ на прикладе.
Едва я перескочил через мост над шоссе и проехал чуть дальше, к мостику через узкий канал, как наткнулся на пикет из двух «шевроле» управления шерифа округа. Они расположились прямо за мостом, да еще и под прикрытием кучки фундаментных блоков, которые сюда явно притащили волоком за машинами, судя по глубоким шрамам на асфальте. Там стояли четверо депьюти[30] и еще трое гражданских в разномастном камуфляже, среди которых я узнал толстяка Марка.
Один из депьюти повелительным жестом остановил меня. В руках у него был карабин с оптикой, и вид вполне решительный.
Остановившись, я опустил стекло машины. Дробовик лежал на виду, но если честно, то я решил уже плюнуть на это. Все равно никто не догадается, что он незаконный, а сейчас все с оружием, кто может и имеет. Дробовиком в машине в Аризоне и в мирное время никого не поразишь – сигареты и то реже увидишь в салоне.
– Простите, сэр, – подошел ко мне второй депьюти, с серебряной звездой на коричневой форме и в песочного цвета ковбойском «стетсоне». В руках у него был армейский М-4. – Вы живете в Койотовой Купальне или у вас там дела?
– Живет он здесь, – влез в разговор Марк, проталкиваясь к машине.
Депьюти посторонился и показал жестом, что претензий не имеет. Марк задержался, с любопытством посмотрел на фургон, ничего не сказав, спросил:
– Не смог улететь? Попал в заварушку в аэропорту?
– Уже знаешь? – удивился я.
– Есть у кого спросить, и даже по ТВ показали, как оттуда люди разбегались, – усмехнулся толстяк. – А ты еще удачно разбежался, как я вижу. Что будешь делать?
– Не знаю, думать пока, – пожал я плечами.
Говорить вслух, что буду ломиться в Москву любыми средствами, не хотелось. Да и не придумал я еще, какими именно средствами.
– Мы здесь что-то вроде самообороны организовываем. Присоединишься? Если есть винтовка, конечно.
– Есть винтовка. К кому обращаться?
– Иди прямо к Тому домой, там вроде штаба пока. Или в «Десятую лунку» – там тоже наши ребята собираются.
– Много вас?
– Пока полтора десятка, но вот еще шериф своих прислал, он тоже у нас живет. Если десятка два наберем, то сможем перекрыть все подходы.
Я прикинул, как это будет выглядеть, и кивнул. Койотова Купальня отделена от шоссе довольно глубоким каналом. Между каналом и дорогой метров пятьсот идеально плоской песчаной пустыни, откуда незамеченным разве что скорпион заползет, каких здесь множество. И со стороны Уэлтона к нам можно заехать на машине исключительно по одному мосту. А с другой стороны от нашего поселка нет ничего, кроме еще одного канала, Мохаук, а дальше – пустота, причем на много-много километров. Только пустыня и скалы. Горная гряда Фортуна прикрывает нас от того же Фортуна Футхиллз, а на восток лишь аэропорт в пяти километрах, где неизвестно что сейчас творится.
– А что в городе? – спросил Марк. – Как тебе показалось?
– Если честно, то хуже и хуже, – подумав, сказал я. – Начали много и часто стрелять, пытаются перекрывать улицы, но никакой пользы от этого не видно.
– Понял, – мрачно кивнул он, закусив нижнюю губу, отчего его лицо вдруг стало еще толще.
Я подумал, что так и не увижу его глаз – он и сейчас был в глухих черных очках и панаме. А если он их снимет и я его встречу, то даже не узнаю.
– Ну что, поговоришь с Томом? – спросил он.
– Не вопрос. Дайте только время разобрать вещи… – похлопал я по черной сумке, стоящей рядом со мной, – …и я в вашем распоряжении.
– Отлично. Увидимся, – сказал он, отходя от машины и помахав толстой рукой.
А я поехал дальше, петляя по улочкам поселка. Теперь здесь стало даже оживленно – машины на дорожках, люди, стоящие на улицах и что-то обсуждающие, – кажется, оцепенение, так поразившее меня до этого, уже закончилось, у всех прорезалась жажда деятельности.
Подъехав к дому, я увидел Тома, стоящего у себя на лужайке и что-то объясняющего двум мужикам с винтовками в руках. У тротуара был припаркован большой «Кадиллак Эскалейд» – наверное, одного из них. Когда я остановился, Том замахал мне рукой, но я показал ему жестом, что вернусь, и заехал в гараж. Потом выволок все имущество из фургона и затащил в дом.
Дом встретил меня тишиной, почему-то ставшей странной и непривычной. Я сбросил куртку, скрывавшую доселе кобуру, повесил на вешалку. Огляделся, прислушался. Чего это я? Кто сюда мог войти в мое отсутствие? Сигнализация в порядке, я даже код набирал… Или это у меня началась перестройка сознания на «боевой режим»? Тогда, может, оно и к лучшему?
Стыдясь самого себя, я не удержался, достал из кобуры пистолет и быстро прошел по всем комнатам, даже заглянул в подвал. Естественно, нигде никого не было. Тогда я направился на кухню, таща по ламинатному полу тяжелую сумку, налил воды в чайник и включил его. Сел за стойку. Все, дома. Хоть и временно, и дом не свой, но это передышка и возможность обдумать положение.
Я теперь вооружен. Это раз. Хорошо вооружен – это тоже раз, а заодно и два. Я не пойму, куда все катится. Это три, и это плохое три, от которого должны спасать «раз» и «два». Военное положение – чего от него ждать? Это хорошо или это плохо? Летают ли еще самолеты вообще, пусть даже не из Юмы? Уточню вопрос: летают ли они в Россию или хотя бы в том направлении? Летят ли самолеты, плывут ли пароходы, бегут ли поезда? А олени… хрен с ними, с оленями. С поездами тоже хрен, все равно им, куда мне надо, не добежать. Что делать? Включать ноутбук – хотя бы на предмет узнать, есть ли еще этот самый Интернет?
Интернет был. На домашней страничке висела карта мира, покрытая красными язвами. Сплошь. В Африке красных язв почти не было, разве что в ЮАР – она была лишь бледно заштрихована красным. И пояснение, что сведения оттуда больше не поступают. Россия покрыта язвами вся, кроме севера и малонаселенных районов Сибири. А там и зомбироваться некому. В Америке была почти такая же картина. Оказывается, я нахожусь на границе относительно благополучного района. Вспышки «гобблерства» у нас здесь есть, но их куда меньше, чем, скажем, на Восточном побережье. Или в Калифорнии, которая просто покрылась красным, как лужей крови.
Я включил телевизор, наткнувшись сразу на новости. По всем каналам шли одни новости или ток-шоу, посвященные все той же катастрофе, больше ни о чем не говорили. Было много видео. Надо отдать должное американским репортерам, которые лезли в такие места и такие ситуации, что я бы не рискнул этого сделать ни за какой рейтинг и ни за какие деньги. И никто ничего не замалчивал, обо всем говорили прямым текстом.
Чайник закипел, и я заварил себе крепкий чай с сахаром, что необычно – я всегда пью без сахара. Энергии не хватает, что ли? А вообще пора делом заняться, раз уж уселся телевизор смотреть.
Достал из сумки винтовку, быстро смонтировал на ней холосайт. Приложился пару раз, включил прицел. Нормально, быстро, удобно. Ярко-красная точка легко наводится на цель, да и целишься почти инстинктивно. Хорошо. Распаковал пакеты с магазинами, четыре новых сложил попарно, скрепил каплерами.[31] На дно каждого второго магазина натянул резинку с маленькой петлей – «пуллаут», специальная такая штука, за которую легко вытаскивать их из карманов разгрузки. Хоть секунду, но сэкономит.
Затем вытащил одну двухсотпатронную упаковку, вспорол ее ножом. На столешницу посыпались пачки из картона, глухо побрякивающие. Вскрыл одну, начал набивать магазин, продолжая глядеть в телевизор.
«…В Лос-Анджелесе количество гобблеров на улице превзошло всякие пределы. Полиция и городские спасательные службы организовали периметр вокруг Беверли-Хиллз и не подпускают никого на винтовочный выстрел. Город буквально запружен гобблерами!»
Репортер сидел на краю крыши какого-то высотного здания. Оператор стоял рядом, то наводя камеру на него, то стараясь снимать улицы внизу, где действительно творилось нечто ужасное. Людей было мало, и в основном они бежали. А мертвецов на улице было много, и они медленно брели во всех направлениях, вдруг оживляясь при виде потенциальной добычи. Тогда они начинали стремиться к единому центру, каким являлась мечущаяся человеческая фигурка. В большинстве случаев людям удавалось уворачиваться, а угол у камеры был не самый удобный, чтобы проследить весь их отчаянный бег, но мысли это навевало мрачные.
«…Обращаюсь ко всем! Держитесь подальше от Лос-Анджелеса и окрестных городов. Выжить здесь невозможно! Нас высадили на эту крышу с вертолета и должны были забрать уже три часа назад, но вертолет по-прежнему не прилетел и не отвечает на запросы. Мы будем вести репортаж, пока хватит батарей в камере и в передатчике. Карл Хоффман для Четвертого канала».
Патроны с маслянистыми щелчками влезали в свой новый дом один за другим. Первый, второй, третий, и так до двадцатого. Затем шуршание открывающейся пачки, стук раскатившихся по столешнице патронов – и вновь один, второй, третий…
«…Нам поступил видеосюжет, предоставленный частной компанией по вопросам безопасности «Ромео-Лима-Зулу». Сейчас мы вам покажем его…»
Вид у ведущего был усталый, не похоже, что он вообще не покидал студии. По крайней мере, он был в том же костюме, в котором я его видел вчера, без галстука и пиджака, воротник мятой белой сорочки расстегнут. Время от времени он снимал очки в тонкой оправе и тер пальцами надавленную до красноты переносицу.
«…Мы представляем вам возможные тактические схемы защиты от нападений зомби, или, как их еще принято называть, гобблеров. Есть твердая уверенность, что зомби руководствуются простейшими инстинктами, движет ими голод, а к сложной мыслительной деятельности они не способны. Поэтому они всегда идут прямо на вас и в этот момент представляют собой прекрасную мишень…»
Говорившему было за сорок, худое, загорелое до черноты лицо, волосы седоватым ежиком. В руках «глок», ствол направлен в землю, палец на предохранительной скобе. За ним стоят еще какие-то люди, перед ним клетка, в которой вцепились в прутья несколько мертвецов.