Негодяи и ангелы

Негодяй и ангел сошлись как-то раз

За одним и тем же столом,

Негодяю пришло четыре туза,

А ангел остался с вальтом.

И он отстегнул свои крылья от плеч

И бросил на зелень сукна,

А небо украдкой смотрело на них

Сквозь муть и плесень стекла

«Наутилус Помпилиус»

1

— Все ли из судей считают преступления этого человека доказанными?

— Да, — ответили Правый судья.

— Разумеется, — произнес левый.

— Все ли считают, что он заслуживает наказания?

— Да.

— Каков будет приговор?

— Смерть. «Смерть», — сказали все трое.

— Никто не возражает против смертного приговора? — тем не менее спросил главный судья еще раз.

— Нет, — ответили остальные судьи.

— Да будет так. Преступник приговорен и должен умереть в любом месте и в любое время так скоро, как только возможно. Когда Витек Чебаков в полвосьмого утра, как обычно, сел в свою тачку и вставил ключ в замок зажигания, какой-то незнакомый длинноволосый блондин с пушистыми «украинскими» усами и в дымчатых очках склонился к открытому боковому окошку и спросил.

— Чебаков? «Менты?», — мелькнуло в голове у Витька, но он тут же отбросил эту мысль, как заведомо нелепую. Таких ментов не бывает.

— Ну, — ответил он на заданный вопрос, продолжая размышлять про себя. А хотя бы и менты. Что они могут сделать? Чебаков привык к тому, что Уголовный Кодекс писан не для братвы. У нее свои законы и никакие менты бойцам авторитетных группировок не указ.

— Виктор Павлович? — снова задал вопрос незнакомец.

— А не пошел бы ты… — буркнул Чебаков, решив, что отвечать неизвестно кому на такие наглые вопросы означает уронить свое достоинство. Повернув ключ, Чебаков хотел уже отъехать, желательно — задев любопытного патлатого бортом машины, а если повезет — свалив его на землю. Но тут патлатый произнес: «Я должен был удостовериться», — и, протянув руку в салон, сделал одно неуловимое движение. Чебаков со странным звуком повалился грудью на руль. Блондин спрятал правую руку в карман, а левой засунул за дворник маленькую карточку, вроде визитки. И ушел быстрым шагом — за угол, на улицу и бегом к остановке, где как раз гостеприимно распахнул двери автобус 10-го маршрута. Блондин уже давно вышел через остановку и затерялся в лабиринте улиц, когда любопытные мальчишки, идущие в школу, заметили неестественную позу водителя в одной из припаркованных около дома машин. А потом и кровь. много крови.

— «Казнен по приговору Трибунала», — вслух прочитал старший оперуполномоченный городского угрозыска Ростовцев надпись на «визитке». — И даже адресок имеется.

— Где? — сразу подскочил к нему Юра Сажин, другой опер, всем своим видом демонстрируя, что он готов прямо сейчас отправиться по этому адресу и арестовать злобных убийц еще до того, как они смоют кровь со своих рук.

— А вот, — ответил Ростовцев, щелкая пальцем по нижней кромке карточки, где значилось буквально следующее: «Если вам известны преступники, ушедшие от официального правосудия, но заслуживающие самого сурового наказания или если вы хотите служить делу установления порядка в стране на постоянной основе, сообщите нам по электронной почте. E-mainame = "note" [e-mail]».

— А-а, — разочарованно протянул Сажин. — И-мэйл. Это нам не поможет.

— А что, разве нельзя узнать, где этот «и-мэйл» находится? И кто владелец?

— Находится он, надо полагать, в Америке, — ответил более искушенный в компьютерных технологиях Сажин. — Адрес кончается на «com» а это — американская система.

— А при чем здесь ГРУ?

— Понятия не имею. Если у этих «трибунальщиков» собственный сервер, то они могли сами так назваться. Для понта. А если нет, то тогда это — название сервера.

— Знать бы еще, что такое сервер…

— Узел Сети, — ответил Сажин, не вдаваясь в подробности и не обращая внимания на то, что это определение не совсем точно. — Место, где хранится информация. Ростовцев вспомнил, что где-то уже слышал этот термин — только в другом контексте. Вроде того, что сервер — это особо мощный компьютер. То есть предмет вполне реальный, который где-то стоит и который можно пощупать руками.

И он спросил.

— А как этот сервер выглядит? Его можно найти, если очень понадобится?

— На это лучше не надеяться. Они не настолько дураки, чтобы дать нам такой след.

Скорее всего, они просто зарегистрировались на каком-нибудь бесплатном анонимном сервере. Это запросто можно сделать прямо по Сети. Никуда ходить не надо, документы предъявлять не надо, можешь сидеть у себя дома в Белокаменске, а твой почтовый ящик будет в Америке. И черта с два посторонний к нему подберется. Сажин пообещал по возвращении в ГУВД проверить свои догадки, однако почти убедил Ростовцева, что этот след глухой. Следовало искать другие следы. А с ними было туго.

Убийцу и само убийство видели несколько человек. Но тогда они не поняли, что это было убийство, и не обратили особого внимания на блондина, поспешно удалившегося с места происшествия.

— Патлатый и усатый, — сказала дворничиха, мимо которой убийца прошел, направляясь к автобусной остановке. — И очкастый. А больше я не разглядела — он бегом бежал. И никто больше не разглядел. Молодая женщина, гулявшая с собакой, художница, обладающая хорошей зрительной памятью и обостренным вниманием, добавила несколько деталей: высокий рост, подтянутая спортивная фигура, черные джинсы, черная рубашка, фиолетовая сумка — но что толку. Ведь та же самая художница заметила кое-что еще и сказала операм, пусть и не совсем уверенно:

— Знаете, мне показалось, он был в гриме. На первый взгляд все выглядело естественно — прическа, усы, очки. Но все-таки как-то слишком нарочито. Стоит все это снять — и лицо изменится неузнаваемо. А если снять еще и рубашку — а под ней окажется, к примеру, белая футболка — то тут уже вообще никаких зацепок не останется. Человек совершенно перестанет выделяться в толпе. Ведь черные джинсы и фиолетовая сумка — это не приметы.

Таких парней в городе не одна тысяча. Дворничиха помнила, что предполагаемый убийца бежал к автобусной остановке.

Однако она затруднялась сказать, сел ли он в автобус, и тем более не могла назвать номер маршрута. А кроме автобусов здесь останавливались еще ми троллейбусы. А чуть подальше — трамваи. Всего — восемь маршрутов, половина из которых поворачивает на ближайших перекрестках в разные стороны. Тупик.

2

Виктор Чебаков, умело зарезанный в своей машине в двух шагах от дома, работал бандитом. Официально он числился «лицом без определенных занятий». Во всяком случае, так было записано в документах по поводу его задержания за незаконное ношение оружия. Задерживали его несколько раз, но всегда выпускали, потому что Витек, не дожидаясь наводящих вопросов, заявлял, что нашел пистолет буквально только что на улице и нес его в милицию, чтобы сдать, как и положено честному гражданину — но тут милиция налетела на него сама и поволокла в кутузку, не слушая объяснений. Как ни странно, каждый раз этому находились свидетели, и уголовное дело, по которому Витю Чебакова можно было закатать хотя бы годика на три, разваливалось, не успев родиться. И оставалась у Вити всего одна судимость — по малолетке, за хулиганку.

Нарисовывалось тогда изнасилование несовершеннолетней, но девка, уже почти раздетая и хорошо избитая, умудрилась убежать. Видно, проснулась в ней от страха неженская сила, что сумела она раскидать троих распаленных парней, а одному устроила сотрясение мозга, стукнув его пустой бутылкой по голове. Впрочем, надо учесть, что мальчики были пьяны в хлам, а это, как известно, не всегда способствует успехам в рукопашном бою. В ту пору отмазывать Витьку с друзьями было некому, но о них позаботилась природа. Пострадавшая была девственницей и осталась ею. Так что 117-я статья старого еще кодекса отпадала начисто. И телесные повреждения, будь то тяжкие или менее тяжкие, не вытанцовывались. А за легкие уже и в те времена не сажали. Однако следователь попался принципиальный, а Витек, к тому же сдуру вслух заявил при милиционерах: «Я ее, суку, зарежу», — имея в виду, естественно, пострадавшую девушку. В результате Витек до суда проторчал в КПЗ, а его друзья сидели под подпиской о невыезде тише воды, ниже травы, предупрежденные, что ежели они подойдут к пострадавшей ближе чем на сто метров или спьяну скажут ей дурное слово, то это будет квалифицировано, как попытка давления на свидетеля, и закончится посадкой в камеру. Суд, однако, учел молодость подсудимых, положительные характеристики с места учебы и чистосердечное раскаяние и дал всем троим условный срок по 206-й статье.

И Чебакова отпустили домой. Потерпевшую Витек не тронул. Уж очень не хотелось ему в колонию. Уже потом, лет через пять, став бандитом, чуть ли не левым мизинцем правой руки младшего помощника самого Корня, Чебаков возжелал сатисфакции или, проще говоря, решил-таки трахнуть эту злополучную Светку, перед тем вдоволь попугав ее ножичком — но оказалось, что за эти годы она тоже приобрела «крышу» — устроилась работать в банк и завела дружбу с тамошними охранниками, а один даже стал ее любовником. На том и кончилась эта история, и всплыла вновь только после смерти Чебакова, при переборе возможных мотивов убийства. Что если Светкин любовник из банковской секьюрити воспринял рассказ о самом большом потрясении в ее жизни настолько близко к сердцу, что после повторных домогательств Чебакова решил разобраться с этой проблемой кардинально. А карточку с упоминанием «Трибунала» сделал для отвода глаз. «Белкамбанк», слава богу, забит компьютерной техникой от подвала до крыши. Не то что карточку отпечатать — можно весь город наводнить плакатами: «Мы вершим правосудие». И охранник как раз может воспользоваться техникой ночью, когда в банке никого кроме охраны нет. Был и еще один вариант. В последнее время Чебаков, по некоторым непроверенным сведениям, занимался «высвобождением» приватизированной жилплощади. То есть помогал божьим одуванчикам и чертовым алкоголикам, завещавшим или продавшим свои квартиры подставным лицам, отойти в мир иной. Даже до милиции доходили — правда, бездоказательные, но вполне убедительные — слухи о том, что Чебаков в этом замешан. Не исключено, что у кого-то из отошедших, а может быть, случайно не отошедших в мир иной обнаружился крутой друг или родственник, который и отомстил Чебакову за все хорошее, что тот успел совершить. А может, за дело мести взялся сам пострадавший — хозяин одной из квартир, попавших в теневой оборот. Ведь многие изгнанные таким образом из своих жилищ остаются в живых и просто пополняют армию бомжей. Правда, по свидетельствам очевидцев, убийца Чебакова на бомжа нисколько не походил и, по всей видимости, был молод. А молодые люди в число «клиентов» Чебакова и его компании, как правило, не входили. Исключение составляли только одинокие инвалиды. Инвалидом убийца тоже вряд ли мог быть, и все же Ростовцев, Сажин и следователь Туманов всерьез обсуждали эту версию. Уж очень не хотелось им верить в существование в Белокаменске какого-то «Трибунала», организованно уничтожающего людей — пусть даже и самых отъявленных преступников. В последнее время в Белокаменске внезапно резко возросла смертность среди бандитов низового звена. Однако до сих пор это списывали на обострение вражды между криминальными группировками. Карточка с упоминанием «Трибунала» до убийства Чебакова не появлялась ни разу. А вот теперь появилась и добавила операм и следователям головной боли. Оно, может, и правильно, что бандитов надо стрелять — однако с угрозыска строго спрашивают за каждое нераскрытое убийство, вне зависимости от того, кто убит — негодяй или ангел во плоти.

3

Телефонный звонок вырвал Олега Шрамова из блаженного сна. Чтобы дотянуться до аппарата, ему пришлось перегнуться через девушку, которая, разметавшись по постели, заняла добрых две трети ее пространства. В этот момент Олегу почему-то показалось очень важным вспомнить, как ее зовут.

Гудящая с похмелья и недосыпа голова зациклилась на этом вопросе, и до нее (головы) не сразу дошло, что говорит голос в трубке.

— Олег, тут такое дело, — надрывался в трубке невидимый собеседник. — Чабана грохнули.

— Зачем? — пробормотал Олег, и этот вопрос как нельзя лучше характеризовал его состояние. Оценив это, собеседник смачно выругался и попытался привести Шрамова в чувство.

— Ты спишь что ли? Просыпайся давай! И слушай, что я говорю. Чабан в своей тачке лежит с перерезанной глоткой. Мертвый. Его кто-то грохнул. Кто — хрен его знает.

Ты понял? Олег, наконец сообразив, о чем речь, произнес то самое слово, которое непроизвольно слетает с губ всех простых русских людей, когда они спотыкаются на ровном месте или проваливаются в темноте в канализационный люк. Сегодня как раз должен был уйти из дома и не вернуться один запойный пьяница, недавно переселившийся из своей трехкомнатной квартиры добротной постройки начала пятидесятых годов в маленькую хрущобную комнатушку с одним окном.

Первоначально его не предполагалось убивать ввиду полной безобидности, но недавно возникли проблемы. Этим типом заинтересовались люди совсем не его круга, один из которых, вне всякого сомнения, был журналистом. В результате дальнейшее присутствие данного алконавта в мире живых сделалось крайне нежелательным. А лучше Чебакова никто не умел напоить «клиента» метиловым спиртом или помочь ему случайно попасть под поезд либо просто утонуть в пьяном виде. Об одном из таких утопленников даже писала одна газетка — под заголовком «Вот к чему приводит пьянство на воде». Справедливости ради надо заметить, что пьянство происходило не на воде, а на берегу. Впрочем, утопленник от этого не сделался менее мертвым. А теперь Чебаков сам умер, и искать выход из сложившейся ситуации предстояло как раз Олегу Шрамову, который над Чабаном начальствовал. А Олег все никак не мог отвязаться от мысли об имени девушки, лежащей на постели в чем мать родила со скомканным покрывалом в ногах и в позе крайне бесстыдной. Что-то похожее бывает, когда в фильме играет явно знакомый актер, но ты никак не можешь вспомнить его имени. И уже сам фильм отходит на второй план, а в мозгу вертятся бесконечной каруселью фамилии. Как будто если нужное имя не вспомнится, то это повлечет за собой мировую катастрофу, и никогда не будет в жизни счастья. Кажется, Настя. А может быть, Наташа. Или даже Надежда. «А может, я просто забыл спросить у нее имя», — подумал Шрамов в конце концов. Чего только не случается по пьяни, когда хочется большой и чистой любви, а получается один только маленький и грязный секс. А впрочем, наплевать — решил Шрамов. Будем считать ее Настей и приступим к делам дневным.

— Подъем! — заорал он над ухом девушки, а когда та испуганно встрепенулась, скомандовал, бросая ей две десятки: — Сбегай за пивом, быстро! Девушка, смутно помнившая, что ее ночной партнер — какой-то крутой мафиози, безропотно стала собираться за пивом, но оказалось, что все не так просто.

Половина ее одежды висела за окном на дереве, и что самое странное — ни девушка, ни Шрамов не могли вспомнить, как она там очутилась. За пивом девушка отправилась в мини-юбке на голое тело и мужской рубашке, завязанной спереди узлом. Не желая слушать ее причитаний по поводу деталей туалета, неведомо каким ветром вынесенных за окно, Шрамов дал ей еще денег — на тряпки, приказав ей, однако, ничего не искать и не мереть, а купить все, что надо, в ближайшем ларьке и бегом бежать к нему с пивом. На улице соседская бабушка посмотрела на гостью Шрамова с нескрываемым осуждением. Старушка вчера не пила и вообще не прикасалась к алкоголю, и несмотря на это, склероз обошел ее стороной. Так что она прекрасно помнила, как эта девица вчера вечером прыгала голой на балконе у Шрамова и с криком «Долой стыд!» швыряла свои шмотки в разные стороны. К тому времени, когда то ли Настя, то ли не Настя вернулась с пивом и новеньким комплектом нижнего белья, Шрамов успел решить, что устранением алконавта займутся три юных отморозка, которые «проходят стажировку» в команде Корня и которых давно пора привлечь к серьезному делу. Пока Шрамов с девушкой пили пиво, эти трое как раз ехали к нему, а приехав, застали подругу босса в начальной стадии переодевания в новое белье — когда все старое уже снято, а ничего нового еще не надето. Девушка, однако, ничуть не смутилась и сказала.

— Привет, мальчики. Вы не поможете мне снять шмотки с дерева? Шрамов рыкнул на нее, и девушка ускорила переодевание.

— Через три минуты чтобы духу твоего тут не было, понятно? — сказал Олег.

— Ага, — ответила девушка и обратилась к «мальчикам» со словами: — Меня Надя зовут, а вас? «Тьфу ты греб твою мать!» — подумал Олег. Он все-таки перепутал имя, хотя это не имело ровным счетом никакого значения.

4

Юра Гарин всю свою жизнь был нормальным мужиком — умеренно пьющим и достаточно работящим. Но потом у него умерла жена, а дочь, не сумев оправиться от потрясения, ушла в секту, и Юра запил. Квартира была приватизирована еще при жизни жены, и Юрику ничего не стоило бы продать ее, если бы не дочка. У дочки, однако, были свои планы — она хотела подарить эту квартиру Храму Третьего Завета — той секте, которая стала теперь и ее семьей и ее домом. Однако с этим затруднением люди Корня справились быстро. Лидеру секты, который величал себя «Патриархом всея Земли и Верховным Понтификом Востока и Запада», объяснили, что если девочка не подпишет нужные бумаги, то она очень скоро умрет, да еще при таких обстоятельствах, что все станут подозревать в убийстве сектантов, и они от этого обвинения век не отмоются. Если же все пройдет нормально, то после продажи квартиры «Патриарх всея Земли» получит долю от выручки. Олег Шрамов и «Верховный Понтифик» долго беседовали с глазу на глаз, после чего оба вышли к своим людям довольные заключенным соглашением. И девочка никуда не делась, подписала все что надо — потому что так было угодно «наместнику Бога на земле», в миру — Евгению Ильичу Шерстобитову, бывшему фокуснику разъездного цирка. Что касается Юры, то его переселили в маленькую комнату с одним окном в трехкомнатной квартире с двумя соседями, принадлежащей агентству по недвижимости «Клен» — тому самому, которое осуществляло сделку. Сначала все шло хорошо — похоже было, что Юрик, пируя с друзьями-алконавтами, вот-вот упьется до смерти или во всяком случае дойдет до такой степени деградации, что не сможет вспомнить обстоятельств продажи квартиры уже никогда, а тем более не сумеет пересчитать деньги, которые ему достались и сопоставить их с реальной стоимостью квартиры. Но тут случилось непредвиденное. Во-первых, деньги оказались пропиты слишком быстро — трудно ли умеючи, а во-вторых, вокруг Юрика стали виться люди совершенно не его круга. Про одного удалось точно выяснить, что это — журналист, а второй, кажется, заканчивал юрфак университета и был сыном адвоката.

— Этих двоих не трогать ни под каким видом, — сказал своим ребятам Шрамов. — И сами перед ними не светитесь. Дождитесь, пока он будет один. Будет пьяный — хорошо. Нет — сами напоите. В общем, как хотите, но чтобы к завтрашнему утру его можно было хоронить. Инструктаж Олег провел довольно подробный, но всего предусмотреть нельзя, и свое напутствие он закончил так.

— Если что — решайте по обстановке. Думайте своими головами. Ведь на что-то же они у вас к плечам присобачены. А когда мальчики ушли, Олег позвонил по телефону некоему Бесу и сказал ему.

— Слыхал, что с Чабаном стало? Бес, очевидно, ответил утвердительно, потому что Шрамов продолжил так.

— Ну вот. Он должен был сегодня дело одно сделать. Обязательно сегодня, отложить нельзя — уж сколько откладывали… На Парковой, 26, квартира 11. Так вот, он должен был туда идти, а сам подох, скотина. Я на это дело молодых послал, но боюсь, не случилось бы чего. Ты бы съездил, приглядел за ними, чтобы все чисто было. Дальше пошло уточнение деталей, причем Беса не требовалось инструктировать по поводу мелочей — он все понимал с полуслова. Может, его следовало привлечь к этому делу в качестве главного действующего лица .

— но Олег подумал об этом слишком поздно. Когда стройный план ломается из-за какой-то нелепой случайности, любой начинает совершать ошибки. А с другой стороны, Бес мог потребовать подтверждения приказа от самого Корня, который не любит, когда его беспокоят по таким пустякам. А так — совсем другое дело: если не будет осложнений, то Бесу не придется рисковать и лишний раз брать на себя «убойную» статью. И Бес не стал артачиться, а спокойно сел в свою «Чайку» — высший шик, в ней когда-то ездил сам первый секретарь Белокаменского обкома — и покатил по указанному адресу. А Юра Гарин в это время еще даже не проснулся, хотя вчера клятвенно обещал приехать в редакцию «Вечернего Белокаменска» не позже двенадцати часов дня. Впрочем, о своем обещании он забыл еще вчера вечером, когда пришел домой (то есть на новую квартиру) на бровях и поставил весь дом (то есть добропорядочных соседей по квартире, лестничной клетке и подъезду) на уши.

— Когда же это кончится! — причитала у себя в комнате соседка, милая женщина лет сорока пяти, которая стеснялась вызвать милицию. Другая соседка, совсем молоденькая девушка, тем более не хотела связываться с правоохранительными органами, поскольку жила в городе без прописки и к тому же баловалась наркотиками. Поэтому она просто включала на полную громкость телевизор или магнитофон, и он заглушал и матюги, которыми Юра Гарин оглашал весь дом, и причитания тети Вали.

— Господи, Боже мой, да когда же это кончится?!

5

— Ну вот, — сказал Сажин, показывая пальцем на монитор компьютера. — GRU — это «Global Review of Universe», «Глобальное обозрение Вселенной», а совсем не то, что ты подумал.

— И что это «глобальное оборзение» из себя представляет? — поинтересовался Ростовцев, намеренно переиначив слово «обозрение».

— Ничего особенного. Реклама, информация, путеводитель по сети, поисковая машина и разные услуги. Есть платный сервис, а есть бесплатный. Например, почтовые ящики и место для размещения информации в Сети оно дает всем желающим совершенно бесплатно. И абсолютно анонимно. Короче, глухой номер.

— Значит, с этой стороны у нас нет никаких шансов…

— Практически никаких. Разве что… Понимаешь, сетевые адреса строятся по определенным правилам. И если их почтовый ящик — [e-mail], то их информационная страница в Сети может находиться по адресу www.gru.com/tribunal или www.tribunal.com. Если она, конечно, у них есть. Страница была. И как раз по первому адресу. Однако она не несла практически никакой полезной информации. Разве что подтверждала: создатели «Трибунала» — русские, и настроены они серьезно. На устрашающем, стального цвета, фоне красовался одноглавый орел, держащий в лапах меч. Над ним горела кровавая надпись «ТРИБУНАЛ», а чуть пониже более мелким шрифтом было начертано: «Горбатого могила исправит». И подпись: «Глеб Жеглов».

— Не помню, чтобы Жеглов такое говорил, — пробормотал Сажин.

— Во всяком случае, он наверняка так думал, — успокоил его Ростовцев. В самом низу, прямо под острием меча, помещался все тот же электронный адрес, а еще ниже — семь черных шестиконечных крестиков.

— Семь трупов? — пересчитав кресты, произнес Ростовцев.

— Надо полагать, — ответил Сажин. Бандитов за последнее время погибло несколько больше, но в нескольких случаях налицо были явные разборки между группировками и отдельными лицами, а также пьяные драки с трагическим финалом. Но если посмотреть внимательно, то можно было выделить как раз примерно семь случаев, когда по всем признакам наблюдалось заказное убийство, но это казалось странным по причине малозначительности и мелкотравчатости пострадавших.

— А что, очень эффективный способ борьбы с преступностью, — заметил Сажин, просмотрев список убитых с краткими характеристиками на каждого.

— До первой ошибки, Юра, — ответил Ростовцев. — До первой ошибки. Как только они убьют хоть одного невиновного, вся их благородная миссия превратится в банальную уголовщину. А это обязательно случится. Человеку свойственно ошибаться. Вспомни Деточкина.

— А при чем тут Деточкин?

— А при том, что он угонял машины у всяких жуликов, но в конце концов погорел на ошибке — увел тачку у честного человека. Только с машиной-то дело поправимо, а с убийством — сам понимаешь… Сажин понимал. И сам горел желанием поймать трибунальщиков поскорее — потому что обилие трупов отнюдь не улучшает криминальную обстановку в городе, даже если это трупы бандитов. Однако убийство Чебакова, как и шестерых его коллег, оставалось глухим и темным.

Никаких зацепок. До Чебакова убивали в основном глухой ночью в темных переулках, но и ликвидация Витька при свете дня не добавила ясности. Следы убийцы затерялись в районе автобусной остановки. Из нескольких комплектов отпечатков пальцев, найденных на корпусе машины и в салоне, два имелись в милицейской картотеке, но они принадлежали уголовникам, чья принадлежность к банде Корня была хорошо известна правоохранительным органам. Попытка составить с помощью художницы Городецкой фоторобот убийцы ни к чему не привела. То есть портрет его в гриме получился прекрасный, но «снятие грима» с помощью компьютера породило массу вариантов. Ведь неизвестной оставалась не только настоящая прическа, но и размер, форма и цвет глаз, а также форма ушей, верхней губы и носогубной складки — то есть большинство базовых признаков словесного портрета.

— Интересно, а черная рубашка — это их униформа или что? — спросил, а может, просто подумал вслух Сажин, перечитывая показания свидетелей.

— Очень может быть, — пожал плечами Ростовцев. — А может быть и нет. Не исключено, что все гораздо проще. Например, на черном кровь меньше заметна. Если бы это была униформа и «трибунальщики» носили ее постоянно, то из этого получилась бы неплохая зацепка. Тогда патрульно-постовой службе и ГАИ можно было бы отдать команду обращать особое внимание на людей в черном, особенно если у них длинные волосы, усы, борода и темные очки. Может, из этого и вышел бы толк. Но если это просто спецодежда для убийств, то дело заметно осложняется. Может, эти парни переодеваются непосредственно перед акцией в ближайшем подъезде, а через десять минут сбрасывают черную рубашку и грим — и попробуй отличи их от честных граждан. А может, это даже и не спецодежда, а просто убийца выбрал черную рубашку для одной акции, а на следующее дело отправится в синей или фиолетовой. Надо ждать следующих убийств и надеяться, что поблизости окажется парочка внимательных свидетелей, которые заметят, какого цвета будет рубашка у ликвидатора. А заодно надо молиться, чтобы убийца в следующий раз приклеил бороду, а усы забыл. Или чтобы он не надел парик либо оставил неприкрытыми уши.

Или вышел на дело без темных очков. В любом из этих случаев можно будет добавить новые детали к словесному портрету и фотороботу. Конечно, все это имеет смысл, только если от имени «Трибунала» действует один ликвидатор. А это тоже не факт.

6

Если бы Бес был, к примеру, иностранным шпионом, то он, скорее всего, заметил бы, что за ним следят. Но Бес был бандитом и привык, что у милиции никогда не хватает сил ни на какую серьезную операцию против организованных преступных группировок — а следовательно, не имеет смысла таиться и оберегать тылы.

Авторитет Корня вполне достаточен, чтобы уберечь Беса от любых опасностей. Даже если милиция на чем-то Беса прищучит — его обязательно отмажут. Не потому что Бес так уж ценен для группировки, а потому, что Корень не захочет уронить свой авторитет. Для него важно, чтобы все — в том числе и менты — знали, кто настоящий хозяин в городе. Мафия — вот кто. Пусть Корень держит только северо-восточную часть Белокаменска, но его людей не позволено трогать никому и нигде. Если не удастся подмазать ментов — надо подкупить следователя. Если следователь неподкупен — надо подступиться к судье. Если деньги не помогают — надо использовать другие средства. Например, самое безотказное — страх. Страх за свою жизнь, за свою репутацию, за семью, за детей. У каждого человека есть слабые места, надо только выявить их и использовать на полную катушку. Нет, милиции Бес не боялся. Конкуренты из других группировок — вот кого надо опасаться таким как он. Но сейчас, когда город четко поделен и крупные авторитеты находятся в мире друг с другом, нет поводов для беспокойства и с этой стороны. Правда, в последние недели убийства бандитов в городе участились — однако под нож и пулю попадала в основном мелкота, отморозки, которые все время нарываются на неприятности и чуть что хватаются за пистолет. А может, конкурирующие организации просто проводят чистку своих рядов. А Корень ничего подобного не делает — и у него до сегодняшнего дня царила тишь да гладь. Но сегодня убили Чабана. А он — не мелкота, не отморозок и при этом человек Корня. А Корень, как уже сказано, в данный момент ряды своей организации не чистит. Значит, Чабана убил кто-то посторонний. Про карточку с упоминанием «Трибунала» Бес не знал. Шрамов ему не сказал, потому что не знал сам. Но даже если бы Бес под влиянием последних событий повысил бдительность, это вряд ли помогло бы ему. Когда на твоей машине установлен радиомаяк, и вдобавок ее ведут три человека — двое в машине и один на мотоцикле, надо быть хорошо подготовленным специалистом — например, шпионом — чтобы заметить слежку. А Бес был просто бандитом. На Парковую, 26 он прибыл одновременно с юной троицей, которой было поручено разобраться с алконавтом Юрой. И алконавт, как по заказу, именно в это время вышел из дома на поиски чего-нибудь для опохмелки. Вообще-то полчаса назад его вызвонил журналист Зимин и пообещал опохмелить в лучшем виде, если Юра появится в редакции. Сам Зимин хоть и имел свободный график работы, именно в этот день приехать к Юре не мог — у него была важная встреча в редакции. И Игорь Третьяков, студент юрфака, тоже приехать не мог — он готовился к экзаменам. Впрочем, Игорь вообще не собирался встречаться с алконавтом в этот день. А вот у Зимина к Юрику было сразу два дела. Во-первых, он хотел показать Гарину несколько фотографий, чтобы уточнить, кто из бандитов вступал с ним в контакт. А во-вторых, Слава надеялся уговорить Гарина лечь в наркологическую клинику. Гарин, однако, лечиться не хотел в принципе, а в данный момент больше всего на свете хотел выпить. Ребята в старом побитом «Форде» поманили его бутылкой пива, и Юра пошел на вожделенный предмет, как крыса на звук волшебной дудочки. Через минуту «Форд» уже уносил его прочь от дома. Бес ехал на своей «Чайке» следом, по-прежнему не обращая никакого внимания на мотоцикл и машину, сменяющие друг друга позади него. На краю лесопарка, в той его части, которая не относится к числу охотно посещаемых горожанами, молодые отморозки выволокли Юру, уже пьяного в дым, из машины и повели вглубь леса. Гарин что-то пел, то и дело срываясь на немузыкальные вопли. Остальные молчали. Бес остановил машину поодаль и тоже вошел в лесопарк, ориентируясь по голосу алконавта. Внезапно песня прервалась и послышался выкрик: «Что ж вы делаете, суки!» — после которого Юрик уже не произносил ничего членораздельного. Юрика били. Один удар — в морду, а следующие — ногами. Бес решил, что теперь уже точно никаких эксцессов не будет, и повернулся, чтобы отойти подальше. Но и не так чтобы очень далеко — вдруг появится какой-нибудь посторонний, и его понадобится срочно нейтрализовать. И посторонний появился. Парень в закрытом мотоциклетном шлеме оказался совсем близко, и Бес удивился, что не заметил его приближения.

— Кочерыгин Борис Сергеевич? — негромко спросил мотоциклист. Рука Бориса Сергеевича Кочерыгина нырнула в правый карман брюк. Рука мотоциклиста отбросила полу куртки.

7

И надо же такому случиться, что именно в этот день Лариса Бабушкина решила покончить с собой. А все потому, что ее любимого мужчину забили насмерть какие-то подонки. Милиция так и не установила, кто это сделал — да, видно, не очень-то и стремилась. А три дня назад накачанный бритоголовый пацан лет семнадцати прижал ее к стене в подъезде, пьяно улыбаясь и бормоча.

— Ну и где теперь твой Леха? Ну-ка позови его. Может, прибежит, спасет. Лариса попыталась вырваться, но парень одним движением разорвал на ней блузку и заорал.

— А вот хрен! Я твоего Леху ногами затоптал, и тебя затопчу, только пикни! Морду под мартышку разрисую! Лариса завизжала, и бритоголовый ударил ее кулаком в лицо так, что она врезалась затылком в стену и стала оседать. Парень, видя ее беспомощность, совсем озверел, и все могло кончиться плохо, если бы в этот момент в подъезд не вошел сосед — гаишник в форме. На форму бритоголовый среагировал мгновенно, отскочил от Ларисы и позволил ей вырваться, а сам выскользнул на улицу. Гаишник, между тем, не обратил на состояние Ларисы никакого внимания. Может, если бы он был старым соседом, то проявил бы к девушке больше сочувствия, но жил он в этом доме недавно, имел молодую красивую жену и посторонними девицами не интересовался. А разборки с местной шпаной не входили в круг его профессиональных обязанностей. Ну, повздорила баба со своим хахалем — почему это должно его касаться? Однако Лариса, прибежав домой, сразу же позвонила по 02 и заявила, что ей известно, кто убил Алексея Черкизова, и более того — убийца сам признался ей в преступлении и не скупился при этом на угрозы. Выяснив, что теперь он уже не угрожает — а Лариса была честна и врать не стала — дежурный отказался выслать наряд и предложил с утра сходить к следователю. А следователь в это время думал только о том, как бы переквалифицировать убийство Черкизова на несчастный случай. И по всему выходило, что это вполне можно сделать. Смерть наступила в результате удара по голове тяжелым предметом — но может быть, и от удара головой о тяжелый предмет. Например, о камень, лежащий на земле. Следователь даже не стал скрывать своего неудовольствия по поводу нового сообщения Ларисы и напрямик заявил, что бритоголовый мог сказать все что угодно, дабы запугать ее — но это отнюдь не значит, что именно он убил Алексея.

— Ты что же думаешь, убийцы такие дураки, что станут признаваться каждому встречному? — сказал следователь в конце концов. Но все же кое-какие меры принял. А именно — послал с девушкой опера-стажера на поиски бритоголового, который вроде бы учится в ПТУ рядом с домом Ларисы. Он и правда там учился. И опер его даже допросил. Парень, назвавшийся Максимом Игруновым, расхохотался сыщику в лицо и заявил.

— А вы слушайте ее больше. Она, как ее Леха копыта откинул, совсем с ума спрыгнула. Все время на людей кидается, орет: «Вот он, убийца». А заодно Максим как бы между прочим сообщил оперу, кто у него папа. Генерал Игрунов, командир Белокаменской мотострелковой дивизии, большой друг губернатора области и всего милицейского начальства. И хоть Максим вопреки воле отца не пошел в Суворовское училище, а стал учиться в «путяге», где обретались все его друзья, а в дальнейшем собирался вообще закосить армию, генерал все равно не оставил бы сына без покровительства. На следующий день Ларисе окончательно дали понять, что убийца ее жениха — во всяком случае, один из убийц — останется безнаказанным.

— Что, помогли тебе твои менты? — ехидно спросил Макс Игрунов, снова подкараулив ее у подъезда. Было это еще при свете дня, и во дворе находилось довольно много людей, так что бритоголовый ограничился тем, что схватил девушку за грудь и попытался поцеловать. Она укусила его за руку пониже плеча и убежала домой. Вслед ей несся крик.

— Ничего, я к тебе ночью приду! Жди! Ночью Лариса не спала. Она забаррикадировала двери и закрыла все окна, хотя жила на седьмом этаже. Она изнывала от зноя — май в этом году в Белокаменске был удивительно жарким — и одновременно дрожала от страха. несколько раз она порывалась то ли повеситься, то ли вскрыть вены. Но, представив, как ее найдут мертвую, окровавленную или задушенную, с вывалившимся языком — да еще не дай Бог, не сразу, а через несколько дней — она отказывалась от этой мысли и начинала придумывать такую смерть, которая не оставит никаких следов. Яд? Но труп найдут все равно. Ах если бы можно было сделать так, чтобы тело исчезла и никто никогда больше не вспомнил о ней — Ларисе Бабушкиной, которая не нужна никому, кроме Алексея, который ждет ее на том свете. Утром она вышла из дома босиком, надев самое старое платье, в котором ходила еще в детдоме. По дороге она бросила в почтовый ящик письмо с таким адресом: «Белокаменск, мотострелковая дивизия, генералу Игрунову». В письме говорилось: «Моего жениха Алексея Черкизова убил Максим Игрунов, у которого отец генерал. Он и меня грозится убить, если я не стану с ним жить. Милиция с ним заодно. Так я лучше сама умру, все равно я никому не нужна и жить мне не хочется. Хоронить меня не надо, все равно на могилку никто не придет. Лучше пусть меня вообще не найдут, и пускай рыбы съедят меня до костей, чем если люди станут смотреть на то, что останется. а если что останется, сожгите это в печке и выбросьте на помойку. А все, что есть у меня дома, отдайте бедным». На самом деле это письмо выглядело несколько иначе. Оно изобиловало орфографическими ошибками — всякими там «нехочется», «всеравно» и «вобще». Но смысл от этого не менялся. Сначала Лариса думала оставить записку на столе. Потом решила послать в милицию.

А когда дело дошло до адреса, девушка почему-то еще раз изменила решение и письмо отправилось к Игрунову. На почте не вполне обычный адрес никого не удивил. В городе — вернее, около него, — была только одна мотострелковая дивизия. А Лариса тем временем пешком шла через лесопарк к озеру. Там, не очень далеко от берега, лежал на дне затонувший катер. Его пару лет назад нашел Алексей, очень классный ныряльщик. А потом Леха в этом безлюдном месте, не слишком удобном в качестве пляжа, приучал подругу загорать и купаться голышом и нырять на большую глубину с открытыми глазами. А теперь он умер, и Лариса тоже решила умереть, похоронив себя внутри затонувшего катера. Надо только спуститься в машинное отделение и привязаться прочной капроновой веревкой к какой-нибудь железяке. Сверкающая гладь озера уже показалась между деревьями, когда за спиной Ларисы, совсем близко, раздался выстрел.

8

Парень в куртке с заклепками и закрытом мотоциклетном шлеме выстрелил раньше, чем Бес успел выхватить свой ствол. Бес не знал, что мотоциклист не должен был этого делать. Бес был только намечен для уничтожения, но еще не приговорен. В данный момент «Трибунал» вел его активную разработку, выясняя подробности его преступной деятельности. Впрочем, такие доказательства, которые нужны для обычного суда, «Трибуналу» не требовались. «Трибунальщики» хотели только проследить, с кем контактирует Бес и чем он сейчас занимается — это позволило бы лучше понять общий характер деятельности группировки Корня. Но когда на глазах боевиков «Трибунала» совершается серьезное преступление, лидеры разрешают этим боевикам принимать любые меры, вплоть до расстрела преступников на месте. Именно так мотоциклист и поступил. Хватило одного выстрела в грудь, чтобы Корень успокоился навсегда — не понадобился даже контрольный в голову. Отморозки в тридцати метрах от этого места сразу встрепенулись, бросили избивать Юрика Гарина и бросились почему-то в разные стороны. Один явно решил убежать, тогда как двое других безрассудно ринулись на звук стрельбы. Один из них размахивал «пушкой», переделанной из газового пистолета, но это ему не помогло. Этих двоих мотоциклист убил сразу, а за третьим погнался, стреляя на бегу, но так и не догнал, и пулей не задел. На место, где остались три трупа, он возвращаться не стал, а просто сунул пистолет в карман, бегом домчался до дороги, оседлал мотоцикл и уехал, по пути разговаривая с кем-то по рации. А Лариса, услышав выстрелы, остановилась, как вкопанная. Сзади за деревьями кого-то убивали. Когда убивали ее Алексея, никто не пришел ему на помощь. Все боялись. А ей бояться нечего. Ей уже все равно и смерть не страшна. Лучше погибнуть, защищая от смерти другого, чем самой наложить на себя руки. И Лариса ринулась, бросилась, метнулась, не разбирая дороги — на звук последнего выстрела, и могла бы пробежать мимо места, где лежали три покойника и один живой человек — но услышала стон этого живого и повернула. Гарин оказался не только жив, но даже в сознании. После первых ударов по физиономии он, правда, был оглушен, но потом его почему-то пинали ногами не по голове, а по корпусу, круша ребра. Возможно, отморозки из садистских побуждений откладывали действия, способные привести к быстрой смерти, на конец экзекуции. А тут им самим досталась быстрая смерть. Гарин же от боли в груди и в спине пришел в себя и, не без труда открыв глаза, увидел над собой девушку в стареньком платьице и с босыми ногами, обожженными крапивой.

— А ну-ка пойдем отсюда, — бормотала она. — Нечего нам тут делать. И удивительно — окровавленный, с разбитым носом, выбитыми зубами, явными признаками сотрясения мозга и сломанными ребрами, Гарин оказался способен идти.

Несмотря на беспробудное пьянство, он был крепок телом, а били его не так уж долго. Лариса решила отвести его к озеру — смыть кровь. Неясно было только, передумала она уже кончать жизнь самоубийством или нет. Во всяком случае, она обратила внимание на пистолет, выпавший из руки Беса, подобрала его и донесла до озера, где долго размышляла, вертя его в руках. Но в конце концов не сделала ничего непоправимого и просто выбросила оружие в воду. Она широко размахнулась, и тяжелый пистолет ушел по дуге далеко от берега.

— Ты кто? — хрипло спросил Гарин, когда холодная вода привела его из полумертвого состояния в полуживое.

— Я — Лариса, — ответила она. — А за что это они тебя?. Лариса сразу поняла, что Гарин — не убийца, а жертва. Ведь последние выстрелы раздавались далеко в стороне от того места, где она нашла Юрика. Да и весь вид Гарина ясно говорил о том, что он жертва, а вовсе не преступник. Однако ответить внятно на вопрос девушки Гарин не смог.

— Хрен его знает, — пробормотал он, с трудом шевеля разбитыми губами, и видно было, что каждое слово отдается болью во всем его теле. Он еще попытался наградить отморозков несколькими эпитетами на исконно русском языке, но из-за этой боли прервался на полуслове. Лариса не стала расспрашивать дальше. Только позже, когда вела его к себе домой, поинтересовалась.

— Тебе сколько лет?