Украшение и наслаждение

— Как любезно с вашей стороны, что вы пытаетесь мне помочь, мистер Найтингейл. К сожалению, я не думаю, что из нас с вами получится хорошая пара.

Она сделала попытку встать из-за стола, но он не двинулся с места. И теперь, глядя на нее сверху вниз, мистер Найтингейл уже не выглядел любезным и очаровательным.

— Ваше решение скоропалительно и неразумно, мисс Фэрборн. Ведь вы, унаследовав компанию, не сможете вести дела. Сегодняшняя распродажа даст вам некоторое время держать голову на поверхности, но это продлится недолго. Что же касается другой возможности найти подходящую пару, человека, который, по вашему мнению, подойдет вам больше, то очень сомневаюсь, что вам это удастся.

— А если уже нашла?

— Давайте будем откровенны и практичны, как вы сами предложили. По вашему собственному признанию, вы не красавица. А ваши манеры едва ли понравятся какому-либо мужчине. Слишком уж вы своевольная, а иногда даже резкая и грубая. Ведь недаром вы… залежались на полке. Но я готов закрыть на все глаза. У меня нет состояния, зато есть сноровка и даже талант управлять «Домом Фэрборна», и я смогу обеспечить его будущее. Судьба свела нас, мисс Фэрборн, и вы должны это признать, даже если между нами и нет любви.

Эмма почувствовала, как к лицу прилила кровь. Конечно, она готова была признать, что своевольна, но что резка или груба… О, это было чересчур.

— Едва ли я стану спорить по поводу вашего удивительно точного и полного описания моих недостатков, сэр, и признания, что я совершенно лишена привлекательности. Смею сказать, что я даже благодарна вам за то, что вы при всем этом готовы взять меня в жены. Однако ваши расчеты ошибочны в главном, а ваша готовность пожертвовать собой утратит смысл, как только я объясню вам кое-что. Вы полагаете, что я наследница моего отца, но на самом деле это не так. Наследник — мой брат. И если вы женитесь на мне, то не получите «Дом Фэрборна», как рассчитывали. По крайней мере еще долго не получите…

Найтингейл в раздражении проворчал:

— Мертвец ничего не может наследовать.

— Он не умер.

— О, Зевс всемогущий! Да, я знаю, ваш отец лелеял несбыточные надежды, но невероятно, что вы их разделяете. Ваш брат утонул, когда корабль пошел ко дну, ведь это же очевидно…

— Но его тело так и не было найдено.

— Только потому, что этот проклятый корабль затонул посреди моря. — Понизив голос, Найтингейл продолжал: — Я проконсультировался с вашим поверенным. Так вот, в подобных случаях нет нужды ждать, когда кто-то будет объявлен умершим. Вам надо только пойти в суд и…

— Нет! — воскликнула Эмма.

Выходит, этот самонадеянный наглец выяснял, каким образом она могла бы истребовать наследство, состояние, на котором он желал жениться. Он полагал, что она готова отказаться от уверенности в том, что Роберт жив.

— Нет, я не стану этого делать. «Дом Фэрборна» сохранится, а Роберт непременно вернется.

— В таком случае вы умрете от голода, — заявил Найтингейл. — Не получив вашего согласия на мое предложение, я не останусь в компании только ради того, чтобы сохранить ее для вас. Не говоря уж о вашем брате…

Эмма мысленно уже подсчитала, каких неприятностей следовало ожидать, если Найтингейл выполнит свою угрозу. И все же она ответила:

— Сэр Обедайя подсчитает, сколько я вам должна. И вам вышлют все причитающееся. Всего хорошего, мистер Найтингейл.

Он развернулся на каблуках и вышел из комнаты. А Эмма, вздохнув, пробормотала:

— Ну и пусть…

На нее навалилась ужасная усталость, и она, обхватив голову руками, прошептала:

— О Боже, какое унижение…

«Ведь недаром вы залежались на полке», — вспомнились ей слова Найтингейла. Но почему она все еще оставалась «на полке»? В основном потому, что предложения, которые ей делали до сих пор, очень напоминали сегодняшнее. Мужчины, делавшие ей предложения, вполне могли бы выразить свои намерения, сказав: «Брак с вами меня ни в малейшей степени не интересовал бы, если бы не наследство. Надежда на то, что я получу „Дом Фэрборна“, позволяет мне проглотить такой неаппетитный фрукт, как вы».

И предполагалось, что такие слова ничуть не должны ее задевать. Однако же задевали…

Ее мысли были прерваны стуком в дверь, а затем дверь чуть приоткрылась и Обедайя сообщил:

— К вам посетитель, мисс Фэрборн.

Прежде чем она успела спросить, кто именно, дверь широко распахнулась, и вошел граф Саутуэйт. И казалось, над его темноволосой головой нависла грозовая туча.

Саутуэйту следовало знать, что она не хочет его видеть. И он, конечно же, знал это, но все же пришел. Эмма со вздохом поднялась со стула и, сделав реверанс, заставила себя улыбнуться, потом проговорила:

— Добро пожаловать, лорд Саутуэйт. Нам очень лестно, что вы сегодня оказали нам честь и посетили «Дом Фэрборна».

Эмма ни в малейшей степени не казалась смущенной необходимостью приветствовать графа. Она приветливо улыбалась и вела себя так, как если бы он всего несколько минут назад спешился и привязал лошадь к коновязи у ее дверей.

— Неужели вы польщены, мисс Фэрборн? Я не привык к тому, чтобы меня игнорировал кто-либо, польщенный моим визитом.

— А вы решили, что я вас игнорирую, сэр? О, прошу прощения… Если вы и были на аукционе, я вас не заметила. Все мое внимание поглотили клиенты, выражавшие мне соболезнования и добрые пожелания. — Она снова уселась за письменный стол. — Нет, поверьте, я вас вовсе не игнорировала. Просто была занята своими светскими обязанностями, а также…

Граф поднял руку, призывая ее замолчать.

— Видели вы меня или нет, значения не имеет. Но уж сейчас-то вы меня видите, не так ли?

— Да, весьма отчетливо. Потому что я не слепая.

— А когда мы с вами виделись в последний раз, я особо подчеркнул, что меня крайне интересует будущее «Дома Фэрборна», и сообщил, что встречусь с вами через месяц, чтобы обсудить свои дальнейшие планы.

— Возможно, вы что-то об этом и говорили, но я не могу быть уверена, что помню. В то время я была слишком занята.

— Это вполне понятно.

— Сомневаюсь, что вам понятно, сэр, но продолжайте, пожалуйста. Полагаю, вы собираетесь отчитать меня за что-либо. Но за что именно?

«Черт бы ее побрал! — мысленно воскликнул граф. — Какая неприятная и язвительная женщина! И подозрительно спокойная. Но, судя по тому, как Найтингейл вылетел из комнаты, можно понять, что она уже насладилась одним скандалом с мужчиной и теперь собирается испортить настроение другому».

— Не будет никаких упреков, мисс Фэрборн. Я просто хочу вам кое-что объяснить — то, чего вы, возможно, не слышали от своего поверенного.

— Самое важное я слышала. Для меня было потрясением узнать, что отец продал вам половину прав на нашу компанию еще три года назад. И я должна признать, что приняла это. Потому никакие разъяснения не требуются.

Граф принялся расхаживать перед письменным столом. Черное траурное платье девушки действовало ему на нервы, но он старался сдерживать себя, так как понимал, что такое траур по отцу. Что же касается внешности Эммы Фэрборн… Разумеется, ее нельзя было назвать красавицей, но определенно в ней что-то было. К тому же привлекали ее откровенность и прямота. А также то, что она избегала всего искусственного, что создавало атмосферу особой интимности…

— Вы не сообщили мне о сегодняшнем аукционе, — сказал наконец граф. — И я не думаю, что это случайность. Однако при нашей встрече я сказал, что буду надеяться, что вы проинформируете меня о том, как здесь идут дела, не так ли?

— Прошу принять мои извинения, сэр. Когда мы решили не рассылать приглашений, потому что отказались от грандиозного предварительного просмотра, я не подумала о том, что для вас следовало бы сделать исключение как для одного из наших самых блестящих постоянных клиентов.

— Я не только один из ваших постоянных покупателей. Я совладелец компании.

— Но я подумала, что едва ли вы захотите, чтобы этот факт получил широкую огласку. Ведь если рассмотреть этот вопрос внимательно, становится ясно: от нашей деятельности попахивает торгашеством. Так что сделать исключение для вас… Это означало бы привлечь к вам внимание. И я подумала, что вам этого не хотелось бы.

Дариус был вынужден признать, что в словах девушки имелся некоторый смысл. Черт ее возьми! Она очень хорошо соображала.

— Но в будущем, пожалуйста, не проявляйте такой исключительной скромности, мисс Фэрборн. Ведь для нее нет причины теперь, когда прошел последний, финальный, аукцион, хотя вы и провели его без моего разрешения.

При слове «разрешение» она дважды моргнула. Другой реакции от нее не последовало.

— Похоже, все прошло хорошо, — продолжал граф. — Так что, полагаю, вам хватит на жизнь до тех пор, пока компания не будет продана. Между прочим, у ваших сотрудников будет много работы с каталогом. А вот в атрибуции я не заметил особых просчетов. Думаю, это заслуга мистера Найтингейла. Я прав?

— Нет, скорее это заслуга Обедайи, а не мистера Найтингейла. Обедайя часто помогал моему отцу с каталогами и прочим… Ведь глаз у него наметанный, а вкус блестящий. Хотя, если уж быть совсем честной… Большая часть каталога была уже готова до смерти папы. Так что этот аукцион был почти подготовлен.

Она вдруг посмотрела прямо ему в глаза. Настолько прямо, что он на мгновение растерялся. И оказалось, что теперь он замечал мелочи, прежде ускользавшие от него. Например, заметил, как свет, падающий из окна, сделал ее кожу похожей на матовый фарфор. А ее чудесные синие глаза… О, казалось, эти глаза смотрели ему прямо в душу. А простенькое черное платье с высоко поднятой талией никак не скрывало того, что груди этой молодой женщины обладали и надлежащей полнотой, и совершенством формы.

— Я подумала, что нет смысла передавать все эти накладные, когда речь идет только об открытии дверей и позволении Обедайе делать то, что он прекрасно умеет делать, — добавила Эмма.

— Да, конечно, — пробормотал граф. — Это понятно.

— Для меня огромное облегчение услышать это от вас, лорд Саутуэйт. Когда вы вошли сюда, вы показались мне разгневанным. И я испугалась, подумала, что вы чем-то недовольны.

— Ну… не настолько. И я вовсе не разгневан. Право же, ничего подобного.

— О, я так рада это слышать…

Дариусу стоило немалого труда вновь обрести ясность мысли и проговорить:

— Я уезжаю из города, мисс Фэрборн. Когда вернусь, навещу вас, чтобы обсудить… другие вопросы.

— Конечно, сэр, — кивнула Эмма, хотя и не могла сообразить, что это за «вопросы».

А Дариус, вернувшись в выставочный зал, вновь присоединился к своему приятелю.

— Ну, мы наконец-то можем ехать? — спросил Эмбери — Мы уже и так на час опоздали на встречу с Кендейлом, а ты ведь знаешь, какой он.

— Да, пойдем.

— Так ты пришел к взаимопониманию с этой леди? — осведомился виконт.

Дариус смутно помнил, что говорил приятелю перед тем, как вломился в хранилище. И не очень хорошо понимал, что произошло потом. Но все же, кивнув, заявил:

— Да, конечно. Если проявить твердость, всегда можно достигнуть взаимопонимания. С женщиной — особенно.

Однако, садясь на лошадь, граф вынужден был признать, что мисс Фэрборн каким-то образом переиграла его, оставила в дураках.

Глава 3

— Не будем лгать, Обедайя. Мы просто дадим людям право думать то, что им хочется. Но без вас я ничего не смогу сделать. Ведь у вас есть лицензия аукциониста, а мне такую никогда не получить.

Мистер Обедайя Ригглз производил впечатление уверенного в себе эксперта только на помосте, за кафедрой. Но как только он расставался с молотком, то сразу превращался в бледного робкого человечка с большими глазами, придававшими ему удивленный вид. И теперь его большие глаза выражали крайнее смущение, кода он, кивнув на картину, которую Эмма взяла в руки, пробормотал:

— И что же вы думаете об этом полотне?

— Ее владелец утверждает, что она принадлежит к школе Анжелики Кауфман, — принялась размышлять вслух Эмма. — И я склонна принять это утверждение — как и мой отец. Картина хороша и как раз в ее стиле. Вы со мной согласны?

— У меня недостаточно знаний, чтобы соглашаться с вами… или не соглашаться, мисс Фэрборн. Вот почему ваша идея едва ли сработает. Даже если вы приставите к моему виску пистолет, я не смогу указать на различие между Тицианом и Рембрандтом, не говоря уже о том, чтобы сказать что-то о манере этой женщины.

— А я могу. Что же касается картин на нашем складе, то все они описаны папой и документированы. Поэтому можно не сомневаться.

— Вы собираетесь выставить их на следующем аукционе? — изумился Обедайя. — Я думал, что вы будете выставлять лучшие полотна, чтобы те, что похуже, не обесценивали настоящие шедевры соседством с ними. К тому же я полагал… Ох, мисс Фэрборн, я знаю, как объявлять лоты на аукционе, будь то картины или свиньи, но это все, что я умею. Ваш отец сам занимался накладными и удостоверял подлинность картин. Он ведал также финансами и записями. Я не могу заменить его в этом случае, так что…

— Зато я могу, Обедайя. Я часто помогала отцу и кое-чему научилась, находясь рядом с ним. Я была для него точно таким же подмастерьем… как Роберт.

На мгновение Эмму охватила паника, потому что Обедайя впервые на ее памяти казался упрямым и непреклонным. Но все же она добавила:

— Я смогу взять на себя все это только в том случае, если люди будут считать, что теперь вы глава «Дома Фэрборна». То есть предлагаю маленькую хитрость… никто не станет доверять женщине, взявшей на себя роль управляющего компанией, верно? А вот вы… В общем, я уверена: отец хотел бы, чтобы «Дом Фэрборна» просуществовал еще хоть какое-то время.

Сказав это, Эмма тяжко вздохнула. Ах, было бы ужасно, если бы все, созданное ее отцом, внезапно исчезло. От одной только мысли об этом ей становилось плохо и болезненно сжималось сердце. Ее ужасала мысль о том, что брат Роберт, вернувшись домой, застанет столь печальную картину, когда окажется, что большая и лучшая часть его наследства исчезнет. Ей вдруг вспомнилось то приятное волнение, которое испытывали они с братом, когда отец три года назад купил это здание. Тогда Роберт почти каждый вечер привозил ее сюда в карете, чтобы она могла наблюдать за перестройкой особняка. И во время этих поездок он делился с ней своими мечтами по поводу дальнейшей судьбы «Дома Фэрборна». Планы Роберта были прямо-таки грандиозными, и Эмма уже представляла, как «Дом Фэрборна» соперничает с аукционами «Дома Кристи». Теперь же воспоминания обо всем этом наполнили ее сердце болью, и она, взглянув на Обедайю, пробормотала:

— Ну, что скажете, старый друг? Будем ли мы продолжать дело вместе — или «Дом Фэрборна» умрет, испустив последний писк?

Увлажнившиеся глаза Обедайи говорили о том, что он тоже погрузился в воспоминания о прошлом.

— Похоже, нам стоит попытать счастья, если вы так решительно настроены, — ответил он. — Ваш отец купил мне лицензию. И по-видимому, будет правильно, если я буду и в дальнейшем руководить распродажей. — Он улыбнулся и добавил: — Я постараюсь выглядеть наилучшим образом, как человек, знающий гораздо больше, чем знаю я. Но уверен, что меня разоблачат, если кто-то пожелает сдернуть с меня маску.

— Да никто не станет даже пытаться это сделать! К чему беспокоиться?

Обедайя пожал плечами, но спорить не стал.

— Ну что ж… Думаю, надо распаковать то серебро, которое вы отложили, чтобы я мог составить опись…

Оставив Эмму, он вернулся в хранилище.

А она собралась домой, испытывая огромное облегчение. Ведь Обедайя все же согласился остаться и принять на себя ту роль, которую она ему навязала. И никто бы не усомнился в его способностях. В конце концов, называть лоты на аукционах — его профессия. Да и никто по-настоящему не знал, как функционировал «Дом Фэрборна» и кто являлся экспертом в той или иной области.

«Впрочем, один человек может знать кое-что, — подумала Эмма. — Саутуэйт наверняка обладает весьма обширными знаниями в этой области». И конечно же, было бы очень хорошо, если бы он пореже посещал «Дом Фэрборна». Пусть бы занимался своими делами в Кенте и не уделял слишком много времени компании.

— Найтингейл сделал мне предложение, — сказала Эмма этим же вечером подруге.

Голубые глаза Кассандры широко раскрылись. Очень темные ресницы, обрамлявшие эти глаза, придавали драматизм ее удивлению. Как и чуть приоткрытые полные губы.

Наконец удивление сменилось на лице Кассандры выражением любопытства, и она спросила:

— А он объяснился в любви?

Эмма с усмешкой ответила:

— Попытался. Представь себе голос, монотонно жужжащий как надоедливая муха и изрекающий вполне предсказуемые вещи с энтузиазмом, достойным заученных наизусть школьных уроков. Я прервала его излияния, и он тотчас же признал, что нам не стоит притворяться, что мы испытываем друг к другу какие-то чувства.

Эмма взяла одно из ожерелий, разложенных на бархатной скатерти в ее столовой, и принялась его разглядывать. Немного помолчав, она продолжала:

— Это предложение стало самым скучным и прозаическим. В конце концов он пригрозил покинуть свой пост в компании, если я не выйду за него.

Явно сочувствуя подруге, Кассандра заметила:

— Но мистер Найтингейл очень красив. У него хорошая фигура, и он с легкостью умеет себя держать в обществе. Вероятно, он решил, что его предложение будет охотно принято.