Кнут. S-T-I-K-S

Дима поднялся, забрался сквозь поросль в небольшой растянувшийся вдоль берега перелесок, и через некоторое время оттуда раздался удивленный возглас.

– Чума! Малой, тут туман, представляешь?

Никита бросил удочку и рванул через кусты. Взглядом нашел товарища и понял, что действительно смотрит сквозь туманную дымку.

– Смотри!

Дима зашел за широкое дерево, выскочил широким прыжком и, подражая самураям из кино, красиво взмахнул подобранной палкой.

– Защищайся!

Деланно грациозные движения в тумане слегка размазывались, создавали иллюзию скорости и мощи.

– Да ну тебя…

Никита попытался отмахнуться и тут же получил тычок под ребра. Отскочил, схватил с земли длинный сук и бросился вперед, атакуя неожиданно заигравшее внутри товарища детство. Туман густел, приобретал зеленоватый оттенок, неприятный запах усиливался, а мальчишки прыгали вокруг стволов, нанося нешуточные удары, защищались, отступали и нападали. Клубящаяся вокруг дымка уплотнялась неравномерно, создавала видимость облаков, в которых можно было спрятаться, быстро переместиться и выскочить с неожиданного направления, застав противника врасплох.

И только когда стало трудно дышать, Никита отступил на шаг, посмотрел на свои скрытые в зеленоватом мареве руки, принюхался и собирался что-то сказать, но товарищ не успел заметить, подпрыгнул и угодил палкой сопернику точно в лоб. Удар был не сильный, в худшем случае на небольшую шишку, но Никита пошатнулся и рухнул на землю.

Дима подскочил, начал тормошить товарища, искать среди волос рассечение и кровь, но из-за тяжелого прерывистого дыхания сам едва держался на коленях, норовя завалиться набок. Попытался восстановить дыхание, несколько раз шумно втянул воздух и даже не заметил, как перед глазами потемнело, а сознание неотвратимо провалилось в пустоту.

Очнулись одновременно, недоуменно поворачивали головы, постанывая от непривычной слабости в мышцах. Выбрались на берег.

Дима, как старший, чувствовал ответственность за произошедшее, но не знал, что сказать. Какой-то туман. Обморок. Мало ли, в какую историю можно попасть ранним утром в безлюдном месте. Закончилось то все хорошо. Никита же снова старался держаться взрослым, как отец, и не говорить ничего там, где и так все ясно. Или наоборот, неясно настолько, что и говорить об этом не было смысла.

Отряхнулись, умылись и воспряли. Заулыбались, вспоминая эпичную битву в тумане.

Клев прекратился, как отрезало, и рыбачить стало неинтересно. Даже круги по воде не шли от охотящихся за насекомыми рыб. Дима заговорил о том, что неплохо было бы и домой, когда в примыкающих к камышам кустах что-то громко зашумело.

От неожиданности вздрогнули, переглянулись, губами прошептали друг другу: «Кабаны?». Но из кустарника, странно переваливаясь, выбрался не зверь, а странного вида мужик. Неловкая осанка, неровен час завалится, рваная одежда, торчащая клоками борода и осоловелый взгляд человека, забывшего жизнь вне бесконечного запоя.

Никита расслабился. Бояться заплутавшего на берегу бомжа рядом со старшим товарищем несерьезно. Всегда улыбчивый и добродушный, Дима в случае опасности, да и в обычной потасовке, дрался как безумный, без страха выходя против двух-трех противников. Половина мальчишек села прошла через клуб греко-римской борьбы, единственной спортивной секции поселка. Но и среди спортсменов Дмитрий славился безотчетной храбростью и лютостью.

Хотя, Никита отбился бы от мужика и сам. Слишком ненадежно тот стоял на ногах, шатался, путался растоптанными ботинками в траве.

Демонстрируя бесстрашное равнодушие, парень наклонился за брошенной удочкой, и тут же оказался на земле, сбитый телом проявившего неожиданную прыть бомжа. Мужик рухнул сверху, придавил барахтающегося мальчишку, схватил за одежду, потянулся грязным ртом к лицу.

Зловоние накрыло с головой. Воняло все: грязное тело, словно годами нестиранная одежда, всклокоченные засаленные волосы и грязные отвратительного вида желтые зубы, между которых были видны застрявшие куски еды с явными признаками гниения.

– Ах ты, грязный педофил! – заорал Дима, схватил напавшего за поясной ремень, рванул из всех сил, приподнял и отшвырнул в кусты.

Мужик медленно встал, развернулся и снова бросился на Никиту. На этот раз Дима не дал застать себя врасплох и еще раз отправил противника на землю мощным пинком в живот. А потом снова, и снова.

Неудачно упав, оборванец неловко завалился на ногу. Раздался неприятный хруст. Мужик с трудом ловил равновесие, но все равно вставал, балансируя на подломившейся, развернувшейся набок стопе. Кожа в районе щиколотки треснула, выпуская наружу острие раздробленной кости. Но все же он поднялся, пошатнулся, и зашагал.

Живой человек не мог так безразлично относиться к собственной плоти. А этот – мог. С трудом передвигал ноги, припадал на сломанную щиколотку, ронял на землю кровь, волочил по влажной пыли обрывки разорванных сухожилий, но шел.

Переборов страх и отвращение, Дима впечатал подошву кроссовка прямо в грудь. Безумец отшатнулся, упал и наконец застыл на земле. Кончились силы, или сломанная нога и последний удар окончательно выбили из него желание нападать.

– Что за урод-то? – голос Никиты дрожал от волнения.

– Не знаю, – Дмитрий был готов взорваться новым ударом, – Бомжара какой-то. Рехнулся, видать. Собирайся, валим отсюда.

Сбежать не успели. Мужик заурчал, словно голодное животное, и начал подниматься. Издерганный сумасшедшим упорством противника Дима врезал ногой прямо в голову. Безумец завалился вбок и с размаху ударился виском в край небольшого пенька. Влажно чавкнуло. Тело забилось в яростной агонии, а по дереву начали расползаться густые багровые потеки.

– Твою мать, – испуганно прошептал вмиг побледневший Дима.

Перед глазами замелькали пугающие картинки местного отдела полиции, допросов, КПЗ и других ужасов, которые вполне могут закончится уголовным сроком. Плох тот сельчанин, которого бы хоть раз участковый не вытаскивал на строгие беседы за дрязги с соседями, мелкое хулиганство, жестокие драки на дискотеках или банальную пьянку с непременным посыланием всех окрестных бабулек в далекое нецензурное путешествие. Но убийство – это слишком серьезно. И поди докажи, что ты не верблюд и защищал товарища от посягательств ополоумевшего педофила.

Дима хотел что-то сказать, поднял руку и осекся. Пальцы дрожали, как от сильного озноба.

– Что с ним? – осипшим от испуга голосом пропищал Никита.

Он не боялся крови, резал с отцом домашнюю птицу и свиней, не бегал от драк, но со смертью от обычного удара столкнулся впервые. Вот только был, какой никакой, а человек. А теперь только труп, бледный, грязный, отвратительный.

Ответить старший товарищ не успел. В кустах опять зашумело, и на полянку начали вылезать люди. В такой же оборванной одежде. С грязными всклокоченными волосами и бледно-серой кожей. И тоже урчали, точно как первый, словно голодные коты, у которых отнимают лакомый кусок.

На труп товарища оборванцы не обратили внимания. Даже взглядом не повели. Зато живые люди вызвали у них недюжинный интерес. Группа сплотилась и направилась в сторону рыбаков с весьма недвусмысленными намерениями.

Дима схватил топор, рванул на прущих из кустов нежданных гостей, заорал во все горло, замахнулся, но оборванцы не испугались. Только громче заурчали и, насколько смогли, ускорились. Мешали друг другу, отталкивали отстающих, наседали на тех, кто шел первым. Упавших тут же затаптывали, нисколько не заботясь о корчащихся под ногами соратниках.

Парни не стали досматривать, кто победит в этой свалке. Схватив удочки, они во весь опор неслись по знакомой тропинке в сторону поселка, думая только о том, как не споткнуться о камни и корни, не повредить ноги. Один из нападавших, то ли опередивший беглецов, то ли подошедший с другой стороны, выскочил на дорожку, но Дима, не останавливаясь, снес его с пути одним сильным толчком.

Путь до поселка растянулся на добрый час. На открытые пространства выходили с опаской, часто оглядывались по сторонам. Хотелось бежать быстро и без остановок, но обоих мучила тошнота и головная боль. Никита держался лучше, а вот Диме идти становилось все сложнее. Он часто и тяжело дышал, не мог сдержать рвоту, но держался стойко, старался улыбаться и даже морально поддерживал младшего товарища.

– Зелень эта, похоже, ядовитая была. Выброс какой-то, – со злостью на себя констатировал старший, – Но раз очнулись, значит, нормально все будет. Ты, вон, как огурчик. И я отлежусь. Только до дома доберемся, батя в больничку отвезет. И тебя возьмем, пусть проверят.

В том, что в больничке помогут, Никита не сомневался. Его головная боль не волновала. Кто из мальчишек в пятнадцать лет не чувствует себя неуязвимым?

– Дим, они не с нашего поселка, точно. И не с Нефедовки, я там половину деревни знаю. Чужие все. Одеты как городские, только драные. И больные.

Товарищ не отвечал, погруженный в собственные проблемы. Несмотря на утреннюю свежесть, соленый пот застилал глаза, жег высохшие от частого тяжелого дыхания губы. Хотелось пить и умыться, но от берега уже отошли, а фляжку в спешке подобрать забыли.

– Может, шабашники со стройки? Так я их вчера в магазине видел. А эти точно не первый день бродят.

– Да хрен с ними! – раздраженно бросил Дима, – И отцу не говори. А то начнется сейчас.

– Может, участковому?

– Делать вот тебе больше нечего… и вообще, малой, помолчи, а?

Пришлось замолчать. Но в голове продолжали роиться самые замысловатые сюжеты. Порталы из других миров, машина времени, инопланетяне – все это не объясняло главного. Почему нападавшие были такими оборванными? Где они прятались или бродили столько дней, что пришли в подобное состояние?

Размышления прервал возглас товарища, указывающего на полосу густого, жмущегося к земле дыма. До поселка уже рукой подать и можно не сомневаться – горело там.

Торопливо миновали последний пригорок, вышли к поселку, присмотрелись. Полыхало в нескольких местах. Вот только ни сирены пожарной машины, ни громкоголосой суеты, которая сопровождала каждое подобное происшествие, слышно не было. Только огонь, странная для сельского утра тишина, и доносящиеся отовсюду громкие тревожные крики перепуганных домашних животных: коров, свиней и кур.

Окончательно испуганные чередой странных событий, на улицы выходить не стали. Пошли огородами, осторожно вглядываясь в темные окна домов, стараясь высмотреть хотя бы одного человека. В воображении Никиты совершенно некстати всплыли сцены из «Улицы младшего сына».

Дима резко взмахнул рукой.

– Стой.

Никита уже увидел сам.

– Дядька Василий! Пошли, спросим!

– Тише ты, дурак!

Не то, чтобы в поселке все знали друг друга. Но на своей и парочке соседних улиц редко встретишь незнакомого человека. Василий же был из тех мужиков, которых по имени знает едва ли не весь поселок. Каждое его появление на улице сопровождалось маленьким шоу, из небольших добродушных шуточек, экспрессивных радостных приветствий и бесконечных разговоров по душам, которых удостаивался каждый встреченный мало-мальски знакомый человек. Дядю Васю любили за искренность, общительность, веселый нрав и, что не менее важно, домовитость и смекалистость. А еще у него был собственный трактор, и это автоматически делало его одним из самых популярных людей в поселке.

Сейчас, когда в Октябрьском полыхали пожары, трудолюбивый отзывчивый Василий мог быть где угодно, но только не в своем огороде. Его легко представить на передовице следующего номера муниципальной газеты с подписью: «Он спас из огня старушку, ребенка, волка и трех поросят», – но никак не среди тех людей, которые равнодушно смотрят на чужое горе.

Однако, дядя Вася был здесь, в своем дворе. Крутился возле курятника, высматривал что-то, беспорядочно ощупывал стены, словно забыл, где находится вход. Нашел, но вместо того, чтобы открыть небольшой засов, начал ломиться, старался выбить дверь или разломать доски.

Прячась за кустами, парни подошли ближе. Страх увидеть в знакомом человеке такого же безумца, как те, у озера, боролся с любопытством и желанием поскорее получить помощь.

– Дим…

– Чего?

– Он весь в крови…

Стало видно, что лицо и футболка дяди Васи все в багровых следах. Как будто специально обливался.

Долго гадать, где так изгваздался весельчак-тракторист, не пришлось. Потревоженный неловкими движениями засов откинулся, и в дверь ринулись куры, неуклюже взлетали, тыркались прямо в хозяина, старались проскользнуть между ног.

Удивительно точным быстрым движением, совсем не похожим на прежние суетливые потуги открыть дверь, хозяин двора поймал сразу двух птиц и тут же откусил одной из них голову. Кровь брызнула из разорванной шеи, и Василий жадно впился в нее, заталкивал обезглавленную тушку в набитый рот, обливался, пачкался и громко удовлетворенно урчал.

Никита застыл, пораженный, и очнулся, только когда пожиратель куриц повернулся в их сторону и насторожился, явно углядев новую добычу.

– Дим, бежим… – прошептал мальчишка, дернул товарища за рукав, но Дима не двигался, заворожено глядя на кровавое пиршество.

– Диииим!

Никита потащил товарища силой, и тот, стряхнув морок, побежал вслед.

Убегали не оглядываясь. Сначала сквозь кусты, опасаясь погони. Потом вышли на плутавшую по задам заросшую дорогу. Так быстрее. В душе разрастался новый страх, гораздо сильнее и тревожнее прежнего. Переживать за собственную судьбу – много мужественности не надо. Другое дело, бояться за близкого человека. Дома родители. И что там с ними, не хотелось думать.

Притормозили только раз, заметив сквозь высокий редкий забор одного из огородов припавшую к земле, между ровных рядов картофельной ботвы, человеческую фигуру. Пригляделись, и припустили еще быстрее. Бабка Рима, несмотря на преклонный возраст до сих пор работавшая школьным библиотекарем, остервенено работая руками и ртом, отрывала куски с шеи лежащего на земле собственного мужа.

Остановились только у своих задов. Встали, переглянулись, молча помялись. Страшились сказать друг другу то, что давно вертелось на языке. Неожиданно взгляд Димы прояснился.

– Машины отцовской нет.

Четырехдверная «Нива» действительно не стояла на привычном месте.

– Вчера батя говорил, что поедут в город. И твои тоже с ними хотели.

Товарищ сиял.

– И мои? – с надеждой и сомнением переспросил Никита.

– Точно тебе говорю. Так. Стой здесь. Я быстро, за ружьем, и назад.

– А потом?

Про «потом» Дима подумать еще не успел.

– Может, лучше в дом? – Никита с надеждой посмотрел на товарища.

– Может, и в дом…

Ответственность давила на Диму сильнее, чем не проходящая головная боль и тошнота. Родные стены манили надежностью и чувством защищенности. Закрой дверь, задерни шторы, и проблемы отступят, станут меньше, понятнее, уменьшатся в размерах, а может и совсем пропадут. Дома ружье, топоры, ножи и другой хозяйственный инвентарь, в критических ситуациях легко превращающийся в боевое оружие.

Осторожно пробрались через огород, подошли к двери и уже облегченно вздохнули, но тут Диму скрутил очередной приступ. Не в силах себя контролировать, он с громким стоном упал на колени.

Никита пытался поднять рослого товарища, затащить в дверь, но он не реагировал, между волнами тошноты бездумно крутил головой, таращил глаза и бессмысленно махал руками, словно хотел схватиться, но не находил опоры. От внезапно накатившей злости Никита начал кричать, хлестал по щекам, но ничего не помогало. Дима только мешал его тащить, вырывался и пригибался к земле.

Громкий рык на дороге за воротами возвестил о том, что шум борьбы и крики не остались незамеченными. Никита рванул к калитке, приоткрыл, и в щель увидел странное существо. Слишком большое и массивное, чтобы быть человеком, но стоящее на двух ногах, имевшее руки, голову, глаза и рот. Или, скорее, пасть, с мощными заостренными как у хищников зубами.

Монстр был похож на гориллу, только вместо меха его крупные выпирающие буграми мышцы обтягивала грубая испещренная ороговелыми морщинами кожа, похожая на шкуру старого видавшего виды носорога. Существо мазнуло взглядом по воротам, зацепилось взглядом за подростка и рвануло с места, рыча и не отводя глаз от спешно захлопнувшейся калитки.

Никита схватил товарища подмышки и потащил в дом. Монстр с разбегу врезался в ворота, попытался выбить калитку, злобно заворчал и полез верхом. Получалось не очень. Рост позволял зацепиться, но без опоры для ног взобраться по голому металлу получилось далеко не сразу.

Никита захлопнул дверь в момент, когда монстр уже забрался на верхнюю кромку ворот. Тело подростка колотила крупная безостановочная дрожь. Монстр снаружи бесновался, кидался на стены, но пока не сообразил, куда ускользнула добыча.

Быстрый осторожный взгляд в окно принес еще один неприятный сюрприз. Существо пришло не одно. Через все-таки вывороченную кем-то из его соратников калитку пробралось еще несколько тварей. Они были меньше и слабее своего предводителя, намного больше похожи на людей, но тоже давно потеряли человеческий облик.

Никита отполз от окна. Страх парализовал волю, сбивал с мысли, сковывал ледяными объятиями. Проще было смириться, чем пытаться убежать. Все окна этой части дома выходили или на полную монстрами улицу, или во двор, где хозяйничал самый крупный хищник.

Дима лежал рядом без сознания. Ноги и руки подергивались в мелких судорогах, а лицо искажала гримаса боли. Никита осторожно дотянулся до кувшина на столе, смочил полотенце, протер лицо товарища и с надеждой посмотрел в прояснившиеся на секунду глаза.

– Ключ… от сейфа… с ружьем… в шкафу, вон там.

Дима сипло откашливался, переходил на шепот, и каждое слово приходилось повторять по два-три раза.

– В подпол иди. А потом в город. Сам.

Никита внимательно слушал, но не отходил, тормошил товарища, обмахивал лицо влажным полотенцем, старательно проглатывая наворачивающиеся слезы. Сжимал кулаки, кусал себя за пальцы и впивался ногтями в ладони, отгоняя накатывающую истерику.

В заботах о Диме, не сразу осознал, что слышит выстрелы. Стреляли рядом, во дворе. Короткие частые очереди сменились одиночными хлопками, а затем шумом борьбы, словно бой пошел врукопашную. Мелькнула мысль о вернувшихся родителях, но пропала. Ружья отцы с собой не взяли. Да и автоматического оружия не было ни у кого в селе.

Со стороны двери раздался короткий уверенный стук и окрик: «Свои. Открывай». Никита не стал уточнять, что за «свои». Уверенно, без урчания и рыка, разговаривавший человек сейчас точно «свой».

Распахнул дверь, уставился на неожиданного спасителя. Небольшой крепкий парень, лет двадцати пяти, одетый не по погоде в плотную охотничью куртку и штаны, сидел возле самого крупного существа и что-то делал с его затылком. Ударил ножом прямо в центр небольшого серо-коричневого нароста, развел ороговевшую кожу руками, запустил кисть внутрь и разочарованно скривился. Не оборачиваясь, бросил Никите:

– Выбирайся из своей норы. Сейчас на выстрелы зараженных набежит полный двор.