Негодяи и ангелы

— У этой бабы крутая «крыша», — с неподдельным удивлением докладывает старший из уцелевших бандитов Корню через несколько минут.

— Ты в своем уме?! — орет в ответ Корень. — Откуда у нищей училки «крыша»?

— А я знаю?! — огрызается бандит, только что имевший удовольствие убедиться, что четверо его собратьев во второй машине мертвы, и как раз теперь после взрыва бензобака осуществляется их досрочная кремация.

— Может, школьник какой-нибудь? — высказывает предположение Корень. — Юный гонщик, кандидат в каскадеры…

— Ага, а «беретту» он дома смастерил. Из подручных материалов. Это собеседник Корня приврал. Марку пистолета он с такой точностью определить не смог. Однако на сто процентов был уверен, что пистолет заводского изготовления.

И что парень на мотоцикле — отнюдь не школьник, вообразивший себя героем и кинувшийся мстить за любимую учительницу. Да кто бы он ни был — ведь кроме мотоциклиста существовали еще и люди в машине.

Бородатые, волосатые и в очках — ну прямо Фидель Кастро и Че Гевара в молодости Рассказывая об этом, бандит автоматически — в силу подсознательной ассоциации — назвал их террористами. И до Корня не сразу, но все-таки дошло, кем эти террористы могут быть.

47

Пятый Правый сбежал из Белокаменска еще до того, как судьи «Трибунала» решили, что с ним делать. Предыдущие ошибки сходили ему с рук, потому что у «Трибунала» были проблемы с деньгами, а следовательно, и с вербовкой новых людей. Но теперь дело обернулось хуже некуда. Один милиционер убит, другой ранен, и «Трибунал» в одночасье из организации, борющейся за торжество справедливости и законности, превратился в преступную группировку наихудшего рода — ибо только такие поднимают руку на представителей власти. И виноват в этом Пятый Правый. Один только он и никто больше. Естественно, Пятый Правый не сомневался, каков будет приговор. А потому ударился в бега немедленно. Как и любой ликвидатор, он был не очень хорошо осведомлен о структуре и масштабах организации. Но в силу той дезинформации, которая в «Трибунале» намеренно спускалась сверху вниз, он был склонен не преуменьшать эти масштабы, а преувеличивать их. Среди боевиков в «Трибунале» ходили разговоры, что организация в скором времени охватит всю Россию, и Пятый Правый опасался, что его безопасность не будет гарантирована и в других городах. Лучше всего, конечно, свалить за границу, но у него не было для этого ни средств, ни возможностей. Поэтому оставался только один выход. Надо помочь милиции ликвидировать «Трибунал». Пятый Правый знал мало, но достаточно, чтобы потрепать организации нервы.

Недаром в «Трибунале» его ценили за качества, присущие разведчикам — например, за предусмотрительность и наблюдательность. Он не должен был знать телефон координатора, но Пятый Главный неоднократно набирал этот номер на глазах у Пятого Правого, и последний легко запомнил все цифры. Подлинные имена Пятого Главного и Пятого Левого он тоже не должен был знать — однако же узнал, и снова для этого не пришлось прилагать особых усилий. Основатели «Трибунала» хотели создать идеальную организацию, но, как это обычно бывает с людьми, для которых идея важнее практики, забыли про человеческий фактор. А Пятый Правый хоть и не был агентом враждебных «Трибуналу» сил, внимательно за всем наблюдал и запоминал. Его вообще использовали в «Трибунале» не по назначению. Он был классным наблюдателем, но плохим ликвидатором. Да, он был плохим киллером, несмотря на то, что любил убивать. Его всегда отличала чрезмерная осторожность, страх перед последствиями, и он стремился покинуть место преступления как можно скорее. А если этому что-то мешало, Пятый Правый впадал в панику. Все это в общем и целом — нормальные реакции обычного человека, даже такого, которому неоднократно приходилось убивать. Но для ликвидатора эти реакции таят в себе большую опасность. Желание убивать, в силу которого его перевели из наблюдателей в ликвидаторы, привело к побоищу в лесопарке, когда был убит Бес. Но тот случай Пятому Правому никто не ставил в вину. Он предотвратил серьезное преступление, спас от смерти невинного человека, а что упустил одного из негодяев — в этом ничего страшного нет. Ведь тогда все окончилось благополучно. Но потом Пятый Правый в своем стремлении поскорее покинуть место операции упустил Акулу. То есть, не вполне упустил, но и на тот свет не отправил. И получил за это серьезное внушение от Пятого Главного лично и от координатора по телефону. Но и это еще не самое главное. Хуже всего то, что сочетание любви к убийству с паникерством — это явный признак раздвоения личности, а следовательно — психической ненормальности. И в конце концов Пятый Правый пошел вразнос, решил совершить убийство самовольно, но вместо того преступника, которого он намеревался уничтожить, убил милиционера. Однако теперь он винил во всем случившемся кого угодно, только не себя. Виноваты коллеги по тройке, виноват координатор, виноваты судьи «Трибунала». Это они решили, что ублюдка Сухарева не надо убивать. А он, Пятый Правый, всегда говорил, что его надо убить, и хотел сделать это своими руками. Но его никто не поддержал, и из-за этого под пулю попал милиционер. А впрочем, этот мент сам дурак — нечего лезть не в свое дело, когда он, Пятый Правый, выходит на охоту. И теперь надо наказать всех. Стравить «трибунальщиков» и ментов — пускай повоюют, а от Пятого Правого отстанут, забудут о нем, словно его и не было. Если сдать ментам координатора, то ниточка у них появится очень даже крепкая.

Координатор наверняка имеет выход наверх, к судьям. И если менты сумеют координатора расколоть, то организация будет ликвидирована очень быстро. А если не сумеют? Или если у координатора все-таки нет прямого выхода на судей? Что тогда? А тогда все то же самое. Пятый Правый уже наверняка приговорен к смерти за самодеятельность, из-за которой теперь опорочена репутация «Трибунала». И второй смертный приговор — за предательство — ничего в этой ситуации не изменит. И вот, уже находясь далеко от Белокаменска, Пятый Правый зашел в почтовое отделение и там, на стойке, где обычно пишут телеграммы, измененным почерком накатал письмо, в котором выложил все, что знал. Потом написал адрес Белокаменского ГУВД и, не подписывая, бросил письмо в ящик. В тот же вечер в этом небольшом городе произошло убийство. На теле убитого нашли грубо оторванный клочок бумаги с надписью от руки: «Казнен по приговору Трибунала». Когда стали с этим разбираться, выяснилось, что организация убийц с таким названием существует в Белокаменске и специализируется на уничтожении преступников. Однако здесь возникла нестыковка, ибо со стопроцентной достоверностью было установлено, что погибший никогда не совершал преступлений и правонарушений. Загадка эта так и осталась неразгаданной, потому что убийцу найти не удалось.

48

Адъютант генерала Игрунова лейтенант Цыганенко не умел давать взятки. Ему просто никогда не приходилось этого делать. Зато он хорошо умел охмурять женщин. И с Ларисой вел себя так, словно конечной целью разговора было уложить ее в постель. Они разговаривали на кухне. Юра Гарин в это время был в комнате. Цыганенко вежливо попросил оставить его с Ларисой наедине, и Лариса не стала возражать. Ей было интересно, что за этим последует. Правда, перед тем как Гарин ушел, Лариса попросила лейтенанта доказать, что он пришел без оружия — чем сильно его удивила.

— Можете меня обыскать, — сказал Цыганенко и удивился еще больше, поскольку Лариса не стала отнекиваться, а действительно принялась его обыскивать — непрофессионально, но очень тщательно. После этой довольно унизительной сцены лейтенанту было трудно играть роль обольстителя, но он старался изо всех сил. Но он допустил одну ошибку — построил уговоры на предположении, что Лариса — девушка недалекая и при этом очень нуждается в деньгах и в сильном покровителе. Вот он и убеждал ее, что с теми деньгами, которые готов заплатить за молчание генерал Игрунов, она несколько лет может жить припеваючи. А если у нее возникнут какие-то проблемы, то всегда будет возможность обратиться за помощью непосредственно к генералу.

— Алексей Федорович пользуется большим влиянием в городе. А его друзья еще влиятельнее. Так что он может помочь в любой ситуации. Лариса слушала его с суровым лицом, и лейтенант не мог понять, как она относится к его словам. Когда он назвал сумму, дух у девушки захватило. Сумма опять-таки была не очень большой по меркам сильных мира сего, но весьма впечатляющей для больничной санитарки. Но ведь даже когда Лариса продавала Лешин акваланг, ее мучила мысль, что она совершает что-то недостойное. И, ослепленная этим чувством, она тогда страшно продешевила, совершенно не разбираясь в ценах на снаряжение для подводного плавания. А теперь ей предлагали продать самого Алексея. Позволить его убийце спокойно ходить по свету только потому, что у его отца много денег и влиятельных друзей. И ведь еще несколько дней назад Лариса, наверное, согласилась бы на это. А что делать, если денег нет, жрать нечего, а на иждивении у нее — бывший алкоголик Юра Гарин. Конечно, Юру можно прогнать или объявить ультиматум — либо ищи работу, либо убирайся, нам дармоедов не надо. Но Лариса не хотела этого делать.

Наверное, тут действовала психологическая реакция замещения. Юра заменил ей Алексея, и хотя по своим достоинствам они были несравнимы, терять Юру Лариса не хотела. И чтобы материально обеспечить то подобие семьи, которое она пыталась создать, Лариса, наверное, согласилась бы на предложение лейтенанта Цыганенко. Но теперь у нее была новая работа. Как раз сегодня вечером «Алик Николаев» ждал ее на новый сеанс съемок и обещал заплатить столько же, сколько и в прошлый раз. А это значит уже две месячных зарплаты санитарки за неделю. И никого продавать не надо. Только себя — но это уже ее личное дело. Тем более, что ведь не проституцией же она занимается. Даже знаменитые фотомодели нередко снимаются в обнаженном виде, и это довольно почетно. И Лариса спросила у Цыганенко.

— А про Алексея, значит, забыть? Похоронили — и нет его? А эта мразь, сынок генеральский, пусть гуляет, меня в подъезде тискает, говорит, что никуда мне от него не деться. Выходит, и правда — никуда не деться?

— Ну зачем вы так, Лариса?! — воскликнул Цыганенко. — Алексей Федорович сам накажет своего сына. И к вам он больше не подойдет, за это я ручаюсь.

— Накажет, значит? Интересно, как? Убьет или в тюрьму посадит? А может морду набьет? Или в угол поставит? Адъютанту генерала Игрунова нечего было на это ответить. Ведь если сказать о том, что генерал в наказание за убийство собирается отправить сына в армию — это будет просто смешно. За что же тогда забирают в армию других — обыкновенных восемнадцатилетних парней, которые никого не убивали и в жизни своей не совершали никаких преступлений? Они поговорили еще немного, но новых аргументов Цыганенко придумать не смог, а вскоре Лариса засобиралась на работу.

— Вы работаете в ночь? — поинтересовался лейтенант.

— Нет, я подрабатываю. В другом месте, — ответила Лариса. То, что она где-то подрабатывает и, следовательно, получает не учтенные в предварительных расчетах генерала Игрунова доходы, оказалось для его адъютанта совершенной новостью. Возможно, эта подработка дает Ларисе достаточно денег, чтобы счесть предложенную сумму взятки слишком низкой. Но попытка путем расспросов выяснить, где же именно Лариса подрабатывает и сколько за это получает, к успеху не привела. Лариса устроила лейтенанту прощальный скандал на тему: «Кто ты такой, чтобы мне вопросы задавать?! Ты тут ублюдка генеральского покрываешь, который моего парня убил — а я с тобой разговаривать должна? Да пошел ты!..» И лейтенант никуда не делся. Пошел.

49

Макс Игрунов долго не мог решиться на убийство. Одно дело — по пьянке забить человека насмерть, да не в одиночку, а в компании друзей, когда никто не может точно сказать, кем был нанесен роковой удар. И совсем другое — убить кого-то умышленно, на трезвую голову, заранее все спланировав и подготовив. Макс колебался до тех пор, пока лейтенант Цыганенко не явился к Ларисе Бабушкиной домой. И даже после этого продолжал колебаться, но Пашка Качуркин непрерывно капал ему на мозги. Пашка все отчетливее понимал, что если Цыганенко раздобудет доказательства и передаст их генералу Игрунову, а тот с уликами в руках спросит сына, что бы это значило — Макс сразу сдаст всех друзей-соучастников, даже если Цыганенко не узнает их имена и не определит степень их вины раньше. Макса следовало нейтрализовать, и как можно скорее — и Пашка не мог придумать способа лучше убийства. Разумеется, сам он вовсе не собирался убивать Макса.

Наоборот, это Макс должен был убить лейтенанта Цыганенко — после чего длинный язык станет для генеральского сына опасен, как никогда. Ведь в этом случае Макс уже не сможет свалить вину на друзей, и генерал не сможет замять дело, найдя другого козла отпущения. Поначалу Макс сам рвался убивать — причем не только лейтенанта Цыганенко, но и Ларису, и ее нового мужика заодно. Но как только настала пора от слов и планов перейти к делу, он откровенно струсил. Однако он был туп, а Пашка Качуркин — умен и хитер. И капанье на мозги постепенно стало приносить плоды. Максу все явственнее казалось, что главную опасность для него представляет именно лейтенант Цыганенко. Пока адъютант генерала Игрунова жив, велика вероятность того, что он, Макс Игрунов, может оказаться не только там, куда зашлет его в наказание отец, но и в тюрьме, под следствием и судом, а потом — на зоне. Лет на десять, а то и больше. А если Цыганенко умрет, то все, что он накопал, уйдет в могилу вместе с ним. Так говорил Пашка, и Макс ему верил.

— Не бойся, на тебя никто не подумает, — твердил Павел, излагая план убийства. — Надо изобразить обыкновенный грабеж. Он ведь ходит через парк, возвращается домой поздно, почти всегда один. Запросто можно подловить его там, выскочить из-за дерева и шарахнуть по голове чем-нибудь тяжелым. Потом ошмонаешь карманы, заберешь все ценное, документы, кошелек, оружие, если есть. И все. Мало ли таких случаев сейчас. Никто особо и расследовать не будет.

— Ага! Сам попробовал бы… — реагировал на эти инструкции Макс.

— А зачем мне? Это не моя проблема. У меня вообще алиби. Если даже вы все скажете, что я был с вами, другие десять человек скажут, что я в это время был с ними за городом, пил водку и трахал баб.

— А может мне тоже устроить это… Алиби.

— Тебе это не поможет. Это для суда алиби годится, а тут ведь дело не в суде, а в бате твоем… Паша противоречил сам себе, пугая Макса то тюрьмой, то отцовским гневом — но Макс не замечал этих противоречий, зато нервничал все больше и постепенно созревал для убийства. И наконец созрел.

50

Газета называлась «Оранжевый шар». Почему именно шар и притом оранжевый — никто объяснить не мог. Правда, на первой странице первого номера красовалось изображение обнаженной Ларисы Бабушкиной с оранжевым шаром вместо головы, но это не могло служить объяснением. Фотография Ларисы была обработана на компьютере таким образом, что напоминала скорее не фото, а картину, написанную кем-то из фантастических фотореалистов вроде Вальехо или Нараямы. Люди, проходящие мимо лотков и киосков, где продавался «Оранжевый шар», невольно останавливались, чтобы, во-первых, полюбоваться этим изображением, а во-вторых, узнать, почему это у девушки вдруг взорвалась голова. Пояснений на первой странице не было, и особо любопытным прохожим приходилось покупать всю газету. И хотя внутри пояснения тоже отсутствовали, никто не уходил обиженный. На страницах восьмиполосного номера читатель мог найти много нового и интересного. В числе прочего «Оранжевый шар» сообщал читателям о создании технологии, которая позволяет переносить информационное содержимое человеческого мозга в компьютер и поддерживать функционирование сознания в электронной форме, обеспечивая тем самым бессмертие личности. На самом деле компьютерщики и футурологи предсказывали появление такой технологии лет через пятьдесят, но Арик Чудновский и компания решили немного предвосхитить события.

А на соседней странице рассказывалось о сверхсекретной лаборатории КГБ, которая предназначалась для создания расы сверхлюдей — гермафродитов с женским телом и неженской силой, сверхмощными гипнотическими и телепатическими способностями, а также физиологическими особенностями, позволяющими зачинать потомство без партнера или от нескольких партнеров любого пола. А чтобы окончательно добить доверчивого читателя, статья утверждала, что сверхженщины не рожают детей, а откладывают яйца, для чего в их хромосомы добавлена часть генетического кода динозавров. Что поделаешь — Арик Чудновский очень любил Крайтона и Спилберга, создавших соответственно роман и фильм «Парк Юрского периода». Если первая статья в общем-то напоминала ту белиберду, которой заполнены всевозможные издания мистического и уфологического толка, и к тому же стыковалась с сообщениями «белой» прессы о том, что технологии перевода человеческого сознания в компьютер действительно разрабатываются, хотя и далеки от завершения, то вторая была придумана от начала до конца и любой здравомыслящий человек сказал бы, что у ее автора чересчур воспаленное воображение. Написал эту статью, как уже сказано, сам Арик Чудновский, и в случае чего он мог бы представить ее в ходе психиатрической экспертизы в качестве вещественного доказательства своего душевного нездоровья. Прочитав это творение, психиатры наверняка немедленно признали бы автора неизлечимо безумным, пожизненно невменяемым и не годным к службе в каких бы то ни было войсках. А для полноты картины — на случай, если кто-то не поверит — в номере присутствовал еще и рецепт приворотного зелья, где в качестве ингредиентов фигурировали «кровь блудницы на шипе розы (1 капля)» и «молоко нерожавшей женщины (1/2 стакана). Разогреть до кипения, слегка помешивая, но ни в коем случае не кипятить. Что будет, если все-таки вскипятить, и как добыть молоко нерожавшей женщины, рецепт не сообщал. Зато и он, и все остальное сопровождалось яркими иллюстрациями с преобладанием частично и полностью обнаженных девушек в виде достаточно приличном, чтобы газета могла избежать статуса эротического издания и не платить дополнительных налогов. Агентства по продаже недвижимости, автомастерские и стоянки, а также фирмы оптовой торговли, находящиеся под контролем Корня, дали в „Оранжевый шар“ свою рекламу. Содержание газеты владельцев этих фирм не интересовало. Их волновал тираж, и тут люди Корня дали понять, что босс лично заинтересован в процветании этой газеты, а следовательно, тираж будет расти. На самом деле в процветании газеты был заинтересован прежде всего Илья Шерстобитов, „патриарх всея Земли“ и „Верховный Понтифик Востока и Запада“, а Корень лишь помогал ему по мере сил в надежде на будущие дивиденды. От первого номера Шерстобитов пришел в ужас и решил, что сдуру связался с полными идиотами — и теперь надо развязываться, пока не поздно. Но видя, как прохожие буквально сметают газету с лотков, Шерстобитов быстро изменил свое мнение и лишь объявил Чудновскому по телефону мягкий выговор без предупреждения.

Вернее, сделал внушение: дескать, популярность — вещь хорошая, но надо и меру знать.

— А как я иначе завоюю популярность? — огрызнулся Арик. — Серьезными газетами все давно сыты по горло. В это время он уже готовил второй номер. В нем (в отличие от первого, где от «Храма Сверхнового завета были только объявления с именами девушек и телефонами диспетчеров) присутствовала большая статья о „Сверхновом завете“, выдержанная в духе отстраненного исследования с далеко идущими выводами. В статье говорилось, что Моисей заключил первый договор с Богом в 2000 году до нашей эры, Иисус Христос через 2000 лет обновил этот договор, а теперь прошло еще 2000 лет, и следует ожидать нового обновления. Секта Шерстобитова упоминалась вскользь, но уважительно. Рядом с этой статьей был пристроен редакционный материал, утверждавший, что в сектантстве нет ничего плохого, что все ныне существующие церкви были когда-то сектами, что покорность сектантов лидерам возникает не под влиянием психотропных препаратов, изнуряющих диет и отупляющих медитаций, а лишь благодаря особой харизматической силе этих лидеров — ведь сумел же монах Савонарола без всяких препаратов, диет и гипноза убедить гениального Рафаэля бросить свои лучшие картины в костер, — и что каждый человек вправе сам выбирать для себя религию, а не обязан следовать выбору предков. Оба материала были написаны в совершенно серьезном духе. Но основной акцент во втором номере делался не на них. На второй полосе красовалось письмо читателя по поводу сверхженщин. Письмо было настоящее, оно пришло по электронной почте. И надо заметить, человек, приславший его, явно въехал в политику „Оранжевого шара“ с полуслова. Он писал, что секретная лаборатория по производству сверхлюдей существует до сих пор, только теперь она находится под контролем мафии. и он, автор письма, как бывший ведущий специалист этой лаборатории, со всей ответственностью утверждает, что гены динозавров сверхженщинам не пересаживали, поскольку не смогли достать их из-за дефицита, свирепствовавшего в советские времена. И тогда вместо динозавров решили использовать рыбу минтай, которая выметывает десять миллионов икринок за раз. Поэтому сверхженщины не откладывают яйца, а мечут икру и могут за один нерест произвести на свет десять миллионов потомков. Скоро они заполонят всю планету и прежде всего океаны, моря и пресные водоемы, так как физиологически они являются русалками и сбрасывают хвост только при выходе на сушу, а по возвращении в воду опять отращивают его.

— Господи, боже мой, какой бред! — воскликнул, читая это письмо, номинальный редактор «Оранжевого шара» и по совместительству зиц-председатель фирмы Ваня Пахомов, демонстрируя тем самым высокую степень душевного здоровья.

— Шизофрения — это не болезнь, а просто состояние души, — сказал в ответ Чудновский, цитируя поэта Антонио Эспаду, известного тем, что он воображал себя наследным принцем атолла Муруроа и требовал, чтобы Франция прекратила ядерные испытания на этом атолле и вернула его законным правителям. Процитировав эту строчку, Чудновский еще раз перечитал шизофреническое письмо и распорядился немедленно поставить его в набор.

51

Когда лейтенант Цыганенко шел по своему обыкновению домой через парк, некто, выскочивший из-за дерева, шарахнул его по голове каменюкой. Предполагалось, что это будет выглядеть, как обычное уличное ограбление. Но «грабитель» неудачно выбрал место. В этой части парка даже по ночам было чересчур оживленное движение. Не прошло и минуты с того момента, как Цыганенко упал — а в дальнем конце аллеи уже послышался стук каблучков. Оттуда к месту происшествия шла девушка. Будь «грабитель» матерым убийцей, он, наверное, убрал бы заодно и эту случайную свидетельницу, а потом довел дело до конца. Но Макс Игрунов матерым убийцей не был. Ему вообще не приходилось по настоящему убивать. Ведь Алексей Черкизов умер лишь через шесть часов после того, как ударился головой во время драки. По этой причине трудно с уверенностью сказать, смог бы Макс хладнокровно и методично обшарить труп лейтенанта, не появись на горизонте случайная прохожая. Но это и неважно. Она ведь все-таки появилась, и Макс впал в жуткую панику. Он помчался через парк напролом, ему чудилось, будто за ним гонятся, а визг девушки, наткнувшейся на тело лейтенанта, казался Максу то ли трелью свистка, то ли милицейской сиреной, то ли гласом небесным, за которым неизбежно должна последовать кара. Девушка в это время тоже бежала, только не между деревьями, а вдоль по аллее. В голове ее крутилась фраза из песни известной, но, к сожалению, распавшейся рок-группы: «Прогулка в парке без дога может встать тебе слишком дорого».Попутно она клялась себе, что никогда больше не пойдет поздно вечером одна через парк. Милицию она вызвала только прибежав домой — минут через двадцать. За это время о лежащего лейтенанта споткнулось еще несколько человек, и кто-то из них догадался позвонить в «скорую». Подъезжающая милиция столкнулась отъезжающей «скорой». Тела на дороге уже не было. Макс Игрунов схалтурил. то ли булыжник был недостаточно тяжел, то ли удар недостаточно силен — только Цыганенко остался жив. Правда, сотрудникам райотдела милиции сразу сообщили, что состояние пострадавшего тяжелое, он без сознания, и придет ли в сознание в дальнейшем — неизвестно. Надо заметить, что милиция по первости склонялась именно к той версии, которую запланировал Паша Качуркин. Лейтенанта шарахнули в темной аллее парка булыжником по голове, других следов борьбы нет — естественно возникает мысль об ограблении. Правда, в кармане брюк лежат деньги. Сорок восемь рублей новыми. И документы тоже целы. А в документах написано, что их обладатель — не просто лейтенант Российской Армии, а целый адъютант командира мотострелковой дивизии. И дело сразу начинает пахнуть вещами, которыми обычно занимается ФСБ. Ведь адъютант генерала Игрунова мог иметь при себе секретные документы, и тогда получается, что по черепу его стукнул не наркоман, сшибающий денег на дозу, а шпион, который эти документы и унес. Правда, порядочный шпион в такой ситуации наверняка забрал бы заодно и деньги вместе с личными документами. просто для маскировки. Но может быть, его спугнула девушка, некстати застучавшая каблучками по асфальту. А может, все проще. Например, лейтенант Цыганенко имел при себе оружие, и грабитель охотился именно за ним. За оружием. За табельным пистолетом системы Макарова. Естественно, опера из райотдела немедленно принялись звонить в дивизию и спрашивать, не имел ли лейтенант Цыганенко привычки таскать с собой секретные бумаги и не носил ли он при себе круглосуточно табельное оружие. Оказалось, однако, что нет. Не имел и не носил. Пистолет преспокойно лежал в сейфе, и никаких секретных документов у лейтенанта Цыганенко с собой не было. К большому сожалению для районных оперов. Если бы грабитель украл пистолет, то дело можно было бы, хоть и не без труда, спихнуть городскому управлению внутренних дел или даже в РУОП. Если бы речь шла о документах, содержащих государственную тайну, то дело уже без всяких усилий со стороны милиции забрала бы ФСБ. Теперь же это дело повисало мертвым грузом на Южном райотделе милиции, и выглядело оно абсолютно глухим. О причине этого происшествия догадывался только генерал Игрунов. И ему все яснее становилось, что с сыном надо что-то делать. потому что убийца, вошедший во вкус, особо опасен. Если первое убийство, судя по тому, что удалось раскопать лейтенанту Цыганенко, было случайным, то второе — явно преднамеренное. Генерал понимал, что прежде всего с сыном надо поговорить, припереть его к стенке фактами, вынудить к признанию и выслушать оправдания, чтобы решить: можно ли удержать Максима от дальнейшего сползания в пропасть без принятия экстренных мер, или же надо срочно искать эти меры — такие, которые не испортят генералу репутацию и карьеру и, что немаловажно, не поссорят его с женой. Но генерал все время откладывал этот разговор. Он просто не знал, что сказать.

52

Неопознанные трупы «трибунальщиков» со старой турбазы нельзя было показать по телевизору, чтобы кто-то мог их опознать. Поливая их свинцом, Арик Чудновский превратил головы и лица обоих покойников в невообразимое месиво. Еще бы — ведь он лупил по головам уже умерших трибунальщиков практически в упор. Татуировок у убитых не оказалось, да и вообще с особыми приметами было туго. Так что они оставались неопознанными и невостребованными еще много дней.

— А потом в милицию пришел мужчина лет пятидесяти, который представился Иваном Трифоновым и сказал.

— Сын у меня пропал. То есть не совсем пропал — он письмо прислал, но с тех пор ни слуху ни духу, а письмо какое-то странное. Когда сотрудники отдела по розыску пропавших выяснили, что сыну этому двадцать четыре года, а в письме довольно убедительно объясняются причины его отъезда — любовь к иногородней девушке и стремление вырваться из-под родительской опеки — над взволнованным отцом про себя посмеялись, а ему сказали, что такими делами они не занимаются.

— Вот если бы он без вести пропал… А раз письмо прислал, значит, все в порядке. Иван Трифонов ушел несолоно хлебавши, а ребята из отдела по розыску пропавших через пару дней упомянули об этом курьезном случае в разговоре с Александром Ростовцевым из угрозыска. И тот внезапно заинтересовался. То ли сработала интуиция, то ли Ростовцев нашел рациональное зерно в ироническом пересказе слов Ивана Трифонова о том, что его сын по характеру своему не способен на такие поступки, как побег из дома ради какой-то девицы — но только Ростовцев решил с этим товарищем поговорить. И поговорил. И убедился, что Иван Сергеевич Трифонов — человек солидный, к глупым фантазиям и паникерству не склонный и слов на ветер не бросающий.

— Он бы первым делом привел свою девушку ко мне. Или хотя бы позвонил, а не подбросил письмо без обратного адреса, — сказал он. — Письмо ведь не по почте пришло, его в ящик подбросили. Да и почерк мне не нравится. И тогда Ростовцев спросил об особых приметах. Рост, телосложение и цвет волос — все это очень напоминало один из трупов, найденных на старой турбазе. А родинки, расположенные треугольником на пояснице, снимали всякие сомнения.

Убитый «трибунальщик» с документами на имя С.П. Иванова был на самом деле Владимиром Трифоновым. Процедура опознания требовала личного освидетельствования останков, но нам незачем описывать эту душераздирающую сцену. Хороший парень и любящий сын Володя Трифонов оказался ликвидатором из «гвардии Трибунала», погибшим во время кровавой боевой операции. На всякий случай его отцу показали компьютерный портрет, сделанный по фотографии на имя Кузнецова, но Иван Сергеевич его не узнал. Но это и немудрено — ведь фотография принадлежала вовсе не убитому. Совпадал только грим. Зато теперь у милиции появились новые факты. И тем же вечером Ростовцев поговорил с начальником угрозыска, а затем они вышли на генерала Шубина, и тот договорился с телевидением о передаче специального сообщения.

— Городское управление внутренних дел с целью установления личности двух убитых разыскивает родственников и знакомых тех лиц, которые исчезли из дома без объяснения причин или с неубедительными объяснениями. Выяснено, что родственники могли получить письмо, якобы от убитых, либо услышать объяснения по телефону при условиях, когда точное определение личности по голосу затруднено. А на следующее утро, еще до первого звонка по поводу телевизионного объявления, в ГУВД пришло письмо от Пятого Правого. Оно не было подписано, но содержало имена, телефоны и даже адреса Пятого Главного и Пятого Левого, а также телефоны координатора и диспетчера экстренной связи. В письме также сообщалось, что «Трибунал» убивает тех своих членов, кто отклонился от генеральной линии группировки, и вот недавно таким образом был убит Пятый Правый. Но он успел обо всем рассказать автору письма, и тот решил сообщить обо всем в милицию.

— Черт возьми! — воскликнул, прочитав письмо, Ростовцев. — Нам их сдали.

53

Ларису Бабушкину настолько увлекла работа в редакции «Оранжевого шара», где она теперь не только снималась обнаженной и одетой, но и участвовала в обсуждении материалов и компоновки номера, а особенно охотно — читала письма, постепенно дрейфуя от должности фотомодели к должности руководителя отдела писем. Свое же письмо, ради которого она пришла в «Оранжевый шар», Лариса все время откладывала и с каждым днем все больше сомневалась, стоит ли вообще его писать. А в это время Макс Игрунов и Паша Качуркин обсуждали, как им обезопасить себя. Макс, который трясся при одном воспоминании о нападении на лейтенанта Цыганенко, не хотел больше никого убивать. Паша, может, и не прочь был бы уничтожить все источники опасности, не исключая и самого Макса. Но он, как человек неглупый, понимал, что если убить Ларису, то правоохранители очень легко могут выйти на Макса — ведь не зря же она жаловалась на него в милицию. Если же устранить самого Макса, то тут уж его отец церемониться не станет, поставит на уши всю милицию и свою дивизию впридачу, и никуда Паша Качуркин после этого не денется. К тому же Паша никогда не стал бы убивать кого-то своими руками. Нет. По мнению Паши Качуркина Ларису Бабушкину следовало не устранить, а просто запугать. Что касается Макса, то он и так запуган достаточно. Он запуган до такой степени, что ему нельзя даже поручить запугивание. И хотя Паша очень не хотел лично участвовать во всех этих делах, ему пришлось лично спуститься к телефону-автомату и произнести голосом вампира из плохого фильма ужасов такие примерно фразы.

— Ты даже не понимаешь, дурочка, во что ты вляпалась. Твоего парня убила мафия, и она убьет всех, кто интересуется этим делом. А тебя прикончат первую. Ты будешь умирать долго и мучительно. У тебя только одно спасение: молчи, кто бы тебя ни спрашивал об этом деле. И так далее и тому подобное. И все это было бы вполне эффективно, если бы касалось девушки, загнанной в тупик нежеланием официальных властей возвращаться к делу об убийстве Алексея Черкизова. Но у Ларисы теперь был адрес «Трибунала», и телефонные угрозы произвели эффект, обратный ожидаемому. До такой степени, что Лариса даже не стала ждать удобного момента. Она тем же вечером помчалась в «Оранжевый шар», оставив Юру Гарина дома одного. Юра недавно нашел надомную работу и теперь клеил какие-то коробки, в которые потом некие бизнесмены закладывали фальшивую продукцию с фальшивыми этикетками. Лариса надеялась, что в редакции будет только охранник, но оказалось, что Арик именно в этот вечер решил заняться съемками и любовью. С ним были две сектантки, и Лариса буквально остолбенела, взглянув на одну из них. Юра Гарин как-то показал ей фотографию своей уже исчезнувшей семьи. На снимке были изображены сам Юра, его покойная ныне жена и дочь, ушедшая после смерти матери в секту. Эту фотографию Юрик всегда носил в засаленном паспорте, а паспорт держал во внутреннем кармане того пиджака, который был одет на нем, когда его били в лесопарке. Когда голенькая сектантка выбежала из студии и, ничуть не стесняясь охранника, направилась по коридору к туалету, Лариса поразилась, до чего она похожа на Юрину дочь. А потом, сопоставив это сходство с тем фактом, что Арик очень дружит с «Храмом Сверхнового завета», поняла, что это она и есть. Наташа Гарина, дочь Юрика, свихнувшаяся на религиозной почве из-за смерти матери и отцовского алкоголизма. Впрочем, сейчас она вовсе не напоминала сумасшедшую. Когда она возвращалась в студию, Лариса окликнула ее.

— Привет, тебя как зовут?

— Наташа, — ответила девушка и лучезарно улыбнулась.

— А я Лариса, — представилась Лариса и, изображая полную неосведомленность, поинтересовалась: — Ты фотомодель?

— Нет, это мой обет перед Господом, — ответила Наташа. «Странные, однако, бывают обеты», — подумала Лариса и, заглянув в студию, спросила у Арика.

— Можно я на компьютере поработаю?

— Конечно, ответил Арик, одетый несколько необычно. На голове у него была маска палача, на плечах — черный плащ, а в руках — бутафорский меч. У его ног на коленях стола нагая девушка со связанными за спиной руками. Наташа выполняла роль фотографа, прильнув к видоискателю аппарата.

— Закончишь — присоединяйся к нам, — предложил Арик. — Мы тут побалуемся, а ты поснимаешь. Или наоборот. За дополнительную плату. Лариса кивнула, но не очень уверенно. Арик в одеянии палача выглядел пугающе. Вместе с тем, эта сцена укрепила решимость Ларисы написать-таки письмо в «Трибунал». Она представила, как вот такой же палач влечет на место казни убийцу ее Алексея, проклятого Максима Игрунова, который не желает не только раскаяться, но и просто угомониться. Черт возьми, если бы он оставил Ларису в покое, она бы наверняка ответила ему тем же. Лариса уже умела запускать программу электронной почты и отправлять сообщения.

Труднее всего было напечатать текст. Освоение компьютерной клавиатуры требует длительной тренировки, а у Ларисы было не так уж много времени на это. Поэтому она постаралась сделать письмо покороче и отказалась от мысли пустить «Трибунал» сразу по двум следам — Макса Игрунова и квартирной мафии, преследующей Юру Гарина. Лариса написала только: «Моего жениха Алексея Черкизова убил Максим Игрунов. В милиции говорят, что это не он, потому что у него отец генерал. А он всем хвастается, что убил, и говорит, что он мафия и ему за это ничего не будет». Лариса не стала подписывать письмо — даже не подумав при этом, как же «трибунальщики» будут разбираться, кто такой Черкизов, кто такой Игрунов и кто такая она сама. Она просто отправила сообщение, отерла пот со лба и выключила компьютер. Лариса не знала одного — что все отправленные сообщения сохраняются на диске редакционного компьютера, и тот, кто знает пароль, легко может их просмотреть. Пароль, действительный для просмотра электронной почты всех сотрудников «Оранжевого шара» знал только Арик. Он хотел иметь полное представление, с кем и о чем переписываются его сотрудники. И хотя перлюстрация писем считается аморальной, в данном случае человеку, который скрывается от преследования, такой грех был простителен. Но как уже сказано, Лариса понятия об этом н имела, а потому просто закрыла программу, выключила компьютер и задумалась, что делать теперь — идти домой или принять участие в театрализованном действе, которое устроил в студийной комнате Арик. Лариса подумала и решила принять участие. За дополнительную плату.

54

А тем временем Корень, уже вроде бы решивший откупиться от несговорчивых иногородних партнеров, в очередной раз передумал. То есть не совсем передумал, а решил, что отдавать деньги так просто за здорово живешь — это по меньшей мере глупо. Проще подешевке заказать подпольным химикам еще одну партию наркотика и убедить иногородних, что им выгоднее будет все-таки взять порошок. Хотя бы потому, что денег Корень все равно не даст, а если иногородние зашлют киллеров, чтобы убрать Корня, то это будет для них чистый убыток. Киллерам надо платить, а от мертвого Корня заказчики не получат ни денег, ни порошка. Надо заметить, что иногородних удалось убедить без особого труда. Настолько легко, что Корень даже подумал — а не блефуют ли они насчет киллеров. Но давать обратный ход было глупо — а вдруг они все-таки не блефуют. Дело в общем и целом уладилось, но Корень не учел одного. Одного, но самого главного: Ткач, не желающий выпускать из своих рук контроль над торговлей наркотиками в Белокаменске, по своим каналам вышел на химиков, делающих зелье для Корня. После массовых сокращений в научно-исследовательском институте химических удобрений, гербицидов и инсектицидов (в народе его называли НИИ химических удобрений и ядов, чаще — сокращенно), который в советское время разрабатывал отравляющие вещества и разные хитрые препараты для армии и КГБ, таких умельцев-химиков в Белокаменске было больше чем достаточно. И некоторые из них не хотели работать на Ткача, который требовал полного подчинения законам группировки. Эти некоторые хотели просто делать зелье и продавать его, не интересуясь делами и заботами покупателей. И первые партии они в рекламных целях сбывали по очень низкой цене. Ткач постепенно выявлял этих самородков, но, зная, что мозги на рынке труда — товар штучный и особо ценный, не уничтожал, а заставлял работать на себя. Вычислив контрагентов Корня, он устроил им день ожидания казни, а потом побеседовал с ними лично и получил парочку превосходных стукачей. Когда Корень обратился к ним с новым заказом, химики немедленно обрадовали Ткача этим сообщением, и тот объявил.

— Все. Мне это надоело. Раз он хочет войны — будет война. Хотя какая там к черту война! Бойцы Корня настолько деморализованы, что разбегутся при первых же выстрелах. Достаточно прикончить самого Корня, чтобы остальные упали в руки Ткача, как переспелые груши. С гнильцой, правда, груши — но ничего, за третий сорт среди брака сойдут. А чтобы уже совсем обезопасить себя, Ткач решил не поручать ликвидацию Корня своим людям, а заплатить подороже и нанять стороннего киллера. Насколько он знал, иногородние угрожали Корню чем-то подобным, и если все пройдет гладко, то никто из братьев-авторитетов даже не спросит: а чего это ты, друг Ткач, нарушаешь договоренности и убираешь конкурента, даже не сделав ему предъяву, не обсудив дело на сходняке. Хоть Ткач и первый среди прочих, а законы преступного мира должен уважать. Пожалуй, Ткач без труда добился бы выгодного для себя решения и на сходняке, но тогда непременно объявились бы другие претенденты на территорию Корня и остатки его группировки, и с ними пришлось бы договариваться или даже воевать. А Ткач не хотел ни того, ни другого. Он хотел неожиданно прихлопнуть и подмять под себя ослабленную группировку конкурента вместе с территорией. И добиться этого он мог одним-единственным выстрелом.

55

Лариса еще ни разу не снималась обнаженной в обществе других девушек. До этого они всегда были с Ариком наедине. Однако все прошло без сучка без задоринки.

Арик фантазировал, девушки воплощали его фантазии, юпитеры сверкали, фотоаппарат отщелкивал кадры. Попутно Арик разглагольствовал на тему денег и обетов, и со стороны могло показаться, что он пилит сук, на котором сидит.

— Я этого авангардизма не понимаю. По моему обет — это штука неосязаемая, такая, на которой не может нажиться никто, кроме Бога. Например, китайский монах встал утречком и решил — а пойду-ка я в монастырь Шао-Линь и положу цветы к подножию статуи Золотого Будды. И попер босыми ногами по камням три тысячи верст.

Возложил там цветы, поклонился, пробормотал сколько положено молитв и обратно пошел. Цветы там сгнили, Будда возрадовался, монах очистился душой, и никто ни гроша на этом не поимел. Это я понимаю — обет. А когда я фотографирую тебя голую, продаю фотки за бабки, получаю чистую прибыль и тебе ничего не плачу — мне непонятно: при чем тут Бог.

— Ты можешь пожертвовать свои деньги Святой Истинной Церкви — Храму Сверхнового Завета, — заводили свою песню девушки, но Арик обрывал их на полуслове.

— Нет, не могу, — возражал он. — Я не верю в святость и истинность вашей церкви .

— какого же черта я понесу туда деньги? Нет, с вашей церковью мы договорились иначе. Все по звериным законам капитализма. Она мне — сырье и крышу, я ей — кипячение мозгов местного населения. Так что интересы товарища Понтифика мне вполне понятны. А вот ваши — не вполне. Неужели вы думаете, что Бог гарантирует вам рай только за то, что я зарабатываю бабки на ваших фотографиях?

— Ты грешник и тебе уготован ад, — отвечала на это Наташа. — Что ты можешь знать о рае, о Боге и об обетах, которые мы ему даем? Доводы Арика на сектанток совершенно не действовали. Впрочем, и сам Арик относился к ним н особенно серьезно. Он просто развлекался. А вот слова Ларисы Бабушкиной, которые она произнесла перед тем как уйти, произвели на Наташу Гарину гораздо более сильное впечатление. Когда Арик вознамерился перейти от фотографии к оргии, Лариса собралась уходить, и Чудновский не стал ее удерживать. Он выдал ей гонорар за сегодняшний сеанс и сказал: «Пока!» Лариса вышла, но коридоре ее догнала Наташа.

— Ты отказываешься от удовольствий, потому что не знаешь истины Сверхнового Завета, — сказала она. — Приходи в наш храм — и тебе откроется истина. Тогда ты поймешь, что нет греха в том, чтобы отдаться мужчине, потому что ты сливаешься не с ним, а с Божественным духом, оплодотворяющим землю с небес.

— Твоя фамилия — Гарина, да? — прервала ее речь Лариса. Наташа осеклась и удивленно кивнула.

— Я знаю твоего отца, — сказала Лариса. — Он теперь живет у меня, не пьет и очень хочет, чтобы ты вернулась. Лариса произнесла это и вышла, оставив остолбеневшую Наташу одну в редакционном коридоре. Опомнившись, Наташа чуть было не выбежала нагишом на улицу следом за ней — но ее удержал охранник. Никто не должен знать, чем занимаются в офисе «Оранжевого шара» по ночам. Чтобы привести в порядок свои мысли, Наташа отдалась охраннику прямо в коридоре, и тот охотно в этом поучаствовал, хотя по идее (и по инструкции) не должен был. Потом девушка отдалась еще и Арику, но без особой страсти, после чего попросила разрешения уйти. Арик подумал и отпустил сразу обеих девушек. Его, как всегда после ночной работы Ларисы на компьютере, интересовало, не отправила ли она, наконец, то заветное письмо, ради которого она пришла в «Оранжевый шар». И оказалось, что отправила.

56

Зная структуру преступной организации, милиции гораздо проще работать с отдельными ее членами. Надо просто арестовать тех, кто известен поименно, и объявить им, что вышестоящие уже арестованы, что они сдали и боссов и подчиненных, а также описали всю структуру организации — так что теперь все кончено. Только чистосердечное раскаяние может смягчить приговор. Тех двоих, чьи имена и адреса стали известны, Ростовцев, Сажин и следователь Туманов решили брать сразу. Если не удастся выжать из них признание, то придется отпустить через три дня — но в эти три дня надо постараться по полной программе. Так рассуждали опера и следователь, но «трибунальщики» облегчили им задачу.

Пятый Главный, бывший опер районного масштаба Андрей Семенов, изгнанный из органов за жестокость к подследственным, оказал сопротивление при задержании, а у Пятого Левого, бывшего офицера Олега Терентьева, оказалось при себе оружие. При таком раскладе их можно было прессовать гораздо дольше, чем три дня. И вышло все даже лучше, чем можно было ожидать. не прошло и суток, как Семенов сдал человека, который его вербовал. Семенов считал вербовщика шестеркой на побегушках у вышестоящих чинов и не должен был знать его имени. Однако он не любил, когда его держат за дурачка и, во-первых, сумел узнать имя и адрес вербовщика, а во-вторых, под угрозой, что его посадят к уголовникам и скажут им, кто он такой (бывший мент, да еще и «трибунальщик»), выложил все, что знал. А вербовщик, между тем, оказался вовсе не шестеркой, а особой, приближенной к высшим сферам. Он знал не только тех лидеров троек, которых лично завербовал, но еще и телефон координатора вербовки. Однако телефоны были сотовые, и как удалось выяснить в ходе дальнейшей проверки, координаторы получили их по подложным документам. Это позволило милиции потребовать, чтобы фирмы, предоставляющие услуги сотовой связи, отключили эти номера. После этого раскалились телефоны экстренной связи, один из которых в милиции знали из письма Пятого Правого и сразу взяли на контроль. Установив номер радиотелефона, с которого оператору экстренной связи звонит некто, управляющий всеми координаторами, розыскники сумели вычислить его обладателя. И очень удивились, поскольку им оказался военный прокурор Белокаменского гарнизона. За ним установили наблюдение, и вскоре выяснили, что он опять пользуется радиотелефоном, зарегистрированным на чужое имя. Однако чтобы задержать такую крупную фигуру, требовалась санкция либо прокурора военного округа, либо генерального прокурора России. А для того, чтобы получить эту санкцию, нужны были доказательства гораздо более весомые, нежели какой-то нелегальный сотовый телефон.

57

Надо полагать, что от затянувшейся безнаказанности «синдром Колобка» у Арика Чудновского развился до степени клинической и благоразумие окончательно оставило его. Иначе нельзя объяснить, почему после прочтения письма Ларисы в «Трибунал» Арик немедленно сел сочинять свое письмо. И не куда-нибудь, а в городское управление внутренних дел. Разумеется, он давно догадался, кто были те парни, которых он убил на заброшенной турбазе. Слухом земля полнится, и сплетни о том, что такое «Трибунал» и каковы из себя его боевики, распространялись по городу очень активно. Естественно, Арик сделал для себя вывод: «трибунальщики» пытались отобрать деньги у бандитов, но непредвиденные обстоятельства помешали им это сделать.

Непредвиденным обстоятельством был сам Арик, и это его немного беспокоило. Он почему-то не слишком боялся бандитов, решил, что они спишут все на «Трибунал». А вот «трибунальщики» наверняка ищут человека, который живет по документам одного из них и ходит в соответствующем гриме. Вывод он сделал совершенно естественный и при этом точно такой же, как за некоторое время до него убежавший из Белокаменска Пятый Правый.

Надо натравить на «трибунальщиков» милицию. Но была и разница. Пятый Правый отправил свое письмо откуда-то с дороги, из города, где он пробыл всего несколько часов. А Арик Чудновский по-прежнему не спешил покидать Белокаменск. И, составляя анонимку в ГУВД, Арик не подумал, что одновременно делает наводку на себя. Он, правда, упомянул в письме только Макса Игрунова, но не учел, что через него легко можно выйти на Ларису Бабушкину, а она обязательно приведет ментов прямо к дверям «Оранжевого шара». «Синдром Колобка» разыгрался в полную силу. Я от бабушки ушел и от дедушки ушел, и плевать я хотел на лису с высокой колокольни. И Арик быстро накатал на компьютере короткое сообщение о том, что ближайшей жертвой «Трибунала» станет некий Максим Игрунов, сын генерала, совершивший некоторое время назад нераскрытое убийство. Вдобавок письмо он послал по электронной почте — правда, с ложными служебными пометками. Однако такие пометки могут сильно затруднить определение истинного источника письма, но не делают его невозможным. Об этом Арик тоже не подумал. А зря.

58

У секретаря «Трибунала» Сергея Громадина, по совместительству военного прокурора Белокаменского гарнизона, в эти дни хватало дел и помимо разбора свежей электронной почты. Дела шли из рук вон плохо, организация разваливалась на глазах. Недооценка человеческого фактора давала о себе знать. Уже арестованные выдавали остающихся на свободе, у «Трибунала» не хватало денег на адвокатов, а адвокаты сообщали, что формальные отмазки типа права не свидетельствовать против себя, уже не катят — милиция сумела добыть показания «трибунальщиков» друг на друга, причем такие, которые очень трудно оспорить. Судьи «Трибунала» совещались непрерывно втроем, без участия секретаря, и речь шла только о том, как им спастись лично. И очень скоро секретарь получил распоряжение передать судьям все деньги, которые находились в его распоряжении. Но секретарь «Трибунала» думал о другом. Он хотел во что бы то ни стало спасти организацию, и поняв, что вышестоящие, как и нижестоящие, ее предали, начал действовать самостоятельно. Через адвокатов он выяснял, кто остался верен «Трибуналу», оказавшись под арестом, а через собственных агентов внутри организации выявлял тех, кто не предаст ни при каких обстоятельствах и при этом остается на свободе. Среди них оказался и главный компьютерщик «Трибунала», который все еще читал почту и обратил внимание шефа на фамилию генерала Игрунова в одном из писем. А тем временем милиция упустила возможность предъявить обвинение Громадину.

Человек, который дал показания, в которых упоминался военный прокурор Белокаменского гарнизона, на следующий день отказался от этих показаний, а затем покончил с собой. По крайней мере, так это выглядело. Ниточка, ведущая к Громадину через номера сотовых и проводных телефонов, тоже оборвалась. Наружное наблюдение тоже ничего не давало. Громадин стал общаться с другими «трибунальщиками» исключительно по компьютерной сети, шифруя послания с высочайшей степенью надежности. Меры, которые Громадин принял для своей самозащиты и спасения остатков организации, давали свои плоды. Прошло еще несколько дней — и оказалось, что милиция не в состоянии арестовать больше никого из «трибунальщиков». Судьи сбежали — кажется, аж за границу, арестованные хором отказывались от показаний, перспективные нити обрывались и вскоре не осталось ни одной. Сергей Громадин подождал еще немного, а затем начал пользоваться своими связями в правоохранительных кругах. По неофициальным каналам он требовал объяснений, почему за ним следит милиция, и требовал, чтобы ему либо предъявили обвинение, либо сняли наблюдение. Результат не заставил себя ждать. У Громадина оказались хорошие друзья в высоких сферах, и вскоре на Белокаменскую милицию начали давить. И милиция поддалась давлению. Хотя дело шло к тому, что ни одного из арестованных не удастся довести до суда, милиция все равно могла объявить о ликвидации «Трибунала» и даже назвать имена двух юристов и одного бывшего чекиста, которые руководили этой преступной организацией. А Сергей Громадин, тем временем, размышлял над тем, как он будет восстанавливать «Трибунал». И решил, что неплохо было бы иметь материал для шантажа влиятельных в Белокаменске людей. В числе прочего не помешает и компромат на командира мотострелковой дивизии генерала Игрунова. И военный прокурор Белокаменского гарнизона прочитал, наконец, электронное письмо, несколько дней пролежавшее без движения на винчестере сетевого компьютера «Трибунала», до которого милиция так и не добралась.

59

Нет такого заказа на услуги киллера, который невозможно было бы выполнить. Все дело только в цене. За определенную сумму можно ликвидировать даже президента США или папу римского. Подозревают, что президента Кеннеди убила американская мафия и что это была платная работа. Впрочем, в президента Рейгана некий психопат стрелял совершенно бесплатно — и чуть не убил, хотя со времен Кеннеди охрана американских президентов значительно улучшилась. Убить российского криминального авторитета, будь он хоть трижды вор в законе, гораздо проще и дешевле, чем президента США. Смерть Корня доказала это со всей очевидностью. Его застрелили из автомата возле кабака, в котором он имел привычку оттягиваться по вечерам. Вместе с ним погибло и несколько охранников, а те, что выжили, даже не смогли помешать киллеру скрыться. По пути киллер обронил карточку с надписью «Казнен по приговору Трибунала». Ткач придумал этот финт в последний момент, решив, что на иногородних контрагентов Корня это убийство могут и не списать, а вот в участие «Трибунала» поверят обязательно. И действительно — поверили. Все — даже милиция, которой это событие доставило большую головную боль. Белокаменский угрозыск как раз намылился докладывать наверх об успешном уничтожении банды, именовавшей себя «Трибуналом», а тут такое безобразие. Грохнули не кого-нибудь, а самого Корня, с которым половина правоохранителей так отлично ладила. А удовлетворенный Ткач тем временем готовился к следующему этапу операции. Он внимательно следил за тем, что будут делать люди Корня, оставшись без своего лидера. Их действия были вполне предсказуемы. Все, кто хотел из страха перед «Трибуналом» выйти из дела, сделали это немедленно после получения известия о гибели Корня. Остальные передрались, причем еще до похорон. Кульминацией свары послужили поминки, на которых бывшие соратники, перепив, принялись стрелять друг в друга. Если бы «Трибунал» не уничтожал бандитов нижнего и среднего звена столь методично, то в группировке, может, и остались бы люди, способные захватить единоличное лидерство. Но в реальности сложилась такая ситуация, когда руководители группировки схватились в борьбе за власть, не имея надежной опоры в низовых звеньях. А низовые звенья, увидев, чем оборачивается дело, решили подождать, чем все кончится. Выгоду от этого поимел, разумеется, Ткач. Он стал без спешки и насилия переманивать к себе наиболее благоразумных бандитов из среднего звена группировки Корня, а те вели с собой других. А те, кто не пошел к Корню, остались вообще без ничего — без союзников, без друзей, без подчиненных. Их оставалось только раздавить, но Ткач не спешил этого делать в надежде, что они еще одумаются, поняв, что деваться им некуда. Впрочем, смерть Корня принесла пользу не только Ткачу. Еще один человек, сам не зная того, получил от этой смерти большую выгоду. В заварухе, которая началась после похорон, никто, разумеется, не вспомнил ни об Арике Чудновском, ни о присвоенных им деньгах. Так что бандитов Арик мог теперь не бояться.

60

Зато «Трибуналу» деньги были в этот момент очень нужны, и бывший секретарь, а теперь лидер этой организации Сергей Громадин все время помнил о чемоданчике, бесследно исчезнувшем после стрельбы на старой турбазе. И когда наблюдатели, собирающие компромат на генерала Игрунова и с этой целью выясняющие все о Ларисе Бабушкиной и ее окружении, показали Громадину фотографии человека, который регулярно фотографирует Ларису в обнаженном виде, военный прокурор Белокаменского гарнизона сразу решил, что этот человек очень подозрителен. Во-первых, его прическа и борода были точь в точь такие, как у боевиков «Трибунала» во время боевых операций. А во-вторых, прапорщик Федорчук, которому Громадин показал видеозапись, где подозрительный бородач, известный под именем Александра Николаева выходит из офиса «Оранжевого шара» и идет пешком по улице, мгновенно узнал по походке рядового Чудновского. Впрочем, со стороны прокурора прозвучал наводящий вопрос.

— Посмотри, это случаем не Чудновский? На что прапор ответил.

— Похож. Очень похож. Только когда он столько волос успел отрастить? Впрочем, о том, что это скорее всего именно Чудновский, говорило и имя — Александр Николаев. Именно это имя значилось в документах одного из «трибунальщиков», убитых на старой турбазе. Имя, конечно, распространенное, но совпадения хороши, когда следуют по одному, а когда их сразу несколько — то это уже очень подозрительно. Короче, у военного прокурора Громадина было уже достаточно данных, чтобы как минимум заявиться в офис к «Александру Николаеву» и тщательно проверить его документы. А то и за бороду дернуть невзначай. Но Громадин решил не торопиться. Он узнал, что «Николаев» и его газета очень тесно связаны с сектой «Храм Сверхнового завета», на базе которой Корень собирался создать отряд киллеров-камикадзе. Эта идея очень нравилась лидерам «Трибунала», и они предполагали перехватить у Корня инициативу, когда этот отряд уже будет существовать. Но теперь Корень погиб, и Громадин решил взять инициативу в свои руки немедленно. И газета, которая, выпустив несколько номеров, приобрела в городе большую популярность, могла ему пригодиться — и как орудие пропаганды, и как средство давления на Шерстобитова и его компанию. А следовательно Николаева-Чудновского не только не надо арестовывать, но наоборот, нужно всячески оберегать от неприятностей. Что Сергей Громадин и решил поручить своим подчиненным из «Трибунала».

61

Лидер «Трибунала» учел, кажется все — кроме одного. Он не знал, что у Арика Чудновского «синдром Колобка», и он, в ложной уверенности, что лиса ему не страшна, сам навел на себя милицию. Ту самую милицию, которая ломала голову над тем, как бы поскорее уничтожить остатки «Трибунала» и доложить об этом начальству, уверенному что такой доклад последует в ближайшие дни. Естественно, милиция ухватилась за эту ниточку, несмотря на то, что опыт ловли «трибунальщиков» на живца у нее уже был, и опыт, надо сказать, весьма неприятный. На этот раз розыскники решили действовать более хитро. Они не стали пускать слежку за предполагаемой жертвой «Трибунала», а занялись выяснением двух вопросов. Во-первых, кто навел «трибунальщиков» на сына генерала Игрунова, а во-вторых, кто бы мог оповестить об этом милицию. Так на крючок попала Лариса Бабушкина, а через нее угрозыск легко вышел на редакцию «Оранжевого шара». Странности в этой редакции обнаружились сразу. Связь с сектой, которая занимается не вполне законными делами, несоответствие между штатным расписанием и реальными функциями сотрудников (все знали, что руководит редакцией фотограф А.Николаев, хотя редактором значился некто И.Пахомов), непонятные источники финансирования. Короче, масса поводов для визита в контору ребят из ОБЭП, с которыми неофициально, инкогнито, так сказать, отправился и старший оперуполномоченный угрозыска Ростовцев. Результат превзошел все ожидания. Посмотрев на «Александра Николаева» вблизи, Ростовцев сразу решил, что перед ним боевик «Трибунала» в гриме и приказал задержать его под надуманным предлогом.

— Тут рядом, в парке, произошло убийство, — соврал он. — Приметы преступника совпадают с вашими. Мы отвезем вас на опознание. Если это не вы — значит, бояться вам нечего. Однако «Николаев» боялся. Он очень нервничал и сразу стал звонить адвокату. Но ему помешали. Российская милиция не любит адвокатов и старается сделать все, чтобы они подключались к делу как можно позже.

Американская полиция, заметим к слову, тоже не любит адвокатов, но у них уже двести лет господствует презумпция невиновности, и права обвиняемых защищает всей своей мощью судебная система. Пусть американский коп только попробует не зачитать арестованному его права и помешать ему встретиться с адвокатом до начала допроса. Суд отпустит его на свободу, даже будь он хоть трижды убийца — по формальным основаниям. Обвинение, подготовленное с нарушением закона, не может быть предъявлено в суде. А у нас таких традиций, увы, нет. Именно «увы», потому что в Америке, при всех недостатках тамошней судебной системы, бандиты, как правило, сидят в тюрьме, а невиновные гуляют по улицам. А у нас нередко невиновные попадают в тюрьму, а бандиты сплошь и рядом гуляют по улицам и совершают все новые преступления. И это очень хорошо показывает, что успех в борьбе с преступностью приносит не жестокость полиции, а верховенство закона. А впрочем, речь не об этом, а только о том, что «Александру Николаеву» не дали позвонить адвокату, поспешно уволокли его в машину и прямо там, по пути в городское управление внутренних дел, сорвали парик и накладную бороду. Тут и выяснилось, что никакой это не Александр Николаев, а самый настоящий Аристарх Чудновский, беглый солдат отдельного батальона связи Белокаменской мотострелковой дивизии.

62

Наташа Гарина примчалась к Ларисе Бабушкиной домой сразу после того как милиция разрешила разойтись всем, кто находился в редакции «Оранжевого шара» в момент ареста Чудновского. Наташа и Лариса очень сдружились в последнее время, но первая до сих пор ни разу не была дома у второй. Наташа не хотела встречаться со своим отцом. Но на этот раз потрясение было слишком сильным. До этого Наташа даже не подозревала, что она настолько привязана к Арику и Ларисе. Но факт остается фактом. После ареста Арика она не могла заниматься обычными делами, не могла оставаться одна, хотела с кем-то посоветоваться, что-то сделать — бежать, спасать. И при этом отправилась за советом не в свой храм, не к учителям, не к «Патриарху всея Земли», а к своей подруге Ларисе Бабушкиной. Здесь она впервые за много месяцев увидела отца и поздоровалась с ним как ни в чем не бывало.

— Привет, папа! Но разговаривать с ним не стала, а сразу кинулась сообщать Ларисе неприятные новости. Надо заметить, Лариса удивилась тому, с какой энергией Наташа рвалась спасать Арика. Она даже спросила: «Да ты не влюбилась ли часом?» — и Наташа, по закону секты обязанная любить только Бога и «его наместника на Земле», неуверенно ответила.

— Не знаю. По этим словам Лариса поняла, что Наташа действительно влюбилась в Арика, а следовательно, секта уже не имеет над нею прежней власти. Этому Лариса чрезвычайно обрадовалась, а к личной трагедии Арика Чудновского отнеслась довольно спокойно. Для нее он был лишь деловым партнером и притом человеком с большими деньгами. Она так и сказала Наташе.

— Ты только успокойся. У Алика денег много. Найдет адвоката и выпутается. Лариса на самом деле верила, что люди с большими деньгами или с большим влиянием могут выпутаться из любой передряги, связанной с преступлением и наказанием.

Пример Макса Игрунова был у нее перед глазами. Кстати, высокопоставленному родителю Макса как раз в эти дни позвонил некто, чей номер установить не удалось, и сказал негромко но веско.

— Я знаю некоторые подробности из биографии вашего сына. Документы и свидетельские показания подшиты в папку, а папка спрятана в сейф. Найти этот сейф и открыть его будет неимоверно трудно. Однако вы наверняка не хотите, чтобы эти факты, документы и показания стали достоянием гласности. Если я прав, то вам, увы, придется время от времени оказывать мне некоторые мелкие услуги. Не бойтесь, денег я у вас не попрошу и государственных секретов тоже не потребую.